| Закрыть itemscope itemtype="" > Иоанн Кронштадтский и адмирал Степан Осипович Макаров 14.07.2007 724 Время на чтение 14 минут Жизнь и служение отца Иоанна Сергиева были неразрывно связаны с Кронштадтом, городом военных моряков. Вполне естественно, что он был близко знаком со многими видными деятелями русского флота. Среди них: начальник главного управления кораблестроения и снабжения вице-адмирал Владимир Павлович Верховский - " старый друг юности и бывший смиренный сомолитвенник " отца Иоанна; адмирал Константин Николаевич Посьет, кавалер почти всех высших российских орденов и орденов многих других стран, автор хорошо известного всем морякам сочинения " Вооружение военных судов " , инициатор известного в свое время периодического издания " Морской сборник " ; и конечно же, Степан Осипович Макаров, вице-адмирал, человек составивши славу русской науки и российского флота, трагически погибший во время русско-японской войны. Возможно, первая встреча отца Иоанна и С.О.Макарова состоялась в 1867 году, когда восемнадцатилетний Степан Макаров, штурман корвета " Аскольд " , прибыл с Дальнего Востока в Кронштадтский порт. Военные моряки посещали специально для них предназначенную Богоявленскую церковь, поэтому мы можем лишь предположить, что штурман Макаров все-таки побывал на богослужении в Андреевском соборе, где к этому времени уже двенадцатый год служил священником отец Иоанн. Самое ранее документальное свидетельство, говорящее о личном знакомстве С.О. Макарова и отца Иоанна, - письмо Николая (Касаткина), епископа Ревельского, начальника Русской духовной миссии в Японии С.О.Макарову, написанное 10 (22) января 1890 года. В 1886-1889 гг. Макаров совершил трехгодичное кругосветное плавание на корвете " Витязь " . Помимо организации научных работ, Макаров находил время для сбора сведений о роли Православной Церкви в Японии. Вернувшись из экспедиции, несмотря на занятость, связанную с обработкой полученных гидрографических и гидрологических данных, Степан Осипович систематизировал свои дневниковые записи и в 1889 году издал книгу " Православие в Японии " . Он активно помогал православному делу в Японии тем, что искал жертвователей на строительство храма Воскресения Христова в Токио. С.О. Макаров обращался за помощью к представителям разных слоев общества и, конечно, к отцу Иоанну, который к концу 1880-х годов стал известным всей России молитвенником, жертвователем и благотворителем. В упомянутом выше письме епископ Николай благодарит Макарова за хлопоты по сбору денег на православный собор в Токио и перечисляет имена людей, откликнувшихся на его нужду: " ...Сколько добрых результатов Ваших хлопот! От Нечаева-Мальцева 1000 руб., от отца Иоанна - 500 р., от Самарина - 100 р., кроме того, Вы мне открыли доступ просить гр. Н.В.Орлову-Давыдову " . [ 1 ] |
| Из старых вотчин его, из села Короткова и из села Богословского, начали приезжать монахи и крестьяне с челобитьями об указе и привозили деньги. Наумов, по наказу, запрещал давать Никону бумагу и чернила; тот дразнил его: «Ты мне запрещаешь давать бумаги и чернил, а я с Москвы с собою привез четыре чернильницы и бумагу, вот смотри!» – и показывал бумаги дестей с восемь. Архимандрит Иосиф и ферапонтовский игумен Афанасий увлеклись общим примером, начали Никона называть патриархом, целовать в руку, поминать на ектениях по-прежнему; Иосиф дурно отзывался о новом патриархе Иоасафе; Никону это очень нравилось и он дарил Иосифа сукнами и шубами. Но прошел год – из Москвы ответа не было; Никон вышел из терпения и решился напомнить о себе другим способом. В октябре 1668 года явился в Москву от него монах Флавиан и подал царю письмо: «Иже жив сый привмененный с нисходящими в ров, седяй во тьме и сени смертней, окован нищетою паче желез, Богомолец ваш смиренный Никон, милостию божиею патриарх. Извещаю вам, великим государям, за собою великое ваше слово, а писать тебе нельзя, боюсь изменников твоих: послыша такое твое большое дело, меня изведут, а твое дело погаснет без вести. Пристав Степан Наумов, приходя, сказывал мне милость твою с часу на час, со дня на день, с месяца на месяц: но твоя милость удалилась от меня, зане прогневал ярость твою, и я, видя, что дело твое замедлилось, 7 сентября призывал к келье новоспасского архимандрита Иосифа, стрелецкого сотника Саврасова, ферапонтовского игумена, келаря и всех стрельцов и сказывал твое великое слово, чтоб архимандрит и сотник дали мне подводу и провожатых добрых, с кем бы мне к тебе с этим великим делом отпустить своего человека, и дело им объявил твое безголовное, что на Москве изменники твои хотят тебя очаровать или очаровали. Архимандрит, сотник и стрельцы согласились; но изменник келарь Макарий начал кричать: «Нам через государев указ подвод давать нельзя». Я сотнику и стрельцам велел взять моих лошадей и велел к тебе писать, что от меня слышали; но келарь для письма подьячего не дал; я говорил сотнику, чтоб ехал он сам и без письма; сотник хотел ехать, но Степан Наумов прислал человека своего: холоп, прибежав на монастырь, кричал, что Степан не велел никого отпускать и лошадей давать; приехал и сам Степан на конюший двор с ослопом, сотника и стрельцов хотел бить, лошадей всех взял к себе в руки и никому не дал, кричал: «Увижу, кто поедет! что он меня стращает! я не малый ребенок; у меня есть великое дело и на самого патриарха, и мне это дело надобно отпустить». Я говорил, чтоб сотник и стрельцы шли пешком в Кириллов; но Степан и в Кириллов пускать их не велел, кричал: «Моя в том голова!», но ведь его голова перед твоею очень недорога! На другой день отпустил он в Москву человека своего Андрюшку да вора стрельца Якимка, а меня велел заковать и около кельи поставить семь караулов». |
| Степан замолк. Затем он пришпорил своего коня, и все тронулись к его отеческому дому. После восьмилетнего расставания он страстно жаждал свидания со своей престарелой матерью. Войдя во двор, Степан сразу же взошел на крыльцо, не подозревая, что в доме его поджидает смерть. Он громко постучал. — Кто там? — послышалось из-за двери. — Это я, мама, Степан! — отозвался он тихим голосом. — Степушка, сыночек! Открылась дверь, и мать бросилась в объятия сына, но тут же оттолкнула его, задыхаясь от всхлипываний. — Засада! — закричала старушка, — тебя еще со вчерашнего дня ждут эти злодеи. Кто-то из твоих предал тебя. — Ах ты, дрянная старуха! — послышалось из избы, — ты сдала нас! Прогремели три пистолетных выстрела. Окровавленная мать повалилась наземь, а ее сын ринулся во двор. — Гранаты! — прокричал Степан друзьям. Десятки гранат, одна за другой, полетели в открытую дверь и окна. Дом содрогнулся от взрывов, а последний отряд белых партизан уже находились за пределами деревни. Вдалеке слышался гул копыт и выстрелы. Затем все стихло. Еще была ночь, и под полной луной светились и переливались воды Торги. Лето 1932 года. Поезд остановился на станции Харбин в китайской Манчжурии. Среди сходивших с него людей был среднего роста человек, в серой шапке и с сумкой в руках. Это был Степан Каменщиков, которому удалось бежать из России в Китай. Он твердо уверен, что в скором времени он опять будет полезен своей любимой Родине, куда он обязательно когда-нибудь вернется, чтобы вернуть свой долг Пресвятой Богородице. «Скрипская» икона Божией Матери Сентябрь 1943 года. Итальянцы, которые вошли в Грецию, отступают. Жители Беотийского поселка Орхоменос пришли к железнодорожной станции городка Ливадия и стали требовать у итальянского поста сдать оружие, угрожая в противном случае партизанами. Итальянцы отказались сдаться и известили об этом немцев, которые, не долго думая, решили сжечь поселок Орхоменос дотла и наказать его жителей. Вечером 9 сентября в Орхоменос вошел целый полк карателей и захватил в плен шестьсот человек. Часть немцев осталась в городке, тогда как остальные стали продвигаться к Дионису, где прятались партизаны. |
| Именно поэтому в автобиографических заметках Никона можно усмотреть не только реальные факты и события, но и этикетные ситуации, многократно воспроизводившиеся в литературе. Выбирая художественные образы и средства для характеритистики своих бедствий, Никон ориентируется, прежде всего, на житийную традицию; резко противопоставляя себя окружающим его в ссылке людям. Никон оценивает и чужое поведение с точки зрения агиографии. Характеризуя своих обидчиков, патриарх Никон подмечает мельчайшие детали их речевого повеления, жестикуляции и способов передвижения: они шумны, суетливы и чрезвычайно подвижны: Степан Наумов, «коли выглянет в окно.... и то с великим шумом говорит», шумит «гораздо» 7, л. 198, 200), «кричит часто в голосы за собаки, и в литавры бьет часто» 2, л. 184), «на нашего посланника кричит, вопит и матерны лает, и бить хочет, и ходить к себ не велит» 8, л. 257); Степан груб в общении, говоритъ апломбом: «...и он, Степанъ, вдаете, как отказал: „Что он меня стращает? Я, де, не малой робенок, уже, де, давно ис пеленок, у меня, де, великое есть дло и на самово на патриарха, и мн, де, то дло надобно отпустить, а то, де, он, меня стращает“» 3, л. 56). Келарь Ферапонтова монастыря Макарий Злобин – «всесовершен воръ, без всякого умаления, и зло ми ругается, сложася с приставом. Аще годно есть теб, великому царю, да будет терплю во имя Господне...» 2, л. 184); бегают и кричат монастырские служки: «холоп, прибжав на монастырь, кричал», «прибежал стрелец Юрка х крыльцу» 3, л. 55, 56); «А стрелцы учинились силни... и к приставу приходили с великимъ шумомъ, и меня, богомольца твоего, безчестили» 10, л. 121–122). Характеристики, которые Никон даёт своим недругам, самые нелестные: так, Степан Наумов «немилостивый» 8, л. 256) и «неправедный» 4, л. 58); Никон признавался царю: «И я ево, Степана, мучителем и лихоимцомъ называл, и дневным разбойником. А он, Степан, не терпя моих слов, затворил мене в клье...» 7, л. 197). Степан в описании Никона – настоящий тиран: «И паче всякого убийцы и душегубца пристав зло зло прелют, и не дастъ никому милостыни подати, аще прежде самъ ударен будет, то и милостыню отимет, и хотящаго милостыню подать общестит и уранит; а что емлет з городов и из монастырей нас, то самъ себ емлет и в дом свой отсылает всякие запасы. |
| — Батюшка, Степан Трофимович, вас ли я, сударь, вижу? Вот уж и не чаял совсем!.. Али не признали? — воскликнул один пожилой малый, с виду вроде старинного дворового, с бритою бородой и одетый в шинель с длинным откидным воротником. Степан Трофимович испугался, услыхав свое имя. — Извините, — пробормотал он, — я вас не совсем припоминаю… — Запамятовали! Да ведь я Анисим, Анисим Иванов. Я у покойного господина Гаганова на службе состоял и вас, сударь, сколько раз с Варварой Петровной у покойницы Авдотьи Сергевны видывал. Я к вам от нее с книжками хаживал и конфеты вам петербургские от нее два раза приносил… — Ах, да, помню тебя, Анисим, — улыбнулся Степан Трофимович. — Ты здесь и живешь? — А подле Спасова-с, в В-м монастыре, в посаде у Марфы Сергевны, сестрицы Авдотьи Сергевны, может, изволите помнить, ногу сломали, из коляски выскочили, на бал ехали. Теперь около монастыря проживают, а я при них-с; а теперь вот, изволите видеть, в губернию собрался, своих попроведать… — Ну да, ну да. — Вас увидав, обрадовался, милостивы до меня бывали-с, — восторженно улыбался Анисим. — Да куда ж вы, сударь, так это собрались, кажись, как бы одни-одинешеньки… Никогда, кажись, не выезжали одни-с? Степан Трофимович пугливо посмотрел на него. — Уж не к нам ли в Спасов-с? — Да уж не к Федору ли Матвеевичу? То-то вам обрадуются. Ведь уж как в старину уважали вас; теперь даже вспоминают неоднократно… — Да, да, и к Федору Матвеевичу. — Надо быть-с, надо быть-с. То-то мужики здесь дивятся, словно, сударь, вас на большой дороге будто бы пешком повстречали. Глупый они народ-с. — Я… Я это… Я, знаешь, Анисим, я об заклад побился, как у англичан, что я дойду пешком, и я… Пот пробивался у него на лбу и на висках. — Надо быть-с, надо быть-с… — вслушивался с без жалостным любопытством Анисим. Но Степан Трофимович не мог дольше вынести. Он так сконфузился, что хотел было встать и уйти из избы. Но подали самовар, и в ту же минуту воротилась выходившая куда-то книгоноша. С жестом спасающего себя человека обратился он к ней и предложил чаю. |
| В 1925 году Владыка становится епископом Мелитопольским. Он входил во временный состав Священного Синода, учреждённый св. Патриархом Тихоном в 1925 году. В 1925–1926 годы Святитель временно управляет Самарской епархией (по причине заключения епископа Самарского Анатолия (Грисюка). В 1926 году Владыка был арестован, приговорён к двум годам ссылки. В 1927 году возведён в сан архиепископа. Есть сведения, что после выхода Декларации митрополита Сергия, Владыка находился в скрытой оппозиции к нему и не поминал его имени за богослужением. С 1929 по 1935 годы Владыка являлся архиепископом Елецким. В 1935 году он был арестован»за антисоветскую пропаганду»и приговорён к пяти годам лагерей. 31 октября (13 ноября н. ст.) 1937 года Владыка был расстрелян в Карагандинском концлагере. Прославлен в 1999 году Священным Синодом Украинской Православной Церкви. Прославление состоялось в городе Мелитополь. Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания. Преподобноисповедник Севастиан Карагандинский (память 6 апреля по старому стилю) П реподобноисповедник Севастиан Карагандинский (в миру Степан Васильевич Фомин) родился 28 октября 1884 года в селе Космодемьянское Орловской губернии в бедной крестьянской семье. После смерти родителей пятилетний Степан стал жить с семьёй старшого брата. Средний его брат принял постриг в Оптиной Пустыни. Степан хорошо окончил трёхклассную приходскую школу, книги ему давал читать приходской священник. Мальчик был слаб здоровьем, в полевых работах участвовать не мог, а ходил за скотиной, был пастухом. Часто зимой посещал он брата в Оптиной пустыни. 3 января 1909 года Степан был принят в скит Оптиной Пустыни келейником к старцу Иосифу, после смерти которого в 1911 году, перешёл под старческое руководство к отцу Нектарию и остался при нём до 1923 года келейником. Так он напитывался благодатным духом Оптинского старчества. Пострижен Степан был в мантии с именем Севастиан в 1917 году, когда начиналось время гонения на Церковь Христову. |
| — А поскольку им на рот оставлять? — поинтересовался Крутов. — Ничего не оставлять, у них все равно где-нибудь запас припрятан, не такие уж простые, как вы думаете. А пролетариат, движущая сила революции, голодает, вот о чем надо думать! Не успел Коган договорить, как вдали словно гром прогремел колокол, а потом зачастил тревожно и гулко, всколыхнув тишину полей и перелесков. — Набатом бьет, — заметил Крутов. — Это не к службе, что-то у них стряслось, пожар, может. — Думаю, ваши такие «простые мужики» о нашем приближении предупреждают, контра, — и Коган зло выругался. — Только как они нас издали увидели? Распорядись, товарищ Крутов, ускорить передвижение. А увидел отряд продразверстки Степан. Прибрав в алтаре, почистив семисвечник и заправив его лампадным маслом, разложил облачение отца Петра и решил подняться на колокольню. Любил он в свободные часы полюбоваться с высоты звонницы, откуда открывалась удивительная панорама перелесков и полей, на окрестности села. С собой брал всегда полевой бинокль — подарок отца. Отец вернулся с фронта как раз на Рождество, а на третий день у Степана день Ангела, в празднование памяти его небесного покровителя первомученика и архидиакона Стефана. После службы, когда все пришли домой и сели за именинный пирог, отец достал бинокль. — На, Степка, подарок, трофейный немецкий, четырнадцатикратного приближения. Будет тебе память обо мне. С тех пор Степан с биноклем не расставался, даже когда изгнанный из монастыря красными скитался голодный, все равно не стал отцов подарок менять на хлеб. Любуясь с колокольни окрестностями, Степан заметил вдали за перелесками на холме какое-то движение. Он навел бинокль и аж отшатнулся от увиденного: остроконечные буденовки — сомнений не было: красные. «Наверное, продразверстка, о которой говорил Никифор Акимович». Первый порыв был бежать вниз предупредить, но на это не хватит времени, пока все село обежишь, они уж тут будут. Рука машинально взялась за веревку иоль-шого колокола. Степан перекрестился и ударил в набат. Он видел сверху, как выбегают из изб люди, многие с ведрами, и растерянно озираются, но, не видя пожара, бегут к церкви. Убедившись, что набат созвал всех, Степан устремился вниз, навстречу ему, запыхавшись, бежали отец Петр и Никифор Акимович. |
| Вечером он вскипятил на спиртовке воду и пил чай. Угостил и Тулу, потом почитал немного и стал ложиться. «Здесь как в монастыре», подумал он, улыбнувшись, едва помещая свое большое тело на железной кровати. Ему опять стало горько. «Ну, монастырь и монастырь, место спасения… А мне ничего не надо». Прежняя апатия, мучительная и тоскливая, охватила его. Ни о чем не хотелось думать, он погасил свечу и лежал, бессмысленно уставившись в темноту. За стенкой молилась Тула. Он слышал ее вздохи, шепот. Потом она улеглась. Степан думал вначале, что ему предстоит такая же ночь, как в номерах «Кремль». Но вышло по-другому. Его мысли зашевелились, проснулись. Он с ужасом увидел, что, в сущности, он на краю гибели. Как это так вышло, что он, Степан, человек, которому несколько лет назад все в жизни казалось таким ясным, заблудился, зашел в тупик, и едва держится? Степан вспомнил все последние месяцы, прожитые в безобразном упадке — и у него похолодели ноги. Нет, он еще жив, он не труп, и не собирается сдаваться. Все происходит оттого, что какие-то силы, темные ветры его существа, отнесли его в сторону от настоящей дороги. Но где она? Как ее найти? У Степана было то мучительное ощущение, какое бывает во сне, когда видишь, что надо, например, не опоздать к поезду, и, между тем, не можешь поспеть. Надо было сейчас, сию минуту найти решение, найти что-то огромное, что повернуло бы сразу жизнь в другую сторону. Ни партия, ни товарищи не могли дать этого. Это все было совсем другое. Степан застонал и перевернулся. Некоторое время он лежал неподвижно, в темноте перед его глазами плыли разноцветные круги. Один из этих кругов незаметно вошел в его мозг, и с ним пришла ясная, простая мысль, от которой хаос и буря его души сразу утихли: «Я виноват. Я ничтожный, последний из людей». Через несколько минут Степан улыбался, в темноте, по щекам его ползли слезы. Подражая старой Туле, он шептал: «Прости! Прости, научи, что делать. Ты единый, великий, всезнающий и всеблагий, дай сил, чтобы служить Тебе. Научи, что мне делать. Я знаю, что ничтожен, но Ты велик и добр. Ты можешь мне помочь, не оставь меня. Я Тебя умоляю. Научи, научи». |
| 12 — Валериан, Даниил, Денис, Иван, Николай, Парамон, Сергей. 13 — Андрей, Иван. 14 — Антон, Дмитрий, Наум, Порфирий. 15 — Андрей, Антонина, Афанасий, Борис, Вера, Владимир, Дмитрий, Иван, Кирилл, Константин, Кузьма, Маргарита, Мария, Матвей, Матрона, Моисей, Николай, Павел, Сергей, Степан, Тамара, Феврония, Федор. 16 — Андрей, Гавриил, Георгий, Гликерия, Ефрем, Иван, Николай, Савва, Федор. 17 — Александр, Алексей, Анастасия, Варвара, Василий, Геннадий, Дмитрий, Екатерина, Иван, Кира, Николай, Серафим, Юлия. 18 — Анастасий, Геннадий, Гурий, Захар, Илья, Савва, Сергей. 19 — Максим, Николай. 20 — Антон, Василий, Григорий, Гурий, Иван, Игнатий, Лев, Михаил, Никифор, Нил, Павел, Петр, Сергей. 21 — Анфиса, Кирилл. 22 — Александр, Анна, Василий, Владимир, Евфросиния, Софрон, Степан. 23 — Александр, Александра, Алексей, Анатолий, Ангелина, Анна, Григорий, Дорофей, Евгений, Евграф, Евдокия, Евлалия, Евсей, Иван, Константин, Лаврентий, Михаил, Николай, Петр, Сергей, Степан, Татьяна, Фекла, Фома, Яков. 24 — Викентий, Даниил, Емельян, Иван, Леонтий, Лука, Никифор, Николай, Никон, Петр, Терентий, Феофан, Филимон. 25 — Александр, Спиридон, Ферапонт. 26 — Александр, Алексей, Аркадий, Арсений, Василий, Владимир, Григорий, Евгений, Емельян, Иван, Николай, Яков. 27 — Иларион, Ипатий, Зосима, Николай, Филимон. 28 — Александр, Василий, Иларион, Иона, Павел, Степан, Сусанна, Трифон. 29 — Аггей, Александр, Аркадий, Владимир, Илья, Макар, Николай, Павел, Петр, Семен, София, Феодосий. 30 — Александр, Даниил, Денис, Иван, Никита, Николай, Петр, Сергей, Степан. 31 — Вера, Виктор, Владимир, Зоя, Иван, Илья, Марк, Михаил, Модест, Николай, Севастьян, Семен, Сергей, Фаддей. Церковные православные праздники в декабре 4 декабря Православная церковь отмечает двунадесятый праздник – Введение во храм Пресвятой Богородицы . По преданию, родители Девы Марии, праведные Иоаким и Анна , молясь о разрешении от неплодства, дали обет посвятить дитя Богу. Когда Марии исполнилось три года, Ее в сопровождении родных и знакомых отвели в Иерусалимский храм, где Она должна была провести время до совершеннолетия в молитве и трудах для Господа. Укрепляемая Божией силой, Богоотроковица сама преодолела пятнадцать ступеней храмовой лестницы, а затем первосвященник по внушению свыше, ввел Ее во Святая святых, куда имел право заходить раз в год только он сам с очистительной жертвой. Празднество в честь этого события было установлено еще в первые века христианства. |
| В это время скончался патриарший архидиакон Константин Розов. Отпевание и похороны были назначены на 3 июня в три часа дня на Ваганьковском кладбище. Народу собралось множество. Когда гроб с почившим был внесен в церковь, двери храма закрыли, и к ожидавшей толпе вышел священник и сообщил, что похороны архидиакона переносятся на утро следующего дня ввиду того, что не успели приготовить могилу и не прибыли ближайшие родственники. Люди еще не разошлись, когда на возвышение взошел Степан и сказал проникновенное слово о почившем архидиаконе, а затем, обращаясь к народу, прибавил: — Время сейчас очень трудное, тяжелое, но это время избавления народа от греха, поэтому, прошу вас — не забывайте Бога. Крестите детей. Не живите невенчаными. А главное, живите по совести. Настанет время, когда православные христиане воспрянут, Бог этих богоненавистников свергнет. Во время его речи милиция попыталась пробраться к кафедре, чтобы арестовать проповедника, но народ стоял стеной и не допускал. Тогда был вызван наряд милиции, Степан был арестован и на пролетке отвезен в отделение милиции. Дорогой милиционер спросил Степана, из какой он губернии. Степан ответил: — Губернии все мои. — Как ваше имя и сколько вам лет? — спросил милиционер. — Мне двадцать четыре года. Фамилия моя Наливайко Стефан Пименович. — Где ваши документы? — спросил милиционер. Степан расстегнул на груди рубашку и, показывая на тяжелый оловянный крест, сказал: — Вот мои документы. Больше у меня нет ничего. В отделении милиции он отказался отвечать на вопросы и был отвезен в ГПУ. Здесь ему предложили заполнить анкету. Степан на вопрос, к какому он принадлежит государству, написал:«Новому Иерусалиму». И для неосведомленного следователя пояснил:«Сходящему с небес». На вопрос о профессии написал:«Жнец». О работе:«Свидетель слова Божия, проповедник». На вопросы, где работал, на какие средства жил и владел ли каким недвижимым имуществом, написал:«По воле Иисуса Христа, всем тем, что подавал Иисус Христос». На вопрос о воинском звании, ответил:«Воин Иисуса Христа». |
|
|
