| У Диогена Лаэрция остаются неразвитыми также еще и следующие учения, преподносимые им почти только в тезисной и вполне бездоказательной форме: Пифагор о числах и геометрии (VIII 11–12, с несущественным добавлением в дальнейшем VIII 25), а также и вообще о математических определениях (VIII 48), равно как и о душенереселении (VIII 14) и высшей ценности мышления (I 116); Архит Тарентский о геометрии и механике (VIII 83); Алкмеон Кротонский о бессмертии души (VIII 83); Филолай Кротонский о необходимости и гармонии, а также о движении земли по кругу (VIII 85); Гиппас Метапонтский об ограниченности и вечном движении бытия (VIII 84); Моним Сиракузский о презрении к мнению в противоположность истине (VI 83); Евдокс Книдский о наслаждении как высшем благе (VIII 88); Эмпедокл Агригентский об изобретении им риторики (VIII 57). Очень хотелось бы получить разъяснение знаменитых слов Гераклита Эфесского о том, что «единая мудрость – познавать мысль как то, что правит всем через всё» (IX 1). Ведь если вдуматься в это суждение Гераклита, то придется признать наивысшим принципом у него вовсе не всеобщую текучесть, но какую-то «мысль», которая управляет самой текучестью. Так ли просто это сделать без всяких разъяснений на эту тему Диогена, одного из наших самых богатых осведомителей о всей древнейшей греческой философии? Мелисс тоже изложен до невозможности кратко (IX 24). О том, что Левкипп впервые заговорил об атомах, у Диогена только одна строка (IX 30). Что такое воздух у Диогена Аполлонийского (IX 57) и что такое «воздержание» Пиррона от суждений и оценок (IX 61), судить по Диогену Лаэрцию невозможно, а ведь у Диогена Аполлонийского очень богатая диалектика мыслительной сущности воздуха, да и «воздержание» у скептиков отнюдь не такая простая вещь, чтобы ограничиваться при изложении обоих мыслителей только одним тезисным и бездоказательным методом. Даже и Эпикур, учение об удовольствии как предельной цели которого излагается у Диогена Лаэрция,–и это мы увидим ниже весьма подробно– и тот дается у Диогена только тезисно (X 11). Ничего существенного не говорится и о Зеноне-стоике, хотя и торжественно сказано о нем, что он тонкий исследователь и спорщик с диалектиком Филоном (VII 15–16) и с диалектиком Диодором |
| Однажды вечером, когда полная луна освещала учеников, сидевших в почтительном молчании вокруг Совершенного, он окинул их взглядом и произнес знаменательные слова, в которых объявил ложным весь окружающий мир. Почему ложным? Потому что все на земле, под землей и в космических мирах — составно и, следовательно, подвержено разрушению. «Нет неизменной сущности в этом мире». Все непрерывно течет, изменяется, пребывает в бесцельном беге. Блаженство — это покой, но во Вселенной мы нигде не можем найти его. Куда бы мы ни бросили взгляд, повсюду томление, неудовлетворенность, неустанная погоня за собственной тенью, разрушение и новое созидание, которое в свою очередь несется навстречу гибели. Когда же и почему возникло это всемирное кружение, составляющее самую сущность бытия? Будда не отвечает на этот вопрос. Его последователи утверждали лишь, что «с безначального времени» шесть типов существ (добрые духи, демоны, люди, животные, адские жители и суетные томящиеся души) заблудились, «как спящий во сне» [ 21 ]. От этой затерянности в бытии не возникает ничего, кроме иллюзий и мук. Но что же породило все страждущие существа и где корни самого их бытия? Бытие, отвечает буддизм, есть лишь извечное волнение дхарм. Что же это? Частицы? Нет. Духи? Нет. Не может человеческий язык дать определение мировым элементам. Но из них слагается все — и материальный мир, и духовно-душевный. Они различаются между собой по типу своего проявления. Поэтому буддийские философы делят их на категории и пытаются даже определить число этих категорий. С неуловимой для обычного восприятия быстротой бегут друг за другом вибрации дхарм, порождая образ преходящего существования. Поэтому нет ничего неизменного в мире. Нет и постоянного «я», души, как нет и постоянного тела [ 22 ]. Здесь Будда удивительно приближается к догадкам своего современника Гераклита о природе мира. Недаром в «огненной» проповеди в Гайе Будда говорил о пламени, которым объят мир. Впоследствии мы увидим, что из сохранившихся изречений эфесского мудреца можно заключить, что и он считал жизнь, бытие — порождением огня [См. книгу четвертую «Дионис, логос, судьба»]. Буйная пляска пламени в костре или очаге, неугомонный поток, магнетически приковывающий взор человека, есть отражение Вечного Огня — основы мироздания. Но не только Будда и Гераклит учили об этом бытийном пламени. В гимнах Риг-Веды, в Библии, в Упанишадах, у греков и у персов — всюду огонь есть символ реальности Божией. Неосязаемое напряжение энергии, невещественные вибрации, ураган скрытых от взора первоэлементов — вот на чем зиждется мироздание, согласно этим учениям [ 23 ]. |
| § XLIX. Об Антиное Римский император благоговейно провозгласил в Египте и, можно сказать без большой натяжки, также в Элладе другим новым богом своего любимца – красивого и цветущего Антиноя, которого он освятил таким же образом, как Зевс Ганимеда. Ибо нелегко сопротивляться похоти, не сопровождающейся страхом. Ныне люди чтят ночи, посвященные Антиною, о позоре которых знал бодрствовавший вместе с ним любовник. Зачем же ты причисляешь к богам того, кто удостоился почестей за блуд? Зачем приказал оплакивать его, как сына? Зачем рассказываешь о его красоте? Позорна красота, загубленная надругательством. Не тиранствуй, о человек, над красотою, не глумись над цветущим юношей; сохрани красоту чистой, чтоб была подлинной; будь царем над ней, а не тираном! Пусть она пребудет свободной! Тогда я признаю твою красоту, ибо ты сохранил чистым образ; тогда поклонюсь красоте, когда она – истинный прообраз прекрасного. Есть уже и гробница любимца, есть храм Антиноя, есть город. Полагаю, что также, как храмы, удивление вызывают могилы: пирамиды, мавзолеи и лабиринты: эти суть храмы мертвецов, те – гробницы богов. § L. Сивилла о языческих капищах; боги-привратники В качестве наставницы предложу вам пророчицу Сивиллу, Волю не Феба изрекшую, лживого, чуждого правде (Богом назвали его и пророком безумные люди), Но Всемогущего Бога, Которого длань человечья Не изваяла из камня, как всех истуканов безмолвных. Эта самая Сивилла называет храмы руинами, предсказывая, что капище Артемиды Эфесской будет поглощено бездной при землетрясении: И зарыдает Эфес, у высокого брега простершись; Храм свой он будет искать, исчезнувший ныне бесследно… О храме же Исиды и Сараписа в Египте говорит, что он будет снесен и сожжен: Ты одиноко сидишь, о Исида, у Нильских потоков, Трижды несчастная, как на песке Ахеронта прибрежном, затем ниже: Ты, что из многих камней белоснежных построен, Сарапис, будешь в руинах лежать на земле многослезной Египта. Если же ты не слушаешь пророчицу, послушай своего философа Гераклита Эфесского, порицающего бесчувственность статуй: И статуям этим они молятся, как если бы кто разговаривал с домами. Разве не вызывают изумления те, кто обращается с мольбой к камням, а потом, однако, ставит их, будто бы имеющих какую-то силу, у ворот; кто почитает Гермеса как бога и ставит привратником Хранителя дорог и улиц? Ведь если оскорбляют их как бесчувственных, зачем поклоняются как богам? Если же думают, что они имеют чувства, зачем ставят их привратниками? |
| А говорить следовало бы – пишет Синезий – всего-то о человеке, как это делали древние поэты: например, Архилох и Алкей – о себе любимых, Гомер и Стесихор – о героях. Одни имели меньшее дарование, другие – большее, но созданные ими образы пережили время, так что и сейчас мы переживаем вместе с Архилохом или Ахиллом их обиды и радости. Как же научиться современному писателю – спрашивает Синезий – говорить о себе так же, как древние? С чего начать, на чем поупражняться? Только работа над письменным изложением снов дает надлежащий опыт описания как человека, так и жизненных ситуаций; ибо жизнь фантастична, а не рассудочна, и потому – чтобы дать живой портрет себя, или кого-то, или чего-нибудь другого – нужно уметь показать их в соответствующем иллюзорном и сновидческом контексте. Это не говоря уж о том, что работа над описаниями снов пробуждает в нас тот же творческий дух, который творит не только сны, но и произведения искусства, и саму жизнь. Полагаю, нет никакой нужды говорить, что мы имеем дело с почти законченной романтической теорией творчества в IV в. н.э. Таков в главных чертах этот замечательный трактат. Теперь нам нужно показать, что в построении Синезия новаторского, а что – от традиции. Для этого мы пробежим вскользь существовавшие в античности теории сна. Первые рассуждения о снах содержатся уже у Гомера и Гесиода. Вполне понятно, что оба автора допускают как божественные, пророческие сны, так и пустые, а Гесиод впервые называет Сон сыном Ночи и братом Танатоса (Смерти). В образном и поэтическом языке древности этот образ Гесиода стал образцовым и получал в дальнейшем лишь интерпретации, но по существу уже не развивался. Гесиодом от эллинской философской традиции, по-видимому, следует считать Гераклита, сказавшего: «Все, что мы видим наяву – смерть; все, что во сне – сон; все, что по смерти – жизнь» 827 . Это изречение – парадигма эллинского умозрения о сне в его отношении к действительному и иллюзорному, жизни и смерти. У Платона – вполне в духе эфесского мыслителя – можно найти сравнение человека, живущего лишь чувственным, вне его связи с идеальным, со спящим (Государство, 476с). |
| Аммиан Марцеллин высоко ставит античную философию и хорошо знает труды философов различных школ (платоников и неоплатоников, а также Аристотеля, Гераклита Эфесского, Демокрита). Он знаком с атомистикой; он с похвалой отзывается о занятиях натурфилософией и естественными науками. С большой горечью пишет Аммиан Марцеллин об упадке античной науки в его время. Знатные люди «боятся науки, как яда» . Вместо занятия науками знать и народ предаются безумным увлечениям конными ристаниями; огромной популярностью пользуются мимы, шуты, продажные танцовщицы,— «библиотеки же заперты навек, как гробницы» . Аммиан Марцеллин восстает против гонений на языческую науку и философию, возобновленных после краха реформ Юлиана Отступника, осуждает правительство за инспирированные им процессы, во время которых языческих философов ложно обвиняли в чародействе. Историк оплакивает гибель по воле разъяренных деспотов многих языческих ученых — особенно философов Пасифила и Симонида: они мужественно приняли смерть, не пожелали даже под пыткой оклеветать других невинных людей и проявили необычайную твердость духа. Аммиан Марцеллин обличает вандализм палачей, по приказу императора Валента сжигавших ценнейшие рукописи и книги античных авторов, захваченные в домах осужденных язычников. Высоко ценя античную науку и образованность, Аммиан Марцеллин не свободен от предрассудков своего времени: он верит в предсказания, во власть Фемиды, открывающей веления рока. Он даже пытается дать философское толкование различным гаданиям. Этические воззрения Аммиана Марцеллина формировались под непосредственным влиянием античной философии. Выше всего Аммиан ставит духовные качества человека. «По определению философов,— пишет он,— есть четыре главные добродетели: умеренность, мудрость, справедливость и храбрость». В труде Аммиана мы встречаем галерею портретов различных политических деятелей — Юлиана Отступника, Валента, Валентиниана I и др. Их характеристики отличаются глубиной психологического анализа, огромной жизненной правдой. |
| Андабаты - в Древнем Риме так называли гладиаторы, которые вели бой в шлеме без прорезей для глаз. …Скот или же Гераклит…- Здесь возможны два толкования. У знаменитого Гераклита Эфесского (ок. 500 г. до н. э.) было прозвище «Темный» (греч. о ) из-за трудного понимания смысла его высказываний; речь его была похожа на иератическую, доступную лишь посвященным. Но может быть, Скот-это Иоанн Дунс Скот (ок. 1266—1308 гг.), теолог-схоластик, прозванный «тонким доктором» (doctor subtilis) из-за утонченности, чрезвычайной способности разграничивать философские понятия. Он был основателем ведущей в францисканском ордене шотландской школы, критиком томизма. …воюю с призраками…- Выражение, обозначающее бесполезность дела. См.: 1 Кор., 9, 26. Ср. Tischredеn/Ed. Forstman, III, 414, N 116. …моими современниками…— В оригинале «modcrnos mtos»; имеются в виду современные схоласты-номиналисты. 1 Кор., 2, 9; Ис., 64, 4. 1 Кор., 2, 10. См.: Деян., 17, 18. См.: Там же, 26, 24. См.: Плиний. Естественная история, VII. См.: 1 Кор., 2, 14; 2 Кор., 3, 5. Лютер здесь затрагивает вопросы, но имеющие непосредственной связи с определением свободной воли, которое дал Эразм. Лютер подразумевает здесь понимание Эразма. Перипатетики - ученики и последователи Аристотеля. Ученики и учитель расхаживали по галерее храма Аполлона Ликейского, рассуждая о чем-нибудь: греч. - «прогуливающийся». Наиболее известные перипатетики: Феофраст (372— 287 гг. до и. э.), Аристоксен (ок. 350 г. до и. э.), Дикеарх (ок. 320 г. до и. о.), Стратон (ум. ок. 270 г. до н.э.). Петр Ломбардский - итальянский схоласт (ум. ок. 1160 г. в Париже). С 1140 г. был учителем, с 1159 г.—епископом. В своих «Книгах сентенций» он собрал изречения знаменитых теологов. Это сочинение явилось образцом литературной формы, которую позднее развили французские теологи и философы «сентенциари-сты» или «суммисты». Ср. примеч. 5, с. 638. См.: Petrus Lombardus. Sententiarm libri quattuor, II, 25, 5. Augustinus. De spiritu et litera, 3, 5.- In: PL 44, 203. |
| Ахаик, перипатетик императорской эпохи, истолкователь «Категории» Симпликия. См. Ук.ист. Ахей Эретрийский, трагический поэт V в., которому особенно удавались сатировские драмы II 133; ср. Ук. ист. Аэтлий, учитель Хрисиппа Книдского VIII 89 Бадий (или Бабий), отец Ферекида Сиросского I 116, 119 Басилид, четвертый в преемстве Эпикура X 25 Батида, сестра Метродора Лампсакского, эпикурейца X 23 Батон, хозяин киника Мениппа VI 99 Бафикл, завещал чашу мудрейшему I 28, 29 Бафилл, пифагореец из Посидонии, к которому обращено сочинение Алкмеона Кротонского VIII 83 Береника I, четвертая жена Птолемея I, мать Птолемея II Филадельфа и Арсинои II V 78 Бетион, последователь и возлюбленный Биона Борисфенского, IV 54 Биант I 82–88; I 13, 31, 32, 41, 42, 44; II 46 Бикт, раб Платона III 42 Бион Абдерский, философ и математик, ученик Демокрита, первый пришел к мысли о шестимесячных дне и ночи за полярным кругом IV 58 Бион Борисфенский IV 46–58; II 117, 135; IV 5, 10, 23, соим. IV, 58; ср. Ук. ист. Битон (и Клеобис), см. Клеобис Блосон, отец Гераклита Эфесского IX 1 Ботон Афинский, учитель Ксенофана IX 18 Боэф, ученик Диогена Вавилонского, принадлежал к средней Стое, отрицал учение об испламенениях. См. Ук. ист. Бранх, мифический прорицатель, основатель оракула в Бранхидах I 72 Брисон, софист, сын историка Геродора, считается учителем Пиррона и учеником Евклида Мегарского I 16; IX 61 Брисон из Ахайи, учитель киника Кратета и Гиппархии VI 85 Бронтин Кротонский (Бротин), зять или тесть Пифагора, упоминается как учитель Эмпедокла, под его именем дошли неопифагорейские сочинения VIII 42, 55, 83 Бугел, отец Пифокла IV 41 Булоп, друг Ликона, упомянут в завещании V 70, 71 Гармодий, см. Аристогитон I 56; VI 50 Гарпал, друг детства Александра Великого, его казначей, бежавший в 324 г. вместе с казной и убитый на Крите V 75 Гасдрубал, см. Клитомах Афинский IV 67 Гегесибул, отец Анаксагора Клазоменского II 6 Гегесий Клейский (или Синопский), ученик Диогена Синопского по прозвищу Ошейник VI 84 Гегесий, Учитель смерти (ок. 320–280), философ-киренаик, глава секты гегесианцев II 88; |
| Гермий, евнух, раб Евбула, а затем его соправитель над Атарнеем и Ассом, друг Аристотеля и Ксенократа, приемный отец жены Аристотеля Пифиады III 61; V 3–5, 9, 11 Гермий, отпущенник Ликона V 73 Гермионей, душеприказчик Ликона V 74 Гермипп Смирнский (III в.), последователь Каллимаха Александрийского, автор обширных биографических сочинений о семи мудрецах, Пифагоре и позднейших писателях. См. Ук. ист. Гермоген, сын сократика Критона, слушатель Сократа II 121 Гермоген, ученик Парменида и учитель Платона III 6 Гермодамант Самосский, последователь Креофила, учитель Пифагора VIII 2 Гермодор, философ из Сиракуз, занимавшийся распространением произведений Платона. См. Ук. ист. Гермодор, друг Гераклита Эфесского IX 2 Гермократ, отец Дионисия I Сиракузского III 18 Гермолай, глава «заговора пажей» против Александра Великого, в котором был замешан Каллисфен V 5 Гермотим, легендарный философ и колдун, чья душа будто бы обладала способностью надолго покидать тело хозяина; умер, по преданию, когда сожгли покинутое его душою тело VIII 5 Геродот Галикарнасский (ок. 484 – ок. 425), знаменитый «отец истории». См. Ук. ист. Геродот Тарсийский, скептик Пирроновой школы, ученик Менодота, учитель Секста Эмпирика IX 116 Геродот, ученик Эпикура, к которому обращено послание учителя о физике, впоследствии отошел от Эпикура и порицал не его учение, но его частную жизнь X 5, 29, 34, 35, 37, 82; ср. Ук. ист. Герофил (ок. 300), врач и анатом из Малой Азии, работал в Александрии, создал учение о пульсе IV 5; VII 35 Герпиллида, наложница Аристотеля, мать Никомаха V 1, 12–14 Гесиод (VIII–VII вв.), древнейший дидактический поэт I 12, 38; II 46; V 92; VIII 21, 48; IX 1, 18, 22; X 2; ср. Ук. ист. Гестией Перинфский, философ-платоник, развивавший учение Платона об идеальных числах III 46 Гестией, отец Архита Тарентского VIII 79 Гиерокл, македонский комендант Пирея ок. 270 г., покровитель Аркесилая Питанского II 127; IV 39, 40 Гикесий Смирнский (I в.), знаменитый врач школы Эрасистрата, писал о диете V 94 |
| Диоген Аполонийский IX 57; VI 81. См. Ук. ист. Диоген Вавилонский или Селевкийский, стоик, ученик Хрисиппа, схоларх вслед за Зеноном Тарсийским, участник знаменитого посольства философов в Рим 156 г., учитель Панэтия VI 81; VII 30; ср. Ук. ист. Диоген Синопский VI 20–81; I 15; II 66, 68, 78, 103, 112; IV 3; V 18, 19; VI 6, 15, 18, 82, 84, 85, 87, 93, 103, 104, 105; VII 91; соим. VI 81; ср. Ук. ист. Диоген Смирнский или Киренский, ученик атомиста Метродора Хиосского и учитель Анаксарха Абдерского IX 58 Диоген Тарсийский, эпикуреец, писавший о вопросах поэтики. См. Ук. ист. Диоген, лицо неустановленное IV 44 Диоген, стоик из Птолемаиды. См. Ук. ист. Диодор Аспендский (кон. IV – нач. III в.), один из последних представителей старой пифагорейской школы, склонявшийся к кинизму VI 13 Диодор Эфесский, лицо неустановленное. См. Ук. ист. Диодор, сын Ксенофонта Афинского, участник сражения при Мантинее II 52, 54 Диодор Кронос, философ мегарской школы, его слушали Зенон и Аркесилай II 111, 112; IV 33; VII 16, 25 Диодор, лицо неустановленное. См. Ук. ист. Диодот, грамматик, комментировавший Гераклита Эфесского, См. Ук. ист. Диокл Магнесийский (II–I вв.), друг Мелеагра Гадарского, автор биографических и доксографических сочинений о философах. См. Ук. ист. Диокл Флиунтский, пифагореец, ученик Филолая и Еврита VIII 46 Диокл, один из душеприказчиков Стратона V 62 Диокл, отпущенник Стратона V 63 Диоксипп, афинский олимпийский победитель, воевал при Александре Великом, покончил с собой, оговоренный завистниками VI 43, ср. 61 Диомедонт, тиранн, которого пытался свергнуть Зенон Элейский IX 26 Дион, ответ ему Питтака I 80 Дион, зять Дионисия I и шурин Дионисия II, друг Платона, желавший воплотить в Сиракузах его теорию идеального государства, в 356 г. захватил власть в городе и через 13 месяцев был убит II 63; III 3, 9, 19–21, 23, 25, 29, 30, 46, 61; IV 5; VIII 84 Дион, отпущенник Ликона V 73 Дион, избран для установления гробницы Зенону Китийскому VII 12 Дионисий Галикарнасский (кон. I в.), ритор-аттицист и историк, автор сочинения о римских древностях. См. Ук. ист. |
| Дионисий Колофонский, лицо неустановленное VI 100 Дионисий NepeбeжчukVII 166, 167; V 93; VII 23, 37; Ср. Ук. ист. Дионисий I Сиракузский, тиранн Сиракуз в 405–367 гг. II 66, 67, 69, 73; 75–83; III 18, 21; VIII 85 Дионисий II Сиракузский (367–344), наследник предыдущего, отличался жестокостью и самодурством, был изгнан в 357 г. Дионом и в 344 г. – Тимолеонтом II 63; III 21, 23. 25, 61; IV 8, 11; VI 50; VIII 79; ср. Ук. ист. Дионисий (I или II) II 61; III 9, 34, 36; VI 58 Дионисий Халкедонский, философ мегарской школы, учитель Феодора Безбожника, первый назвал своих коллег диалектиками. См. Ук. ист. Дионисий, философ мегарской школы, возможно, идентичен предыдущему II 98 Дионисий, лицо неустановленное. См. Ук. ист. Дионисий, грамматик, учитель Платона III 4 Дионисий, раб Платона III 42 Дионисий, отец Диоскурида V 57 Дионисий, стоик из Кирены, ученик Антипатра Тарсийского, математик, учивший в Афинах во время молодости Цицерона. См. Ук. ист. Дионисий, лицо неустановленное. См. Ук. ист. Дионисий, автор комментариев к Гераклиту Эфесскому IX 15 Дионисий, эпикуреец, третий в преемстве X 25 Дионисодор, беотийский историк. См. Ук. ист. Дионисодор, флейтист IV 22 Диоскурид Кипрский, скептик, ученик Тимона Флиунтского IX 115, 144 Диоскурид, литератор, ученик Исократа. См. Ук. ист. Диоскурид, свидетель по завещанию Феофраста V 57 Диоскурид, отец стоика Зенона Тарсийского, ученик Хрисиппа VII 190, 197, 198, 200, 202 Диотел, один из душеприказчиков Аристотеля V 12 Диотим, стоик втор. пол. II в., сочинивший 15 подложных писем Эпикура, чтобы его опорочить. См. Ук. ист. Диофант, отпущенник Стратона V 63 Диофант, друг Ликона, возможно, скульптор V 71 Диохет, отец пифагорейца Аминия IX 21 Дифил Боспорский, философ мегарской школы, ученик Евфанта II 113 Дифил Вифинский, стоик, отец Деметрия, ученика Панэтия V 84 Донак, раб Феофраста V 55 Досиад, считается отцом Эпименида I 109 Драконт, афинский законодатель VII в., чьи законы отличались большой суровостью I 55, 81 Дромон, отпущенник Стратона V 63 Дропид, родственник (брат?) Солона III 1 |
|
|
