| При том расположении, каким почтили псковичи Геннадия во время приезда во Псков, Геннадию снова, по-видимому, можно было приступить к осуществлению начатых было им реформ. Геннадий не сделал этого. Причина быть может в том, что Геннадию не хотелось возбуждать против себя только что успокоившихся страстей Псковичей, а может быть и в ереси жидовствующих, которая открылась в сентябре 1487 г. Как бы то ни было, но Геннадий долго не напоминал псковичам о тех реформах, какие ему хотелось провести в жизни псковского духовенства. Он не заводил с псковичами речи об этих реформах даже во время своего второго приезда во Псков, в 1499 году. Уже в следующем 1500 году Геннадий, наконец, возвратился к реформам. 27 января 1500 г. он прислал во Псков нескольких дьяконов и попа осмотреть церкви. На этот раз Псковичи были уступчивы. Правда, князь псковский, посадники и вече много думали, но, наконец, «повелели» «церквей осматривати антиминсов». 106 Когда ревизия была окончена, Геннадий получил, наконец, возможность определить валовую сумму следуемых ему с псковского духовенства пошлин. Вместе с тем он получил возможность определить, какое количество поплешных пошлин должно внести в казну владыки каждое духовное лицо и перевести на денежный счет те повинности, которые до того времени взимались исключительно натурою. Свои определения Геннадий занес в особую, составленную им, уставную грамоту, список с которой немедленно отослал во Псков. К сожалению, эта грамота не дошла до нас. С содержанием ее мы знакомимся уже по грамоте во Псков царя Ивана Васильевича, от 1555 г. 107 Из царской грамоты мы узнаем, что из двух пошлин первая, поплешная, по грамоте Геннадия простиралась до полтины и пятнадцати денег по Московскому счету с плеши 108 ; «так что священник, получавший напр. ежегодно по три рубля руги, т.-е. определенного дохода, вносил около тринадцатой части своего трехлетнего дохода» 109 Что касается кормовых пошлин, то Геннадий предоставил право Псковскому духовенству вносить эти пошлины как натурою, так и деньгами, взамен натурального взноса. В том и другом случае количество кормовых пошлин опять строго было определено уставной грамотой Геннадия. В переводе на денежный счет в каждой отдельной статье кормовая пошлина в целом составляла 488 Московских рублей, 110 а в общей сложности как кормовая, так и поплешная пошлины, иначе весь подъезд, составляли сумму в 1103 рубля и две деньги. 111 |
| О таком невнимании к нему он писал своей братии архиепископу и епископам и просил их посылать за ним, когда случится ставить митрополита или епископа. Но эта просьба осталась без последствий. Он, Геннадий, хотел было быть на поставлении Зосимы; но получил наказ от великого князя оставаться в Новгороде для каких-то великих дел; да и владыки писали, что Зосиму возвели уже на митрополичий двор, что, если ему, Геннадию, нельзя ехать в Москву, то пусть он пришлет только свою повольную грамоту, каковая грамота действительно отправлена в Москву. Несправедливо также требует Зосима от него, Геннадия, исповедания веры. Он давал уже такое исповедание митрополиту Геронтию, архиепископу и епископам и всему освященному собору и то исповедание хранится в Москве «в казне». Да и зачем давать исповедание веры, когда подозрение его, Геннадия, в сношениях с Литвой – неосновательная выдумка. Ни он в Литву грамот не посылает, ни ему из Литвы ничего не присылают: даже и ставленники литовские не служат в его архиепископии. Если что из литовских окаянных дел и прозябло в русской земле, в частности в Великом Новгороде, в вотчине государя великого князя, так это только ересь, которую принес жидовин Схария, когда прибыл в Новгород вместе с князем Михаилом Олельковичем. Сделав переход к ереси, Геннадий не останавливается на одном ее начале. Он излагает Зосиме полную историю ереси, начиная от ее начала и кончая тем, на чем остановилось дело о жидовствующих. Геннадий сообщает митрополиту: как открылась ересь, как, исполняя приказание великого князя, он обыскивал еретиков, как еретики сбежали в Москву, а Геннадий отправил сюда два подлинника, как еретики были наказаны в Москве и возвращены обратно в Новгород вместе с грамотами Геннадию от великого князя и митрополита, как Геннадий производил новый обыск, как в Москве не обратили внимания на два новых подлинника Геннадия, как новгородские еретики снова сбежали в Москву, как кощунствовали в Москве Гаврилко поп, Денис и другие еретики, как служили с еретиками архимандриты, протопопы, игумены и священники. |
| Так как «трегубное аллилуия являет триипостаснаго Божества единосущие», а сугубное – «в две естестве едино Божество», то «как не молвит человек, так добро». «Толкуется же аллилуия, – говорит Герасимов, – так: ал – прииде, ил – явися, уия – Бог; пойте, хвалите живого Бога. И иначе толкуется: хваление Богу, хвалите Господа, или сущего хвалите, как и Давид вопиял аллилуия: Бог наш яве приидет. Бог наш не премолчит». За сим Герасимов предлагает Геннадию толкование 1 стиха 31 псалма: Блаженны те, коим отпущены беззакония и коих покрыты грехи, и этим заканчивает свое послание к Геннадию. Когда Геннадий получил послание Герасимова, он нашел его вполне убедительным. Как во время споров о крестном хождении вокруг храмов при освящении последних Геннадий принял сторону прелестников, потому что в том обряде, какой отстаивали прелестники, он находил глубокий смысл; тогда как разумности употребления обряда, который отстаивала противная прелестникам партия, последняя ничем не могла доказать Геннадию, так теперь Герасимов сумел разъяснить Геннадию, что сугубое и трегубое аллилуйя имеет одинаково глубокое значение. Как в первом случае Геннадий хотя и принял сторону прелестников, однако не отрицал совершенно и того обряда, который защищала противная Геннадию и прелестникам партия, и даже на практике следовал этому последнему обряду: так теперь, благодаря посланию Герасимова, Геннадий не склоняется ни на ту, ни на другую сторону. Вместе с Герасимовым он думает, что как ни скажет кто аллилуйя, двугубно или трегубно, то все добро, что и сугубое и трегубое аллилуйя имеют одинаковое право на церковное употребление. 92 Этот свой взгляд на употребление аллилуйя Геннадий выразил в своем миротворном круге. В одном списке последнего (читанном, по всей вероятности, преосвященным Филаретом) находится приписка, которая, по словам названного ученого, принадлежит перу Геннадия. Вот она: «о трегубой аллилуия иные убо единако судят: занеже трегубое аллилуия, а в четвертое: Слава тебе, Боже, являет триипостаснаго Божества и нераздельнаго, а сугубое аллилуия являет в двух естествах едино Божество. |
| Проходили по залам Киевской Руси, Новгородской. Кое-где Геннадий Андреич останавливается, серьезно постукивал пальцем, как будто барабаня, или ласково гладил стекло витрины. Глеб и Элли покорно следовали, где надо было удивлялись и где надо восхищались Во всяком случае смиренно вели себя. Углубляясь в века, дошли до каменных баб юга. – Вот это так называемый тмутараканский болван-с, изволите видеть, глыба, по виду ничем не замечательная, но обратите внимание, на ней надпись, гласящая, что князь Борис измерил по льду ширину Керченского пролива… Вероятно, во время одного из походов на юг России, где, как известно вам, находились некогда и греческие колонии. Эта область называлась в отдаленные времена царством Боспорским. – Странно, – сказал Глеб, – Босфор же ведь очень далеко, почему назвали Босфорским? Геннадий Андреич усмехнулся. – Босфор и Константинополь ничего общего не имеют с царством Боспорским, монеты которого вот, ваш покорный слуга изучает более четверти века. Оно находилось в России, по берегу Черного моря. Киммерия входила-с в него тоже. Глеб никогда не слыхал о таком царстве. Почувствовав, что вопрос его неудачен, покраснел. Геннадий Андреич понимал, что со студента юриста, да еще столь юного, много не спросишь. И сказал примирительно: – Это мало кто знает и обычно удивляются, обычно путают. Но вот Киммерия больше вам говорит? Вы бывали в Крыму? – Да был раз. В Ялте. – Ялта, Ялта… извините меня, город для дам-с. Шашлу есть да с проводниками по горам катать… – Я был и в Феодосии… – Вот это другое дело. Значит, знаете Киммерию. Дошли до скифских чаш, кубков. Геннадий Андреич воодушевился, а у Глеба пестрело уже в глазах и голова тяжелела. «Ничего я не знаю, и наверно не узнаю никогда во всей этой путанице, а все-таки лестница замечательная». Она, может быть, и была для него путаницей, в действительности же вела извивами, темными своими путями в таинственную даль бытия. «В нашей науке ничего не понимает, но довольно приличный, все-таки молодой человек», – определил одновременно Геннадий Андреич, не словами собственно, а неясным ощущением, которое потом можно словами означить – и всегда приблизительно. |
| С особенным уважением о личности святителя Геннадия, как неутомимого ратоборца, отозвалась и светская литература. По качествам характера, говорит Никитский 77 , Геннадий не был призван бороться против ереси путем слова и убеждения, потому что у него не было для того, прежде всего, достаточных сведений и пособий, даже язык его посланий к митрополиту и епископам не может быть назван образцовым; но, не призванный к публицистике, Геннадий имел все качества быть прекрасным администратором. Он отличался стойким, независимым характером, неспособным жертвовать делом для угождения сильным людям. К делу он относился не с канцелярской точки зрения, не довольствовался тем только, чтобы оно шло исправно раз заведенным порядком, а полагал в него всю свою душу, готов был идти для него даже на подвиг. Как у церковного пастыря, дело естественно воплощалось у него всецело в интересах православия. Во всяком нарушении этих интересов, он готов был видеть не только оскорбление религии, но и бесчестие родной земли и государства 78 . В особенности же дорого было для Геннадия то, чтобы православие оставалось единым во всей Руси, как в Москве, так и в В. Новгороде 79 . Понятно, что такой пастырь не мог равнодушно отнестись к новгородской ереси. Что же касается сурового преследования еретиков, которое избрал Геннадий для борьбы с обнаруженным злом, то принятие им этого пути, без всякого сомнения, произошло не без влияния примера западной Европы 80 с одной стороны, а с другой, вероятно, были тут и домашние соображения, которые побуждали отдать предпочтение преследованию, как самому действительному средству. Настоящие еретики казались ему опаснее прежних тем, что держали ересь тайно, ясно же выдавали себя за христиан, и, что вследствие того, от них уберечься было гораздо труднее. «Человеку разумному, говорил Геннадий, они не объявятся, а глупого съедят как раз». А затем и самое рассуждение о вере, даже на соборе, которое предполагали сделать влиятельные духовные, казалось ему небезопасным. «Люди у нас просты, писал он владыкам, находившимся в Москве, не умеют говорить по обычным книгам, так лучше, поэтому, о вере никаких прений не плодить. |
| «По качествам характера, – говорит Никитский, – Геннадий не был призван бороться против ереси путем слова и убеждения, потому что у него не было для того прежде всего достаточных сведений и пособий, даже язык его посланий к митрополиту и епископам не может быть назван образцовым. Но не призванный к публицистике, Геннадий имел все качества быть прекрасным администратором. Он отличался стойким, независимым характером, не способным жертвовать делом для угождения сильным людям. К делу он относился не с канцелярской точки зрения, не довольствовался тем только, чтобы оно шло исправно раз заведенным порядком, а полагал в него всю свою душу, готов был идти для него даже на подвиг. Как у церковного пастыря, дело естественно воплощалось у него всецело в интересах православия. Во всяком нарушении этих интересов он готов был видеть не только оскорбление религии, но и безчестие родной земли и государства». Особенно же дорого было для Геннадия то, чтобы православие оставалось единым во всей Руси, как в Москве, так и в Великом Новгороде. «И как мню, ныне положили ни за что, как бы вам мнится, Новгород с Москвою не едино православие». Понятно, что такой пастырь не мог равнодушно отнестись к новгородской ереси. Что же касается сурового преследования еретиков, которое избрал Геннадий для борьбы с обнаруженным злом, то принятие им этого пути, без всякого сомнения, произошло не без влияния примера Западной Европы, с одной стороны, а с другой, вероятно, были тут и домашние соображения, которые побуждали отдать предпочтение преследованию, как самому действительному средству. Настоящие еретики казались ему опаснее прежних тем, что держали ересь тайно, явно же выдавали себя за христиан и что вследствие того от них уберечься было гораздо труднее. «Человеку разумному, – говорил Геннадий, – они не объявятся, а глупого съедят как раз». А затем и самое рассуждение о вере даже на соборе, которое предполагали сделать влиятельные духовные, казалось ему небезопасным. «Люди у нас просты, – писал он владыкам, находившимся в Москве, – не умеют говорить по обычным книгам, так лучше поэтому о вере никаких прений не плодить. |
| Он не осудил даже всех уже известных еретиков, а только некоторых из них. Так он не посмел, напр., возвысить своего голоса против Федора Курицына и других, о которых писал Геннадий в послании к Зосиме. Осуждению подверглись лишь менее влиятельные члены еретического общества. Впрочем, некоторые из осужденных еретиков были отправлены в Новгород к Геннадию и последний распорядился с ними не так, как поступили с еретиками в Москве. За 40 поприщ от Новгорода Геннадий приказал отправленных к нему еретиков посадить на коней каждого лицом к хвосту, и в одежде, перевернутой передом назад, надеть на их головы берестовые остроконечные шлемы, в каких изображаются бесы, с мочальными кистями, с венцами из соломы и сена и с надписью на шлемах: «се есть сатанино воинство». В таком виде осужденные водимы были по городу и кто встречался с ними, тот плевал на них и говорил: «се враги Божии и хульники христианские». Наконец, зажжены были шлемы на их головах. Так поступил Геннадий, «хотя устрашити нечестивыя и безбожныя еретики и не токмо сим, но и прочим ужаса и страха исполнен позор, поне на сих зряще уцеломудрятся». 149 Нельзя удивляться только-что рассказанному поступку Геннадия с еретиками, нельзя за него ни обвинять, ни оправдывать Геннадия и заключать от него к особенной жестокости и суровости личного характера Геннадия, как делают многие писатели. 150 Правда наказание, какому он подверг еретиков, было жестоко, жестоко особенно потому, что его дозволил себе пастырь церкви. Но не следует забывать, в какое время жил Геннадий и какие нравы господствовали тогда в Европе и у нас в России. В Европе господствовала тогда инквизиция, слухи о которой чрез цесарского посла достигали Геннадия, как это видно из послания его Зосиме, где он хвалит ревность испанского короля к искоренении ереси. Само русское общество отличалось суровостью нравов. Если бы нам было необходимо подробно раскрыть эту суровость, мы могли бы привести много фактов. Но в таком раскрытии нет особенной нужды. Достаточно привести немного фактов, чтобы видеть, что жестокость была общим уделом всех классов русского общества XV в. |
| Как видно из рассмотренного нами выше послания Геннадия к ростовскому архиепископу Иоасафу, еретики давно уже своими интригами старались достигнуть того, чтобы в попы были поставляемы их единомышленники. Попытки их в этом отношении не были безуспешны. Даже на митрополичьей кафедре, благодаря их заботам, появился еретик. Но этого еще было мало. Зосима был один, а для больших успехов ереси нужно было, чтобы еретиками было занято, по крайней мере, несколько святительских кафедр. Последней нужде и постарался помочь Зосима. Нужно было поставить кого-нибудь во владыку коломенского. Кандидат нашелся и несомненно, что этот кандидат был или еретик, или лицо, симпатизировавшее ереси, притом, известное Геннадию. Нужно было посвятить его, но для этого требовалось согласие епископов. Геннадий был старейшим из епископов и потому акт посвящения не мог совершиться без его согласия. Чтобы получить это согласие от Геннадия, Зосима употребил следующую уловку: прямо и без обиняков он потребовал от Геннадия повольной грамоты на поставление коломенского владыки, причем не объявил Геннадию даже имени новоизбранного кандидата на епископский престол. 141 Но какие уловки ни употреблял Зосима, чтобы с одной стороны доставить успех ереси, с другой – подорвать авторитет Геннадия, последний был не таков, чтобы мог легко податься на эти уловки. Раздраженный еретиками, оскорбленный Зосимой, в октябре 6999 года он написал новому митрополиту обширное послание. В этом послании Геннадий говорит сначала о несправедливости требования Зосимы, чтобы Геннадий отписывался в Москву из Новгорода. Такое требование означает, что Зосима вовсе не желает, чтобы Геннадий лично присутствовал в Москве и лично бил челом о церковных делах ему митрополиту. Он и без того давно уже не был в Москве, несмотря на то, что его нужно было пригласить в Москву напр. по поводу оставления Иоасафом архиепископии. Здесь соборно нужно было «обыск учинить, а его Геннадия и в поминке не учинили», между тем как «гонцы ежедень гоняют о мелких делех с Москвы до Новагорода в три дни». |
| Но достигнув одной цели, пасхалии были бессильны в достижении другой цели. Дело в том, что они не остановили ни пропаганды еретиков, ни их кощунств, которые они позволяли себе над предметами почитания православных. Поэтому на ревнителях и защитниках православия лежала обязанность продолжить борьбу с ересью. До сих пор борьбу с ересью начал и вел главным образом Геннадий. Казалось, что и теперь он будет главным защитником и охранителем православия. Но на самом деле случилось не так. Где же причина такого явления? Нам кажется, что причину перемены отношений Геннадия к борьбе с ересью нужно искать прежде всего в отношениях к Геннадию высших московских властей. Мы видели, как косно относились эти власти к новгородскому владыке, когда последний вызывал их на борьбу с ересью, скольких неприятностей стоила эта косность твердому архипастырю. Пренебрежение к личности Геннадия и его законным требованиям, естественно, не могло повлиять на его энергию в борьбе с ересью и в конце концов не оттолкнуть его от прямых и непосредственных сношений на счет ереси с высшими, гражданскою и духовною, московскими властями. Далее нельзя забывать и того, что борьба с жидовствующими не могла не отвлекать Геннадия от епархиальных дел. Между тем занятия последними было необходимо для Геннадия. Это обстоятельство в связи с первым и послужило причиною, почему борьба Геннадия с ересью с 1492 г. принимает новый характер. С этого времени Геннадий сходит уже с главной сцены действий: оставляя главную роль, он берет на себя уже роль второстепенную. (1493–1503 г.). Почти положительно можно утверждать, что до Геннадия у нас не было полной Библии . В этом убеждает нас прежде всего сам Геннадий. Зачем он стал бы переводить некоторые библейские книги с латинского, если бы эти книги существовали в его время в переводе с греческого? Скажут: Геннадий не мог найти последнего перевода? Но в таком случае он (перевод) сделался бы известным впоследствии, им воспользовались бы острожские издатели Библии, на существование его можно было бы встречать указания в сочинениях наших древних писателей. |
| Геннадий Михайлович любителей древности, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института истории Российской Академии наук (по согласованию) Литвиненко — заместитель председателя комитета по Вячеслав Николаевич архитектуре и градостроительству Администрации города Орлов — член Новгородской городской общественной Геннадий Петрович организации ветеранов (пенсионеров) войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов (по согласованию) Петрова — доцент кафедры русского языка Лидия Яковлевна филологического факультета гуманитарного института Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого (по согласованию) Петрова — руководитель ВТК Новгородского Людмила Ивановна государственного объединенного музея-заповедника, Почетный гражданин города Новгорода (по согласованию) Поветкин — директор Центра музыкальных древностей (по Владимир Иванович согласованию) Сергеева — депутат Новгородской городской Думы Фаина Ивановна Смирнов — председатель городского Совета ветеранов, Николай Никифорович войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов (по согласованию) Филиппова — действительный член Новгородского общества Людмила Андреевна любителей древности, историк, специалист по истории новгородской архитектуры (по согласованию) Ядрышников — старший научный сотрудник Новгородского Владимир Алексеевич государственного объединенного музея-заповедника (по согласованию) В Ростове-на-Дону важным документом, имеющим непосредственное отношение к вопросам наименования и переименования улиц м других подобных объектов, является «Положение об адресном реестре г. Ростова — на — Дону, порядке установления и регистрации адресов строений». Приложение к постановлению Главы Администрации г. Ростова — на -Дону от 13 января 1997 года 45 П О Л О Ж Е Н И Е об адресном реестре г. Ростова — на — Дону, порядке установления и регистрации адресов строений38 В г. Ростове в последние годы назрела необходимость создания автоматизированного адресного реестра. Принятое Положение во многом поможет навести порядок в установлении и регистрации адресов, новых улиц. Требования этого Положения являются обязательными для исполнения всеми юридическими и физическими лицами. |
|
|
