| Новый кор. Август II в конфликте И. и Жабокрицкого поочередно поддерживал то одну, то др. сторону. При содействии короля по требованию И. были задержаны румын. архиереи, приглашенные Жабокрицким в Луцк для совершения его епископской хиротонии (об этом упомянул 11 сент. 1697 примас Польши архиеп. Августин Радзеевский, написавший в Рим, что И. помешал «доброму делу»; слова Радзеевского объясняются теми обстоятельствами, что Жабокрицкий в 1697 начал переговоры о принятии унии и его хиротония была согласована с польск. властями). 3 февр. следующего года король выдал Жабокрицкому грамоту о поддержке и защите его от врагов, а 18 июля следующего года дал охранную грамоту одному из главных оппонентов последнего - архим. Овручского мон-ря Климентию (Домарацкому (Домарадзскому)), получившему Овручскую архимандритию в 1693 г. от И. и признававшему над собой только архиерейскую власть И. К кон. 1699 г. Жабокрицкому удалось захватить имения Овручской архимандритии. Тем временем сторонники И. начали судебный процесс против Жабокрицкого, отказываясь подчиняться ему и подвергая сомнению законность получения им ставленой королевской грамоты. 23 мая 1700 г. на встрече с Л. Судейкиным, рус. посланником в Варшаве, Жабокрицкий говорил, что И. и гетман К. Я. Сапега собираются его убить. В том же году кор. Август II призвал Жабокрицкого на надворный суд за то, что тот будто бы обманул кор. Яна Собеского и получил грамоты на мон-ри, к-рые были уже обещаны др. людям; ему ставилось в вину и то, что он вошел в сношения с российским резидентом. В дек. 1700 г. Жабокрицкий был хиротонисан во епископа тайно прибывшим в Луцк Марамарошским еп. Иосифом (Стойкой) , которого взял под охрану противник И. правосл. шляхтич А. Жураковский (эту хиротонию не признал правосл. Киевский митр. Варлаам (Ясинский)). В 1697 г. луцкий каноник Анджей Лонский предал огласке факт произнесения И. католич. Исповедания веры в 1681 г., следствием чего стало резкое ухудшение отношения к последнему правосл. шляхты Галичины. Боясь полностью утратить контроль над епархией, И. в 1699 г. известил Рим о решении подчинить Львовскую епископию папе. К этому времени перестали действовать факторы, которые побуждали власти Речи Посполитой и И. не торопиться с объявлением о присоединении к унии. После заключения в 1699 г. мира с Османской империей у польских властей уже не было необходимости искать поддержки казачества, напротив, казачество теперь мешало освоению южных регионов Украины магнатами и шляхтой, а Левобережье было окончательно закреплено за Россией по «вечному миру» 1686 г. Планы присоединения Молдавии к Речи Посполитой также оказались неосуществимыми. Вместе с тем в течение прошедших десятилетий И. благодаря поддержке Киприана Жоховского удалось утвердить на постах настоятелей мн. правосл. мон-рей и приходов в Галичине клириков, сочувствовавших унии. |
| А в прежней нашей Великого Государя жалованной Грамоте прошлого 199 (1691) году, какова ему богомольцу нашему Преосвященному Митрополиту дана, написано: велено ему Богомольцу нашему Преосвященному Митрополиту, и иным по нем впред будучим Киевским Митрополитом прежними и новоданными к Святософийскому Долгу вотчинами, а именно деревнею Погребками и Зазимьем, Местечком Малою, прозываемою Моравск, с принадлежностями, деревнею Соколовкою и Коропом с Руднею, селом Церковищем, с деревнею Ковчином и с принадлежностями; да на той же стороне Днепра, местом Белогородкою, деревнями Янковичем, Рословичем, Малою Бугаевкою, Святинкою, Мархалевкою, Жиляны, да местом Трипольем с деревнями и со всеми к ним на лежащими угодий владеть, потому: в прошлом во 199 (1691) году бил челом Великому Государю, нашему Царскому Величеству, он Богомолец наш Преосвященный Варлаам Митрополит, что первая по степени междо всеми Российскими Митрополиями Киевская Митрополия, а имениями и доходами домовыми пооскудела, и только две деревни власныя свои домовыя держит по сей стороне Днепра близ Киева, нареченныя Погребки и Зазимье; да по нашему Царского Величества Указу наш Царского Величества подданной Войска Запорожского обеих сторон Днепра Гетман и славного Чина Святого Апостола Андрея Кавалер Иван Степанович Мазепа, к той Митрополии Киевской давних Софийского Дому (1689 и 1690 г.) придал и отвел на сей же стороне Днепра близ городов Остра и Козельца над Десною рекою местечко, прозываемое Моравск, которое прежде сего было за Римским Бискупом со всеми принадлежностьмт и с двема деревнями, Соколовкою и Коропом с Руднею, с озерами, с лесами и сенокосами: к Моравску ж придал сельцо Церковнице с принадлежностьми и с деревнею Ковчином, да за Днепром запустелыя места Белогородку и Триполье с принадлежностьми; да деревни давния Софийского Дому, Янковичи, Рословичи, Малую Бугаевку, Снятинку, Мархалевку, Жиляны;и чтоб мы, Великий Государь, наше Царское Величество, пожаловали его Богомольца нашего Преосвященного Варлаама Ясинского Киевского и Галицкого и Малыя России Митрополита, велели ему на те вышеписанныя вотчинныя и на всякия угодья дать нашу Великого Государя, нашего Царского Величества, жалованную Грамоту |
| По обычаю, набожных людей, Маркович принимал у себя разных монахов, во множестве приходивших в Малороссию из Греции, с Афона и из славянских земель. Феофан иногда предостерегал своего друга, чтобы он был поразборчивее на счёт этих людей и их просьб. «Монахи Сербы очень понравились мне; это – простые и скромные люди, истые монахи; они погостили у нас около осьми недель. Прошу ваше превосходительство помочь им найти доступ к ясновельможному. Почти вслед за ними прибыл еще монах Серб, – который выдал себя за архимандрита. Дрянь человечишка, хвастливый, легкомысленный; да он не замедлит показать себя таким и пред вашими. Я бы не советовал вам принимать таких негодяев». 45 2 В киевской биографии год рождения Феофана показан 1677; днём рождения названо 17 июня и замечено, что, в честь празднуемого в этот день святого, он назван при крещении Елиссеем; в Готской биографии днём рождения показано 9 июня; у м. Евгения – 8 июня. 3 «Erat ei avunculus, cujus ope et auxilio eo usque sustenabatur, donec studium linguae latinae in eodem monasterio, – quod vulgo Fratrum societas appellatur, – auspicatus esset». (Готская биография Феофана). 4 Готская биография. – В киевской биографии сказано, что Элеазару помогал в воспитании киевский митрополит Варлаам Ясинский. 5 «Ов vocem sonoram praecentorem in choro egit; alea aliisque rebus ludicris nunquam praeditus». Это последнее замечание Феофанова биографа сделано, вероятно, с целью предупредить и отстранить возможные подозрения на счёт поведения Феофана в певческом архиерейском хоре, как среде, заключавшей в себе немного образовательных элементов; о чём замечено и в сатире, современного Феофану, поэта Кантемира: «иль трезвых видеть певчих в епископском доме»; и в примечании к этому стиху: «из ста архиерейских певчих в епископском доме редко десятерых не пьяных сыщешь». (Сат. 5, ст. 230. Библиогр. Записки, т. I, стр. 666. 1858 г.) 6 Годом его отправления за границу в Шереровой биографии показан 1694 г., у м. Евгения 1698 г. По свидетельству первой он пробыл за границей около шести лет; по показанию м. Евгения – три года. |
| Когда Димитрий Савич взошёл на Ростовскую кафедру в 1701 г., он был вынужден оставить «учёную тишину киевских монастырей» 766 , погрузившись в заботы о пастве, «да не едина овца похищена будет адским зверем, да ни едина овца претворится в козлище, но паче из козлищ да претворятся в овцы» 767 . Естественно, что новый владыка не начинал с чистого листа, но опирался на опыт предшественников. Митр. Димитрий Ростовский был одним из первых малорусских архиереев, который был поставлен на епархию в Великороссии. За ним стояла мощная могилянская традиция, насчитывавшая более полувека решительного преобразования религиозной жизни западнорусских земель. Такие столпы Киевской митрополии второй половины XVII в. как Лазарь Баранович и Варлаам Ясинский были непосредственными учителями и наставниками владыки Димитрия. С другой стороны, Димитрию Савичу в Ростове предстояло стать продолжателем традиций своих великорусских предшественников, способствовавших тому, что в Ростово-Ярославской земле с середины XVII столетия отмечался рост религиозного чувства в народе 768 . Далее мы рассмотрим взгляды митр. Димитрия на место церковных таинств Исповеди (и шире – духовничества как феномена) и Причастия в церковной жизни и постараемся выяснить, какие реалии современного мира нашли отражение во взглядах Ростовского владыки. 3.1. Духовничество и таинство Покаяния Институт духовничества на Руси и его кризис во вт. пол. XVII в. − духовничество и таинство Покаяния в могилянской традиции XVII в. − митр. Димитрия о духовниках и таинстве Покаяния в поучениях и посланиях − сравнение воззрений митр. Димитрия с старообрядческой, великорусской и могилянской традициями − сопоставление взглядов митр. Димитрия Ростовского и митр. Иона Сысоевича Для понимания воззрения митр. Димитрия Ростовского на духовничество необходимо прежде вкратце рассмотреть вопросы, связанные с кризисом русского духовничества в XVII в. и могилянской традиции отношения к священству. В XV−XVI вв. в русских землях сложилась модель духовничества, построенная по образцу монастырского старчества. Это было обусловлено как свойственной восточному христианству тесной связи тайной исповеди и монашества 769 , так и тому особому авторитету, которым пользовалось иночество в Средневековой Руси 770 . Священник, принимающий исповедь у христианина и являющийся его наставником в духовной жизни именовался духовником или духовным отцом, кающийся – его духовным чадом, духовник и все исповедующиеся у него лица вместе именовались «покаяльной семьей», взаимоотношения внутри которой определялись не столько канонами, сколько традицией. |
| Таким образом, митр. Димитрий привлек все доступные славянские и латинские источники, при этом приоритет отдавался макарьевским Четьям-Минеям. Разнообразнейшие сведения были сопоставлены друг с другом и обработаны таким образом, что о каждом святом, упомянутом в месяцеслове, был написан краткий рассказ, имевший, помимо исторических фактов, еще и нравоучительное содержание. Новым был и способ изложения митр. Димитрия: «Его задача состояла в том, чтобы передать по возможности всю историю жизни святого, в её подвигах и деяниях, но передать просто, без лишних слов и стилистических украшений» 473 . Это требовало от автора высокого литературного мастерства. Написание сочинения, которое бы стало своего рода компедиумом примеров благочестивой жизни для православных христиан, требовало огромной работы. И здесь сил одного Димитрия Савича не хватало. В Малороссии он мог пользоваться поддержкой киевских коллег, среди которых были такие эрудиты как митр. Варлаам Ясинский. Между тем написание Четий-Миней шло совсем не гладко. Поначалу всё складывалось весьма благоприятно. Столь высоко ценившиеся Димитрием Савичем Великие Четьи-Минеи удалось получить почти сразу же после начала работы над текстом, в 1686 г. Это стало возможным благодаря протекции гетмана И. Самойловича и князя В.В. Голицина, а также по той причине, что патр. Иоаким, вероятно, желал оказать некую милость киевлянам после того, как Киевская митрополия подчинилась его власти в том же 1686 г. Высланы были не все макарьевские Четьи-Минеи, а лишь первые книги за сентябрь-февраль. Работа над первым томом своего труда иг. Димитрием была завершена в 1688 г., и к этому времени отношения между Москвой и Киевом были уже иными: в столице шли евхаристические споры. В сложившейся обстановке работа Димитрия Савича по составлению «Четий-Миней» стала для патр. Иоакима поводом для проявления своей верховной власти по отношения к киевлянам. Если ранее патриарх прислал макарьевские Четьи-Минеи как знак своей милости, то теперь, в марте 1688 г., в письмах к митр. Гедеону Четвертинскому и архим. Варлааму Ясинскому, патриарх без объяснения причин потребовал вернуть ценные книги обратно. К этому моменту иг. Димитрий едва приступил к сличению своих текстов со вторым томом макарьевских Четий-Миней, однако противиться воле первосвятителя он не смел. Он немедленно отсылает книги в Москву, сопровождая их письмом, в котором просит у патр. Иоакима благословления на издания в печерской типографии первой части «Четий-Миней». |
| Я просил его подкрепить данную мне митрополитом Дионисием Балабаном грамоту на семь протопопий; желал я также видеть данную ему вашим царским величеством грамоту на митрополию киевскую. Но преосвященный митрополит обиду великую старости моей нанес: прежде всего отнял у меня архиепископское имя, велел называть меня только епископом, тогда как это название дал мне отец ваш, блаженной памяти царь Алексей Михайлович по благословению троих вселенских патриархов. Потом отнял три протопопии; в укорительном письме к Воронежекому священнику глуховской протопопии назвал меня пастушком и похитителем некоторых приходов, ему будто бы принадлежащих. Падаю пред вашего царскаго величества лицем, примите прошение мое: да буду со всею епархиею моею прямо под благословением святейшаго патриарха московскаго наравне с прочими великороссийскими архиереями, и пусть преемники мои поставляются в Москве, а не в Киеве» 274 . С такою же просьбою отправил Баранович письмо патриарху Иоакиму 275 . Со своей стороны и Варлаам Ясинский просил, чтобы лавра была сделана ставропигиею московского патриарха, а от подчинения киевскому митрополиту была освобождена, жалуясь на гетмана Самойловича, что он «крепости данныя святой Киево-печерской обители повредил и ставропигию патриаршую разорил» 276 . Наконец, и Иосиф Шумлянсый в то же время писал особое письмо патриарху московскому, в котором 277 жаловался на Гедеона Четвертинского, что он, сделавшись митрополитом киевским, начал бесчестить его, Шумлянского, и других епископов, находящихся в польских областях, называя их еретиками и униатами, и православных этих епископий, ходивших в Киев на поклонение киево-печерским мощам, притеснял, и таким образом насильно их, епископов и пасомых, отгонял от греческого благочестия. Поэтому, от лица епископов: луцкого, львовского, перемышльского и белогородского, Шумлянский просил патриарха, чтобы он «от таковаго послушания к князю и митрополиту их уволил, но сам их благословил и руку помощи подавал на всяк час. «Поневаж меешь святительство твое, отче святейший, власть от фрону святаго константинопольскаго такую себе данную, аже бысь о нас ведал». |
| Церковно-административная деятельность Стефана была незначительна, власть местоблюстителя, сравнительно с патриаршей, была ограничена Петром I. В духовных делах в большинстве случаев Стефан должен был совещаться с собором епископов. С течением времени ограничения церковной власти со стороны царя усилились. Он решил уничтожить патриаршество, в церковные суды ввёл представителей гражданской власти. В результате всего этого митрополит Стефан оказался в рядах приверженцев старины, стал помехой Петру I и терял мало-помалу своё влияние. Собственно, митрополит Стефан по складу своей жизни, по своему образованию вовсе не был приверженцем старины, но католические принципы, им усвоенные, мешали ему сочувствовать преобразователю, благоволившему к протестантам и протестантизму. Иногда содержание его протеста совпадало с содержанием протеста, шедшего из партии приверженцев старины. Как и последние, митрополит Стефан не соглашался с царём в вопросах о размере церковной власти. В своих проповедях он нередко делал неприязненные намёки на действия царя. Неудовлетворённость своим положением с течением времени стала тяготить Стефана, хотя он не был ни гордецом, ни карьеристом. Сознавая свою неспособность к открытой борьбе, митрополит не раз просил об увольнении, но тщетно. В 1706 году Стефан ездил в Киев, откуда с большой неохотой вернулся в Москву. Когда в 1707 году умер Киевский митрополит Варлаам (Ясинский), Стефан обратился с просьбой к царю освободить его от местоблюстительства и назначить митрополитом в Киев, но Пётр I не согласился. Пётр I держал его при себе до самой его смерти, проводя под его иногда вынужденным благословением все неприятные для Стефана реформы. У митрополита Стефана не хватало силы открыто разорвать с царём, и в то же время он не мог примириться с происходящим. Своё резкое осуждение церковной политики царя Стефан высказал в проповеди «О соблюдении заповедей Божиих», произнесённой им в день святого Алексия, человека Божия, 17 марта 1712 года. В заключение своей проповеди Стефан восклицал: «Молим убо, святче Божий: покрый твоего тезоименника, нашу едину надежду, покрый его в крове крыл твоих, яко любимаго птенца, яко зеницу, от всякаго зла соблюди невредимо!» Хотя это было произнесено ещё до открытого разрыва царевича с Петром I, противопоставление отца сыну слишком явственно, а симпатии Стефана к Алексею и его взглядам вместе с критикой в адрес Петра I слишком очевидны. Именно по этой причине Стефану было запрещено выступать с проповедями в течение трёх лет. С этого момента отчуждение между Петром I и Стефаном всё увеличивалось. Сенат тем временем вызывал местоблюстителя на свои заседания, как будто тот был подчинён Сенату, и требовал от него отчёта. Царю быстро доложили об этом, и Пётр I оставил Стефана в покое, но сохранил в силе сенаторское запрещение ему проповедовать. |
| Феодосия в звании помощника архиепископа Лазаря по управлению Черниговской епархией, как ему снова пришлось вынести всю тяготу клеветы, возбужденной против него людской злобой и несправедливостью. Еще до поездки св. Феодосия в Москву между Киевским митрополитом Варлаамом Ясинским и Черниговским архиепископом Лазарем возник спор по определению смежных границ их епархий, собственно из-за трех протопопий – Глуховской, Конотопской и Борзенской. Трудно решить, кто из них был прав, но только несомненно, что Лазарь Баранович имел право претендовать на эти протопопии. Они были отданы Лазарю в управление в 1658 г. митрополитом Дионисием Балабаном; в 1688 году их пытался отобрать митрополит Гедеон, но они были опять утверждены грамотою царей за архиепископом Лазарем. Варлаам Ясинский не хотел уступить эти протопопии Лазарю Барановичу и вознамерился отнять их у него. Тогда архиепископ Лазарь, отправляя в Москву архимандрита Феодосия Углицкого для утверждения в звании помощника своего, послал вместе с ним письмо к патриарху Адриану. В нем он жаловался на митрополита Киевского, что тот отнимает от епархии его три протопопии, и просил патриарха укрепить них за Черниговскою епархией, потому что эти протопопии «малости ради епархии суть приданы ему, Барановичу, от их царского пресветлаго величества и милостивою утверждены грамотою за ним и наследниками его». «Сего ради, писал далее архиепископ «Лазарь, старчески и рабски припадая, молю: умилосердися, святейший архипастырю, и даждь мне со наследники моими благословение свое на тые протопопии, да не в печали скончаюоя». Но, предлагая патриарху такую просьбу, Баранович в том же письме очень колко дает заметить, что он знает о неблагосклонности к нему патриарха и благосклонности к другим, в частности к Киевскому митрополиту. Извиняясь пред Адрианом в том, что он последний приносит ему поздравление с вступлением на патриаршество, архиеп. Лазарь пишет: «не сужду себе большаго быти паче иных, вем бо, яко паче иных мний нарещися могу; им бо подобает рости, мне же малитися». |
| Что материальное положение его было действительно плачевное, об этом красноречиво свидетельствует окружная грамота его, написанная 9 января 1691 года и адресованная всем «православным христианам обладателем пресветло вельможным и сущим под властию», очевидно, русским 9 о сборе милостыни. Сбор производили иеромонах Иона и два послушника. Исторического интереса грамота эта не представляет и повторяет обычные в подобных обращениях выражения. Когда 12 марта 1691 года иеромонах Иона с товарищами допрашивались в Посольском Приказе в Москве, он сообщил здесь любопытные сведения о желании престарелого Досифея вернуться в Сочаву и там умереть. Между прочим, киевский митрополит Варлаам (Ясинский) не разрешил посланным Досифея собирать милостыню в его епархии, и об этом они снова просили в Посольском Приказе при указанном допросе. В это прибытие в Москву и прежние Иона доставил несколько рукописных автографов с переводами Досифея, сделанными в Галиции, а не в Москве (как принято думать, начиная с прот. А. Горского), с греческого языка и до сих пор не исследованными. Остальные вновь изданные документы, относящиеся к последним годам жизни митр. Досифея в Стрые, менее важные по своему историческому значению и относящиеся или исключительно к сбору милостыни, или к рекомендации в Москве бывших при нём духовных лиц, могут служить доказательством только того, что сношения Сочавского митрополита с Россией окрепли и стали разнообразны. Интерес документов, касающихся Досифея увеличивается по мере приближения к концу жизни его и высшей степени достигает в документах, датированных первыми годами 18 века. В это время Сочавский митрополит-странник скончался. Насколько его памятью дорожили окружавшие его лица, свидетели последних лет его жизни, настолько же близко к сердцу принимали его судьбу в России. Это видно из частных упоминаний о Досифее в документах, появившихся после его смерти. Документы этого периода главным образом и разъясняют недоумения, допущенные в прежних монографиях о Досифее, а также в трудах по истории румынской церкви. |
| Учение о церкви, о таинствах, о священстве, составляющее камень преткновения для раскола, народу почти совершенно было неизвестно и никогда не было преподаваемо в церквах. Народ крайне нуждался в назидательных книгах. «Мнози от благочестивых, говорил Варлаам Ясинский, с воздыханием желаху, дабы когда сподобитися таких книг свойственным с славяно-российским языком православно и достоверно изданных дождати». 670 Чрезвычайно мало было в Великороссии даже самых главных книг духовного христианского просвещения – книг священного писания; между тем, по словам Епифания Славеницкого, «были в Велицей России имущии и хотящие имети я». 671 Творения св. отцов, которые могли бы в достаточной мере сообщать народу истины христианские, в XVII веке, как мы видели выше, священниками не читались в церквах, хотя и положены были уставные чтения из них. Московский книгопечатный двор при п. Иосифе стал было издавать и распространять учительные книги по церквам, как напр., малый катихизис, кириллову книгу и другие. Но эти книги изданы были расколо-учителями, искажены были их заблуждениями и, вместе с истинным учением церкви, распространили учение раскольническое. Во второй половине XVII века, когда раскол, вынуждал пастырей церкви обращать особенное внимание на народное учение и необходимость поучения народа глубже сознана была, пастыри церкви начали издавать полемические сочинения против раскола. Но горячие споры, почти одинаково раздражительные с той и другой стороны, только раздражали фанатические головы расколоучителей. Спокойного, тихого увещания поучения, убеждения, прямого, положительного изложения истины, от незнания которой и проистекали ложные религиозные убеждения расколоучителей, – такого изложения истины, которое бы, не раздражая расколоучителей за мелочные их убеждения и понятия, в самом корне подрывало их убеждения, не было. Не было у народа твердых, верных руководств для познания истины, и не было систематического, церковно-правительственного издания и распространения общепоучительных духовных книг. |
|
|
