| Немалый интерес вызвал доклад И. Ю. Максимовой (МГУ) «Краковский каноник Ян Длугош о проблеме второго крещения “схизматиков”». Исследовательница показала, что столь популярная сейчас идея перекрещивания инославных зародилась в средние века на окраинах католического мира как выражение агрессивной националистической политики прежде всего польских и венгерских католиков. Перекрещивание “схизматиков” было распространенной практикой на территории Великого княжества Литовского уже в XIII в. В XIV–XVI вв. оно воспринималось как норма, и польские священнослужители раздраженно реагировали на периодические протесты римских пап против перекрещивания. Сами папы в это время принимали переходивших из Православия через исповедание веры, а не крещение, но они же поддерживали агрессивный дух польского и венгерского духовенства, которое отрицательно восприняло известие о Флорентийской унии, так как отказывалось принять саму идею не-латинского обряда в ограде Католической Церкви. Отказ Москвы от унии и изгнание митрополита Исидора вызвали ликование среди польского духовенства. Летопись Яна Длугоша исключительно характерна для самосознания польского клира той поры, в котором, как показала И. Ю. Максимова, этничность преобладала над конфессиональностью, а последняя была подчинена националистической позиции. Поэтому, например, династическая уния между Польшей и Литвой предстает в летописи Длугоша не как союз с христианским (православным) государством, а как “крещение язычников”. И даже перекрещенный “схизматик” предстает в его писаниях как человек второго сорта, не столь чистый, как истинный католик. Между тем и в Православной Церкви получила распространение и возобладала аналогичная практика. Если в Константинопольской Церкви в XV–XVI вв. принимали переходящих из католичества через миропомазание, то в Московском царстве в XVII в. под непосредственным влиянием польской практики уже перекрещивали. Проблемы влияния христианских традиций на законодательство и судебную практику Великого княжества Литовского XV–XVI вв. коснулась в своем сообщении И. П. Старостина (ИРИ РАН). Исследовательница из Петербурга Л. А. Герд (Санкт-Петербургский институт истории РАН) дала в своем выступлении краткий обзор канонико-правовых проблем, которые возникали в отношениях Русской Церкви и Константинопольского Патриархата в конце XIX — начала XX вв. |
| Сохранившиеся славянские рукописи чинов обручения и венчания и современное состояние исследований Изучение различных славянских версий чинов обручения и венчания представляет интерес как для истории болгарской, русской, сербской литургических традиций, так и для установления соотношений между различными греческими редакциями церковных чинопоследований вступления в брак. Между тем в научной литературе вопрос о славянских версиях чинов обручения и венчания освещен недостаточно. Вслед за пионерской монографией Н. М. Одинцова, посвященной различным богослужебным чинам (в том числе, обручению и венчанию) на Руси до XV в. , к этому вопросу обращался А. А. Дмитриевский , который в своей пространной реплике на книгу Одинцова исследовал особенности чинов обручения и венчания на Руси в XV в. , а в своей диссертации о русском богослужении XVI в. подробно рассмотрел практику совершения этих чинов в соответствующий период . Целый ряд сведений о русской литургической традиции до XVI в. содержится в «Истории Русской Церкви» Е. Е. Голубинского , но в вопросе о чинах обручения и венчания в русских Служебниках и Требниках XIV–XVI вв. он полностью основывается на работах Одинцова и Дмитриевского, а также на кратких выписках из трех Служебников и Требников: Синодального собрания (ныне ГИМ, Син. слав.) 601 и 598 и Софийского собрания (ныне РНБ, Соф.) 525 , содержащихся в печатных описаниях этих собраний; непосредственно с рукописями историк не работал. После этих первых публикаций исследователи на протяжении целого столетия почти не обращались к чинам обручения и венчания в славянской рукописной традиции. Самые ранние сохранившиеся славянские списки чинов обручения и венчания датируются XIV в. (не считая рукописи РНБ, Q.n.I.46, содержащей только небольшой фрагмент чина венчания и датируемой рубежом XIII–XIV вв.). В то столетие в литургических традициях славянских Церквей произошли существенные изменения, предопределившие практику совершения богослужения вплоть до эпохи первых печатных изданий включительно, поэтому отсутствие списков, более древних, чем время упомянутых изменений, представляет собой серьезную проблему. С другой стороны, в рукописях XIV в., особенно русских, более ранние обычаи еще нередко могут сохраняться (тогда как в рукописях XV и последующих столетий подобное если и встречается, то лишь в виде исключений). Наше исследование поэтому будет ограничено списками XIV в. |
| Между просвещёнными иноками-проповедниками XV и XVI веков укажем на преподобного Иосифа Волоколамского, которого слова против жидовствующих представляют прекрасный образец отеческой ревности по вере христианской и на одном из московских соборов получили полное одобрение от представителей Русской Церкви, сам же он — почётное название “просветителя”. За ним следует не менее знаменитая личность преподобного Максима Грека, который говорил о себе в послании к Макарию митрополиту: “Куда ни был я посылаем от святости обители Ватопедской, везде в чистоте проповедовал православную веру ничего лукаваго, хульнаго о православной вере я не знаю, чтобы я говорил и писал когда-нибудь. Напротив, не только здесь у вас я писал слов много на ереси очень важные, но и пред самими вельможами нашу православную веру я проповедовал без стеснения и в светлом виде” . Несравненно выше Иосифа Волоцкого и по таланту, и по широте взгляда стоял третий знаменитый инок, ученик Максима Грека Зиновий Отенский, полемика которого против ереси Феодосия Косого может служить образцом светлой и сильной проповеди христианской. За этими знаменитыми лицами Русской Церкви XV и XVI вв. следует длинный ряд других деятелей на поприще русского проповедничества, которые хотя не так нам известны, как означенные лица, но которые также трудились для Русской Церкви, нередко жертвуя счастьем и жизнью в пользу того дела, для которого были призваны современными им обстоятельствами. Перечислить этих деятелей нет возможности и нужды. Свидетельствами трудов их служат, с одной стороны, оставленные ими сочинения, большая часть которых ещё ждёт внимания к себе учёных ; с другой стороны — разные отрывочные заметки летописцев о том или другом наставлении русских пастырей по тому или другому поводу . Рассматривая иностранные и отечественные свидетельства XV и XVI вв. о состоянии русского проповедничества того времени, которые давали неблагоприятный отзыв о нём, легко заметим, что все они главным образом касались проповеди придворной, проповеди русских первосвятителей, близких к государю, проповеди их в отношении к известным недостаткам в современной государственной жизни. |
| С III в. по Р. Х. на территории совр. М. существовали 3 сменявшие друг друга империи: Гана (III-XIII вв.), Мали (XIII-XV вв.) и Сонгай (XV-XVI вв.). Империя Гана со столицей в г. Кумби (ныне в Мавритании), основанная между реками Нигер и Сенегал, достигла расцвета в IX-XI вв. Постоянная торговля с мусульм. странами через Сахару способствовала проникновению на эту территорию ислама в IX в. После завоевания альморавидами в кон. XI в. Гана была ослаблена и распалась на отдельные гос-ва (Уагадугу, Сосо, Текрур и др.). На территории совр. М. распространился суннизм маликитского мазхаба. Свое существование Гана прекратила в сер. XIII в., когда правитель мандингов Сундьята из династии Кейта захватил г. Кумби (1240) и основал новую империю Мали, к-рая охватывала территорию от берегов Атлантического океана на западе до совр. Нигерии на востоке. Столицей нового гос-ва стал г. Ниани, построенный на берегу р. Санкарани на территории совр. Сенегала. Становлению империи способствовала консолидация политической элиты на основе принятия ислама. Основная масса населения при этом оставалась слабо исламизированной. Гос-во Мали, так же как и Гана, была крупным поставщиком золота, к-рое через пустыню Сахару вывозилось в Сев. Африку. Расцвета империя достигла в XIV в. при Мусе I (Канку Мусе), к-рый в 1324-1325 гг. совершил паломничество в Мекку, откуда привез строителей, художников и ученых. В 1327 г. в Томбукту была построена мечеть. Крупные торговые города Гао, Дженне и Томбукту постепенно стали мусульм. культурными центрами, оказавшими значительное влияние на развитие региона. Междоусобные войны ослабили империю Мали, в XV в. она распалась, попав в зависимость от гос-ва Сонгай, столицей которого был г. Гао (на северо-востоке центральной части совр. М.). Империя Сонгай достигла расцвета во время правления Аскии Мухаммада I (1493-1529). В тот период она имела четкую адм. структуру, профессиональные армию и флот, хорошо налаженные систему взимания налогов и торговый обмен между областями, развитую ирригацию в долине р. Нигер, где начали выращивать хлопок. В Томбукту открыли медресе, где теологии, араб. лит-ре, праву, географии, математике и астрономии обучались также ученики из стран Сев. Африки. Проходила дальнейшая исламизация правящей верхушки, но большинство населения оставались приверженцами традиционных африкан. верований. |
| Теперь вся эта народность соединяется под одной государственной властью, вся покрывается одной политической формой. Это сообщает новый характер Московскому княжеству. До сих пор оно было одним из нескольких великих княжеств Северной Руси; теперь оно остается здесь единственным и потому становится национальным: его границы совпадают с пределами великорусской народности. Прежние народные сочувствия, тянувшие Великую Русь к Москве, теперь превратились в политические связи. Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI вв. Можно так выразить этот факт: завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя. Если вы припомните главные явления нашей истории XV и XVI вв., вы увидите, что внешнее и внутреннее положение Московского государства в это время слагается из последствий этого основного факта. ПЕРЕМЕНА ВО ВНЕШНЕМ ПОЛОЖЕНИИ И В ПОЛИТИКЕ МОСКВЫ. Вследствие этого, во-первых, изменилось внешнее положение Московского княжества. До сих пор оно почти со всех сторон было прикрыто от внешних врагов другими русскими же княжествами или землями вольных городских общин: с севера - княжеством Тверским, с северо-востока и востока - Ярославским, Ростовским и до конца XV в. Нижегородским, а с юга - Рязанским и мелкими княжествами по верхней Оке, с запада - Смоленским (до захвата его Витовтом в 1404 г.), с северо-запада - землями Новгорода и Пскова. С половины XV в. все эти внешние прикрытия исчезают, и Московское княжество становится глаз на глаз с иноземными государствами, не принадлежавшими к семье русских княжеств. В связи с этой переменой во внешнем положении княжества изменилась и внешняя политика московских князей. Теперь, действуя на более широкой сцене, они усвояют себе новые задачи, какие не стояли перед московскими князьями удельных веков. До сих пор внешние отношения московских князей ограничивались тесным кругом своей же братии, других русских князей, великих и удельных, да татарами. |
| К. принадлежат фундаментальные исследования по истории социально-экономических и политических отношений в России эпохи образования и укрепления Русского централизованного гос-ва. На основе анализа обширного актового материала К. впервые систематически изучил историю феодального иммунитета, финансовой и судебной политики в России в XVI в., внес значительный вклад в разработку теории феодальной земельной собственности, исследовал историю уделов, местного управления, церковной юрисдикции, внутренней торговли и таможенной политики России в XIV-XVI вв. Он опубликовал статьи о численности рус. войска и населения России в XVI в., показав, что численность того и другого значительно преувеличена в историографии. Будучи ведущим специалистом в изучении средневек. актов, К. учел богатый опыт западноевроп. дипломатики и разработал оригинальную методику анализа этого вида источников. Он впервые ввел различение 4 основных типов актового формуляра, а также различение внешнего и внутреннего содержания источника. Успешно осуществил текстологическое исследование формуляров жалованных грамот XV-XVI вв. К. уделил особое внимание изучению русско-визант. договоров X в., рус. актов XII-XIV вв. и грамот, отправлявшихся в XVI в. из России на Афон, Синай, в Сербию и К-польским патриархам. Методика К. нашла применение в трудах специалистов по дипломатике восточных актов (А. П. Григорьев, М. А. Усманов, С. Ф. Фаизов) и актов Литовской метрики (А. Л. Хорошкевич, А. И. Груша и др.). Помимо актов К. плодотворно занимался изучением законодательных (Судебники XV-XVI вв., Литовские статуты, Соборное уложение 1649 г.), делопроизводственных (Книга ключей Иосифова Волоколамского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря ), летописных (сокращенные летописные своды 1493 и 1495 гг.) и др. источников. К. внес большой вклад в развитие актовой кодикологии. Исследовал историю копийных книг XVI в. Троице-Сергиева мон-ря (см. Троице-Сергиева лавра ), обнаружил ряд ранее неизвестных троицких актов XV-XVI вв. в составе сборников из собр. М. П. Погодина (РНБ), посредством приемов кодикологического, палеографического и филиграноведческого анализа показал, что тексты в сборниках являются отрывками из троицких копийных книг. Подобная работа была проделана им в отношении и др. кодексов (древнейшей «греческой» посольской книги XVI в., копийной книги Павлова Обнорского во имя Св. Троицы мон-ря XVII в. и др.). Параллельно исследователь разработал методику анализа бумажных водяных знаков в рукописных сборниках XVI-XVII вв. |
|
|
