| 4 В отношении Славяно-греко-латинской Академии обычно делается исключение, да и то с оговорками, в оценке периода возглавления ее братьями Лихудами. 5 Аутентичная схоластика — это течение в богословии, начало которого связывается для Западной Европы с именем Ансельма Кентерберийского, впервые применившего схоластический метод в сочинении «Почему Бог вочеловечился?» (вторая половина XI beka), а расцвет — с именами Альберта Великого, Фомы Аквинского и Бонавентуры (все — XIII век). «Серебряный век» схоластики, в котором уже намечаются первые признаки приближающегося кризиса, ознаменован именами Дунса Скота и Вильяма Оккама (XIV век). Далее схоластическая традиция не прерывается, хотя и вступает в пору kpuзuca (XV-XVI века). Именно с этой кризисной схоластикой соприкоснулись сначала Ренессанс, а затем Реформация. Особенно сильны тенденции к восстановлению достоинства схоластики у деятелей контрреформации, в этой связи значительной была фигура Франсиско Суареса (вторая половина XVI — начало XVII века). С этого времени уже начинается период новой, второй, так называемой барочной схоластики, сильно отличающейся от схоластики золотого века. 6 Pieper I. Scholasticism: Personalities and problems of Medieval philosophy. NewYork, 1964. P. 26. 7 II bek — время расцвета римского стоицизма (Сенека, Марк Аврелий), и отцы, творившие до середины III века, используют стоическую философию. Но во второй половине III века наступает время Плотина, Прокла, Порфирия, и святые отцы золотого века обращаются к платонизму и неоплатонизму. 8 Обычно считается, что серьезно говорить о развитии естественнонаучных знаний можно лишь начиная с эпохи Boзpoждehuя (XV–XVI века). Однако это далеко не так: XII u XIII века — это время важных естественнонаучных и технических открытий и достижений. Отец Шеню в своей работе о богословии XII века приводит впечатляющий список изобретений XII века, среди которых ветряные мельницы, компас, корабельный киль, механические часы, арбалет и многое другое ( Chenu M .- D ., О. Р. Nature, Man, and Societyinthe Twelfth Century: Essayson new theological perspectives in the LatinWest. Chicago, 1979. P. 43). |
| Родиной иконы является Восток. С ранних пор иконописание становится органической частью Предания и поистине делается «зримым богословием». Развитие иконы происходит в три этапа: юстинианская эпоха (VI век) с чудом святой Софии устремлена к монументальной полноте, грандиозности, она говорит о высшем при помощи необъятности, неизмеримости, итог ее – величественный покой. Затем следует первый византийский ренессанс при македонской династии и Комненах (X–XII века), когда выразительность в большей мере соразмеряется с человеческим масштабом. Этой эпохе свойственны мощь и мерность. Наконец, второй ренессанс при Палеологах (XIV век) – золотой век иконописи. Русская иконография зарождается в XI веке. Искусство храмов святой Софии в Киеве и Новгороде еще тесно связано с традициями византийской живописи. При закате Византии искусство эпохи Палеологов бросает последний и величественный отблеск на Русь, утверждает уже тогда глубоко самобытный облик русской иконы. В это же время происходит могучий взлет религиозного искусства в Сербии, с несказанной мягкостью оно возводит человека к смыслу всего в Боге. В Болгарии сильнее заметно трагическое влияние Сирии и семитского измерения в Православии. Наконец, развивается замечательное румынское искусство, критская школа, расцветает Афон и столь возвышенно–трогательное греческое искусство времен турецкого владычества, где Христос Elcomenos – Божественный Страдалец – Сам взбирается по лестнице, прислоненной к Кресту… Иконопись свободно развивается в платонизме восточной патристики, в ее философии трансцендентного, так как она предполагает символичность: чувственное возвращается к своим небесным корням. Реминесценции, анамнезис здесь не просто память, воспоминание, а присутствие, явление. Как имя Божие в Библии, все, что призвано, – проявляется, становится присутствующим. На древний вопрос о соотношении Абсолюта и мира Ветхий Завет уже ответил учением об ангелах. Будучи посредниками и вестниками, ангелы выражают символическую функцию par excellence. Они – проводники трансцендентного, так как в них покоится Имя Божие, Бог же присутствует в Своем Имени. |
| Характеристика арийских религий, которую делает Рöнтш и наши критические замечания на нее 111 Грау в своем сочинении занимается характеристикой Иафетитов настолько, насколько это нужно для лучшего изображения характера Семитов; Иафетиты постоянно у него на втором плане и имеют такое же значение, какое имеют тени в картине. Рöнтш, считая это за недостаток сочинения Грау, занимается преимущественно Арийцами. Между тем как Грау Арийцев по отношению к религии ставит ниже Семитов, Рöнтш доказывает, что естественные религии Арийцев нравственнее и вообще выше натуральных семитических религий. Сказав о том, что Арийцев гораздо труднее характеризовать, нежели Семитов, по причине их многочисленности, широкой распространенности, разнообразия индивидуальных черт в каждом из многих народов этой расы и чрезвычайной способности их к переменам и прогрессу, Рöнтш упрощает свою задачу тем, что определяет характер Арийцев по трем самым замечательным народам этой расы – Индийцам, Грекам и Германцам, как главным, по его мнению, представителям и выразителям ее характера. Но так как характер этих народов изменялся в продолжении их многовековой жизни, то нужно избрать такой момент в этой жизни, в котором бы всего резче выступали природные особенности этих народов. С первого раза может показаться, что такой удобный момент для характеристики народа может представлять время, когда народ стоит на высоте своего развития, когда его искусство, литература, жизнь политическая и социальная, находятся в зените, когда все его природные способности развились и обозначилось значение его во всемирной истории. Таким моментом в истории Греции был век Перикла, в Римской истории – век Августа. Но так как высшая ступень цивилизации вовсе не совпадает с высшим развитием нравственности и религии, как свидетельствует история, – в золотые века Перикла, Августа и Людовика XIV цвет цивилизации и образования пышно расцветал на почве нравственно разлагавшейся жизни народа – а, между тем, нравственный масштаб есть самый пригодный для верного и глубокого познания характера народа, то неудобно брать для определения характера народа эпоху блестящего его развития. Для такой цели она не пригодна еще и потому, что она наступает после того, как народ прожил много веков, в течение которых он не мог не заимствовать и не усвоить себе много чужого, а отделить это пришедшее чуждое от самородного нелегко. Так, например, в Риме в век цезарей истый Римлянин чувствовал себя совсем не дома. |
| Бычков Виктор Васильевич Содержание Гармонии таинственная власть Часть первая. Эстетика в Древней Руси. XIXVI века Глава I. Истоки и влияния Восточные славяне Со бровей соболь бежит, с очей сокол летит, Повздыханье белкино, поговорка кункина Византия Древняя Болгария Глава II. «Золотой век» и лихая година. XI-nepbaя половина XIV века Заря немеркнущего дня Духовное как эстетическое Прекрасное Художество Лихая година Глава III. Под знаком вечности. Конец XIV-haчaлo XVI века Красота и добродетель Эстетика духовных феноменов Софийность искусства Философия в красках Глава IV. Исскусство-истины носитель. Первая половина XVI в И «за» и «против» красоты В искусстве мудрость прозевая Глава V. Предчувствие заката. Вторая половина XVI века Строй и чин культуры Традиции духовного делания Красота и совершенство Словесное святое мастерство Между «реализмом» и «символизмом» Часть вторая. На пути к новому эстетическому сознанию. XVII век Глава VI. Последний щит Средневековья. Первая половина XVII века Возвышенным земное укрепляя Вне времени мерцанья красоты Искусств всепобеждающая сила Опора творческого духа Словесность – зеркало эпохи Глава VII. Раскол Глава VIII. На переломе эпох. Вторая половина XVII века Устроение нового чина Красота К новому символизму Церемониальная эстетика Становление наук об искусствах Источник красоты духовной Послесловие автора Монография В. В. Бычкова – первое в отечественной и зарубежной науке систематическое исследование становления и развития духовной и эстетической культуры на Руси. К изданию книги привлечен редкий и богатый иллюстративный материал по истории художественной культуры Средневековья. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Виктор Васильевич Бычков (род. в 1942 г.), доктор философских наук, руководитель научно-исследовательской группы " Неклассическая эстетика " Института философии Российской Академии наук, член Союза художников России, автор более 140 научных работ – 60 из которых опубликовано за рубежом -по раннехристианской, византийской, древнерусской культурологии, эстетике, искусствознанию. |
| I стр. 99 и у С. М. Соловьёва в Истории, т. XV, издание 2 стр. 108). К сноскам 753 и 1138. Редакторы I части Русских Достопамятностей, напечатавшие у себя находящийся в Софийской Кормчей устав Новгородского князя Святослава, замечают об этом уставе и о нашем уставе Владимира, читаемых на конце Кормчей, что «сии два сочинения, кажется, написаны несколько позже (чем вся рукопись)», стр. 21 и 82. И. И. Срезневский в Обозрении древних русских списков Кормчей книги говорит, что «две последние статьи (Кормчей, т. е. уставы Святославов и наш Владимиров) написаны на особенной тетради другим более поздним почерком XIV в.», стр. 111. Возможно, что XIV век, в котором, по мнению Срезневского, написан наш список устава, был веком и появления устава на свет. И то обстоятельство, что после нашего списка устава неизвестно ни одного его списка, который бы относился к более раннему времени, чем XV век ( см. сноску 1138 ), говорит в пользу вероятности последнего предположения. Принимая это, конечно, нужно будет думать об отношении устава к посланию неизвестного епископа Владимирского, адресованного к не называемому по имени сыну Александра Невского обратное тому, что мы думаем, считая устав старшим послания. К сноске 761 . Если принимать, что в послании неизвестного по имени епископа Владимирского к не называемому по имени сыну Александра Невского подведомые суду церковному дела перечисляются без всяких опущений, с точной полнотой ( см. выше «Послание епископа Владимирского» ), и что таким образом дела, позднее подлежавшие суду церковному, но не упоминаемые в послании, должны быть считаемы начавшими принадлежать нашему суду после написания послания: то будет следовать, что окончательное расширение суда церковного случилось уже в период Московский. Принимая это, нужно будет понимать дело так, что расширение суда церковного случилось в самом начале периода Московского, когда князья Московские, стремясь к своему возвышению, имели великую нужду в митрополитах и, следовательно, должны были приобретать их благоволение к себе своей им уступчивостью. К сноске 790 . Поправку относительно того, как понимать слова о помраченности правил облаком мудрости эллинского языка, см. в 1 половине II тома сей Истории, стр. 64. |
| Достижение нужного опыта осуществлялось символически и социально (иными словами, нужный опыт имел здесь символическую и социальную природу), но лично и индивидуально человек не должен был всё выстраивать. Это решалось определёнными институтами, институционализованным был и культ, в котором нужно было участвовать. Религиозные цели достигались институционально. Еще и в этом была новизна христианства: достичь духовной, религиозной цели нужно было антропологически, а не институционально. Решением этой антропологической и, как следует здесь сказать, одновременно сверх-антропологической, мета-антропологической задачи, христианское сознание занималось ровно тысячу лет. Полный опытный аппарат для исполнения этого задания был завершен в XIV веке. Этот диапазон, тысячелетие с IV по XIV век, и составляет собой период формирования исихастской традиции. Внутри он разбивается на три основных этапа. Сначала, в первые три столетия, с IV приблизительно по VI век, в пустынях Египта и Палестины вырабатывались начальные установки для пути к цели, главным образом, установки отталкивания от мирского; то есть решались преимущественно негативные задачи. Созидалась икономия уединенной, отшельнической аскезы; уяснялось, какой степени должно достигать отвержение всякой социальности, как осуществлять собирание внутренней реальности, ее подчинение духовно-антропологическому заданию. Затем, когда создана была эта икономия исхода из мира и собирания себя, традиция вступила в следующий этап, который проходил приблизительно с VII по X столетие. Стало ясно, что, когда достигнуто должное отъединение и сосредоточение, это ещё вовсе не цель. Целью является достижение реального контакта с иным бытием, а для этого необходимо восходить, продвигаться к этому иному бытию, то есть необходим некоторый поступательный процесс, в котором, очевидно, человек должен последовательно себя трансформировать. Как обнаруживалось на опыте, процесс подобного продвижения, в котором человек последовательно преобразует себя, был реально возможен и происходил, и при этом он носил ступенчатый характер. |
| нового заключения в Бастилию (ок. 1726), после чего он получил разрешение уехать в Англию. Знакомство с политической жизнью, философией (Дж. Локк) и естествознанием (И. Ньютон) Англии сыграло важную роль в формировании мировоззрения В. Он снова напечатал «Генриаду», к-рая в короткий срок была переведена на англ., нидерланд., нем., лат. и частично итал. языки. Почитатель поэмы, ставивший ее наравне с произведениями Гомера и Вергилия, прусский кор. Фридрих II называл ее автора «король Вольтер». В Англии была написана большая часть исторического труда «Histoire de Charles XII, roi de Suède» (История Карла XII, короля Швеции). Ок. 1728 г. В. возвратился во Францию. Он написал трагедию «Zaïre» (Заира, 1732), относящуюся к числу лучших его произведений в драматическом жанре. Англ. впечатления отразились в соч. «Lettres philosophiques» (Философские письма, др. название - Английские письма, изд. в 1733), к-рое во Франции было осуждено на сожжение, и «Elements de la philosophie de Newton» (Основы философии Ньютона, 1738). Выход в свет литературно-критической сатиры в стихах и прозе «Le temple du Goute» (Храм вкуса, 1733) вызвал очередной скандал. В. вынужден был покинуть Париж. Он поселился в замке Сире, принадлежавшем его подруге маркизе де Шатле, где занимался науками и написал трагедии «Alzire» (Альзира), «Mahomet» (Магомет), «Merope» (Меропа), а также начал 2-й исторический труд «Siècle de Louis XIV» (Век Людовика XIV) и историко-философское соч. «Essai sur les moers des nations» (Опыт о нравах народов), работал над «Traité de métaphysique» (Метафизический трактат; при жизни В. не опубликован). В 1743 г. В. был послан с дипломатической миссией в Берлин, с к-рой блестяще справился, и приобрел благосклонность кор. Людовика XV, был приглашен ко двору, стал историографом (1745) и был принят в Королевскую академию наук (1746). Однако позднее отношения с двором испортились, и в 1750 г. В. по приглашению кор. Фридриха II переехал в Берлин. Разлад с прусским королем (1753) вынудил В. |
| Теперь приступим к грамотам более основательным. Давайте я начну с грамоты, которая стоит особо в этом ряду — не новгородской, а московской. Это московская грамота найденная в конце 2015 года, целая, совершенно замечательно сохранившаяся, тоже XIV век. Давайте ее прочтем. Я, как обычно, пишу, несколько упрощая графику, не изображаю древние буквы так уж буквально. похали єсмы гне на кострому… Первая фраза, я думаю, ясна и не требует никаких комментариев. Замечательно для нас то, что грамота эта, без малейших указаний от кого кому, начинается сразу просто содержанием: «Мы поехали на Кострому». Данная грамота для Новгорода была бы совершенно нетипичной. В Новгороде имеется только две категории грамот, где не сказано, от кого к кому: это секретные грамоты военного содержания, и грамоты, где тоже по понятным причинам нежелательно указание имен — это небольшое количество любовных записок. Вот и всё. Все остальные обязательно имеют формулу «от кого к кому» и даже с «поклоном», с «покланянием», с челобитием. Эта московская грамота, кстати, первая из всех четырех московских грамот, которые пока что имеются, является, скорее всего, письмом. Три предыдущих не были письмами, так что там мы не могли проверить, так же устроена переписка, как в Новгороде, или нет. Первая грамота, без сомнения, где перед нами письмо, написанное таким непохожим на новгородский тип способом. Можно даже подозревать, что это не совсем случайно. Москва XIV века была менее культурным государством, чем Новгород. В Новгороде уже были традиции, в частности, письменно-литературные, уже каждое письмо было со стандартным началом, а здесь, как видите, такой немножко еще провинциальный стиль. Человек писал сходу и считал, что передадут, кому надо, и тот сам поймет. Итак, автор сообщает своему господину (гне, это, конечно, господине): «Мы поехали на Кострому», а дальше с ним, как и следует ожидать, случилось что-то, что заставляет его беспокоиться, иначе бы он не стал писать. Вот что было дальше. юpьi с матьрью насъ гне оувернулъ |
| Последовавший за этим сочинением замечательный труд Н.П. Кондакова „История византийского искусства и иконографии по миниатюрам греческих рукописей“ (Одесса 1876) посвящен памятникам, представляющим, – по словам автора в его отчетах о заграничной командировке („Записки Имп. Новороссийского Университета“, т. XVIII, 1876, стр. 117–183), – наибольшую важность в истории византийского искусства как „по сравнительной многочисленности произведений этого рода, которые идут в непрерывной последовательности, особенно с начала IX по XIII век включительно», так „и по определенности их дат, и особенно по ясности сюжетов, истолковываемых при помощи текста, который эти миниатюры иллюстрируют или сопровождают». Основанное на тщательном изучении огромного числа греческих иллюстрированных рукописей европейских библиотек, это сочинение проливает совершенно новый свет на историю развития византийской живописи, в которой до того времени миниатюре не придавалось никакого национального значения и не усматривалось связи её с историей общества. Н.П. Кондаков доказал здесь, что византийская миниатюра не была явлением случайным, что произведения ее, если их рассматривать в естественной их связи, имеют известную однородность и развитие и что это развитие, в свою очередь, было тесно связано с историей умственных и нравственных интересов общества. История византийской миниатюры рассмотрена в этом труде во всех её периодах: в древнейшую эпоху возрождения в Греции античного искусства (IV–V в.в.) в период процветания собственно византийского национального искусства, начавшийся блестящим царствованием Юстиниана; в эпоху упадка миниатюры, совпавшую с временем иконоборчества; в период вторичного процветания искусства, открывшийся концом IX в., и, наконец, в эпоху окончательного разложения его в течение XIII–XIV вв. Сочинение это переведено на французский язык в издании „Международной библиотеки искусств» под заглавием: „Histoire de l’art byzantin considéré principalement dans les miniatures“ (Paris 1886–1891) и снабжено в этом переводе иллюстрациями, отчасти новыми, а отчасти заимствованными из приложенного к русскому тексту альбома рисунков (XIV табл., Одесса 1877). |
| Русский язык, русская мысль, русское православное сознание широкой волной распространились на Западе во второй половине XIV века и в последующем столетии. Лишь сравнительно в недавнее время замечательный исторический эпизод Литовской Руси привлек внимание наших исследователей. Русская культура наполнила своим содержанием возникшее в XIV и XV веках литовско-русское государство. Русский язык был в нем государственным и литературным языком. На этом языке был написан литовский юридический статут, который явился позднее одним из важнейших источников Судебного уложения царя Алексея Михайловича. На русском языке происходили прения в литовских сеймах, являвших аналогию средневековому английскому парламенту. На этом языке велись и протоколы тех совещаний, которые привели к установлению Люблинской унии, соединившей Литву с Польшей и оторвавшей ее от русской культуры. Но даже когда этот отрыв совершился, не переставали проникать русские культурные влияния в литовские земли. А вместе с литовскими вельможами и духовными лицами проникали они и в саму Польшу. Русские мастера украсили в свое время фресками собор в старинном архиепископском польском городе Гнезно. Русские росписи XV века до сих пор существуют в Супрасле близ Белостока, в Сандомире и в Люблине. Они до сих пор видны в Кракове в капелле Святого Креста над гробницей короля Казимира Ягеллончика. Таков замечательный пример русской культурной «экспансии» в XV веке. XVI век видел распространение русской культуры на Восток, шедшее вместе с распространением энергического государственного действия. Это государственное действие выкристаллизовалось в политике московских царей, одновременно расширявших свои владения за счет восточных царств и искавших с оружием в руках выхода к Балтийскому морю. Если мы не находим соответствия между ходячими представлениями о русском народном характере и существенными чертами русского национального искусства, то найдем ли мы эти соответствия в государственной жизни, в политике Московского государства? Едва ли история знает другой пример, где до такой степени, как в Московской Руси, независимо от смены царей и правителей, все было бы подчинено на протяжении ряда веков одной чисто логической идее территориального приращения и искания выхода к морю. Когда вышел первый английский перевод истории Ключевского, не помню теперь уже, какой именно, английский критик заметил, что русская политическая история московского периода является самой сухо-последовательной и самой логически-неумолимой политикой из всех, которые знала тогдашняя Европа. О да, можно упрекнуть московских царей в жестокости, в подчинении личного и человеческого начала началу государственному, но их никак не упрекнешь в непоследовательности, в неустойчивости, в излишней впечатлительности, в легкой забывчивости, то есть во всех тех недостатках, которые наша литература XIX века зачислила, так сказать, за русским человеком! |
|
|
