| Указывают они мне на то, что запродажа мест сделана с разрешения преосвящ. Маркелла, – я отвечаю: если он разрешил вам запродать места, то пусть разрешит и продать. 30 октября жид, вручивший эконому за место 800 р., подал мне прошение, в котором, между прочим, доказывает, что я обязан подчиниться решению преосвящ. Маркелла относительно продажи ему участка земли и указу Дух. Консистории, в котором изложено таковое решение. Я же предполагаю опять отослать его к преосвящ. Маркеллу. Вероятно, после сего, будут жаловаться на меня жиды преосвящ. Маркеллу и даже Св. Синоду. Преосвящ. Маркелл, конечно, разгневается на меня, а Св. Синод едва ли тотчас согласится; на отчуждение от архиерейского дома участков земли. Потребуется от меня объяснение. Я могу представить уважительные причины моего несогласия на это отчуждение. Если же Св. Синод, несмотря на мое объяснение, прикажет мне исполнить решение преосвящ. Маркелла, я беспрекословно исполню, и совесть моя будет покойна. «Вашим добрым, дорогим памятованием о нас–меньших Ваших братьях, известных Вам по семинарии и академии, Вы делаете нам великую честь, но в то же время изобличаете нас в недостатках нашей памяти. Действительно, можно подумать, что наша память о былом–прошлом довольно поослабела, что мы в данное время так глубоко погрузились в пучину мелочных обыденных интересов, что она поглощает всецело наши силы и стремления, но это едва ли так на самом деле; не память нам изменяет, а какая-то неуверенность в себе, несоразмеримость в положении, узкость и замкнутость в своей среде и круге занятий не позволяют нам иногда заявлять о своем существовании, о своих мыслях и чувствованиях: что, мол, мы за люди и какой интерес может быть в нашем маранье для высокопоставленных? Но может ли быть забыта та alma mater, в недрах и под сению которой так мирно и безмятежно текла когда-то жизнь наша? Нет нужды, что мы, как своевольные дети, рвались из объятий ее на какую-то свободу и простор, на вольную и раздольную дорогу жизни, на которой, как открылось глазам нашим впоследствии, мы очутились в настоящем рабстве и неволе! Могу ли я забыть особенно из академических моих дней тот день, когда я в первый раз увидел обряд пострижения в монашество, когда Вы произносили великие обеты пред Богом и облекались в ангельский образ? Как сейчас вижу Вас идущим от западных дверей, в торжественном сопровождении, на средину трапезной церкви, шествие останавливается как раз между клиросами, из коих на одном стоял и я, как принадлежавший к хору певчих. |
| Каждый вечер он приносит с собою штук пять-шесть анекдотов из университетской жизни и с них обыкновенно начинает, когда садится за стол. – Ох, господи! – вздыхает он, насмешливо шевеля своими черными бровями. – Бывают же на свете такие комики! – А что? – спрашивает Катя. – Иду я сегодня с лекции и встречаю на лестнице этого старого идиота, нашего NN… Идет и, по обыкновению, выставил вперед свой лошадиный подбородок и ищет, кому бы пожаловаться на свою мигрень, на жену и на студентов, которые не хотят посещать его лекций. Ну, думаю, увидел меня – теперь погиб, пропало дело… И так далее в таком роде. Или же он начинает так: – Был вчера на публичной лекции нашего ZZ. Удивляюсь, как это наша alma mater, не к ночи будь помянута, решается показывать публике таких балбесов и патентованных тупиц, как этот ZZ. Ведь это европейский дурак! Помилуйте, другого такого по всей Европе днем с огнем не сыщешь! Читает, можете себе представить, точно леденец сосет: сю-сю-сю… Струсил, плохо разбирает свою рукопись, мыслишки движутся еле-еле, со скоростью архимандрита, едущего на велосипеде, а главное, никак не разберешь, что он хочет сказать. Скучища страшная, мухи мрут. Эту скучищу можно сравнить только разве с тою, какая бывает у нас в актовом зале на годичном акте, когда читается традиционная речь, чтоб ее черт взял. И тотчас же резкий переход: – Года три тому назад, вот Николай Степанович помнит, пришлось мне читать эту речь. Жарко, душно, мундир давит под мышками – просто смерть! Читаю полчаса, час, полтора часа, два часа… «Ну, думаю, слава богу, осталось еще только десять страниц». А в конце у меня были такие четыре страницы, что можно было совсем не читать, и я рассчитывал их выпустить. Значит, осталось, думаю, только шесть. Но, представьте, взглянул мельком вперед и вижу: в первом ряду сидят рядышком какой-то генерал с лентой и архиерей. Бедняги окоченели от скуки, таращат глаза, чтоб не уснуть, и все-таки тем не менее стараются изображать на своих лицах внимание и делают вид, что мое чтение им понятно и нравится. |
| Нежинский историко-филологический институт князя Безбородко первоначально был открыт как гимназия высших наук – в 1820 году, после смерти графа И. А. Безбородко и на пожертвованные им средства. Целью имелось образование детей малороссийских дворян в течение девяти лет. Аттестаты, выдававшиеся гимназией, обладали равным правом с аттестатами университета и освобождали выпускников от испытания для получения высших чинов. Там преподавали Закон Божий, словесность российскую и древние языки, а также русский, немецкий и французский языки, математику, историю и географию, философию, право естественное и народное, технологию с химией, естественную историю, государственное хозяйство, финансовую науку, римское право с его историей, русское гражданское и уголовное право и судопроизводство. В дальнейшем менявший названия – Нежинский физико-математический лицей (1832–1840), Нежинский юридический лицей (1840–1875) – с 1875 года он стал называться Нежинским историко-филологическим институтом князя Безбородко. Множество выпускников прославили свою alma mater, но, безусловно, самым знаменитым стал Н. В. Гоголь, учившийся здесь в 1821–1828 годах; в 1909 году был установлен памятник писателю на территории этого учебного заведения. В Нежинском институте Н. М. Боголюбов, будучи законоучителем (и в институте, и в состоящей при нем гимназии), в 1910/1911 и 1911/1912 учебных годах читал на 1-м курсе апологетическое богословие и на 2-м – курс о первоначальном христианстве 106 . В 1912/1913 учебном году он оставил себе только работу со второкурсниками – «курс о первоначальном христианстве (об отношении первоапостолов к апостолу Павлу)» 107 . 1 апреля 1913 года Боголюбов был Св. Синодом награжден камилавкой за заслуги по духовному ведомству. Там, в Нежине, 12 (25) марта 1911 года у Боголюбовых родился второй сын – Алексей. Ольга Николаевна преподавала музыку, давая частные уроки. Николай Михайлович продолжал свое литературное творчество, его новые работы интересны и разноплановы: например, он выступил с критикой марксизма в статье «Марксизм и наука». |
| Другой мой знакомый, также находясь на родине, в одном из подмосковных городов, зашел в православный храм с целью проповеди. Он донимал старушку, стоящую за свечным ящиком, вопросом: “Почему вы (то есть православные) не радуетесь?” Та, проявив невиданный такт, пыталась объяснить, что христианству присуща особенная радость. В конце концов вышедший священник попросил ретивого проповедника покинуть храм. На церковном сленге приглашаемые подразделяются на “открытых” и “закрытых”. Последние, как в перечисленных выше примерах, отвечают односложно, не проявляют интереса к разговору и быстро его заканчивают. “Открытые”, наоборот, интересуются вопросами веры и Библией , могут дать свой телефон. Они – главные кандидаты в “спасенные”. Подобная схема опробована не только в Москве, но и во всем мире. Именно поэтому в странах, где люди малообщительны, например, во Франции, или вполне довольны жиз-нью, как в Скандинавии, церкви Христа чрезвычайно малы и численно почти не увеличиваются. Не так в России. Наши соотечественники имеют громадные и совершенно не удовлетворенные духовные запросы. Поэтому “открытых” на наших улицах примерно столько же, сколько и “закрытых”, потому-то МЦХ и продолжает расти. Хуже приходится студентам. Они вынуждены изо дня в день приглашать одних и тех же людей. Контингент учащихся, даже в крупных учебных заведениях, все же ограничен. Возникают осложнения. Один человек может оказаться способным в десятый раз услышать от уже знакомого ему проповедника вопрос: “Верите ли Вы в Бога?” и ответить вежливо, у другого же нервы не столь крепкие. Женщинам легче, но ненамного. Не обладая поистине “шпионской” памятью на лица, необходимо обладать большим мужеством, чтобы день за днем проповедовать в собственной Alma Mater. Тот, кто учится в гуманитарном ВУЗе, поневоле должен иметь и больший, по сравнению с другими членами общины, образовательный уровень. Ему приходится разговаривать с философами и историками религий. Но собственная горячность и убежденность и тут приходят на помощь. |
| Читатель, ознакомившийся с фактами и следивший за доказательствами, изложенными в этой главе, мог прийти к выводу, что отношение Феофилакта к славянскому окружению и болгарам, порученным его духовному попечению, было в значительной степени двойственным. Относясь презрительно к их грубым манерам – отчасти искренне, отчасти следуя литературной моде, – он мужественно защищал их при этом от жестокости правительства и от несправедливости. Он тосковал по Константинополю, своей alma mater, и назначение в Охрид считал, возможно, пожизненной ссылкой, но пастырские обязанности исполнял ревностно. Несмотря на некоторую брезгливость по отношению к примитивным болгарам, в «Житии св. Климента» он не скрывает восхищения основоположниками местной христианской культуры. Как нам понимать эту двойственность? Проистекала ли она из личных свойств Феофилакта? Быть может, просто рассудок подсказывал ему, что болгар следует ублаготворять уступками их национальной гордости? Или он принимал сторону жертв бесчеловечной фискальной политики из естественного чувства справедливости? Или же, обладая сильным, энергичным характером, он выбрал роль деятельного и ревностного администратора, а не eveque faineant 2 ? Вероятно, в каждом ни этих предположений есть доля истины. Тем не менее ни одно из них не представляется достаточно убедительным, чтобы исчерпывающе объяснить, почему такой человек, как Феофилакт, с его прошлым и предрассудками, мог со столь явной легкостью не только воспринять основные черты чуждой ему культуры, но и ощутить ее как свою собственную. В чем тайна такой восприимчивости? Стоит, пожалуй, напомнить, что фундамент ее заложили Кирилл и Мефодий созданием славянского алфавита и переводом с греческого литургии и Священного Писания . Тем самым они дали жизнь новому литературному языку, построенному по греческому образцу и понятному в те времена всем славянам. Этот язык – древнецер ковно-славянский – находился «в общем владении» народов, вошедших в Византийское культурное Содружество; он стал и каналом, который обеспечивал постоянный приток культурных влияний из грекоязычного мира, и прочным связующим звеном между Византией и славянством. Благодаря ему православные славяне (а позднее и румыны) получили возможность общего богослужения, собственные письменность и литературу; трудами Кирилла, Мефодия, Климента и их учеников этот язык стал основой культурной традиции, в которую достаточно органично вошли и греческие и славянские элементы. |
| Один человек в сети назвал меня олдовым рокером. Так что юность продолжается. Олдовый рокер борозды не портит. На сцене – Какое событие в своей жизни в этом году вы считаете для себя наиболее значимым, и почему? – Я бы выделил три важных и радостных для меня. Первое – дочь поступила в alma mater (ВолГУ) практически по моим стопам. Второе – летом удалось прекрасно отдохнуть с семьей в палатке на берегу Дона. Незабываемые три дня! И третье – в нашем городе милостью Божией началось строительство второго храма. Если удастся оставить на земле после себя такой след, думаю, это покруче, чем «построить дом и посадить дерево». Беседовал Сергей Новицкий Читайте также: Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 29 октября, 2013 1 марта, 2015 7 декабря, 2023 1 декабря, 2023 1 октября, 2023 8 сентября, 2023 19 марта, 2023 12 ноября, 2022 30 сентября, 2022 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) |
| Академии, именно: «в истории Моск. Академии, – говорит он, – можно заметить одну основную руководящую идею, весьма ценную по своему церковному и общественному историческому значению: идею борьбы за чистоту вселенского православия, церковного служения Богу и людям, идею религиозной культуры духа на почве вселенского православия, идею христианского подвижничества». Конечно эта идея не специфическая особенность только Московской Академии, ибо все академии и открыты для этой цели, и все уставы Академий проникнуты этой идей, но может быть в силу каких-либо особых условий Моск. Акад. действительно характерна, с этой стороны, осуществления данной идеи. Это конечно должно было отражаться главным образом в личности ее руководителей, ректоров и от них более всего зависеть. Вот то, что, думается, автор должен быть усматривать и оттенять согласно своей идее, прежде всего, в личности характеризуемых им ректоров. У него биографический материал общего характера преобладает и подавляет конкретность в обрисовке личности, правда материал, нужно сказать, интересный. За массой этого биографического материала у него как-то бледно обрисовано значение чисто научного —332— труда ректоров и влияние их на развитие богословской науки. Это не упрек автору, а только указание на будущее направление его работы, если он ее пожелает продолжить. Степени кандидата богословия он вполне заслуживает. б) И. д. доцента иеромонаха Пантелеймона (Успенского): «О. Крылов отнесся к своей работе не по-казенному. Любя родную alma mater, он с жаром и увлечением работал над разработкой своей темы. «Задачей и побуждением автора, – пишет он, – было – не только почтить память почивших (начальников Академии), но и самому поучиться на примере их трудовой, часто подвижнической жизни»... И непосредственно затем заявляет: «Многому, незабвенному, высокому научился (от них) автор»... (стр. XX). Не жалея ни времени, ни сил, о. Крылов перечитал массу историко-биографического материала (познакомился даже с одной рукописью в Лаврской библ., см., например, с. |
| Это произвело давящее впечатление. Предложение о ревизии было принято единогласно. В нынешнем заседании блеснул И. И. Иванов , красноречиво доказывавший, что уступки студентам ни к чему не поведут, что они захватили власть. «Мы не для того сломали царя, – закончил он, – чтобы попасть под тиранию толпы». Заседание было томительное. Я пришел домой совершенно усталым. Был у Карцевых. 12 марта. Воскресенье. Вот какие дела бывают на свете! Я вчера лег спать профессором Университета, а проснулся сегодня уже не профессором. Взяв в руки «Русские ведомости», я увидел распоряжение министра народного просвещения [А. А. Мануйлова] об увольнении всех профессоров, назначенных с 1905 г., и о замещении их должностей в кратчайший срок, путем ускоренной рекомендации, не прибегая к конкурсам. Итак, прощай, Alma Mater! Признаюсь, я прочел это известие с большим волнением. Лиза меня горячо обняла, и Миня тоже прижался ко мне. Мне, впрочем, тотчас же стало как-то легко и свободно. Кризис, которого я ожидал, совершился, быстрее ожидания; но, чем скорее, тем лучше. В 11 ч. утра отправился к Егорову на редакционное собрание «Исторических известий», где были Пичета, Савин, Готье, Матвей Кузьмич [Любавский] и Грушка. Вид у меня все же был не из веселых. Мне пришлось там сказать, что мне, конечно, удар разразившийся тяжел, но совесть моя чиста и ни в чем меня не упрекает. В 1911 я остался в Университете, потому что считал уход совершенно неправильным и прямо не мог уйти, я поступил бы, если бы ушел, против совести. Раз я остался, я совершенно правильно поступил, заняв пустую, за уходом Кизеветтера, кафедру, и очень хорошо сделал. Если бы я ее не занял, был бы на нее посажен Довнар-Запольский или кто-либо еще хуже и расплодил бы здесь свою школу. Я же сохранил для московской кафедры традиции главы нашей школы В. О. Ключевского , оберег их в чистоте и этим имею право гордиться. Егоров отнесся ко мне с особым сочувствием – так, как сочувствуют человеку, понесшему утрату от смерти, оставил обедать, сказав, что Марг. Мих. [Егорова] особенно этого желает. Оба были очень теплы со мною. Мы потом прогулялись до Пречистенского бульвара, где по его верхнему проезду видели движение демонстрации по случаю празднования революции. Длиннейшая толпа двигалась, неся красные плакаты с разными надписями. Нечто вроде крестного хода, только несравненно более длинного. Толпа пела визгливыми голосами «Вставай, подымайся, рабочий народ!» Вернувшись домой, я нашел у себя сюрприз – подарок по случаю завтрашнего дня моего рождения: мягкое удобное кресло и письменное поздравление от Мини с пожеланием, чтобы я прожил 10 миллионов лет и «чтобы много было трудов твоих», как заканчивалось это письмо. Вечером были у нас Богословские, толковали о моем вылете из Университета. С. И. Соболевский сообщил мне по телефону вызов в Академию на какое-то чрезвычайное собрание Совета по случаю наехавшей в Академию ревизии. В газетах известие о смерти проф. Муретова. |
| В силу замкнутости системы образования в Нормальной школе преподаватели имели дело не с большой и достаточно случайной аудиторией, как например в Сорбонне, и, следовательно, им не приходилось считаться с непредсказуемой реакцией анонимной толпы. Ромен Роллан с нежностью вспоминал о своей alma mater: «Сейчас, спустя полвека, я с чувством благодарности и восхищения думаю о том великолепном даре, который демократическая система обучения преподносит избранным молодым людям, восхищаюсь могучими умами, которые просвещают и направляют молодежь». Но самым главным в Нормальной школе для Пеги было не образование, а счастливое сообщество молодых, которое позднее образовало особое «поколение 1903 года». Ядром этого поколения стали выпускники Нормальной школы. У них у всех наряду с Францией было одно отечество — Нормальная школа. Марсель Бодуэн и Пеги принадлежали к тому поколению, о котором Ромен Роллан пишет: «Это поколение с глупой доверчивостью тешило себя иллюзиями о Прогрессе, о Великом Человеческом Существе позитивистов, о грядущей, неизбежной, предначертанной провидением победе без кровопролитных битв, о Демократии, Праве, Справедливости, Свободе, доброте жизни (то было время " доброго художника " , " доброго скульптора " , " доброго писателя " , " доброго музыканта " , человека доброго и просто добряка, а также время, когда верили: " Придет добрый человек… завтра " ). Сохрани Бог, я не собираюсь смеяться над этими иллюзиями! Это была мучительная трагедия». Итак, став студентом, Пеги оказался в центре группы молодежи, проникнутой социалистическими идеями. Кружок этот, однако, вовсе не был похож на политическую организацию. Они, как писал уже зрелый Пеги, «не очень-то ясно представляли себе, что такое социализм… воображали, что социализм — это совокупность всего того, что подготавливает социальную революцию, и полагали, что эта социальная революция должна привести к счастью человечества…». Само же социалистическое учение Пеги знал довольно плохо и не старался изучить его глубже. |
| Эта вера его была так сильна, что никакие наши промахи и ошибки, никакие наши уклонения от идеала не могли поколебать ее. Владыка и тогда, когда мы, кажется, должны были заставить его усомниться в нас, верил, а веря, горячо любил нас. Но почивший не ограничивался одним переживанием наших радостей и печалей, одними наставлениями и утешениями нас. Свой долг начальника в отношении нас он понимал чрезвычайно высоко и широко. Задачею своей деятельности он ставил не одно управление заведенным уже механизмом учебного дела в нашей alma mater, но и внесение всяких улучшений и духовных, и материальных в нашу студенческую жизнь, энергичное и живое содействие развитию всех проявлений и сторон нашей студенческой жизни, не только умственной и нравственной, но и эстетической. Большинство из нас живо помнят, как был отзывчив владыка ко всему, что могло содействовать тому или иному нашему развитию; подается ли мысль об учреждении среди студентов психологического общества, почивший с воодушевлением хватается за нее, хлопочет об утверждении этого общества, присутствует на его собраниях, несмотря на приступы болезни, его мучившей, выслушивает длинные рефераты, принимает участие в прениях, делясь со своими собеседниками ценными знаниями своего обширного научного опыта. Задумывается ли устройство музыкального студенческого кружка, и здесь почивший, сам музыкант, эстетик и поэт в душе, не только одобряет студенческий почин, но и изыскивает средства, необходимые при первоначальном устройстве кружка. А как почивший заботился о материальных нуждах студентов, как близко к сердцу принимал он заявления каждого из нас, это знает всякий, кому когда-либо пришлось обращаться с просьбою к нему. Указывать ли на факты? Достаточно одного, не нуждающегося в комментариях: владыка первый подал мысль об устройстве при обществе вспомоществования недостаточным студентам кассы краткосрочных для студентов ссуд и, несмотря на то, что предложение его, вместо сочувствия, встретило одни сильные протесты и со стороны сильных лиц, довел это дело до конца и, внесши свою посильную лепту, положил начало кассе, которая выручила уже из нужды не одного из нас. |
|
|
