Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Закрыть Что добьет образование или зачем нужны инженеры-троечники? Ответ на статью Владимира Букарского 22.06.2012 1066 Время на чтение 11 минут 31 мая на сайте РНЛ появилась статья Владимира Букарского с характерным названием «Неизвестный Ливанов, или Нужны ли стране инженеры-троечники?» . Как следовало из названия, ожидался анализ предполагаемой деятельности вновь назначенного министра образования Дмитрия Ливанова, сменившего на этом посту одиозного Фурсенко. Однако по мере знакомства, текст вызвал недоумение, если не шок. Автор рассматривает два высказывания нового министра: о сокращении бюджетных мест в технических ВУЗах и о сохранение ЕГЭ. О втором сказано и написано, в основном, в критическом ключе, уже достаточно. На первой же мысли нового министра, и к чему может привести ее реализация, стоит остановиться подробнее. Владимир Букарский, известный как толковый эксперт по Молдавии и Приднестровью, в рассматриваемом вопросе проявляет очевидную некомпетентность, чтоб не сказать больше. Вот, например, его характеристика технических ВУЗов и принцип отбора туда абитуриентов: «Технические вузы как явление уже на протяжении более 25 лет (ещё в 80-х - это точно) являются средством не приобретения необходимых для страны специальностей, а инструментом «закоса» от армии. Не хочу обидеть всех, но туда, в значительной части, шли поступать, в лучшем случае, «инвалиды пятой графы», опасавшиеся, что эта графа в советском паспорте станет препятствием для их поступления в престижные вузы, а в худшем - посредственность, боящаяся не пройти по конкурсу в более «модный» вуз в силу своих скудных дарований. Большинство «инвалидов» уехало в другие страны, воспользовавшись этой «пятой графой». Остались вторые. Не хочу сказать, что их везде большинство. Но тенденция малопрестижности техвузов, низкого конкурса и убежища от армии сохранилась» (курсив мой – Ю.Б.). Да простят меня за длинную цитату, но именно она характеризует уровень понимания автором серьезной проблемы. Позволю себе оставить ее без комментариев. Также, видимо, следует попросить прощения у выпускников технических ВУЗов России, среди которых известные ученые, академики, конструкторы, изобретатели, производственники, директора заводов, министры и т.д. и т.п. Золотыми буквами в историю российской науки вписаны такие ВУЗы как МВТУ им. Баумана, МИФИ, МФТИ, МАИ, МАДИ, СТАНКИН, МИИТ, ЛГИ (СПбГА), ЛИИЖТ (ПГУПС), УПИ и многие другие, которые всегда были и, отчасти, остаются поныне, сверхпрестижными для абитуриентов не только России, но также ближнего и дальнего зарубежья. Именно они, в большей части, являются alma mater для тех, кто во все времена и при всех режимах творил промышленную и оборонную мощь России. |
| Бирочка “МГУ”, то есть “университетская”, обязывает газету ко многому: начиная с оригинальности стиля, лексики, доступной современному молодому человеку (отличающейся от того “древлеблагочестивого” загруза архаизмами, которыми полны дореволюционные репринты) и кончая серьезной постановкой актуальных проблем современности и попыткой их обоснованного и компетентного разрешения. И, наконец, самое важное — чтобы все наши студенческие прибамбасы не заслоняли от читателя основную, если не единственную, цель газеты, отраженную на фасаде Университетской Татьянинской церкви: “Свет Христов просвещает всех”! Дарья ХОМЕНКО, студентка истфака МГУ: Всех нас, студентов Московского университета, — и бывших, и нынешних — объединяет не здание Казакова или высотка на Ленгорах, не зачетка или дипломная корочка, а нечто большее. Это можно было бы назвать “университетской традицией”. Когда я поступила в МГУ, то ощутила себя пусть очень маленькой, но все же частичкой того огромного целого — исторического целого, которым был и остается по сей день Московский университет в русской культуре. Главное, на мой взгляд, чему учила и учит нас наша alma mater — это свобода мыслить. Свобода, для которой авторитет не становится идолом, а учебник — шорами. И, может быть, именно поэтому именно в стенах нашего Университета появилась первая студенческая православная газета. Работа редакции — это прежде всего коллективный труд. И чтобы эта работа была творческой — пусть даже кто-то делает очень много, а кто-то очень мало — должна быть работой единомышленников. Вера в Бога, ее созидающее начало дает нам это единомыслие, а университетская “закваска” помогает отличить единомыслие от одинаковомыслия. И дай нам Бог сил и мудрости воспользоваться той свободой, которую дарует нам Господь. Ксения КОРЕНЧУК, студентка журфака МГУ: Хотелось бы печатать побольше информации о жизни на факультетах, причем желательно, чтобы она не успевала устаревать к моменту выхода номера. Я люблю “Татьянин День” за то, что здесь работают люди молодые, студенты; тебя не ставят в жесткие рамки, заставляя писать строго определенным образом. Но, несмотря на то, что пишут все по-разному — есть то, что нас объединяет — ведь издание православное. А так как “ТД” — газета Московского Университета, то работа в редакции помогает быть в курсе того, чем живет родной ВУЗ. |
| Основу книжного фонда академической библиотеки составили книги и рукописи упраздненной Троицкой Лаврской семинарии 4 , в частности, рукописи, переданные из Троице-Сергиевой Лавры 5 . В дополнение к имеющемуся у нее в наличии книжному собранию Академия получила также право выбрать себе необходимые книги из московских синодальной и новиковской библиотек. Одним из эффективных способов пополнения библиотеки стало выписывание книг из-за границы или приобретение книг у частных лиц. В период после переезда Академии должность библиотекарей, как правило, занимали лица с высшим богословским образованием в звании бакалавра или профессора Академии (до 1870г.). Начиная с 1814г. до революции 1917г. в библиотеке сменилось шестнадцать библиотекарей. Первоначально должность библиотекаря, как и должность преподавателя греческого языка, в действительности оказывалась площадкой для продвижения по карьерной лестнице. Однако в начале 1840-х гг. Академии удалось преодолеть это начальное состояние и достичь совершенно других результатов путем кропотливой самоотверженной работы. В середине XIX века, в творческую и созидательную эпоху святителя Филарета (Дроздова) , митрополита Московского, библиотека Академии стала в целом комплектоваться более системно, хотя постановка библиотечного дела в ней еще только складывалась. Библиотека вместе с Академией вступила в свой «золотой век» при разносторонне образованном ученом протоиерее Александре Горском, который на протяжении 20 лет был руководителем библиотеки, а в конце жизни ректором Академии. При протоиерее Александре Горском библиотека обогатилась ценнейшими рукописными и старопечатными собраниями, а сам протоиерей завещал всю свою личную библиотеку родной Alma Mater. После академической реформы 1869г., обязавшей магистров и докторов печатать свои диссертации в количестве 50 экземпляров до защиты, библиотеки духовных академий стали пополняться диссертациями на соискание ученых степеней, а также другими публикациями академической профессуры. Академия также завела подписку на периодические издания: в 1872г. библиотека стала выписывать 9 наименований русских журналов и 17 иностранных 6 . |
| Мне остаётся выразить чувство глубокой благодарности тем людям и учреждениям, которым я стольким обязан. С глубокой благодарностью я думаю о моих учителях и коллегах, о той серьёзной и богатой духовной атмосфере Тартуского университета, в которой я имел возможность дышать. Эта атмосфера вселила в меня уверенность, которая позволила мне предпринять столь долгосрочный труд, и дала волю для того, чтобы реализовать задуманное. Вдохновение моей Alma Mater сопровождало меня всю жизнь. Оно даровало мне нечто, что оставалось со мной на всех путях, по которым я странствовал. Я хотел бы поблагодарить всех, благодаря кому я смог воспользоваться сокровищами множества рукописных собраний Европы и Ближнего Востока, а также библиотеками Европы, Востока и Америки. Любезность. Доброжелательность и терпеливая помощь этих людей в исполнении всех моих разносторонних и бесконечных пожеланий были неоценимы в моей работе. Я сердечно благодарю священника Уолтера Фрейтага за ту внимательность, с которой он прочёл мою рукопись и усовершенствовал английский язык, на котором она написана. Я выражаю самую тёплую благодарность профессору Рене Драге из Католического университета Лувена за включение пяти томов моих трудов в Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium. Я воспринимаю как великую честь включение моей работы в эту серию, имеющую высочайшую научную репутацию и славу. Я также благодарен ему за то, что он разделил со мной бремя чтения корректуры. Я многим обязан Мемориальному Фонду Джона Саймона Гуггенхейма в Нью Йорке. Я признателен за интерес Фонда к истории культуры сирийского Востока, который выразился в форме выделенной мне стипендии. Эта великодушная помощь позволила завершить последний этап в изучении рукописей, что дало мне возможность подготовить этот том к печати. Я не могу в достаточной мере выразить, что значила для меня столь великодушная помощь, давшая мне возможность после четверти века работы завершить эту часть моего труда. Я посвящаю этот труд моим родителям, Карлу Эдуарду Выыбусу и Линде Хелене, в благодарность за всю их любовь и заботу. |
| Изменились и цели церковной периодики. Сегодня главными среди них являются миссионерская, катехизаторская и духовно-просветительская деятельность. Богатый опыт церковной журналистики прошлого также не остается невостребованным. Православная журналистика новой эпохи Впервые термин «православная журналистика» (или «церковная журналистика») был озвучен в 1991 году, вскоре после падения коммунистического режима. Тогда же на базе факультета журналистики Московского государственного университета (МГУ) была предпринята попытка готовить журналистские кадры для церковных изданий. По договоренности Московского Патриархата и декана факультета журналистики МГУ Ясена Николаевича Засурского в августе 1991 года была создана группа церковной журналистики, обучаться в которой мог любой желающий. Однако вскоре, в силу наступивших разногласий между деканом Засурским и куратором группы диаконом Андреем Кураевым работа фактически сошла на нет. Студенческая группа, заявленная в качестве «элитарной», сделалась настоящим яблоком раздора: «предметы богословского цикла не внесены в сетку расписания, с " гражданскими " также не все ясно, так как строптивые студенты не хотят заниматься премудростями, которые, по их мнению, лишь отнимают время, - например, историей советской журналистики...» Суть конфликта между новой группой и факультетом сводилась к засилью «коммунистических» предметов, которые, несмотря на роспуск КПСС и начавшиеся в России демократические преобразования, все еще продолжали преподаваться в стенах журфака МГУ. Справедливости ради следует отметить, что и сами студенты группы церковной журналистики были далеко не в восторге от занятий в alma mater самого Ломоносова: «Учили нас премудростям российской словесности на... воспоминаниях партийно-хозяйственных работников, умудрившихся оставить потомкам свои мемуары о том, как они в часы досуга охотились да ездили на рыбалку. Мертвящий канцелярит вперемешку с названиями различных снастей. Вот такие языковые перлы предлагались в качестве диктантов, получить за которые даже " четверку " было уделом счастливчиков. Помнится, мое положение спас Борис Зайцев, чьи произведения только-только возвращались в Россию: каким-то чудом зачетный диктант был предложен именно по Зайцеву и обеспечил в итоге " пятерку " » . |
| Нужно заметить, что наступивший 1892-й год, в истории братства имеет особенное значение; с этого года открывает в Москве свои действия особая комиссия, учреждение которой знаменует собой значительное расширение круга деятельности братства. Два года тому назад, в день академического праздника 1 октября 1889 г., на состоявшемся в Москве товарищеском собрании бывших питомцев академии, по поводу совершившегося ее семидесятипятилетия, было предложено предпринять, что-нибудь в пособие тем из бывших воспитанников академии, которые по каким-либо несчастным обстоятельствам попадают в беспомощные и безвыходные положения, лишаются служебных занятий и необходимых средств к жизни, не имеют определенного приюта, подвергаются неизлечимым болезням и т. п., а также, если можно, в особенных случаях, и семьям умерших бывших воспитанников академии, остающимся в крайней нужде. Само собой разумеется, что эта добрая мысль встречена была всеобщим сочувствием, а для ее практического осуществления признано было наиболее удобным примкнуть к существующей уже организации братства Препод. Сергия. По уставу братства, его благотворительная деятельность может распространяться не только на учащихся в академии студентов, что составляет его главную задачу, но и на бывших ее воспитанников, уже вышедших из стен академии. В последние годы, общие собрания братства находили даже возможным сделать кое-что в этом отношении, ассигнуя ежегодно небольшую сумму на помощь бывшим воспитанникам академии, хотя такая помощь предписывается братству уставом лишь «при значительном расширении его средств». После многих письменных и личных сношений между московскими братчиками и находящимся при академии советом братства, после обсуждения поставленного вопроса на нескольких собраниях в Москве и в посаде, состоялось решение образовать в Москве на известных условиях, в зависимости от совета братства, особую комиссию, которая поставляла бы своей специальной задачей организацию помощи бывшим питомцам академии. На общем собрании братства, 2-го мая 1891 г., в состав этой комиссии избраны были: член совета братства, ректор московской духовной семинарии, протоиерей Н. В. Благоразумов и члены братства: протоиереи А. М. Иванцов-Платонов, Г. П. Смирнов -Платонов и А. О. Некрасов, свящ. В. А. Быстрицкий и инспектор моск. дух. семинарии А. П. Цветков . Организованная, таким образом, комиссия уже по раз собиралась для обсуждения порядка и направления своей деятельности, выработала себе программу и с наступившего января 1892 года постановила открыть свои действия. Да благословит Господь полным успехом ее доброе дело, чтобы каждый питомец московской академии всегда мог носить в душе отрадную уверенность, что его родная академия была и остается для него «alma mater» не в то только время, пока воспитывает его в своих стенах; но и во все продолжение его жизни, – что где бы и когда бы ни постигла его беда, родная академия прежде всех протянет ему свою твердую руку помощи. |
| Он встретил меня со свойственным ему радушием и любовью. Нас съехалось человек пять-шесть молодых монахов. Мы участвовали в прощальном богослужении нашего бывшего ректора, присутствовали на прощальном обеде, который давала ему академическая корпорация, говорили застольные речи. Связанные единством церковного духа и идейного направления, встретившиеся после долгой разлуки под сенью любимой alma mater, — мы, молодые монахи, наслаждались нашей взаимной братской близостью, мы делились впечатлениями, обсуждали интересующие нас вопросы, ездили в Вифанию, катались на лодке на прудах… При этих условиях какой отрадой был для нас летний отдых! Тут подоспело событие, которое решило мою дальнейшую судьбу. В академию приехал ректор Петербургской семинарии архиепископ Иннокентий (Фигуровский), впоследствии начальник миссии в Пекине… Он привез из столицы много всяких новостей, в числе их была одна, для меня очень важная. — Какого-то иеромонаха Евлогия назначили инспектором Владимирской семинарии, — вскользь сказал не знавший меня ректор. — Как — Евлогия? — удивились все присутствующие. Известие было столь неожиданно и невероятно, что в него поверили лишь через два-три дня, когда о моем назначении было напечатано в газетах. Оказалось, преосвященный Ириней по окончании учебного года отправил свое очень благоприятное для меня донесение о моей деятельности в Тульской семинарии, и вот в результате мне дали такое высокое и ответственное назначение. Я вернулся в Тулу и стал ждать указа. Инспектор семинарии Мое назначение инспектором во Владимирскую семинарию меня очень удивило. Не только удивило избрание меня, молодого неопытного педагога, — мне было двадцать семь лет, — на ответственную должность, но назначение именно во Владимирскую семинарию, которая только что пережила бурные и тяжелые события . Я вернулся в Тулу. Епископ Ириней мое назначение приветствовал. — Поздравляю. Я очень рад. Это я вас расхвалил… И вот — я во Владимире… Внешний вид семинарии мрачный, унылый. Три огромных корпуса казарменной архитектуры — старые, обветшалые постройки. Даже благоустроенного сада нет, который хоть немного скрашивал бы эти неприглядные строения. |
| Годы пребывания в Синодальном училище и хоре оставляли неизгладимый след в жизни людей: хотя многие из них после революции сменили профессию, однако до глубокой старости с благодарностью вспоминали «синодальную» молодость. Они верили в возрождение духовного облика России и понимали, что любые сведения об их alma mater будут иметь большую ценность. Так, еще в 1976 году, когда исследование русского церковного пения было абсолютно невозможно по цензурным причинам, хормейстер, в прошлом «синодал» С. А. Шумский писал в личном послании к своему другу А. П. Смирнову: «Деятельность Синодального хора и Синодального училища церковного пения по существу является важной частью общей истории русского хорового искусства. Придет время – запрет на церковную музыку будет снят, и зазвучат шедевры, которым нет равных. Начнется изучение истории развития этой музыки. Поэтому очень-очень ценно собрать все, что можно вспомнить питомцам Синодального училища об учебно-бытовой жизнедеятельности училища, о художественно-творческой деятельности Синодального хора. Ценны и большие и маленькие факты, характерные стороны учебной, бытовой, концертной и богослужебной деятельности. Может быть, составишь хоть самое краткое описание отдельных эпизодов и вообще всего, что вспомнится. Литературная форма значения не имеет, потом вместе обработаем». Александр Петрович выполнил просьбу друга и написал воспоминания, которые, вместе с замечательными анализами духовных произведений, сделанными С. А. Шумским, были завещаны нам для публикации. Эти материалы оказались как бы «концом нити»; разматывая клубок, мы пошли вспять, к концу XIX века, выявляя в частных и государственных архивах, в книгах и в периодике источники, проливающие свет на историю хора и училища. Это потребовало длительной изыскательской работы либо длительного общения с мемуаристами и их наследниками. Так были найдены до сих пор остающиеся в частных собраниях письма А. В. Никольского , Н. Н. Сокольского, воспоминания А. К. Смирнова, В. И. Воздвиженского и Н. С. Ермонского, С. Д. Кученкова и других. Печатные работы, главным образом из старых изданий, ставших библиографическими редкостями, привлекались в качестве дополняющего материала для более подробной характеристики событий или более детальной прорисовки портретов. |
|
|
