| Пространство между землей и полом амбара было полно народу. Здесь пряталось несколько человек кутейниковских и ермолаевских. Первые были мертвецки пьяны. Часть их храпела со стонущими подголосками, скрежеща зубами и подвывая, других тошнило и рвало. Под амбаром была тьма хоть глаз выколи, духота и вонища. Забравшиеся последними завалили изнутри отверстие, через которое они пролезли, землею и камнями, чтобы дыра их не выдавала. Скоро храп и стоны захмелевших прекратились совершенно. Наступила полная тишина. Все спали спокойно. Только в одном углу слышался тихий шепот особенно неугомонных, насмерть перепуганного Терентия Галузина и Ермолаевского кулачного драчуна Коськи Нехваленых. – Тише ори, сука, всех погубишь, черт сопливый. Слышишь, штрезенские рыщут – шастают. С околицы свернули, идут по ряду, скоро тут будут. Вот они. Замри, не дыхни, удавлю! Ну, твое счастье – далеко. Прошли мимо. Кой черт тебя сюда понес? И он, балда, туда же, прятаться! Кто бы тебя пальцем тронул? – Слышу я, Гошка орет – хоронись, лахудра. Я и залез. – Гошка – другое дело. Рябых вся семья на примете, неблагонадежные. У них родня в Ходатском. Мастеровщина, рабочая косточка. Да не дергайся ты, дуролом ты этакий, лежи спокойно. Тут по сторонам куч понаклали и наблевано. Двинешься – сам вымажешься и меня дерьмом измажешь. Не слышишь, что ли, воняет. Штрезе отчего по деревне носится? Пажинских ищет. Пришлых. – Как, Коська, это все подеялось? С чего началось? – Из-за Саньки весь сыр-бор, из-за Саньки Пафнуткина. Стоим в линию голые свидетельствоваться. Саньке пора, Санькина очередь. Не раздевается. Санька был выпивши, пришел в присутствие нетрезвый. Писарь ему замечание. Раздевайтесь, говорит. Вежливо. Саньке «вы» говорит. Военный писарь. А Санька ему эдак грубо: не разденусь. Не желаю части тела всем показывать. Быдто ему совестно. И пододвигается боком к писарю, вроде как развернется и в челюсть. Да. И что же ты думаешь? Никто моргнуть не успел, нагибается Санька, хвать столик канцелярский за ножку и со всем, что на столе, с чернильницей, с военными списками, на пол! Из дверей правления Штрезе. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > «Так и хочется подойти, и потрогать: живой ли?! Не верится!» Галина Саенко делится впечатлениями от встречи с известным русским кинооператором Анатолием Заболоцким, снявшим фильмы «Печки-лавочки» и «Калина красная» 14.04.2016 1376 Время на чтение 5 минут Также продолжается публикация докладов участников Конференции 31.03.16. РНЛ продолжает освещать проведенные в городе Калязине мероприятия «Русского Собрания». Сегодня – о встрече с заслуженным деятелем искусств, кинооператором и фотохудожником А.Д.Заболоцким. Удивительные повороты судьбы, или проведение Божье, или случайная цепь совпадений – назовите так, как вам, уважаемый читатель, будет угодно, но в Калязинской районной библиотеке им. А.Н.Макарова одно за другим произошли два значимых события. Но, давайте обо всём по порядку. Начну с того, что в марте месяце отмечается день рождения человека, чье имя носит Калязинская библиотека – Александра Николаевича Макарова. Наш великий русский писатель Виктор Петрович Астафьев говорил об этом уникальном писателе, литературном критике и летописце: «Он был старше меня, но он был мудр, деликатен, чист мыслями, и я в наших с ним отношениях никогда не чувствовал разницы в возрасте и подавляющего его превосходства в интеллектуальном развитии. Мы дружили на равных, но это не мешало мне в то же время почтительно относиться к его трудным сединам, к его феноменальным познаниям». В этом году день рождения Макарова не юбилейный, а потому ничего грандиозного не намечалось. Однако, по просьбе Аннеты Александровны Кутейниковой (дочери А.Н. Макарова, с которой коллектив библиотеки поддерживает дружеские отношения) коллектив и читатели библиотеки собрались на встречу с Максимом Львовичем Фёдоровым кандидатом филологических наук, сотрудником отдела рукописей института Мировой литературы РАН. И состоялся чудесный разговор о творческой работе над рукописями Демьяна Бедного, которого, в своё время, знал А.Н. Макаров, с дочерью которого давно знаком и работает в одном отделе М.Л. Фёдоров. При упоминании имени Макарова завязалась дружеская беседа с теми, кто пришёл на встречу, в частности с Кулаковой Людмилой Алексеевной, близкой подругой Аннеты Александровны с детских лет, женщиной, которая считает Макарова своим наставником в мире литературы, воспитавшим в ней любовь к русской литературе, в частности. |
| Елизавета Донская Донская Елизавета Николаевна (псевдоним; настоящая фамилия Ламберт-Кутейникова) – поэтесса. Все, что известно о ней, – это стихотворный сборник «От мира к Богу», вышедший 1930 году в Риге. По некоторым сведениям, в дальнейшем она эмигрировала в Швейцарию, выпав из орбиты самых известных литературных центров Русского зарубежья – Парижа, Берлина, Мюнхена, Белграда, Праги, Софии, Варшавы, Риги, Ревеля, Хельсинки, Харбина, Шанхая, Нью-Йорка, Сан-Франциско. После войны русская диаспора возникла в Аргентине, Бразилии, Австралии. Во время войны нейтральная Швейцария для многих стала местом спасения от «коричневой чумы». Но русская диаспора Швейцарии пока еще не выявлена. Имена поэтесс Аллы Головиной (урожденной баронессы Штейгер) и Елизаветы Донской, думается, не единственные. Молитвенные стихи Елизаветы Донской из рижского сборника •От мира к Богу» свидетельствуют о подлинном поэтическом даровании и глубоких религиозных чувствах, которые не могли в дальнейшем исчезнуть бесследно. Молитва Господь мой и Бог, Ты ведешь меня верным путем, Таинственным, остротернистым и трудным. Безсонную, долгою ночью лежу, размышляю о нем, И кажется Промысл Твой милости полным и чудным. Ты видишь овраги, что выкопал враг Твой кругом, Те мутно-зеленые, полные тины канавы, Скользил я и снова вставал, пробирался ползком, И вновь относила горячая пропасти лава. Ты видишь и призраки косные, бледные тьмы, Что небо закрыли тяжелой, глухой переборкой. Терзают и мучают душу они, как зловещие сны, А там настерегся, стоит дух отчаянья зоркий. И промахи все и ошибки известны Тебе, И раны последней жестокой проигранной битвы... И гаснет небесный огонь на потухшем костре, И песня все тише, слабее аккорды молитвы. Но Ты ведь не дашь так безславно погибнуть борцу, – Не нужны ему наслаждения гордого ада, И сердце влечет – не из лавров, из тернов – к венцу... Лишь там у Тебя моей жизни покой и отрада. Могу ли забыть Твой страдальческий подвиг Любви, Твой взор милосердный, что душу пронзил мне навеки, |
| Две многочисленные группы антропонимов объединяются оппозицией «богатый–бедный». К первой группе относятся фамилии Богатин (Нижнекурмоярская); Богаченков (Ольгинская); Богатой (Филипповская, 1752 г.); Богатырев (Атаманская, Вешенская, Новочеркасск, Пятиизбянская, Скурищенская); Богачов (Ольгинская); Скоробогатов (5 станиц). Противоположная группа представлена такими антропонимами, как Ахриянов (Новочеркасск), от ахриян, оборванный, нищий человек, бедняк; Байгушев (Аксайская, Ведерниковская), от байгуш, «нищий из кочевых инородцев» (В. Даль), по-видимому, из числа калмыков, бродивших по станицам в поисках работы; Босов (Каменская), Голодное (Митякинская); Голов (Нижнекурмоярская); Голопуз (Трехостровская); Голопузенков (Ольгинская); Голощапов (Кочетовская); Голоколенов (Рыковская); Гольцев (Кочетовская); Нищеротов (Кременская); Нужин (Велико-Княжеская), от нужа, нужда; Онучнин (Кагальницкая), от онучник, бедняк, оборванец; Рузанов (Березовская), от руз, рубище; Худяков (Цимлянская), от худяк, бедняк. В фамилии превратились и прозвища, рассказывающие о скитаниях обездоленных бедняков в поисках лучшей жизни: Бегун, Бегунов (Черкасск, 1752 г.); Переходкин (Чернышевская); Переходное (Голубинская); Побежимов (Нижнечирская); Самоходкин (Кочетовская. Усть-Быстрянская); Шебалов (Нижнекундрюченская), от шебала, шатун, бродяга. О смелых бойцах за народную свободу напоминало прозвище Гайдамак, от которого образовались фамилии Гайдамакин (Еланская); Гайдамаченков (Ольгинская, Синявская), в устах власть имущих «гайдамак» было синонимом слова «разбойник». Профессиональные уничижительные клички адресовались бродячим торговцам, разносчикам – Кутырев (Аксайская, Мелиховская), от кутырь; церковному причту – Кутейников (Кривянская, Новочеркасск), от кутейник; кулакам, миродерам – Зипунников (Атаманская), от зипунник; вороватым, нечистым на руку станичникам – Подлабошников (Михайловская, 1793 г.), от подлабунить, стянуть, украсть; Подхомутников, от подхомутник, в псковском говоре мошенник, вор. |
| Тяготение калмыков ко всему русскому, и в частности к православию, хотя в отдельных случаях и замечается, но вышеупомянутые неблагоприятные обстоятельства не дают возможности развиться этому стремлению в надлежащей мере. б) Случаи обращения в православие калмыков были. С 1871 по 1901 г. таких случаев зарегистрировано 197. Бывшие противокалмыцкие миссионеры, священники Егоров и Чеминов, свидетельствовали, что к ним неоднократно обращались отдельные калмыки с просьбой окрестить, но многие из них не доводили до конца этого дела – когда ставили вопрос: „а что будет с нами, когда мы крестимся, и на что мы будем жить». На поставленный вопрос, говорили миссионеры, трудно было отвечать, ибо если после крещения отпустить их к родителям, то они будут христианами только по имени, а по жизни будут те же язычники, отделить же их от язычников и помочь им сделаться хозяевами, похожими на русских православных, нет средств. Посему одним из главных препятствий к распространению православия среди калмыков служит неопределенность положения новокрещенных, боязнь обид со стороны некрещеных сородичей и языческих властей – духовенства. Юртовая земля в калмыцких станицах неделеная и пользоваться ею может каждый калмык, но на деле богатые в этом отношении обижают бедных, а крещеным они и вообще не дают земли, что было, например, с братом псаломщика Абушинова Василием, сторожем в Платовской церковной школе. Крещен он в 1898 г., но ни к какой русской станице не приписан, а Кутейниковская станица, к которой он принадлежал до крещения, отказала ему в земле, почему он и оказался безземельным. И таких случаев о. Чеминов знает 5, бывших в его практике. Такое положение останавливает многих калмыков от крещения и пока не будет найдена возможность отделять крещеных калмыков от некрещеных и наделять их землей и необходимым пособием от казны на заведете хозяйства, по русскому образцу, трудно надеяться на успех миссионерского дела среди калмыков. в) В религиозном отношении Донские калмыки невежественны. Своей религии они почти не знают, сведя ее к механическому исполнению обрядовой стороны. |
| В одной из таких станиц – Кутейниковской, при 4-й сотне среднего улуса, в местное калмыцкое приходское училище учителем был назначен 4-го сентября 1891 года, по ходатайству его высокопреосвященства, студент Донской духовной семинарии Михаил Кательников научно и практически знакомый с калмыцким языком. Ему поручено было потрудиться на пользу миссии и в пособие к его содержанию было назначено комитетом 500 рублей в год. При всем старании Кательникова устроить школу и завести правильное обучение в ней калмыцких мальчиков, труды его не имели желаемого успеха. Помещение оказалось крайне тесным, мальчиков училось немного более 10. Он хлопотал настойчиво пред калмыцким обществом о постройке просторного дома для школы, но общество, во главе с своими властями, затормозило дело и Кательников, не желая даром получать пособие от комитета, отказался от дальнейшей своей деятельности и поступил на приход в епархии священником. Не имев успеха в Кутейникове, комитет хотел основать церковноприходскую школу в поселке Верхне-Себрякове, который находится в смежности, с калмыцкими поселениями и кочевьями. Но попытки его и здесь не увенчались успехом, ибо из здания старой церкви нельзя было построить удобного школьного здания, с помещением при ней приюта для калмычат, а содержат их на квартирах, при враждебном к ним отношении местного малороссийского населения, было весьма дорого. Ввиду этого и принимая во внимание, что с преобразованием калмыцких сотен должны устроиться в калмыцких поселениях (станицах) школы для калмыков со стороны министерства народного просвещения, комитет просил директора народных училищ определять в открываемые калмыцкие училища учителей доброй нравственности и церковно-христианского направления, с тем, чтобы таковые учителя незаметно и постепенно внушали калмыцким детям христианское вероучение, обещая, со своей стороны, таковым деятелям возможное пособие из своих средств. Но практически это пожелание комитета не осуществилось, хотя оно и могло бы быть легко осуществлено, если бы со стороны дирекции народного просвещения было не одно только желание содействовать этому делу, но и самым делом осуществленное содействие“ 8 . |
| — А на уровне творческой интеллигенции? Может ли она как-то изменить сложившуюся ситуацию? — Изменить глобально — это вряд ли, творческая интеллигенция сейчас сама вынуждена выживать. Тем не менее есть люди, которые делают массу полезного. Например, существует такой проект — автобус «Бампер», который можно заказать — и приедут, привезут книги, будут их детям показывать, рассказывать, какие интересные новые книжки вышли, и дети втянутся в общение, начнут разговаривать, рассуждать. Кроме того, хочу обратить внимание на программу «Детские книги в круге чтения взрослых», ее ведут Екатерина Асонова и Наталья Кутейникова. Идея проекта в том, чтобы привлечь родителей к чтению детских книг — чтобы те обсуждали прочитанные книги с детьми, а еще лучше — устраивали бы семейные чтения. Разумеется, у нас есть замечательные детские писатели, есть издательства, которые печатают детские книги, но, увы, — мало и тех, и других. Нужно гораздо больше, а для этого опять же нужна поддержка сверху, нужна государственная политика. И конечно, огромную роль играют детские библиотеки. Однако самое главное — то, без чего бессмысленны любые государственные программы, любые усилия творческих людей — это работа родителей в контакте с учителями. Развитием речи детей должны прежде всего заниматься родители. Любить и разговаривать — А как быть, если у родителей у самих проблемы с внятной и грамотной речью? Может, им сперва свою собственную речевую культуру улучшить, и только тогда уже заниматься с детьми? — Это заблуждение! Да, родители бывают разными, но ведь главное не в том, насколько у них развита речь! Главное в том, насколько активно они обращаются к детям с нежностью и любовью, побуждая их разговаривать. Пускай на том языке, какой им свойственен, пускай даже косноязычно. Главное — создать у ребенка стремление говорить. Тогда уже школа будет «причесывать» эту стихийную детскую речь, окультуривать ее. Чтобы облагородить почву, нужно, чтобы было что облагораживать. Кроме того, давайте не будем так уж принижать родительскую культуру речи. Ведь родители нынешних младших школьников сами были школьниками в начале 90-х годов, а тогда ситуация была совсем иной. Современные информационные технологии еще не появились, но уже исчезли идеологические барьеры советских лет, выплеснулась масса запрещенной ранее литературы, и все это тогда активно читалось, обсуждалось, в том числе и подростками. По своему опыту общения с родителями учеников могу сказать: в массе своей они умеют говорить весьма неплохо. Их беда в другом — чтобы прокормить семью, им приходится очень много работать, очень много крутиться, и потому им уже не до высоких материй, круг их интересов постепенно сужается, у них все меньше остается тем для разговоров — я подразумеваю, конечно, не бытовое, утилитарное общение. |
| Здесь, в Академии, Василий Иванович был также общим любимцем. Это особенно проявилось при одном обстоятельстве, когда он уже был на последнем курсе. В Академии существовала студенческая библиотека, содержавшаяся на средства, добываемые самими студентами посредством взаимообложения, продажи жертвуемых книг и вещей, небольших пожертвований посторонних лиц и т. п. Журналы и газеты частью присылались бесплатно, частью выписывались по выбору самих студентов. Книги также покупались по желанию студентов, без начальственного контроля, хотя начальство прекрасно знало состав библиотеки. А так как при Академии была прекрасная и обширная библиотека, преимущественно книг духовного содержания, то естественно, что в студенческую библиотеку выписывались большей частью светские книги, беллетристика, которой не было в академической; попадали туда и «запрещенные» книги. Библиотекарь был из студентов, по их собственному выбору. И вот однажды библиотекарь студент был сменен начальством по «неблагонадежности», а студенты протестовали против этого тем, что не хотели избирать никого, кроме забракованного начальством. Тогда ректор Академии, епископ Антоний, впоследствии митрополит Петроградский, назначает библиотекарем В.И. Беллавина. Маневр вполне удался: популярность Беллавина среди студентов была так велика, что никто не стал протестовать против нарушения студенческих прав, и он был признан студентами. Обычно студенты, имеющие намерение сделать духовно-административную карьеру, принимали монашество еще в Академии на 4 курсе, а кто нуждался в сильной протекции, и при переходе с курса на курс, то и раньше, даже на 1–2 курсах. В.И. Беллавин кончил курс светским студентом и получил назначение в родную Псковскую семинарию преподавателем богословских предметов. Ученики его по семинарии живо помнят молодого преподавателя, резко выделявшегося среди других живым отношением к делу, дружеским вниманием к нуждам учеников, надежным покровительством в их столкновениях с семинарским начальством. Другие преподаватели бывали люди холодные, формалисты, третировавшие учеников, как кутейников-семинаристов, обязанных лишь знать «от сих до сих» и вести себя тише воды, ниже травы. Мне не раз приходилось встречаться с учениками В.И. Беллавина по Псковской семинарии, и все они сохранили о нем самые светлые воспоминания. Жил он в патриархальном Пскове скромно, на мезонине деревянного домика, в тихом переулке близ церкви «Николы Соусохи» (там сохранилось много старинных названий), и не чуждался дружеского общества. И до сих пор он любит вспоминать о своих псковских друзьях, беседы с которыми давали ему отдых в часы досуга. |
| Самуйловичи Сверговские Свечка Силичи Скоропадские Сулима Танские Тарновские Тетеря Томара Троцкие Трясило Туманские Туптало Туранские Турковские Уманец Ханенко Хмельницкие Цюцюра Чарныши Чеботковы Чуйкевичи Шаблицкие Шаховы Шимоновские Шийкевичи Якубовичи Яненко Глава тринадцатая. Фамилии, члены коих находились, со времени Петра Великого, в первых двух классах государственной службы а) в восемнадцатом веке Архаровы Арбеневы Барши Беклешовы де-Боскеты Боуры Бранты Брикманы Брылкины Вадковские Вейде Вульфы Вязмитиновы Гейсмар Германы Гинтеры Горичи Грейги Гротенгиельмы Деденевы Фон-Дезины Донауровы Дризены Змаевичи Иловайские Кастюрины Каховские Кашталинские Князевы Кохиусы Крузе Ламб Леццано Люисы Мелиссино Мертенсы Михельсоны Мишуковы Нагели Нумерсы Нумсены Олицы Осиповы Остервальды Пастуховы Рибасы Репины Савельевы Сиверсы Симолины Спиридовы Спренгпортены Ступишины Таракановы Текелли Фасты Фемерсы Фенши Фроловы-Багреевы Херасковы Чичаговы Шевичи Шицы Штрандманы Якобии б) в девятнадцатом веке Алексеевы Аракчеевы Арбузовы Арнольди Балашовы Балле Башуцкие Безродные Берхи Богдановские Болгарские Брозины Белоградские Вилламовы Виллие Вильсоны Власовы Войновичи Войновы Де-Воланды Вронченки Галлы Гартунги Гедеоновы Гермесы Геруа Герштенцвейги Гилленшмидты Гогели Голубцовы Горголи Гурко Данненберги Демидовы Депы Депрерадовичи Дестремы Довре Заборинские Захаржевские Инзовы Каблуковы Кавелины Кайсаровы Капцевичи Карбоньеры Клингенберги Козенсы Козены Колзаковы Котляревские Красномилашевичи Крафстрёмы Кроны Крузенштерны Куприяновы Курута Кутейниковы Левенштерны 34 Лидерсы Лонгиновы Лубяновские Макаровы Мандерштерны Марченки Мачаковы Мелиховы Мирковичи Моллеры Набоковы Нартовы Оленины Отрощенко Перовские Полетики Поповы Потаповы Примо Пустошкины Реады Рибопьеры Ракорды Родофиникины Рожнецкие Роты Рудзевичи Репнинские Рюли Сабанеевы Саблины Савоини Сарычевы Скобелевы Слободские Сперанские Сухаревы Сухозанеты Танеевы Теслевы Теты Тимофеевы Торсуковы Трощинские Убри Фёдоровы Фредерици |
| Василий Петрович сел на кровать к Челновскому и взял его дружески за колено. — Как проститься? — Не знаешь, как прощаются? — Куда ж это ты собрался? — Пойду, братцы, далеко. Челновский встал и зажег свечу. Василий Петрович сидел, и на лице его выражалось спокойствие и даже счастье. — Дай-ка мне на тебя посмотреть, — сказал Челновский. — Посмотри, посмотри, — отвечал Овцебык, улыбаясь своей нескладной улыбкой. — Что же твой дворник делает? — Сено и овес продает. — Потолковали с ним про неправды бессудные, про обиды безмерные? — Потолковали. — Что ж, это он, что ли, тебе такой поход насоветовал? — Нет, я сам надумал. — В какие ж ты направишься палестины? — В пермские. — В пермские? — Да, чего удивился? — Что ты забыл там? Василий Петрович встал, прошелся по комнате, закрутил свои виски и проговорил про себя: «Это уж мое дело». — Эй, Вася, дуришь ты, — сказал Челновский. Овцебык молчал, и мы молчали. Это было тяжелое молчание. И я и Челновский поняли, что перед нами стоит агитатор — агитатор искренний и бесстрашный. И он понял, что его понимают, и вдруг вскрикнул: — Что ж мне делать! Сердце мое не терпит этой цивилизации, этой нобилизации, этой стерворизации!.. — И он крепко ударил себя кулаком в грудь и тяжело опустился на кресло. — Да что ж ты поделаешь? — О, когда б я знал, что с этим можно сделать! О, когда б это знать!.. Я на ощупь иду. Все замолчали. — Можно курить? — спросил Богословский после продолжительной паузы. — Кури, пожалуйста. — Я здесь с вами на полу прилягу — это будет моя вечеря. — И отлично. — Поговорим, — представь… молчу-молчу, и вдруг мне приходит охота говорить. — Ты чем-нибудь расстроился. — Ребятенок мне жалко, — сказал он и сплюнул через губу. — Каких? — Ну, моих, кутейников. — Чего ж тебе их жаль? — Изгадятся они без меня. — Ты сам их гадишь. — Ври. — Конечно: их учат на одно, а ты их переучиваешь на другое. — Ну так что ж? — Ничего и не будет. Вышла пауза. — А я вот что скажу тебе, — проговорил Челновский, — женился бы ты, взял бы к себе старуху мать да был бы добрым попом — отличное бы дело сделал. |
|
|
