| Вехой в преодолении последствий политики церковного консерватизма предшествующей эпохи стало письмо от 16 янв. 1948 г. секретаря П. б. к., бельг. библеиста и ориенталиста, доминиканца Ж. М. Восте (1883-1949; секретарь с 1939) франц. кард. Э. С. Сюару (1874-1949) об источниках Пятикнижия и историческом значении первых 11 глав кн. Бытие. Со ссылкой на энциклику папы Пия XII и 3 антимодернистских «ответа» П. б. к., посвященных данному вопросу, комиссия призвала всех католич. экзегетов «изучать эти проблемы... в свете разумной критики и результатов других наук» (Enchiridion Biblicum. 580). Восте подверг сомнению авторство Моисея и букв. смысл указанных глав и проч. «ответы» П. б. к., в т. ч. строгие ограничения, налагаемые на работу католич. ученых и оставленные без внимания в папской энциклике. К важным научным достижениям в деятельности П. б. к. в этот период относится подготовка Восте 2-томного критического издания сир. текста творений Феодора Мопсуестийского в научной сер. «Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium» (1940), а также координация работы профессоров Папского библейского ин-та по изданию нового критического лат. перевода Псалтири (1941-1945). 8 мая 1949 г. секретарем П. б. к. стал нем. монах-бенедиктинец А. Миллер (1881-1963), профессор ВЗ в Папском ин-те св. Ансельма в Риме, автор нем. литургического перевода Псалтири и богослужебных гимнов (1924). В его обязанности входила инспекция научной деятельности П. б. к. и Папского библейского ин-та, в результате были официально закреплены нормы получения библейского образования как для профессуры, так и для семинаристов. Эти меры нашли поддержку в энциклике папы Пия XII «Humani generis» от 12 авг. 1950 г. Для документа характерна риторика, направленная против «интерпретации, которую некоторые называют духовной или мистической» (Enchiridion Biblicum. 552). Такие понятия, как «новая», «символическая и духовная экзегетика», в этот период носили негативную окраску, служили синонимом антинаучной экзегезы, не имевшей ничего общего с экзегезой отцов Церкви и «духовным смыслом» Писания. Благодаря работам А. де Любака и др. исследователей продолжилась дискуссия о «смыслах» Свящ. Писания, которая достигла кульминации к 50-м гг. XX в. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Итак, освободившись от того, кто «мучил и грозил», Слуцкий так изображает реальность рубежа 1940-1950-х годов: Не думал, что едва жива Неторопливая и умная, Жестокая та голова, Что он давно под горку катится, Что он не в силах — ничего, Что чёрная давно он пятница В неделе века моего с. 414]. Понятно, что эта запредельная ложь не имеет никакого отношения к Сталину и реалиям его времени. Более того, она принципиально отличается от той версии событий 1949-1953 гг., о которых рассказали и Слуцкий в мемуарах («После войны», «К истории моих стихотворений»), и его друзья-современники: Бенедикт Сарнов, Лев Озеров, Лазарь Лазарев, Владимир Огнев, Олег Хлебников и многие другие. Однако слуцковеды и слуцкофилы этот кричащий диссонанс, конечно, не заметили… Не заметили они и другое. Зациклившись на Сталине, как на абсолютном зле, Слуцкий, несомненно, умный человек и большой поэт (что мы покажем в статье «Борис Слуцкий: “Хорошо было на войне…”»), перестаёт быть поэтом и мыслит ходульно-примитивно. Насладитесь, если сможете, завершающей строфой данного стихотворения: И стало мне легко и ясно (после смерти Сталина. – Ю.П.), и видимо — во все концы земли. И понял я, что не напрасно все двадцать девять лет прошли c.414]. Тексты Слуцкого на интересующую нас тему – практически зеркальное отражение «оттепельных» и «шестидесятнических» мифологем. Поэтому воспринимаются они как официозные журналистские заметки в стихотворной форме. Например, в «Товарище Сталине письменном…» автором транслируются ложные исторические стереотипы своего времени: образу газетного и книжного Сталина – «отцу народов нежному» – противопоставляется устный образ – «душегубец грустный,//Угрюмый и упрямый» с.442]. Эту до сих пор широко распространённую примитивную конструкцию (понятно, характеристики вождя мы не рассматриваем) разрушает уже то ключевое слово «душегубец», взятое из стихотворения Осипа Мандельштама. Но он же через четыре года в восхвалении Сталина количественно и качественно превзошёл всех своих современников. Вынуждено приведём несколько цитат, так как многие сегодня, жертвы либеральных пропагандистов (дудей, быковых, парфёновых и прочих смердяково-невзоровых), нам не поверят. Даже в статье Станислава Рассадина о Мандельштаме в академическом, библиографическом словаре нет и намёка на произведения, в которых Осип Эмильевич воспел Сталина с.449-451]. Поэтому процитируем хотя бы ударные строки и строфы из «Оды Сталину»: |
| Как только К.Я. Кондратьеву была предоставлена возможность публично выступить в печати, он тут же протянул руку поддержки профессору Игорю Яковлевичу Фроянову, известному историку (за которым сформированная научная школа), декану исторического факультета ЛГУ, автору книги «Погружение в бездну (Россия на исходе ХХ века)», вызвавшей общественный резонанс. Книга эта стала одним из первых фундаментальных трудов, анализирующих трагедию мирового масштаба, именуемую «перестройкой». Против И.Фроянова была развернута кампания в либеральных СМИ. Опосредованным или, возможно, непосредственным результатом ее стало увольнение в 2001 году И.Фроянова с должности декана исторического факультета Санкт-Петербургского университета. Академик Кондратьев не просто деликатно заступается за Игоря Яковлевича Фроянова, он еще защищает от наветов свое время и наше прошлое: «…мне сообщили, что " против " решения о том, чтобы снять Фроянова с поста декана, голосовало тридцать семь членов Ученого Совета. Как мне известно, - может быть, это неточно, - ни один из них, кроме представителя исторического факультета, не выступил на Ученом Совете и не высказал своей точки зрения в защиту профессора Фроянова! Меня это крайне шокировало. Потому что, начав свою работу в 1946 году в Ленинградском государственном университете, я ни разу не был в таком положении, когда бы боялся или был лишен возможности высказать свою точку зрения… В те годы, которые мы сейчас называем всякими мрачными словами…мы говорили все, что хотели, не боясь каких-либо последствий, - их не было. А в начале XXI века, на Ученом Совете Университета люди явно страшатся или им не дают сказать о том, что они думают)… проблема всегда только одна: каждый человек сам для себя решает, как он действует, руководствуясь своим пониманием проблем… совестью своей. Извините, возможно, за нескромность, но я всегда руководствовался именно такими соображениями. Если меня что-то интересовало в науке, я немедленно писал и за границу. У меня была переписка с заграницей с того момента, когда я закончил Университет. И в 1940-1950-е гг. по этому поводу у меня никогда не было проблем...». |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Пауль Хакер и святоотеческая трактовка нехристианской мысли Опубликовано в альманахе «Альфа и Омега», 19, 1998 17 июня, 2012 Опубликовано в альманахе «Альфа и Омега», 19, 1998 1 Когда во время моих недавних бесед с немецкими коллегами-санскритологами я задавал им вопрос, кто является сейчас ведущим индологом Германии, то получал практически однотипный ответ, суть которого состояла в том, что в настоящее время такого лидера выделить нельзя, но что последним из таковых был, бесспорно, Пауль Хакер. При этом знавшие его, как правило, после этого ответа со вздохом добавляли, что они не знали и более трудного человека, более склонного к полемике, отстаиванию своего мнения и авторитаризму, но все тем не менее видели в нем живого классика, и он стал единственным из индологов (за исключением “старца” П. Тиме), уже при жизни которого академическая коллегия издала собрание его трудов в серии Kleine Schriften . “Живой классик” родился 6 января 1913 г. в Зеельшайде, близ Кельна. После окончания в 1932 г. гимназии он изучал индологию наряду с англистикой, романистикой, русистикой, а также общей индоевропеистикой, философией и теологией в университетах Бонна, Гейдельберга, Франкфурта и Берлина. В 1940 г. Хакер защитил свою первую диссертацию, посвященную литературному наследию Тургенева. После перерыва военных лет, когда он был мобилизован, а затем сменил несколько штатских работ, Хакер возобновил свои занятия, отдав, к счастью для науки, предпочтение индологии (основную “конкуренцию” которой составили не вышеперечисленные гуманитарные дисциплины, но… радиотехника, в коей он усовершенствовался в военные годы). С 1946 г. он работал в Бонне, посвятив себя изучению философии веданты, которая, как ему тогда казалось, могла ответить на его экзистенциальные “запросы”, и в 1951 г. опубликовал свою вторую диссертацию: “Исследования по истории ранней адвайта-веданты. Ученики Шанкары”, коей предшествовало опубликование его академического перевода важнейшего трактата Шанкары “Упадешасахасри” (“Тысяча наставлений”) в 1949 г. С 1950 г. Хакер начал читать лекции на кафедре индологии в Мюнстере, а с 1954 г. около года преподавал в звании профессора в Митхильском исследовательском институте в Дарбханге (Северо-Восточная Индия). В 1955 г. он возвращается в Германию, чтобы занять кафедру в Бонне. В 1962 г. произошло событие решающей значимости — формальный разрыв с лютеранством и обращение в католицизм. В 1963–1978 гг. Хакер возглавляет новооткрытый индологический семинар в Мюнстере (Институт индологии). В 1970 г. он читает курс лекций по индийской философии в Лондоне, а в 1971 г. в Пенсильванском университете (Филадельфия). Кончина ученого последовала 18 марта 1979 г. |
| Период управления К. ознаменовался признанием автокефалии БПЦ К-польским патриархом в 1962 г. В 1961 г. БПЦ вошла во Всемирный Совет Церквей, в 1968 г. перешла на григорианский календарь в богослужении. Благодаря усилиям К. Болгарское государство начало ежегодно выплачивать субсидии БПЦ, а с сер. 60-х гг.- пожизненные пенсии священнослужителям. Поддерживал тесные связи с РПЦ: в 1953 г. разрешил 13 монахиням во главе со схиигум. Марией и с духовником иером. Ираклием из Леснинского Богородицкого мон-ря поселиться в Болгарии. Неоднократно посещал СССР: впервые - в июле 1948 г. в составе делегации БПЦ по случаю 500-летия автокефалии РПЦ, в Москве на Совещании глав и представителей Поместных Православных Церквей выступил с докладом «Рим и Болгария» (Совещание, 1948. Деяния. Т. 1. С. 194-220). С коммунистическими властями Болгарии у К. складывались сложные отношения. Он пытался отстаивать интересы Церкви, но из-за опасения репрессий часто был вынужден идти на уступки. В Комитете безопасности Болгарии на него было заведено дело - в конце его жизни оно состояло из 4 томов. В молодые годы научная деятельность К. была связана с богословием и философией: он перевел с нем. языка на болгарский и издал сочинения нем. философа Т. Пеша ( Пеш Т. Християнска философия на живота. София, 1934 ( Pesch T. Christlische Lebensphilosophie: Gedanken über religiöse Wahrheiten. Freiburg i. Br., 191112)) и статьи Тихамера Тота, католич. епископа Веспрема ( Тот Т. Сред природата. София, 1938). Составил экзегетический анализ евангельской притчи о сеятеле (Излезе сеяч. Пловдив, 1940), издал сборник проповедей по содержанию Деяний апостольских и Посланий ап. Павла (Слово на живота. 1953). Затем К. обратился к изучению болг. церковной истории, работал в архивах Москвы, Ленинграда, Белграда, Берлина, Будапешта, Вены, Парижа, Праги. Составил биографии своих предшественников на Пловдивской кафедре: митрополитов Паисия (Зафирова) (Паисий, митр. Пловдивски, в църковно-народната борба, 1810-1872. Пловдив, 1948), Панарета (Мишайкова) (Панарет, митр. Пловдивски, 1805-1883. София, 1950), Нафанаила (Бойкикиева) (Натанаил, митр. Охридски и Пловдивски, 1820-1906. София, 1952) и экзарха Болгарского Анфима I (Чалыкова) (Екзарх Антим, 1816-1888. София, 1956). По поручению Болгарской АН подготовил монографию о Кресненско-Разлогском восстании (1878-1879), поднятом против решений Берлинского конгресса, следствием которого стало объединение в 1885 г. княжества Болгария и Вост. Румелии (Съпротивата срещу Берлинския договор: Кресненското въстание. София, 1955). Исследование К. по истории Болгарского Экзархата в Адрианополе и Македонии осталось незавершенным (Българската екзархия в Одринско и Македония след Освободителната война (1877-1878). София, 1969. Т. 1. Кн. 1: 1878-1885). Личный дневник в неск. томах и архив переписки К. хранились в кабинете его преемника, патриарха Болгарского Максима (Минкова) , после смерти к-рого (2012) были переданы в Церковно-исторический музей при Болгарской Патриархии. |
|
|
