| Не менее интересны также послания, письма и резолюции митр. Сергия по различным вопросам церковной жизни, в том числе связанные с расколами и разделениями, происходившими в 1930-х гг. в СССР и в русской церковной диаспоре. То же относится к определениям Священного Синода (наряду с текущими печатались и некоторые постановления за 1928-1930 гг.), касающимся конкретных дисциплинарных проступков священнослужителей (таких определений больше всего), общих вопросов канонической дисциплины, вопросов богослужебной практики и оргвопросов. Определения по каноническим вопросам особенно ярко характеризуют сложную обстановку 1930-х гг., в том числе характерное для тех лет расстройство церковно-епархиальной жизни, падение церковной дисциплины, понижение уровня богословской подготовки и упадок канонического сознания в среде пастырей и архипастырей, зачастую не прошедших академической школы; по этой причине большое место в синодальных определениях отводилось мотивировке принимаемых решений, отчего некоторые определения превращались в настоящие богословские экскурсы, например, определение «О мироварении» (о дне освящения св. Мира) от 29 марта 1932 года 9-10). В 1935 г. с усилением в СССР государственного давления на религиозные организации издание было прекращено. В 1943 г. в условиях изменившегося отношения власти к Русской Православной Церкви Журнал был возобновлен; символично, что первый номер вышел 12 сентября 1943 года, в день восшествия на Первосвятительский престол, пустовавший почти два десятилетия, Святейшего Патриарха Сергия. С тех пор и до сего дня Журнал выходит ежемесячно (исключением являются 1994-1996 гг.). Его тираж, составлявший в 1940-х годах 15 000 экз., постепенно увеличивался, дойдя к 1989 г. до 32 000 экз.; в последующие годы в связи с экономическими трудностями начального периода перестройки тираж снизился, составив в 1995 г. всего 3000 экз.; далее вновь начал возрастать (в 2008 г. — 9000 экз.). В 1940-х гг. объем каждого номера варьировался в зависимости от наличного материала от 22 до 104 стр., составляя в среднем 60 стр.; в 1950-х гг. — в среднем 72 стр.; в 1960-1980-х гг. — 80 стр.; в 1990-х гг. — 88 стр.; к 2008 г. он достиг 96 стр. |
| Республика в тот период была Карело-Финской ССР (КФССР), а всё более активное экономическое развитие Финляндии в 1950-х - 1960-х гг. требовало, скажем так, национально-адекватного ответа с советской стороны. При этом в республике доля самих карелов и родственных им этносов в общей численности населения региона не превышала и сегодня не превышает 30% против 60-65% русского населения. Карело-Финская ССР существовала с 31 марта 1940 г. по 16 июля 1956 г. Затем она стала АССР в составе РСФСР, но после Великой Отечественной войны первые крупные иностранные инвестиции в экономику СССР в начале и середине 1950-х были, прежде всего, финскими, а также шведскими. Кстати, финские инвестиции и сегодня составляют почти 60% в зарубежных капиталовложениях. Эта тенденция, начавшаяся еще в 1950-х, не могла не усиливать комплексное присутствие Финляндии в Карелии. Сближению способствовало и этно-культурное родство финнов с карелами. Тогда центральные власти решили понизить административно-правовой статус Карелии. В Финляндии и Скандинавии понимали, почему это сделано. Но когда по инициативе Швеции в начале 1952-го был создан общерегиональный таможенно-экономический Северный совет (в составе всех стран Северной Европы), скандинавы предложили СССР быть ассоциированным участником этого объединения, причем с ассоциированным участием в нём от имени СССР - Карело-Финской республики. СССР и лично Сталин поддержали создание Северного совета. Но хрущевское руководство решило вопрос иначе, понизив статус Карелии. С тех пор ее экономическое развитие ограничивалось алюминиевой, целлюлозно-бумажной промышленностью, добычей железной руды (минимум, половина ее добычи шла и идет на экспорт), местного стройсырья и курортно-лечебного сектора. Кстати, именно в Карелии, недалеко от Онежского озера, еще в начале XVIII века Петром I был основан первый в России минераловодческий курорт («Марциальные воды»). Но эта сфера в республике до последнего времени развивалась медленно, фрагментарно или, как говорят современные эксперты, малосистемно. |
| Вышеизложенное позволяет нам выдвинуть гипотезу о том, что «красный диктатор» готовил окончательный демонтаж идеологии марксизма-ленинизма и замену ее на государственное христианство, созидал Российскую империю с перспективным включением в нее Константинополя и практически воплощал в жизнь сакральную идею « Москва - Третий Рим». Любопытно, даже «троцкистская школа... считает, что так называемые «ошибки» Сталина не были поверхностным явлением, «отступлением» от марксизма-ленинизма, а представляли собой принципиальное изменение политического курса, «ревизию» марксизма-ленинизма, «термидор», «бюрократический переворот» (Александров М.В. Внешнеполитическая доктрина Сталина. Canberra, 1995. С. 4). Нельзя обойти молчанием и такой важный вопрос, как социально-экономическое развитие страны. Под могучим руководством Вождя Русский народ добился колоссальных успехов в этой области. Так, в 1940 г. по сравнению с 1913 г. в РСФСР продукция промышленности увеличилась в 8,7 раз, валовая продукция сельского хозяйства - в 1,3, капитальные вложения - в 6,0, производительность труда в промышленности - в 3,8. В 1950 г. по сравнению с 1940 г. произведенный национальный доход возрос в 1,7 раз, продукция промышленности - в 1,7, валовая продукция сельского хозяйства - в 1,1, капитальные вложения - в 1,8. И это после разрушительнейшей войны! В 1940 г. было выработано электроэнергии 31,0 млрд. кВт-ч, в 1917 г. - 1,4, добыто нефти соответственно 7,0 и 1,8 млн. т, угля - 73,0 и 8,7 млн. т, выпущено тракторов 21,2 тыс. шт. и зерноуборочных комбайнов - 5,4 тыс. шт. (до революции не выпускались), произведено строительного кирпича - 4,6 и 0,5, собрано зерна 55,6 и 31,8 млн. т, выработано животного масла 141 и39 тыс. т, общая (полезная) площадь городского жилищного фонда составляла 242 и 126 млн. кв. м. Но самым поразительным является то, что в 1917-1940 гг., несмотря на многомиллионные потери в годы гражданской войны, разруху, голод, холод, численность населения РСФСР увеличилась на 20,4 млн. чел. - с91,0 до 111,4 (См.: Экономическая история России: учебник/Н.В.Мурашкин и др. СПб., 2010. С. 75, 76, 77, 133), что свидетельствует о том, что русский народ обрел осмысленную цель в своей исторической судьбе, с уверенностью жил в настоящем и с надеждой смотрел в будущее. Сравним «сталинские» демографические показатели с аналогичными «россиянскими» за последние 20 лет, и станет ясно, кто отец народа... |
| Насколько я знаю, реакция иностранцев на всё это была очень забавной, они никак не понимали, что происходит в первом в мире социалистическом государстве. Знаменитый итальянский дизайнер Скиапарелли в своей книге «Моя шокирующая жизнь» вспоминала, что в советских домах моделей создали не одежду для работающих людей – простую и практичную, а некую «оргию шифона, бархата, кружев». Конец 1940-х – 1950-е: советский New Look Уже в 1944 году возобновили работу все Дома моделей в Москве, появились такие учреждения и в других городах, например, в Ленинграде. Но эта советская мода отставала от европейских тенденций, она копировала 30-е и 40-е годы в Германии. Знаменитый New Look советские модельеры и обычные женщины стали осваивать лишь в середине 1950-х, тоже с неким отставанием, – когда в СССР пришли западные фильмы, в которых можно было видеть эти наряды. Модных журналов тогда было немного. Но в «Работнице» в середине 50-х исправно публиковались выкройки нижних юбок, которые надевались под тогдашние пышные платья. Дом моделей. 1950-е гг. Ленинград. ЦГА КФФД СПб Конечно, New Look – это роскошь и пышность. В советской действительности он существовал во время перелома, когда власть еще сама не знала, какой будет, – просталинской или демократической. После разгрома Хрущевым летом 1957 года так называемой «антипартийной группировки Молотова, Кагановича, Маленкова», явных сторонников сталинской линии, советские модельеры и модницы постепенно стали отказываться от голубой мечты – платьев в стиле New Look . Приведу пример из собственной жизни. Моя матушка, очень стройная и элегантная дама, в 1958 году по блату пошила себе платье изумительной красоты из ультрамариновой шерсти. Два года поносила, потом оно стало настолько немодным, что его отослали в деревню. К нам приезжала торговавшая картошкой женщина из деревни Лябино Псковской области – вот она форсила в «ультрамариновой мечте» в сельском клубе. В советской моде восторжествовали элегантность и минимализм в духе Коко Шанель. Для поколения шестидесятников New Look стал напоминанием о сталинском большом стиле. |
| стратегия громоотвода. Как правило, даже если верующих было много и на закрытие храма они не соглашались, сельсовет находил возможность создать иллюзию почти полного согласия. Например, проводились отдельные собрания ячейки Союза воинствующих безбожников (если таковая имелась), комсомола, сельсовета, школьных, клубных и медицинских работников – на этих собраниях верующих практически не было. Проводили собрания не по месту жительства, а по месту работы – так было легче добиться согласия. Атеисты могли проголосовать за закрытие храма сразу на нескольких собраниях. При этом можно было сделать так, чтобы на собраниях не было верующих, для этого, например, было достаточно указать одним из пунктов повестки антирелигиозную лекцию, которые верующие бойкотировали. В случае же если некоторые протоколы не свидетельствовали о нужных настроениях, например, в них приводились данные о голосовании, где многие были против, то эти протоколы можно было и не предоставлять. Наконец, можно было просто предоставить подписные листы с подписями всех согласившихся на закрытие. Примечательно, что в данном деле нет ни одного протокола собрания местных жителей, на котором было бы вынесено решение о закрытии храма. Данный факт более чем наглядно свидетельствует о силе религиозности местных жителей. Колокола с храма, вес которых составлял 10,5 т, были сняты в период с апреля 1936 по февраль 1939 г. (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 1. Д. 16. Л. 26). С 1945 по 1950 г. прихожане ежегодно ходатайствовали об открытии своего храма (написали 10 прошений, 24 раза посетили уполномоченного, число подписей на заявлениях достигало 74), но храм так и не был открыт (Зин Н.В. Деятельность Владимирской епархии по открытию приходов в 1943–1953 гг.//Записки Владимирских краеведов. Владимир: Транзит-ИКС, 2010; с. 111). Упорная борьба верующих Ущера за свой храм во второй половине 1930-х и в 1940-е гг. объяснялась тем, что к тому времени им пользовались не только исконные прихожане, но и прихожане закрытых храмов Кусунова и Лунёва. За последующие полвека ситуация в данной местности сильно изменилась: в 1990-е гг. храмы в Кусунове и Лунёве, где общины распались сами, были открыты, в Ущере же, прихожане которого до 1950-х гг. боролись за право открыть храм, храм до сих пор не действует и находится в аварийном состоянии. Ершов А.Л. О закрытии храмов в Кусунове, Лунёве и Ущере в 1930-е годы//Старая столица: краеведческий альманах. Вып. 7/Центральная городская библиотека г. Владимира, отдел краеведческих исследований. – Владимир, 2013. Добавить комментарий Комментарии и обсуждение Ваш комментарий будет первым. Административное деление приведено по состоянию на начало 2022 года. × Внести изменения в объект × Добавить статью или комментарий × Добавить фотографии (можно загружать сразу несколько файлов) Только зарегистрированные пользователи могут добавлять фотографии в каталог. |
| В 40-х гг. XX в. были созданы также монографии «О познании Бога» (De la connaissance de Dieu. P., 1941), «Богословское обоснование миссии» (Le Fondement théologique des missions. P., 1946), «Парадоксы» (Paradoxes. P., 1946) и «Сверхприродное: Исторические исследования» (Surnaturel: Études historiques. P., 1946). В 1940-1942 гг. вместе с Ж. Даниелу Л. принял участие в основании издательской серии патристических памятников «Христианские источники» (Sources chrétiennes), подготовил к публикации в ней ряд текстов Оригена (см., напр.: Lubac H., de. Introd.// Origène . Homélies sur la Genèse. P., 1944. P. 5-62. (SC; 7)). Сотрудничал также с издателями сер. «Исследования религиозного знания» (Recherches de science religieuse), в 1947-1950 гг.- ее главный редактор. Кн. «Сверхприродное...» стала важнейшей работой Л., вызвавшей широкую и острую дискуссию в церковных кругах в связи с движением, получившим среди консервативных оппонентов (Р. Гарригу-Лагранж, М. М. Лабурдетт, М. Ж. Никола и др.) уничижительное название «новое богословие» (nouvelle théologie). Его принципы и главные идеи были осуждены в энциклике папы Пия XII «Humani generis» (1950). Примечательно, что в качестве выражения верного взгляда на проблему природы и сверхприродного в энциклике приводится скрытая цитата из текста самого Л. (Mémoires sur l " occasion. 2006. Р. 72). В книге Л. анализирует соотношение философии и богословия, развитие познавательных ресурсов человека и восприятия сверхприродного Откровения. Основным методом, как и в большинстве др. текстов Л., стало историческое исследование, построенное на материале патристики и схоластики. Продолжению, уточнению и развитию темы сверхприродного Л. посвятил ряд последующих трудов: «Тайна сверхприродного» (Le Mystère du surnaturel. P., 1965), «Августинизм и современное богословие» (Augustinisme et théologie moderne. P., 1965), «Малый катехизис о природе и благодати» (Petite catéchèse sur nature et grâce. P., 1980). В результате папского осуждения против Л., Даниелу, А. Буйара, И. Конгара , М. Д. Шеню и др. были выдвинуты тяжелые обвинения в заблуждениях по вероучительным вопросам, они были отстранены от преподавания в католич. образовательных учреждениях, их книги изъяли из б-к и продажи. Попытки оправдаться не удались. Л. вынужден был переехать в Париж, где погрузился в уединенные научные изыскания, что, впрочем, не помешало ему с 1951 г. стать советником архиепископа Лиона. Вскоре последовало и академическое признание - избрание членом Института Франции (1958). Несмотря на строгость церковной цензуры, в эти годы Л. сумел опубликовать кн. «Мысли о Церкви» (Méditation sur l " Église. P., 1953; рус. пер.: Мысли о Церкви. М.; Милан, 1994), имевшую большой успех. Однако на протяжении 10 лет его работы на богословские темы почти не публиковали. |
| Так же обстояло дело и с ранее незарегистрированными общинами. 1941–1942 гг. были ознаменованы возвращением на оккупированных территориях к храмовому богослужению тысяч подпольных общин — приходских и монашеских. После освобождения большинство из них обрели легальный статус. На территориях, остававшихся в тылу Красной армии, всё большее число верующих подавало заявления об открытии церквей. В этом процессе далеко не последнюю роль играли незарегистрированные общины и заштатное духовенство. Последнее стало основным кадровым резервом легальной Церкви как на епархиальном, так и на общецерковном уровне. Тем самым можно сказать, что легализация церковного подполья в 1940-е гг. была одним из важнейших механизмов возрождения церковной жизни. Отношение легального епископата к подпольным формам церковной жизни в 1920–1930-е гг. было благожелательным. Многие епископы Патриаршей Церкви — в том числе непосредственные помощники Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) — участвовали в созидании церковного подполья: руководили учебными заведениями, рукополагали тайных священников, организовывали благотворительность. Однако полноценное руководство нелегальной церковной жизнью из единого центра в условиях жёсткой репрессивной политики властей было невозможно. Взаимодействие епископата и подпольных общин осуществлялось на уровне епархий или через личные связи легального епископа и нелегального духовенства. В 1940-е гг. легальный епископат в масштабе всей страны выступил с системой согласованных с центральным церковным руководством действий, направленных на вовлечение в процесс легализации большего числа незарегистрированных общин и священников. Такая позиция епископата и стремление самих незарегистрированных общин вернуться к храмовому богослужению имели не только внешние причины (разрешение властей и стремление максимально реализовать возможности, открывшиеся перед Церковью в период “нового курса”). Это объяснялось и тем, что церковная жизнь в условиях нелегального существования претерпевала глубокие изменения. |
| Современные российские исследователи считают, что патриотическая деятельность религиозных организаций Советского Союза способствовала укреплению национального самосознания народа, его духа, традиций и культуры, воспитанию патриотизма, трудолюбия, высокой нравственности, терпения, милосердия и других необходимых воюющему народу качеств, обеспечивших победу над фашистскими агрессорами; консолидации сил страны в противодействии врагу, укреплению морально-политического единства народов СССР; активизации борьбы против оккупантов порабощенной Европы и расширению антифашистского фронта; укреплению собственного авторитета религиозных организаций; улучшению церковно-государственных отношений [xxiv] . Другой важной темой являются религиозная политика советского государства и церковно-государственные отношения в годы Великой Отечественной войны. Эта проблема более 60 лет привлекает внимание исследователей. Зарубежные историки уже в 1950-е – 1970-е гг. высказали ряд гипотез и идей, позднее нашедших подтверждение в рассекреченных советских архивных материалах. Написавший несколько книг У. Флетчер справедливо относил начало изменения государственного религиозного курса к осени 1939–1941 гг. считая, что «с 1939 по 1941 гг. Церкви удалось добиться определенных успехов». По его мнению, после присоединения к СССР западных областей в 1939–1940 гг., Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), впервые с тех пор, как он возглавил Русскую Церковь, оказался в таком положении, что мог требовать уступок от правительства. Несколько идеализируя эту ситуацию, указанный автор полагал, что уже к началу Великой Отечественной войны имелись все предпосылки для восстановления позитивных отношений между Церковью и государством. В своих трудах У. Флетчер выделил 1945–1948 гг. как период особенно активного содействия Русской Церкви советским внешнеполитическим акциям. В то же время он датирует начало деятельности Московской Патриархии как «проводника советского империализма» апрелем 1945 г., а не осенью 1943 г., рассматривает только два основных аспекта задач Русской Церкви на международной арене в «сталинскую эпоху». Не оправдывает себя и выделение в качестве последовательных этапов установление контроля Московской Патриархии над Православными Церквами Восточной Европы и попытки получить гегемонию в других регионах – эти акции осуществлялись фактически одновременно. У. Флетчер предвзято оценивает внешнюю деятельность Русской Церкви исключительно с политических позиций [xxv] . |
| Меняться эта тенденция начала в конце 1930-х — начале 1940-х гг. В период “нового курса” в государственно-церковных отношениях сфера легальности была существенно расширена. Была разрешена благотворительная деятельность, стали открываться монастыри и храмы. Однако новое положение Церкви оформлялось лишь постановлениями правительства и не закреплялось законодательными актами. Сталинское руководство не собиралось связывать себя какими-либо, пусть даже формальными обязательствами. Оно по-прежнему оставляло за собой возможность по своему усмотрению определять границу легальности и рассматривало свою церковную политику как “клапан”, который можно открывать и закрывать в зависимости от необходимости. Между тем, в отличие от политического руководства страны, Совет по делам Русской Православной Церкви (а возможно, через него — и органы государственной безопасности) пытался проводить линию на легализацию церковного подполья и неоднократно использовал факт его существования в качестве аргумента при отстаивании своей позиции в отношениях с Церковью перед лицом вышестоящих инстанций. Тем самым изменяемая граница легальности на протяжении всего рассмотренного периода была существенной составляющей государственной политики в отношении Православной Церкви, а церковное подполье во многом было результатом этой политики. В 1920–1930-е гг. подполье оказалось главным способом сохранения церковной жизни, которая не могла существовать в легальных условиях. Поэтому нелегальная церковная жизнь в это время была очень разнообразна. В подполье существовали монашеские общины и приходы, высшее учебное заведение Патриаршей Церкви и множество детских и молодёжных образовательных кружков, значительно была развита благотворительность, продолжала существовать хозяйственная деятельность. 1940-е гг. стали новым этапом в истории церковного подполья, ознаменованным стремлением к легализации всех сторон церковной жизни. Так, в период войны развернулась и была признана властями церковная благотворительность. На пять лет (до 1948 г.) к легальному существованию вернулись паломничества к неофициальным (находившимся не в действующих монастырях) святыням и традиционные крестные ходы внутри приходов. Была легализована и постепенно нашла своё место в системе централизованного распределения ресурсов хозяйственная деятельность Русской Церкви. |
| 112 О деятельности «Кружка» в это время дает представление отчет о его работе, написанный, по-видимому, для полиции, – см. ниже Приложение 3. 115 В 1908–1909 гг. «Кружок» устраивал публичные чтения для студентов и курсисток, которые обычно проходили в гимназии им. И. и А. Медведниковых (Староконюшенный пер., д. 18). 118 О занятиях в студенческом кружке по изучению книг Священного Писания , которые представляли собой «типичную научно-богословскую работу» и могли «служить идеалом для преподавателей Священного Писания в Духовных академиях», Ф. К. Андреев вспоминал, что Ф. Д. Самарин , идя «несколько дальше текста», «подробно рассматривал и логическую структуру апостольских речей, и ближайший учительный смысл священного повествования, причем для справок ему служили им же заготовленные толстые тетради, заключавшие в себе его рукописный комментарий к новозаветным книгам» (Феодору Дмитриевичу Самарину от друзей. Сергиев Посад, 1917. С. 25). 121 Иван Георгиевич Айвазов (1872–1964) – богослов, публицист, епархиальный миссионер; занимался изучением русских сект, магистр богословия; в 1912–1913 гг. преподаватель МДА и СПбДА по истории и обличению сектантства.; в 1912–1916 гг. сотрудник и редактор журнала «Голос Церкви», в 1915–1917 гг. – журнала «Душеполезное чтение». В советское время работал в гос. учреждениях, подвергался арестам и ссылкам. После выхода на пенсию в 1937 г. занимался богословием, в 1940–1950-х гг. писал статьи для ЖМП. 122 Сын Ф. Д. Самарина Дмитрий (1890–1921) учился в Московском и Марбургском университетах. По словам знавшего его в юности Б. Л. Пастернака, «философия, диалектика, знание Гегеля были у него в крови, были наследственными». Был дружен с сыном П. Б. Мансурова Сергием (впоследствии принявшим священный сан) и с сыном С. Н. Трубецкого Николаем, своим двоюродным братом, будущим известным философом – евразийцем и лингвистом. (См.: Люди и положения. Автобиографический очерк//Пастернак Б. Л. Избранные сочинения. М., 1998; Охранная грамота//Пастернак Б. Охранная грамота. Шопен. М., 1989). |
|
|
