| Таким образом, можно сказать, что Бог «пронизывает» вселенную, что идеи красоты, добра, мудрости, открывающиеся нам в познании мира, подлинно вводят нас в общение с Богом. Но Бога нельзя отождествлять с этими идеями: Он остается трансцендентным, являясь их причиной. Как и всякого платоника, развивающего идеи о единстве и различии в Боге, Дионисия в его богословствовании подстерегали две опасности. Первая – это пантеизм, а вторая – платоническое учение об эманации. Идея трансцендентного и «сверхсущностного» Бога с самого начала устраняла опасность пантеизма. Дионисий твердо придерживался концепции причинности, утверждавшей участие вещей в своей причине. Такое участие допускалось учением о Божественных «силах» и «исхождениях», благодаря которым Божество становится на одну ступень со своими созданиями и делается доступным для них. Согласно Плотину, эти нахождения представляют собой умаление Божества; эманации самим фактом того, что они исходят от Единого, теряют полноту божественного бытия. Дионисий сознательно избегал этой ловушки, которая могла бы привести его к понятию о фрагментарности Бога. Он пишет: И это присуще всей вообще, объединенной и единой Божественности: Она каждым из причащающихся причаствуется вся, и никто не причащается лишь какой-то ее части. Подобно этому, все находящиеся в окружности радиусы причастны ее центру, и оттиски печати имеют много общего с ее оригиналом: оригинал присутствует в каждом из отпечатков весь, и ни в одном из них – лищь какой-то своей частью. Непричастность же всепричинной Божественности превосходит и это, поскольку ни прикоснуться к Ней невозможно, ни других каких-либо средств для соединяющего с Ней приобщения не существует. В описании нисхождения Бога, подразумевающего «выход» Его из Своей сущности, так же, как в описании восхождения человека к Богу, основанного на понятии «экстаза», то есть выхода за пределы всяких проявлений собственно человеческой деятельности, телесной, зрительной и интеллектуальной, Дионисий, несомненно, очень близко подходит к тайне личной встречи с Божеством. Кто же есть Бог, всецело присутствующий в исхождениях и действиях ad extra, и в то же время остающийся неприступным, если не личный Бог Библии ? Равным образом и человек, отрешающийся ради познания Бога от всех тварных вещей, в том числе и от собственного ума, в чем сохраняет свое подлинное человечество, если не в первом и основополагающем принципе существования, который христианское богословие называет ипостасью? Глубокое прозрение Дионисия становится очевидным там, где неоплатонический жаргон, обычно преобладающий в «Ареопагитиках», уступает место более традиционным выражениям, связанным с христологическими и эсхатологическими темами: |
| Архимандрит, опасаясь, как бы это благодетельное учреждение не рушилось по отъезде его из Иерусалима по случаю настоящей войны, внёс в казну св. Гроба 6.000 пиастров при письме к наместнику от 28 марта 1854 года, в котором просил его преосвященство выдавать из этих денег ежемесячное пособие внешним воспитанникам духовного училища, рассчитав, что внесённой суммы достанет для них на два года. Добрые дела многосторонни; таково воспитание и образование юношей. Приюти их в училище, одень, накорми и напои; сообщи им о предметах человеческих; всего этого мало. Надобно ещё озарить их души светом божественной веры. А сего-то озарения и не доставало в иерусалимских училищах. Но и этот недостаток восполнен заботливостью нашего труженика. Он в своей келье и в учебном управлении склонил преподавателя арабской словесности сочинить краткий катехизис и священную историю для детей. Оба эти руководства написаны. Катехизис уже напечатан. Образцовые оттиски его представлены в наше духовно-учебное управление при Св. Синоде и в азиатский департамент министерства иностранных дел. Духовное училище в Иерусалиме под влиянием своего учебного управления процвело так, что старшие воспитанники в 1854 году начали говорить проповеди на греческом и арабском языках. Но и народная арабо-еллинская школа получила хорошее направление. На неё обращено особенное внимание нашего архимандрита. Он почти ежедневно посещал её утром и после обеда; ввёл в неё новый способ обучения детей, состоящий в том, что один мальчик, стоя на кафедре или скамье, распевом сказует азбуку или псалтирь по одному слову, а прочие подражают ему, смотря в свои книжки; установил одновременный приём малюток в эту школу для единообразной общности уроков; в еллинском отделении её уладил застигнутое неравенство занятий учеников, так что те из них, которые знали больше, в один час слушали, например, грамматику или арифметику, а слабейшие в то же время занимались чистописанием, в другой час эти учились читать по-гречески, а те писали, и таким образом облегчил тяжкие труды наставника, прежде занимавшегося порознь с каждым учеником, и пресёк шалости детей, неизбежные при прежнем способе обучения их. Старанием архимандрита прекращены ссоры между двумя наставниками народной школы, доходившие до побоев по закоренелой ненависти их друг к другу. Не обнаруживаются здесь их грязные стороны, а только припоминается удачный способ, придуманный нашим миротворцем для искоренения давнего зла. Он приказал враждующим подавать просьбы в учебное управление, а тут медлил решением оных, сколько можно долее в тех мыслях, что время утишит волнение азиатской крови и келейные увещания ослабят неприязнь, что и оправдалось. |
| Беспокоя Вас моею просьбою, я рассчитываю на Вашу известную снисходительность и прошу Вас принять уверения в моем совершенном почтении. Николай Лесков. 1865 5 Ф. М. Достоевскому А. С. Ушаков просил меня взять у Вас начало какой-то его повести, конец которой находится в «Библ д чт », и еще передать Вам, что он хлопочет по какому-то Вашему поручению и будет скоро Вам писать. Потом, Федор Михайлович, я очень нуждаюсь в деньгах и очень нуждаюсь получить мой гонорарий по работе, помещенной в первой книге «Эпохи» . Сделайте милость, не откажите мне в этом, равно как и в оттисках, которых я не могу никак выпросить. С должным уважением имею честь быть покорнейшим слугою Н. Лесков. 6 Н. Н. Страхову 6 марта 1865 г., Петербург. Милостивый государь Николай Николаевич! Если Федор Михайлович передал Вам следующий мне гонорарий, то потрудитесь уведомить меня, когда я могу явиться к Вам, не отвлекая Вас напрасно от дела; а если эти деньги и оттиски очерка Вам еще не доставлены, то не оставьте меня своим вниманием и похлопочите обо мне, ибо «в дороге я весьма поиздержался» . У меня есть повесть, почти роман, вовсе не тенденциозный и совсем отделанный отчетливо, — называется «Всяк своему нраву работает» . Не найдете ли удобным поговорить о нем? «Библиотека» мне много должна, и я не прочь бы продать повесть «Эпохе» или «Отеч запискам». Усердно прошу Вас почтить меня коротеньким ответом и принять уверение в моем глубочайшем почтении. Ваш покорный слуга Н. Лесков. 7 Н. Н. Страхову Милостивый государь Николай Николаевич! До последней степени затруднительное мое положение обрывает мое до последней степени продолжительное терпение, и я усердно прошу Вас, Николай Николаевич, вступиться в мое спасение. Если уж нет возможности дать мне 150 р. деньгами, пусть хоть дадут вексель, под который я могу найти отсрочку у своих кредиторов, которые приступают ко мне вовсе не так, как я к «Эпохе», и которым я не умею отвечать так, как Ф М отвечает мне. Будьте добры, Николай Николаевич! — Вы сами человек рабочий и можете войти в мое положение. — Вот перед Вами Бенни , который может рассказать, как ко мне приступают. |
| 1 1908.XI.5. Милостивый Государь, Павел Александрович! Сегодня получил Ваше открытое (слово «письмо» пропущено. – С. Ш.) от 29 октября, любезно пересланное мне из Варшавы Е. О. Карским, редактором «Русского Вестника» 1 Спешу исполнить Вашу просьбу: вместе с этим письмом отправляю заказною бандеролью 1–2 ч. «Заговоров», что касается дальнейших 2 выпусков, определенно сказать затрудняюсь. Очень хотел бы начать печатание 3-й части с наступлением Нового Года (вчерне она готова к печати), а там – как Бог даст: в настоящее время у меня мало досуга и возможности сосредоточиться. Печатание 3-й части потянется, вероятно, несколько лет, т. к. «Русский Фил. Вестник» выходит всего 4 раза в год и много места одной работе отдавать не может. Сообщите, если не затруднит Вас, какого рода материал Вы имеете, касающийся заговоров, откуда взят, и если не в труд, – один-два образчика, чтобы я мог судить, какой он цены; быть может, полезно будет Вам его предварительно опубликовать, а тогда я использую его попутно в своей дальнейшей работе. Если Вас так живо интересует моя работа, это для меня большое удовольствие: я только в самое последнее время столкнулся с лицами, которых занял этот вопрос: таков, например, Мансикка из Гельсингфорса 3 приезжавший в Харьков для получения от меня сведений в задуманной им тогда работе и ныне напечатавшей ее на немецком языке. Пишите подробно обо всём, что Вас занимает, затрудняет. Я охотно буду отвечать на Ваши запросы. Было бы приятно, если бы Вы где-нибудь в печати высказали свое мнение о моей работе: нам легче было бы понять друг друга и взаимно идти навстречу в разработке общего труда, не затрачивая много времени на переписку общего характера, а обратившись прямо к тому, что для нас обоих останется неясным. Я – своего рода поклонник «искусства для искусства» и «науки для науки». За рецензии, каковы бы они ни были, считаю преступлением обижаться sint judiein libera 4 – этим путем и только движется наука. Браните, сколько угодно – обижаться не стану. Если отзыв будете печатать, сообщите, – где, а получите оттиски – не откажите прислать. Присылкой Ваших трудов в обмен на мои (если что из них заинтересует Вас, охотно вышлю; список их найдете на обложке «Заговоров»), – доставите мне большое удовольствие. |
| Благодарю, что не забыли сделать оттиски моей статьи о непрекращении жертвоприношений во время плена вавилонского. Родные мои вам кланяются». 14-го сентября я отвечал отцу Павлу : «Имел я утешение получить письмо ваше от 9-го числа. Сердечно благодарю за него; об одном только пожалел, что забыли написать о вашем здоровье, в каком оно положении. Надеюсь, однако, что по милости Божией оно поправляется и что мы будем иметь радость встретить вас в лучшем положении, нежели в каком проводили. Я, по вашим молитвам, живу и понемногу делаю мое дело. Правда, осень уже начинает отражаться неблогоприятно на здоровьи; но пока не поддаюсь ей. Нынешний день, вероятно, послана вам четвертая книжка журнала. Буду ожидать вашего о ней отзыва, которым всегда очень дорожу, ценя не только его верность, но и искренность. О соборе преображенцев 234 прислал мне статью еще А.Е. Сорокин, составленную с обычными его приемами. Я предложил ему предоставить мне право исправить и сократить ее, полагая (признаюсь вам), что он не согласится и возьмет статью назад. Но он, к удивлению, изъявил согласие, и теперь придется переделать ее для пятой книжки 235 . Еще прислал мне письмо один старообрядец, некто Онуфриев, написанное по поводу моей заметки к словам митрополита Филарета : «да усилить духовенство свою ревность действовать на совращенных своим примером и молитвою» 236 . В письме говорится о беспорядках и опущениях в церковных службах, какие дозволяет себе делать наше духовенство. Есть, разумеется, лишнее; но много и правды, сказанной, повидимому, благонамеренно. Я не прочь напечатать письмо и ради этой благонамеренности, и для того, чтобы показать безпристрастие; но помедлю, чтобы показать его вам и воспользоваться вашим советом. Его хорошо было бы напечатать одновременно с вашей статьей о сокращении уставов, которую я уже отдал в типографию и намерен поместить в шестую книжку 237 . В пятой же помещу в начале известное вам мнение митр. Димитрия о Единоверии: теперь готовлю к нему предисловие 238 . Затем думаю напечатать половину статьи отца В. Дарендова, к которой сделал также небольшое предисловие, где поместил и значительную половину из вашего ко мне письма об ней, на что вы дали мне благословение. Думаю также напечатать мою переписку с отцом Кононом; но об этом нужно будет посоветоваться с вами. |
| Все вместе представления, общие многим чувствам, сводятся к видоизменениям двух всеобщих представлений: пространства и времени, которые душа, быв сама поставлена в пространстве и времени, носит в себе как предъопытные формы. А как эти основные формы представлений суть вместе всеобщие формы всего мирового бытия, то отсюда происходит предустановленная гармония между миром представлений и миром внешним, действительным; но она ограничивается только двумя этими главными формами и годится только для построения двух предъопытных наук, Геометрии и Арифметики. § 121 Способность восприятия может иметь у различных людей различное развитие: она бывает слабая или крепкая, медленная или быстрая, судя потому, мало или много замечает она, в большее или меньшее время; она бывает острая или тупая, тонкая или грубая, смотря по тому, ясно или темно замечает она предметы, и останавливается ли в них на самых поверхностных и очевидных чертах, или схватывает приметы внутреннейшие и сокровеннейшие. В этом последнем случае, ее называют также даром наблюдательности и тонким взглядом. Способность воспринимать представления, сообщаемые другими, называется понятливостью, которая не редко бывает частною, напр. к математическим представлениям, и тогда называется математическою головою. 2. Память § 122 Представления, образованные силою восприятия, в памяти сберегаются и переходят в постоянную собственность духа, где сохраняются тем тверже, чем более внимание и самодеятельность участвовали в их образовании, и особенно, чем они чаще были повторяемы. Представления сохраняются в памяти своим совершенно особенным образом. Они не остаются здесь в настоящем виде, готовыми, или вообще, не продолжают в сознании своего существования на самом деле; напротив, они погружаются в бессознательность и все до одного перестают существовать действительным образом; но могут произвольно или непроизвольно снова оживать в каждое мгновение, и след. существуют в возможности. § 123 Многие грубо понимают память, полагая будто бы ее представления оставляют по себе в мозгу вещественные следы и оттиски, и будто воспоминание состоит в том, что душа попеременно то на один, то на другой след бросает свет своего сознания. |
| 6 И в шестой книге он прибавляет: “Сущности ему (первому богу (А. Я.)) причастные, причастны ему только в области мысли и не в чем другом; именно так могут сочетаться с благом и никак иначе. Что касается мыслительной способности, то она принадлежит только одному первому богу, от которого все остальное окрашивается и обретает свое благо. А сомневаться в том, что благо свойственно только ему одному, могла бы только неразумная душа. 7 Ведь если второй бог благ не сам по себе, но от первого, то как возможно, чтобы не был благ тот, по приобщению к которому второй стал благим, особенно если оказывается, что второй причастен ему как благу? 8 Так-то Платон на основании рассуждений объяснил проницательному человеку, что благо одно 128 .” И несколько дальше он говорит: 9 “То что все обстоит таким образом, Платон установил с помощью разного рода последовательного разделения, а именно: в то время как в Тимее он употребляет это прилагательное в своем обычном значении, когда говорит о демиурге: ‘он был благ 129 ’, в Государстве он назвал благо идеей блага 130 , имея ввиду, что благо есть идея демиурга, который представляется нам благим по приобщению первому и единственному. 10 Ведь также как люди называются так, потому что они запечатлены идеей человека, быки – быков, а кони – коней, так и демиург благ в силу своей причастности первому благу, а первый ум, являющийся благом-в себе, есть идея блага 131 .” Глава 23. Об идеях согласно Платону 1 “Так возникший – ясно, что это космос – был создан по примеру самотождественного образца постигаемого рассудочным мышлением; а раз так, то в высшей степени необходимо, чтобы этот космос был подобием чего-то. Ведь как образец вмещает в себя все умопостигаемые живые существа, так и этот космос – нас 132 .” 2 Вот что говорит Платон в Тимее; я же разъясню смысл сказанного воспользовавшись трактатом Дидима О мнениях Платона. Он пишет так: 3 “Он (Платон (А. Я.)) говорит, что идеи суть некие ограниченные родом образцы чувственных по природе вещей, образцы, от которых происходят знание и определение; ведь для всех людей мыслится один человек, для всех коней – конь, и для всех вообще животных – одно животное нерожденное и бессмертное. 4 Подобно тому как от одной печати рождаются многочисленные оттиски и образы одного мужа, так и от каждой идеи – многочисленные роды чувственных тел: от идеи людей – все люди..., и таким же образом в отношении всех остальных существ соответственно природе каждого. 5 Он утверждает также, что идея есть вечная сущность, причина и начало того, что каждая вещь подобна ей самой. 6 Так же как отдельные идеи как первообразы предшествуют чувственным телам, так и идея заключающая в себе все идеи, прекраснейшая и совершеннейшая, является образцом этого мира, ведь на основании сходства с ней был образован мир тем, кто сотворил его из всей сущности согласно первоначальному замыслу бога 133 .” |
| Он же, на 3-м курсе, преподавал библейскую археологию, 2 часа в неделю. Сообщались только самые общие и краткие сведения: о скинии, ее устройстве, принадлежностях; о священных лицах, их одеждах, обязанностях, – о жертвах и пр. Сообщения сопровождались в конце лекций показыванием печатных рисунков из какого-то учебника. Все было просто, интересно, запоминалось легко. Помню, что я с некоторыми товарищами ( П. В. Тихомировым и еще с кем-то) очень интересовались скинией, особенно расположением на ней верхнего покрова. На одной лекции, когда показывался рисунок стола с хлебами предложения (П. И-ч называл их лепешками), кто-то спросил П. И-ча: пресные или кислые были эти хлебы? – П. И-ч смутился и не мог ничего ответить. Привожу это в показание того, как простые предметы могут ставить в тупик людей, привыкших вращаться в сложных умственных процессах. Среди студентов П. И-ч считался человеком стойких убеждений, ревнителем правды и героем честности. Какие деяния П. И-ча могли дать основание для выделения его из корпорации профессоров и наделения его такими качествами преимущественно перед другими членами ее, я не знал тогда. П. И-ч был только членом Совета, ведавшего одну учебно-ученую часть, – и никакого касательства к Правлению и академическому хозяйству не имел. Теперь думаю, что это могло быть отголоском докторства П. С. Казанского , дяди П. И-ча, – и полного провала П. И-ча, когда он с С. К. Смирновым баллотировался на должность инспектора академии. Ученое реноме П. И-ча стояло очень высоко, чуть не прямо после А. В. Горского. Говорили, что ему поручено академией наук издание еврейского лексикона. Слух этот, по-видимому, был вызван действительным намерением П. И-ча издать перевод какого-то еврейского лексикона, не то Шюрера, не то Штракка. Но ученый авторитет П. И-ча еще выше поднялся после его критических выступлений против Михаила и на доктерском диспуте С. К. Смирнова. Оттиски своих критических статей против Михаила из Православного Обозрения П. И-ч, говорилось (лично не знаю), читал студентам старших курсов, с таким предисловием: «Да-с, покажу Вам, господа, как не подобает писать ученые труды и как подобает писать критику на них». |
| Советую Вам и впредь искать суда и защиты у своего ближайшего начальства. Я не думал осуждать Вас за бездействие; я только любопытствовал знать, как подвигается Ваш новый литературный труд. В заглавии Вашего труда сказано, что редакция и издание этого труда принадлежат мне. К сожалению, я никак не могу принять на себя редакции Вашего сочинения. В настоящее время мое зрение так ослабло, что я ни писанного, ни мелко печатного без помощи чужих очей читать не могу. Я рекомендовал бы Вам для напечатания предпринятого Вами биографического труда войти, в сношение с редакцией какого-либо журнала. Полагаю, что редактор Русского Архива (г. Бартенев) охотно примет в свой журнал Ваше сочинение о приснопамятном святителе. Присланные Вами тетради я прослушал с немалым интересом. Тетради эти при сем посылаю Вам обратно, призывая Вам на продолжение оных Божие благословение и помощь». 8-го декабря преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от священника законоучителя института принцессы Ольденбургской Григ. Вышеславцева, который от 7-го декабря писал: «Всепокорнейше и почтительнейше прошу Ваше Высокопреосвященство принять от меня небольшой труд – посылаемую при сем брошюру: «о семейной жизни по учению Филарета, митрополита московского», в знак искренней моей благодарности за дорогое и доброе Ваше воспоминание обо мне. Эта брошюра маленькая – частичка всего моего сочинения, печатавшегося в журнале «Странник» под заглавием: «Нравственное Богословие по сочинениям Филарета, митрополита Московского». Счел бы, конечно, за величайшее счастье преподнести Вашему Высокопреосвященству свой труд в полном составе, но, к сожалению, не могу даже сказать, когда все сочинение выйдет отдельными книжками. Редакция Странника обещала мне изготовить отдельные оттиски, но в настоящее время дела ее до того плохи, что не представляется возможным получить ни отдельных оттисков, ни малейшего даже вознаграждения за. свои труды». В тот же день (8 чис.) Преосвященный получил письмо из Ростова от археолога А. |
| …прилепленная на сваях Наркотического острога, Плачет, стонет душа живая, Но не может пробиться к Богу. И, сама не имея крыльев, Только в сердце от раны – жженье, Я познала своё бессилье И в молитве ищу спасенья. (Там же) Чувство жалости показано и в следующем стихотворении: В старинном платье – майская акация: Ни меценат не нужен ей, ни спонсор. Как вам живётся, люди, как вам мается Под песни проституток и альфонсов? Когда мне попадаются прохожие Со взглядами одушевлённой боли, Я так жалею вас, мои хорошие, Приговорённые к сиротской доле. И почему-то хочется наплакаться, О ветеранах Богу помолиться, Где горя замусоленная матрица Разменивает оттиски на лица. Где честь – и та какая-то острожная, Хотя и праздник, и цветов досталось… Вот накормить бы! – За душой – ни грошика, Одна незаживающая жалость. Приведённое выше стихотворение называется «В день Победы», однако, главным образом, речь идёт не о победе, не о ветеранах войны, «хотя и праздник, и цветов досталось…». О чём же тогда ещё стихотворение? Вчитаемся в начальные строки: «В старинном платье – майская акация:/Ни меценат не нужен ей, ни спонсор». К дню победы здесь отнести можно только слово «майская». А к слову «платье» можно было бы найти более приемлемый эпитет в данном контексте заявленной в названии стихотворения теме: в красивом, в цветущем, в нарядном. Однако автор стихотворения берёт эпитет «в старинном». Зачем? Конечно же, для акации приемлемы и названные нами эпитеты. Акация из года в год остаётся и красивой, и цветущей, и нарядной, и душистой. Автор стихотворения словом «старинном» хочет обратить внимание читателя на ход времени и неизменность годичного майского природного явления. Старинное платье – это не старое платье. «Старинное» в контексте стихотворения – значит, традиционное, незыблемое, привычное, ожидаемое, не меняющее своей природы. Красоту платья акации не надо ежегодно усиливать дополнительными приспособлениями. Воистину «ни меценат не нужен ей, ни спонсор». Автор стихотворения как бы обрывает начатый разговор об акации, о её старинном платье, о меценатах и спонсорах. Эти две строки становятся какими-то случайными, лишними, как говорят, «не в тему». Но мы ещё вернёмся к первым двум строкам стихотворения. |
|
|
