| — Насколько можно судить, Учебный комитет сейчас достаточно энергично вмешивается в образовательный процесс в семинариях. При этом духовная семинария всегда была вотчиной правящего архиерея, источником для пополнения кадров местного духовенства и украшением епархиальной жизни. С таким активным и настойчивым вмешательством в эту сложившуюся столетиями практику, не чувствуете ли Вы какое-то недовольство, непонимание, исходящее со стороны правящих архиереев? — Безусловно, любая проверка Учебного комитета наибольшую радость вызывает тогда, когда комиссия уехала, самолет взлетел или поезд отбыл от перрона. Это при всех теплых словах, которые говорятся всякий раз во время нахождения инспекционной комиссии о важности присутствия, о братском соработничестве, о контроле. Но я должен сказать, что отношения складываются по-разному. Есть очень позитивные примеры, когда мы видим искреннюю заинтересованность правящих архиереев в нашем сотрудничестве. В основном это касается семинарий, располагающихся в верхней части рейтинга, где априори понятна позиция правящего архиерея. Бывают ситуации, когда мы находимся в непростой дискуссии. И архиереи с представителями семинарий приезжали в Учебный комитет для разбора конкретных ситуаций. И в иных случаях происходила коррекция нашей позиции, но чаще это приводило к тому, что в отношении к администрации, которая не вполне правильно информировала правящего архиерея, принимались меры на местах. Безусловно, есть и непреодоленные сложности. В основном в тех случаях, когда речь идет о возрастных архипастырях, сохранивших теплые воспоминания о юности или молодости, о своем обучении в старой духовной школе. Я тоже сохраняю очень теплую память о Московской духовной академии второй половины 1980-х — первой половины 1990-х годов. Но понятно, что жить так, как мы жили тогда, невозможно. Урочноопросная система, которая тогда применялась, зачитывание одних и тех же учебных пособий на протяжении многих лет, двухбалльная система оценок, когда студенты выпускных курсов огорчались четверке, все это должно уйти в прошлое. Иногда ситуация приводила к тому, что правящие архиереи, ректоры семинарий, оказывающихся в нижней части рейтинга, приглашались на встречу в Управление делами Московкой Патриархии, и здесь управляющим делами уже ставились соответствующие вопросы. |
| Двухбалльная система оценок уходит в прошлое — Непростой вопрос оплаты преподавателей в региональных семинариях Вы как-то тоже контролируете? — Мы, безусловно, отслеживаем этот процесс; поскольку бюджеты в семинариях формируются по-разному, здесь невозможно предъявлять однозначные требования, потому что зачастую выделяется определенная сумма, и больше на семинарию денег нет. Хотя возникает вопрос: если у вас нет денег на полноценное содержание семинарии, нужно ли содержать семинарию в таком случае? Но за эти годы хотя бы была прекращена система волонтерских договоров и вообще практика использования труда людей без оформления. Сложность в том, что, исключая центральные духовные школы, финансирование семинарий определяется целиком местным церковным бюджетом, а значит, во многом расположением или отсутствием такового у правящего архиерея. Тут есть две составляющие: объективные и субъективные. В Церкви очень многое зависит от правящего архиерея во всех сторонах жизни. Где есть очевидная заинтересованность в развитии и в поддержке семинарии, там и с бюджетом, и с зарплатами преподавателям ситуация нормальная. И примером может быть Пензенская духовная семинария. Внимание к ней со стороны правящего архиерея очень велико. Соответствующие проблемы отсутствуют. — Каким Вам видится решение этой проблемы в других регионах? — С одной стороны, здесь косвенно помогает аккредитация. Потому что выход семинарии на аккредитацию дает право участия в государственном конкурсе на получение бюджетных мест. В том случае, если вас одобряют, — а это с большинством семинарий у нас на сегодняшний день происходит, — то получается, что часть бюджета начинает формироваться за счет государственного финансирования. И когда все четыре курса софинансируются государством, это уже значительная поддержка, что снимает отчасти нагрузку с епархии и дает дополнительные средства семинарии. Мы относимся к этому процессу положительно, потому что это повышает управляемость и ответственность семинарии и одновременно повышается ответственность епархии за то, что происходит в семинарии. Идеальной схемой — может быть, нереализуемой в нынешних непростых условиях — мне виделось бы такого рода финансирование семинарий, которое складывалось бы частично из местного церковного бюджета, частично из государственного, а частично из центрального церковного бюджета за счет тех отчислений, которые на эти цели от епархии шли бы в общецерковный бюджет. Тогда и финансовая сторона жизни духовных школ, и уровень зарплат был бы более контролируемым из центра. |
| В ответе А. Градовскому (как и в «Объяснительном слове…», «Пушкине») Достоевский даёт универсально-вневременные характеристики, применимые и к либеральной интеллигенции XXI века. Поэтому, в частности, Достоевского запредельно-паталогически ненавидят современные либералы – от Анатолия Чубайса до Дмитрия Быкова. Как очередное – бесчисленное – подтверждение пророческого дара Достоевского, отметившего в данном «отрицательном типе» эгоцентробесие, воспринимаются слова Андрея Макаревича, сказанные в июне 2022 года: «Вижу тявканье по поводу уехавших – Аллы, Максима, Чулпан, Земфиры… Это Россия уехала от вас, м . Потому что Россия – они, а не вы» с. 304]. Ненависть к Достоевскому либеральной интеллигенции, мнящей себя «розой в навозе», понятна, объяснима. Использование же Александром Казинцевым некоторых расхожих «аргументов» из арсенала коллективного быковочубайса вызывает вопросы. Спор свой с автором «Пушкинской речи», с его идеей всемирности и всечеловечности (спор, занимающий в тексте самое большое место), Казинцев завершает так: «…отвечая на критику А. Градовского, Достоевский пишет: “ Да, она накануне падения, ваша Европа, повсеместного, общего и ужасного. Муравейник, давно уже созидавшийся в ней без церкви и без Христа … с расшатанным до основания нравственным началом, утратившим всё, всё общее и всё абсолютное, — этот созидавшийся муравейник, говорю я, весь подкопан”. Я веду речь об увлечении фразой, о том нервическом напряжении мысли, свойственном русским вообще и Достоевскому в особенности. Приведённая инвектива в адрес Европы столь же опрометчива, как и мечта “о конечном единении” с нею. Прошло без малого полтора века, а “подкопанный муравейник” стоит» с. 185]. Версию о «нервическом напряжении мысли» нет смысла комментировать из-за её явной «некондиционности». Из многих же суждений Достоевского, в том числе, приведённых Казинцевым, ясно: речь идёт о религиозном, духовно-нравственном «подкопе», деградации. И примеров, подтверждающих справедливость оценок и прогнозов Фёдора Михайловича, более чем достаточно: от массовой фашизации Европы в 1930-е – 1940-е годы и в XXI веке до духовно-нравственного и культурного вырождения, гендерной мутации-шизофрении последних десятилетий. |
| Чем оценивание вредно в первую очередь? Целых десять– одиннадцать лет ребенку планомерно внушают, что его мнение о себе не важно. Значение имеет только мнение посторонних, «специально уполномоченных» людей, выраженное в виде оценки. Какова эта оценка — «отлично», «хорошо», «удовлетворительно» и так далее — не имеет значения. Любая переносит фокус внимания школьника с его, как это называется в психологии, «внутренней референции» (с опоры на собственные ценности и мнение о себе) на то, что о нем думают окружающие. То есть система оценок одинаково вредит как отличникам, так и двоечникам. Когда родители слишком много внимания уделяют оценкам, ругают, критикуют, дети ощущают себя преданными. Им кажется, что для мамы мнение учительницы гораздо важней, чем они сами. И в этом есть доля истины. Слишком внимательным отношением к чужой оценке мы отчасти предаем ребенка и формируем из него неудачника. Каков итог? Когда он станет взрослым человеком, у него не будет своего мнения. Ему чужая оценка будет важнее своей. Взрослый страх негативного оценивания обычно формируется именно в школьные годы и именно родителями, придающими чрезмерную значимость школьным оценкам. Зачем мучить ребенка, если в тридцать лет нам все равно, была ли у нас «тройка» по химии в восьмом классе. Это никак не сказывается на взрослых успехах или неудачах. Как и отличная оценка, полученная двадцать лет назад, вовсе не гарантирует любви или успеха в бизнесе. Анна Суворова. «Уроки химии в школе» Очень часто люди, которые действительно достигли в жизни успеха, богатые люди, в школе учились крайне неровно. По интересным предметам или у хороших учителей у них наверняка были высокие оценки. По скучным предметам или у посредственных педагогов на похвалу рассчитывать им не приходилось. И это — здоровый подход, потому что действительно богатыми и успешными людьми становятся те, кто умеет фокусироваться. Кто выбирает два-три качества и максимально развивает их. Те, кто стремится к средним показателям по всем предметам, вырастают середнячками. Без особых достижении в жизни. |
| М. приводит вариативные конструкции: фиксирует вариативность выражения субъекта в пассивных конструкциях: + род. пад.//твор. пад.//дат. пад.: « »; инфинитивных конструкций с и без « - » и др. (Л. 221, 226-226 об.). Обосновывая свои решения, М. прибегает к сопоставлению с греч. языком. Однако факт сходства церковнославянской и греческой конструкций может быть аргументом противоположных нормативных оценок М. Для кодификации синтаксических норм в Грамматике М. характерны следующие черты: «1) опора на авторитетные письменные церковнослав. источники; 2) сохранение специфических церковнослав. конструкций, отсутствующих в «простой мове»; сохранение достаточно искусственных и архаических церковнослав. оборотов; 3) утверждение своеобразия строя церковнослав. языка по отношению к греческому и латинскому языкам; 4) предпочтение конструкций с более отчетливой выраженностью синтаксических связей; 5) стремление выявить экспрессивно-стилистические различия между синтаксическими синонимами» ( Мечковская. 1984. С. 112). Иными словами, грамматическая кодификация М. была призвана максимально усложнить структуру церковнослав. языка и дистанцировать его от разговорного. Грамматика М. была ориентирована на обучение активному владению слав. языком (ср. « » - Л. 2, 5). Именно такой тип знания лит. языка культивировался в ученых кругах Юго-Зап. Руси и внедрялся в практику школьного образования. М. адресует свою книгу в первую очередь учителям школ. Непосредственное указание на адресата Грамматики содержится в авторском предисловии, под названием « ». Предисловие к Грамматике содержит указания, определяющие цель обучения, метод обучения, содержание курса и последовательность прохождения материала. Замечания и комментарии в основном тексте Грамматики также адресованы обучающим (« » - Л. 146). Труд М. оказал огромное влияние на последующее развитие грамматических знаний, в первую очередь в России. В 1648 г. на Московском Печатном дворе было осуществлено 2-е издание Грамматики М., подготовленное Михаилом Роговым и Иоанном Наседкой . Призванное служить теоретической основой и инструментом для решения задач книжной справы , московское издание Грамматики отличалось от 1-го как на концептуальном, так и на формальном уровне. Справщики устранили имя М. как отступника от Православия, принявшего униатство, подвергли Грамматику существенным изменениям текстологического и собственно языкового характера (их детальный анализ см.: Кузьминова. 2012. С. 112-270). Третье издание Грамматики (М., 1721), подготовленное Ф. П. Поликарповым-Орловым , было значительно приближено к 1-му изданию. |
| И.А. Шляпкин же, наоборот, не страшится оценок и обобщений, что неизбежно в исследовании столь острой для XIX в. темы как петровская эпоха. Он представляет время митр. Димитрия как пору постепенной смены византийского «духовного начала» западноевропейским в России. Одним из течений, возникших под «влиянием Запада» является польское, осуществлявшееся через посредство малороссов, в особенности − духовных лиц. Это культурное влияние достигло расцвета в правление Софьи, когда конфликт между его носителями и людьми старого, византийского образования выразился в борьбе двух церковных партий и евхаристических спорах (не случайно И.А. Шляпкин посвящает полемике о времени пресуществления Св. Даров два из десяти разделов монографии). В эпоху Петра I большая часть людей с «малорусскими взглядами» сочувствовала общему ходу реформы, но не одобряла её «голландско-немецкого, полного протестантизма духа» 25 . Митр. Димитрий Ростовский явил собой «идеального общественного деятеля в духе слияния западного образования с старыми русскими церковными взглядами» 26 . Темы противопоставления малороссийского и великорусского, западноевропейского и византийского пронизывают всю монографию. Так, даже жизнь митр. Димитрия И.А. Шляпкин считает необходимым чётко разделить на два этапа: малорусский, где «личность будущего святителя не представляет резких очертаний и деятельность его мало выделяется из общей деятельности малорусских монахов» 27 и ростовский, где «жизнь кончилась… началось житие» 28 . Следует отметить, что И.А. Шляпкин первый обратил внимание на то, что в сочинениях Димитрия Савича содержится ряд «латинских» богословских мнений: по вопросу о времени пресуществления Св. Даров и о Непорочном Зачатии Девы Марии 29 . Хотя труд И.А. Шляпкина не утратил своего значения и по нынешнее время, он не лишен недостатков. Во-первых, историко-культурные концепции, бывшие актуальными в конце XIX столетия, в настоящее время уже сильно устарели, многие из выводов исследователя нуждаются в корректировке. Во-вторых, единственный подробно изложенный сюжет в монографии – это вопрос о времени пресуществления Св. Даров, причём участие самого митр. Димитрия в евхаристических спорах автор осветил весьма блёкло. Остальные проблемы, связанные с деятельностью Ростовского владыки излагаются как бы «на ходу»: тем самым автор, хотя и охватывает всю проблематику деятельности митр. Димитрия, однако, недостаточно глубоко. Сочинения Димитрия Савича рассматриваются также лишь обзорно. Желая максимально отстраниться от церковно-академических исследований с их детальным анализом сочинений, И.А. Шляпкин уходит в другую крайность: творения Ростовского владыки используются им, скорее, как иллюстрации событий жизнеописания, но не как объект глубокого исследования. |
| Хотелось начать новую жизнь, завести интересное окружение. У меня были хорошие перспективы в Питере, там учился мой брат. Но, по его ощущениям, это не такой оживленный и энергичный город, как Москва, поэтому мы решили, что лучше поступать в Москве. Так как я из небогатой семьи, денег мне почти никогда не давали. У меня была пенсия по потере кормильца, 10 тысяч, на которую я в большей степени и жил. Постоянно искал какие-то подработки. Еще у себя в городе я работал официантом. Летом после 11-го класса в Питере играл на скрипке, причем зарабатывал достаточно хорошо, около 500 рублей в час. Когда приехал в Москву, первые полтора-два месяца просто адаптировался. У меня было накоплено немного денег, и я не нуждался. Но потом деньги стали заканчиваться. Я попробовал раздавать листовки, мне это максимально не понравилось. Потом вышел на улицу играть на скрипке, но простоял час или больше, и мне никто ничего не дал. Расстроенный ехал назад, решил поиграть в электричке — никогда так не делал, а тут осмелился. В час вышло около 1000 рублей. Так я первый год и зарабатывал. Сейчас учусь и работаю бизнес-аналитиком в «Тинькофф». Идея устроиться на работу появилась в начале второго курса, я стал сам изучать язык программирования Python и матстатистику, которая должна была быть только в следующем семестре. Собственно, это основные навыки, которые нужны для собеседований на стажера. Еще пригодился язык SQL, но он простой, его можно изучить недели за две. В конце февраля я начал ходить по собеседованиям. Тогда же к нам в университет пришли из «Тинькофф» и сами за один день провели два: техническое и бизнес. Так я попал в команду. Совмещать работу с учебой пока получается, в первую очередь потому, что два курса я изучил заранее. Сессию закрыл без неудовлетворительных оценок. У нас 10-балльная система, я все сдал на 6+. Но было очень сложно, все равно времени не хватало. Как по мне, сейчас высшее образование, особенно в экономической сфере, не слишком важно. Больше нужны хорошее логическое мышление, умение искать причинно-следственные связи и насмотренность на то, как можно решать те или иные проблемы. А универ дает связи и, скажем так, настрой на жизнь. |
| Если же героев и героических средств оказывается несколько, то соперничество и рознь неизбежны, ибо невозможно несколько «диктатур» зараз. Героизм, как общераспространённое мироотношение, есть начало не собирающее, но разъединяющее, он создаёт не сотрудников, но соперников. 4 Наша интеллигенция, поголовно почти стремящаяся к коллективизму, к возможной соборности человеческого существования, по своему укладу представляет собою нечто антисоборное, антиколлективистическое, ибо несёт в себе разъединяющее начало героического самоутверждения. Герой есть до некоторой степени сверхчеловек, становящийся по отношению к ближним своим в горделивую и вызывающую позу спасителя, и при всём своём стремлении к демократизму интеллигенция есть лишь особая разновидность духовного аристократизма, надменно противопоставляющая себя «обывателям». Кто жил в интеллигентских кругах, хорошо знает это высокомерие и самомнение, сознание своей непогрешимости и пренебрежение к инакомыслящим и этот отвлечённый догматизм, в который отливается здесь всякое учение. Вследствие своего максимализма интеллигенция остаётся малодоступна и доводам исторического реализма и научного знания. Самый социализм остаётся для неё не собирательным понятием, обозначающим постепенное, социально-экономическое преобразование, которое слагается из ряда частных и вполне конкретных реформ, не «историческим движением», но над-исторической «конечною целью» (по терминологии известного спора с Бернштейном), до которой надо совершить исторический прыжок актом интеллигентского героизма. Отсюда недостаток чувства исторической действительности и геометрическая прямолинейность суждений и оценок, пресловутая их «принципиальность». Кажется, ни одно слово не вылетает так часто из уст интеллигента, как это, он обо всём судит прежде всего «принципиально», т. е. на самом деле отвлечённо, не вникая в сложность действительности и тем самым нередко освобождая себя от трудности надлежащей оценки положения. Кому приходилось иметь дело с интеллигентами на работе, тому известно, как дорого обходится эта интеллигентская «принципиальная» непрактичность, приводящая иногда к оцеживанию комара и поглощению верблюда. |
| Этот же её максимализм составляет величайшее препятствие к поднятию её образованности именно в тех вопросах, которые она считает своею специальностью, в вопросах социальных, политических. Ибо, если внушить себе, что цель и способ движения уже установлены, и притом «научно», то, конечно, ослабевает интерес к изучению посредствующих, ближайших звеньев. Сознательно или бессознательно, но интеллигенция живёт в атмосфере ожидания социального чуда, всеобщего катаклизма, в эсхатологическом настроении 5 . Героизм стремится к спасению человечества своими силами и притом внешними средствами; отсюда и исключительная оценка героических деяний, в максимальной степени воплощающих программу максимализма. Нужно что-то сдвинуть, совершить что-то свыше сил, отдать при этом самое дорогое, свою жизнь – такова заповедь героизма. Стать героем, а вместе и спасителем человечества можно героическим деянием, далеко выходящим за пределы обыденного долга. Эта мечта, живущая в интеллигентской душе, хотя выполнимая лишь для единиц, служит общим масштабом в суждениях, критерием для жизненных оценок. Совершить такое деяние и необыкновенно трудно, ибо требует побороть сильнейшие инстинкты привязанности к жизни и страха, и необыкновенно просто, ибо для этого требуется волевое усилие на короткий сравнительно период времени, а подразумеваемые или ожидаемые результаты этого считаются так велики. Иногда стремление уйти из жизни вследствие неприспособленности к ней, бессилия нести жизненную тягость сливается до неразличимости с героическим самоотречением, так что невольно спрашиваешь себя: героизм это или самоубийство. Конечно, интеллигентские святцы могут назвать много таких героев, которые всю свою жизнь делали подвигом страдания и длительного волевого напряжения, однако, несмотря на различия, зависящие от силы отдельных индивидуальностей, общий тон этот остается тот же. Психологии интеллигентского героизма наиболее импонируют такие общественные группы и положения, для которых он наиболее естественен во всей последовательности прямолинейного максимализма. |
| Дорогой о. Павел! В первую очередь предложил бы уйти от оценок методов и вообще не переходить " на личность " . Дело не в методе - в нем нет ничего " моего " , а в знании фактов или незнании их. В течение всего времени иконоборцев было две волны гонений на иконопочитателей, приведших к жертвам. Но их было не тысячи, по счастью. Власть и официальная Церковь гнала тех, кто не признавал иконоборчества, и в то время к иконоборцам относился почти весь восточный епископат. А во времена императора Михаила Травла иконопочитатели гнали иконоборцев и среди монахов-иконоборцев были многочисленные жертвы. Гонения на инакомыслящих были всегда и везде. И в случаях, когда император и Церковь гнали арианцев, монофизитов и монофелитов также случались жертвы и мученики - или Вы их не считаете? Значит, если императоры поддерживали ту партию, которая впоследствии будет признана православной, он - молодец, а если нет, то гонитель и антихрист! Или есть примеры какой-то иной практики реципирования догматов в условиях " симфонии властей " ? И зачем сравнивать богоборческую власть времен Сталина и христианскую власть Византийского императора, который искренне болел за веру и Церковь? Он ошибался? Так не ошибались единицы! В свое время один св. Афанасий выступал против арианства, а пр. Максим Исповедник против монофелитства. Как сказал тонко один автор, евть болезни, которыми Церковь должна переболеть, они не лечатся заочно и мгновенно. И как любая болезнь, такая ситуация всегда болезненна и вызывает неприятные последствия. Повторю, что в то время Церковь и Империя не мыслили себя раздельно, это было одно общество, " две эманации одного целого " , как писал император св. Юстиниан Великий. Вообще полагаю, что вместо голословных оценок лучше приводить конкретные факты, и руководствоваться не общими рассуждениями о том, какой нам хотелось бы видеть историю Церкви, а самой историей Церкви, как она сложилась в действительности. И, кстати, где примеры анафематствованных императоров? Это - риторический вопрос, поскольку таковых нет, даже среди иконоборцев. Простите, если невольно обидел Вас. С наступающим Новым Годом! |
|
|
