| Определение пола и его смена 02.12.2021 11:17:02 Протоиерей Максим Первозванский Слушать: http://radonezh.ru/radio/2021/11/22/22-00 о. Максим – Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Сегодня мы с моим гостем, Еленой Анашкиной, нейропсихологом, преподавателем древних языков, будем обсуждать очень противоречивую, особенно для православного сознания, тему. Здравствуйте, Елена. Е. А. – Здравствуйте, батюшка. о. Максим – Мы поговорим о таком удивительном феномене нашего времени, как смена пола. Эта тема не сходит с новостной повестки дня. Наши дети сейчас гораздо больше погружены в эту тему, чем люди старшего поколения. Сама тема смены пола для людей старшего поколения является табу, говорить об этом неприлично, это как копаться в нижнем белье. Вопрос смены пола для православного сознания является очевидным грехом, но мы попробуем сейчас поговорить об этом не с точки зрения греха. Подчеркиваю, что мы никак не сомневаемся, что пойти что-то себе отрезать или пришить, проходить гормональную терапию или что-то ещё – это грех для православного человека. Что находится под слоем внешнего информационного бума, относящегося к этой теме, какова медицинская, гормональная и прочая природа этого явления? Мы с Еленой попробуем об этом поговорить. Не будем выносить нравственных оценок. Чтобы реакция православных людей сменилась с испуга на понимание, чтобы мы были более защищенными в разговорах и в своем понимании этой проблемы, мы целый час нашего общения посвятим этой теме. Сколько вообще в этой теме медицины? Не психологии, а именно медицины. Е. А. – Медицины здесь достаточно много. Сперва нужно определиться с понятием «пол». Генетика – это относительно молодая наука, мы не всё знали на протяжении тысячелетий. Рождается человек, видно, мальчик это или девочка. о. Максим – Даже если почти совсем ничего не знаешь. Е. А. – По внешним половым признакам сразу видно, кто перед нами. Оказывается, что всё не так просто в организме. Кроме внешних половых признаков пол определяет гормональный пол – определенная выработка гормонов. Это медицинская тема, ей занимается эндокринология. Есть понятие генетического пола. Мы привыкли, что существуют люди XY – мужчины, XX – женщины. Но таких генетических вариаций тоже достаточно много. Это может быть XX, который внешне мужчина, это может быть XY, который внешне женщина, это может быть XXY или XXYY, XYYY. Во время того, как зарождается младенец, будучи только клеточкой, происходит деление клеток. В процессе этого деления могут не разойтись хромосомы. Тогда останется дубликат одной из хромосом. Это влечет определенные внешние изменения, возможно, какие-то гормональные изменения в человеке. Это уже два понятия пола – гормональный и генетический. Есть ещё фенотипический пол, когда человек родился, и мы видим по определенным признакам, что родился мальчик или девочка. |
| Прот. Максим Первозванский: Вокруг идеи о сытой жизни национальную политику строить нельзя Сейчас есть два варианта пути: усиленно заниматься формированием нации или признать, что это, возможно вчерашний день и надо строить общность на других принципах. Например, в средние века наций как таковых не существовало, человеческие общности выстраивались по-другому. 13 декабря, 2012 Сейчас есть два варианта пути: усиленно заниматься формированием нации или признать, что это, возможно вчерашний день и надо строить общность на других принципах. Например, в средние века наций как таковых не существовало, человеческие общности выстраивались по-другому. Совет по межнациональным отношениям при президенте предлагает ввести в школах и вузах предмет «Национальная политика» и уже выпустил для него учебники о характерных особенностях народов, религий и становлении российской нации. При этом, с какого класса новый предмет должен преподаваться в школах, авторы еще не решили. Нужен ли в школах такой предмет, какова должна быть подача материала, и не является ли создание учебников преждевременным? Комментирует клирик храма Сорока Мучеников Севастийских, главный редактор журнала «Наследник», отец девяти детей протоиерей Максим Первозванский: Тема этого предмета напрямую смыкается с вопросом, существует ли в настоящее время единая российская нация. По большинству оценок серьезных специалистов она еще находится в стадии формирования. В Советском Союзе существовала иная общность, она была организована иначе, чем организуются нации. Сейчас есть два варианта пути: усиленно заниматься формированием нации или признать, что это, возможно вчерашний день и надо строить общность на других принципах. Например, в средние века наций как таковых не существовало, человеческие общности выстраивались по-другому. Если говорить об учебнике, то, судя по предложенной программе, это рассказ о разных народах, проживающих на территории России. Очень полезное дело, факультативно точно нужно преподавать такой предмет, а, может быть, в каких-то классах имеет смысл сделать его обязательным. |
| Напротив, депутат Александр Чуев считает, что повсеместное введение ОПК в рамках регионального компонента в качестве обязательного предмета как раз и будет способствовать воспитанию терпимости, толерантности и нравственности у детей. С ним согласен протоиерей Максим Козлов, который подчеркнул, что межконфессиональное напряжение не может быть ослаблено отказом от преподавания культурологического предмета ОПК. Напротив, преподавание основ религиозной культуры важно для воспитания толерантности. Однако необходимо не копировать опыт преподавания Закона Божьего в дореволюционной школе, а создавать новые, деидеологизированные курсы: «давать знания, но не требовать единодушия ученика и преподавателя, без навязывания мировоззренческих оценок». Нынешняя школа не является в полном смысле слова светской, идеологически нейтральной – об этом говорили и Сергей Перевезенцев, и Максим Шевченко. Писатель Перевезенцев считает, что в современной школе – наследнице советского периода – навязывается атеистическая концепция обожествления человека. М. Шевченко обратил внимание на связь всей русской литературы и истории с православием. Он является сторонником введения «религиозных дисциплин в светской школе» и высоко оценивает работу А. Бородиной, отмечая, однако, что с ее учебником «можно полемизировать». Необходимо готовить разные варианты учебников по ОПК, другим же конфессиям надо представить учебники по основам своей религиозной культуры, считает Шевченко. Марат Муртазин в связи с этим заметил, что Совет муфтиев работает над учебником по исламской культуре. Представитель министерства образования и науки Татьяна Петрова решила внести ясность во многие вопросы. Во-первых, она опровергла широко распространенные в СМИ сообщения об обязательном введении ОПК в 4 регионах России. По словам Т. Петровой, в таком качестве этот предмет введен во всех классах только законодательным собранием Белгородской области, в Брянской же области предмет под названием «Встречи с историей» введен только в начальной школе. В Калужской и Смоленской области ОПК не входит в обязательную программу и преподается на факультативной основе. На этот счет Т. Петрова добавила: «Мы не можем отнять у регионов право формировать свою образовательную программу» и разъяснила, что в регионах не обучают религии, но готовят курсы, тесно связанные с историей и культуры данного региона, типа «духовного краеведения». |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Лента времени Когда история не разделяет, а объединяет 20.11.2015 740 Время на чтение 11 минут Выставка " Православная Русь. Моя история. От великих потрясений до Великой Победы " В Москве с огромным успехом проходит выставка-форум " Моя история: 1914-1945 годы. От великих потрясений к Великой Победе " . Почему вы выбрали именно такой отрезок времени: с 1914 года по 1945-й? - интересуюсь я у организатора и вдохновителя выставки-форума епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова). - В советское время мы привыкли к иной периодизации - с 1917 года. Но именно с1914 по 1945 год пролегает целая эпоха между двумя мировыми войнами по переделу мира. Вне этих грандиозных событий невозможно рассматривать в том числе и нашу отечественную историю. Если наши прежние исторические экспозиции " Рюриковичи " и " Романовы " охватывали временные периоды, соответственно, в девять и в три столетия, то нынешняя вмещает в себя всего тридцать один год. Но нам не хватило места в московском Манеже, чтобы рассказать об этом гигантском по насыщенности событий времени: две мировые войны, две революции, слом вековых устоев, жестокие социальные эксперименты, массовые репрессии, и одновременно - построение нового государства, эпоха великих надежд, невиданного энтузиазма, творческого труда, время выдающихся открытий и достижений в промышленности, науке, образовании, литературе, искусстве. РЕКЛАМА Очевидно, что осмыслить этот период крайне важно. Наш выдающийся историк В.О. Ключевский заметил: " История - не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков " . Знакомясь с историей своей страны, мы в какой-то степени знакомимся сами с собой. А это, поверьте, очень важное знакомство. То, что происходило в ХХ веке, - не дела давно минувших дней. Это животрепещущее духовное пространство жизни наших дедов и отцов, нас самих. Оно и сегодня пульсирует, дает живую энергию и кровоточит, разделяет людей и объединяет их. В античности и в русской древности важнейшие острые вопросы и проблемы обсуждались на площадях. Но Манеж - по сути та же городская площадь. Начиная подготовку экспозиции, мы поставили перед собой задачу предоставить людям, собравшимся на этой площади, максимально объективный материал и максимально воздерживаться от личностных оценок. Экспозиция основывается в первую очередь на свидетельствах современников и документах, часть из которых до последнего времени хранилась под грифами " Секретно " и " Совершенно секретно " , а часть оставалась малоизвестной. |
| «Действия элит бездумно вели Россию к Февральскому перевороту» Беседа с епископом Егорьевским Тихоном (Шевкуновым) Мария Городова — Почему вы выбрали именно такой отрезок времени: с 1914 года по 1945-й? — В советское время мы привыкли к иной периодизации — с 1917 года. Но именно с 1914 по 1945 год пролегает целая эпоха между двумя мировыми войнами по переделу мира. Вне этих грандиозных событий невозможно рассматривать в том числе и нашу отечественную историю. Если наши прежние исторические экспозиции «Рюриковичи» и «Романовы» охватывали временные периоды, соответственно, в девять и в три столетия, то нынешняя вмещает в себя всего тридцать один год. Но нам не хватило места в московском Манеже, чтобы рассказать об этом гигантском по насыщенности событий времени: две мировые войны, две революции, слом вековых устоев, жестокие социальные эксперименты, массовые репрессии, и одновременно — построение нового государства, эпоха великих надежд, невиданного энтузиазма, творческого труда, время выдающихся открытий и достижений в промышленности, науке, образовании, литературе, искусстве. Очевидно, что осмыслить этот период крайне важно. Наш выдающийся историк В.О. Ключевский заметил: «История — не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков». Знакомясь с историей своей страны, мы в какой-то степени знакомимся сами с собой. А это, поверьте, очень важное знакомство. То, что происходило в ХХ веке, — не дела давно минувших дней. Это животрепещущее духовное пространство жизни наших дедов и отцов, нас самих. Оно и сегодня пульсирует, дает живую энергию и кровоточит, разделяет людей и объединяет их. В античности и в русской древности важнейшие острые вопросы и проблемы обсуждались на площадях. Но Манеж — по сути та же городская площадь. Начиная подготовку экспозиции, мы поставили перед собой задачу предоставить людям, собравшимся на этой площади, максимально объективный материал и максимально воздерживаться от личностных оценок. Экспозиция основывается в первую очередь на свидетельствах современников и документах, часть из которых до последнего времени хранилась под грифами «Секретно» и «Совершенно секретно», а часть оставалась малоизвестной. |
| Настоящая учёба – это всегда преодоление, а не попкорн, это радость труда, а не «уикенда». Школа должна не потакать, а напитывать. А у старых фильмов есть, чему поучиться. Прежде всего, они природосообразны, они не подавляют человека взвинченным клиповым темпом, в них нет веществ, вызывающих привыкание и порабощение. В них ощущается высокая цена любви, подвига, смерти. В них находилось место небу, а «продакт плейсмент» выражался только в образах Родины, а в картинах, не вошедших в список – ещё и партии. Впрочем, одна сугубо коммунистическая картина в список вошла — это «Юность Максима». В отличие от «Чапаева», не говоря уж о «Тихом Доне», в этом фильме царит партийная однозначность оценок. Но без Максима, без этого питерского Тиля Уленшпигеля, невозможно понять, чем жило предвоенное советское поколение – поколение фронтовиков. Среди нынешних старшеклассников встречаются и «леваки», и «правые» — пускай учатся не только спорить, но и формулировать выводы. Звуковой ряд старых фильмов – это особый разговор. Мелодии вплетались в действие. А в нынешних клиповых картинах музыка просто постоянно грохочет или механистично пиликает на заднем плане. Лишь бы побольше гамбургеров впихнуть в клиента. Это уже не драматическая музыка, а варево, мешанина. Даже симфонические оркестры звучат холодновато, опреснённо. А старенькие фильмы научат воспринимать Прокофьева, Шостаковича, Свиридова, Овчинникова, Таривердиева, Петрова – это же счастье! От современных лент они отличаются, как ключевая вода (ну, ладно – порой и клюквенная, а нередко – квас!) от кока-колы. Говорят: нынче темп жизни таков, что требует угарного, истерического искусства. А вы откройте историю какого-нибудь 1713 года, не говоря уж о 1613-м. Поверьте, наши деды успевали не меньше, чем мы! Но не теряли обстоятельности, находили время, чтобы «остановиться, оглянуться». К бешеным скоростям, в которых теряется смысл, теряется человеческий масштаб, нас приучают только из коммерческих соображений, это очередная уловка. В истории каждого искусства есть скоротечный, но незабываемый классический период. Мы не ждём сегодня современных опер, да и в изобразительном искусстве, как бы ни старался Гельман, академия продолжает властвовать над умами. У публики срабатывает инстинкт самосохранения. Сиротливо выглядит в сотне единственный мультфильм в тумане». Думаю, этот род искусства заслуживает, как минимум, отдельной десятки. Тем более что и времени на просмотр потребуется меньше. Скажем, «Война и мир», «Тихий Дон» и «Щит и меч» длятся по пять часов, а в тумане» — меньше 11-ти минут. Перечислю несколько фильмов, которых мне не хватает в «сотне»: «Суворов» Пудовкина, «Детство Горького» Донского, «Степень риска» Авербаха (не только честный рассказ о работе врача, но и встреча с актёром Борисом Ливановым!), «Телеграмма» — самый совершенный фильм Ролана Быкова, «Служили два товарища» Карелова, «Майские звёзды» — на мой взгляд, лучший фильм Ростоцкого, лаконичный и чистый. |
| Греческие софисты - чрезвычайно утонченные натуры, которые нельзя удовлетворить никакими схемами и которые все время стремятся к максимально разностороннему переживанию жизни и к максимально разностороннему ее использованию. При такой пестроте всего мироощущения действительно рукой подать до полного субъективизма. Однако полная значимость протагоровского принципа - " человек есть мера всех вещей " - заключается отнюдь не просто в субъективизме, но в свободе от слишком неподвижных схем в области мышления и ощущений, а это значит и в дальнейшем углублении уже пройденного этапа чересчур неподвижного космологизма, который теперь уже не продвигал вперед мысль, а, скорее, ее сковывал. Для характеристики субъективизма греческих софистов можно употребить один термин, имеющий гораздо более общее значение и потому требующий от нас большой осторожности при пользовании им. Этот термин - " декаданс " . Под декадансом мы понимаем не отрицание объективных ценностей, но стремление перевести их обязательно на язык чувственных ощущений. Настоящий, подлинный декаданс будет возможен только в эпоху эллинизма, поскольку этот последний есть уже не классика, но нечто послеклассическое. Однако некоторого рода декаданс обязательно должен находить себе место уже и в пределах классики и именно для того, чтобы использовать все из чувственной пестроты, что необходимо было для классики, и для того, чтобы эта чувственная пестрота уже не была для нее соблазном. Завершительная ступень классики преодолеет это временное декадентство и воспользуется им для своих окончательных и завершительных формул. Указанный выше принцип Протагора является не столько принципом релятивизма или субъективизма, сколько принципом именно декаданса. Если читателю угодно понять рассуждение автора о декадансе, он должен воспользоваться не какими-нибудь смутными и противоречивыми характеристиками декаданса (притом декаданса вообще), но иметь в виду то понятие, которое сформулировано выше. Иначе будут бесконечные разговоры и кривотолки. Декаданс вовсе не есть обязательно абсолютный субъективизм, потому что ввиду своей догматичности всякий последовательный субъективизм весьма далек от прихоти ощущений, которые вполне способны опрокинуть и самый субъективизм. Декаданс, вовсе не отрицая объективных ценностей, обязательно переводит их на язык чувственных переживаний и признает объективные ценности в меру их субъективной и весьма прихотливой ощутимости и сконструированности. Полный субъективизм только бы снизил оригинальность декадентских оценок объективной действительности, свел бы их на психологический и безыдейный произвол и обессмыслил бы собою все то заострение пестрых и текучих ощущений жизни, которым так богата греческая софистика. |
| Г. А. Казимова процитировала выполненный Е. И. Ванеевой перевод с греческого языка «Физиолога» той группы, которая наиболее близка славянским переводам: « Спаситель, пронзив бок свой, источил кровь и воду для спасения и жизни вечной. Кровь — сказав, " взяв чашу, благословил… " , воду же — в крещении к покаянию» . Максим Грек вычленил дополнительный мотив толкования («покаяние») и, оставив его изложение за пределами своего сочинения, сделал темой самостоятельной статьи, посвященной мученикам; она, следуя непосредственно за толкованием птицы неясыти, не имея самостоятельного номера, оказывается как бы частью или продолжением этого толкования. «Словеса о покаянии» состоят из небольшой вступительной части (менее половины страницы) и четырех текстов о мужестве древних мучеников. И каждый из рассказов имеет самостоятельное название, включенное во вторичное (дополненное) оглавление. В конце автором отмечено, что предание об этих мучениках сохранил Павел Фивейский, знаменитый воспитанник пустыни, и сообщил его родоначальнику иноков — Антонию. Заключительные краткие главы, таким образом, оказываются связанными как с начальной частью собрания, одновременно и догматической, и оправдательной, так и с центральной, включившей «Словеса о покаянии». В заключительной части автор ни словом не обмолвился о своих собственных невзгодах, но замкнул оправдательный замысел собрания на возвышенном уровне, аллегорией искупительного значения мученичества и страдания. Теперь уже всё собрание предстает как цикл, открывающийся «Исповеданием веры» и завершенный покаянием и искуплением — история жизни выдающегося деятеля русской культуры XVI века, целиком заключенная в его творчестве. Эпилог, как говорят литературоведы, — заключительное сообщение о событиях из жизни героев, происшедших через некоторое время после действий, изображенных в основной части произведения. Эпилог биографии Максима Грека мог бы стать не менее обширным, чем она сама. В него может войти как история освоения наследия ученого, богослова, писателя, переводчика, разная его актуализация в разные эпохи и в разных кругах, так и история изменения оценок его личности и творчества, высшей точкой которого стала канонизация 1988 года. |
| Вместе с тем считать, что Запад ничему не научил Триволиса, что он в обратном движении на Восток сбросил с себя все пережитое и усвоенное им в ренессансной Италии, самой передовой стране Европы того времени, где он многое воспринял «от достоверных мужей италиянех, у них же живый время довольно, юн еще сый, мирскаго жития держася» (14, 3, 123), как легко снимаемую шелуху, было бы неправомерно. Он многое увидел и понял на Западе, в том числе и то, что начинавшийся капиталистический прогресс имеет свои негативные стороны: торжество золотого тельца, эгоцентризм и аморализм личности, против которых будет так решительно выступать публицист Максим Грек . Италия потрясла его распущенностью нравов, ибо в это время она «становится школой пороков, подобной которой мы с тех пор нигде не встречаем, даже в эпоху Вольтера во Франции» (30, 7, 193). Вместе с тем он видел в подлинниках шедевры живописи, архитектуры, пластики, не мог не слышать прекрасной музыки того времени – он застал наивысший подъем великого искусства Возрождения. Вся сложность натуры мыслителя, прошедшего через искушение индивидуализма раннебуржуазного сознания, через строгое подвижничество монашеского жития, через тяжкое горнило несправедливых гонений и многолетнего заключения, объясняется тем, что он пережил все эти экстремальные состояния своей чуткой и одаренной душой. Пребывание в несхожей социальной среде, общение с разными типами культуры, острота нравственных коллизий создавали, говоря современным философским языком, экзистенциальное потрясение сознания, которое разрывает ограниченность индивидуального существования в привычных рамках и формируемые им стереотипы мышления. Максима Грека нельзя мерить масштабом заурядного человека, он был одаренной личностью эпохи во всей сложности своего бытия и сознания. И потому нельзя выразить противоречивую сущность Максима – человека и мыслителя – в таких односторонних характеристиках, как «западник» или «светильник православия»; его нельзя латинизировать, но и нельзя русифицировать. И уместно ли его сложную и мучительную эволюцию интерпретировать как свидетельство «сомнительной моральной чистоты» (52, 278)? Как, впрочем, вряд ли можно представлять Максима человеком с «прямым, открытым характером» (50, 151), чей «идеальный светлый голос самоотверженного деятеля и невинного страдальца – мученика» (105, 3) звучал в российских дебрях. Нестандартная натура Максима Грека ускользает от однозначных оценок, да и вообще одаренный человек с тонкой душевной организацией в любую эпоху имеет непростой жизненный путь, что требует серьезного его осмысления. |
| Печорин заронил в сердце княжны не просто увлеченность. Он, может быть, и сам того не желая, постепенно раскрывает Мери откровенную правду о себе и приобщает ее к подлинной драме своей души, которая заключается в том, что Печорин, со всей своей опытностью и глубоким знанием жизни, со всеми своими противоречиями и странностями, во многом остается искалеченным жизнью ребенком. «В его улыбке было что-то детское», — отмечает повествователь в повести «Максим Максимыч», описывая внешность Печорина. Эта от всех спрятанная «детскость» души каким-то чудом продолжала жить в герое, несмотря на перенесенное им грубое насилие действительности. Она-то, в соединении с другими качествами Печорина, и действует на Мери неотразимо, вызывает сильное чувство сострадания к нему, делает ее совершенно беззащитной перед возникающей любовью. Такую же необъяснимую привязанность и сострадание будет испытывать к герою еще одна героиня романа — черкешенка Бэла. Вот как штабс-капитан Максим Максимыч описывает сцену ее предсмертного прощания с Печориным: «Когда перевязали рану, она на минуту успокоилась и начала просить Печорина, чтоб он ее поцеловал. Он стал на колени возле кровати, приподнял ее голову с подушки и прижал свои губы к ее холодеющим губам; она крепко обвила его шею дрожащими руками, будто в этом поцелуе хотела передать ему свою душу…» И другая женщина, любившая Печорина, — Вера — называла свое чувство к нему «глубокой нежностью, не зависящей ни от каких условий». Так и княжна, узнав по-настоящему Печорина, не находит в себе силы противиться зарождающемуся в ней чувству Она и смертельно боится поднимающейся в ней любви, ибо предчувствует ее трагичность (как, впрочем, и Бэла, которая тоже долго сопротивлялась своему чувству), и в то же время ничего не может с ней поделать. Всё это происходит потому, что не столько тактика Печорина, а прежде всего сама его личность вызывает в Мери исключительно сильное, всепоглощающее чувство. Говорить о природе печоринского чувства к Мери гораздо сложнее, нежели вести речь о любви княжны к герою. На первый взгляд может показаться, что в отношениях Печорина к Мери ничего загадочного нет: заведенный от скуки и праздности роман избалованного офицерика, изнывающего от безделья на лоне кавказской природы, — вот и вся, казалось бы, тайна. Однако вдумчивое отношение к тексту произведения не оставляет места для столь поверхностных оценок. |
|
|
