| На покрове по темно-коричневому шелку вышито прямоличное, в рост, изображение митрополита Алексия 433 . Обе руки его подняты к груди. Левая держит закрытое Евангелие, пальцы правой молитвенно сложены. На святом – крестчатый саккос, омофор и клобук с херувимом на очелье. Изображение вырезано по контурам с древнего фона (виден в местах утрат шитья) и переложено па новый, сшитый из двух вертикальных полотнищ фиолетовый камки с узором хризантем. Личное, усы и борода шиты «в раскол», частично «по форме», некрученым блестящим шелком песочного цвета. Радужки глаз и губы – желтым. Черты лика, контуры и детали рисунка – темно-коричневым. На саккосе, шитом крученым темно-фиолетовым шелком «атласным» швом – золотые кресты и точки, обведенные синими кругами. Сверху вниз по краям саккоса идут золотые полосы, пряденым же золотом шиты подольник и зарукавья, украшенные красными и синими овалами, кружками и треугольниками, имитирующими драгоценные камни. Такие же «камни» на «золотом» окладе Евангелия. Подкладка саккоса шита шелком песочного цвета; клобук, омофор и нижняя одежда – пряденым серебром; концы клобука, херувим, полосы на нижней одежде и кресты на омофоре – пряденым золотом. Шитый золотной же нитью нимб окружен золотным с коричневым шелком шнуром. В золотном шитье – крупные простые швы («рядки», «черенок», «городок»). На обрамленных с двух сторон золотыми полосами каймах по темно-коричневой камке пряденой серебряной нитью вязью шиты тропарь и кондак святому: тропа(р) гла(с) и ко апо(ст)л сопр(с)толиа и врача предобра и служител благопри(т)на к рац твоеи бж(ст)вен(н)и притека//юще и стлю але(к)сие бгому(д)ре чюдоно(с)че сшедше днес любовию к памя(т) твою свтло пра(з)днуем во псалм(х) и пнии(х) радующес и хр(с)та слав(ще) (же) и таковую благода(т) теб даровавшаго исцлениее(м) и граду твоему москв великое утверждение//ко(н)да(к) гла(с) и ко (же) слнце незаходимое тче подобие браза твоего т гроба воси на(м) т много бо л(т) сокровенны ч(с)тны//тво мощи бртошас нетлнны стлю алексие применитые же гра(д) москва тою бо благодат приемле(т) вси бо страну сии сияши аве чиде(с) бо добродтнл мни богащаеши вс(х) на(с) с дяниемъ благодати поющих ти аллилуи. Надпись начинается на верхней кайме, переходит на левую, затем на нижнюю и правую. Буквы направлены наружу. Подкладка из тафты розового цвета. На ней пришито шесть петель с металлическими кольцами и привешен номерок: ОПИСИ ЧАСТЬ//ОБЩ. 20554//ЧАС. 1968//СР 945. |
| У окна деревянный, некрашеный простой стол на четырех ножках с двумя внутренними ящиками. В левом из них оказались расписная тарелка и белое блюдце, на тарелке три белых сухарика, а на блюдце соль. На дне ящика крошки и несколько кусочков сахара. В правом ящике несколько промасленных листов грязной бумаги, гвоздик, два белых обмылка и кусочки макарон. Под столом три пары деревянных сапожных колодок, принадлежащих, по словам Т. И. Чемодурова, Великим Княжнам Ольге, Татьяне и Марии Николаевнам. Посередине комнаты стоит громадный коричневого цвета гардероб, в котором сверху и у задней стены набиты крючья, и оказались двенадцать деревянных вешалок; на семи из них, желтых, инициалы «А. Ф.» и корона; белые же без инициалов, по словам Т. И. Чемодурова, принадлежат Государю Императору. В правом нижнем ящике грязная небольшая салфетка, несколько разных картонных коробок и крышек к ним и разные бумаги. Левый ящик пуст. У задней внутренней стены стоит небольшой старый стол, в ящике которого оказались стакан с выцветшими чернилами, висячий замок, ключ, ручка, кусочек мыла и жестяная пепельница; возле него на полу циновки из ванны, три вкладных отделения из сундука, описанного при осмотре столовой, для серебряной посуды, гладильная доска с ножками и белым чехлом, грубый половик; из этих вещей циновка, доска, половик и отделения из сундука принадлежат двору бывшего Императора. Тут же стоят два дубовых стула и дубовая тумба с мраморной доской, на которой лежит пестрый чехол от спинки складной кровати, на нем видны красные пятна. На задней стене гардероба набиты крючья, и на них оказались две вешалки для платья, принадлежащие бывшему Императору». Кухня под цифрой XIV. «В левой наружной стене у нее окно с двумя рамами. Стены кухни выкрашены серо-сиреневой краской масляной, потолок белой краской, панель темно-сиреневой краской, на полу линолеум коричневого цвета с паркетным рисунком. Слева от входа на стене деревянная коричневого цвета полка, на которой две пустых стеклянных больших банки, белое блюдце и пять лоскутков батиста, два больших пузырька, один со скипидаром и другой с нашатырным спиртом, на них этикетки «Придворной Его Величества Аптеки», большой пузырек с небольшим количеством бензина с этикеткой тобольской аптеки Дементьева, три пустых флакона, флакон с какой-то красной жидкостью, большой флакон с небольшим количеством какой-то жидкости, два синих свертка с каким-то белым порошком, чугунная подставка дли утюга, пузырек с чернилами и перегоревшая электрическая лампочка; под полкой на полу волосяная метелка и пустой деревянный ящик из-под чая фирмы Высоцкого. |
| Навоз на телегу нагружали женщины. Вот незримо потек вдоль сторонки и достиг нашего дома ручеек аромата – значит, кончили возиться с хлевами и пряслами, зайдя в коровью избушку, копнули вилами и сочно, с брызгами брякнули на навозницу первый пласт. Пока бабы нагружают навоз, возчик не упустит момента посидеть на крыльце с хозяином дома, отдохнуть от ломания хлевов и прясел да скидывания с петель ворот и угоститься хозяйским табачком, в чем для него, возчика, состоит особая прелесть навозной: за неделю объедешь десятки домов и столько же сортов табака перепробуешь за это время. Бойкая женщина выводит за узду лошадь со двора. За лошадью показывается навозница, нагруженная стогом. С ее шершавых, неструганых досок капают темно-коричневые, как крепкая настойка йода, капли. Возчик примет у женщины лошадь, возьмется за вожжи, зашагает вдоль села рядом с навозницей, и когда проедет так несколько подвод, то из упавших на землю клочков навоза образуются две различимые темно-коричневые полоски. Тогда-то и примется запах навоза господствовать над всеми остальными запахами, окружающими село. Если после того как уедет возчик, у женщин образуется свободная минута, начинается натуральный концерт, по-другому не могу назвать сложный, почти симфонический строй бабьего разговора. Начинает, допустим, тетя Агаша, как самая что ни на есть частоговорочка. Она начинает сразу с большим энтузиазмом, на высокой ноте. Уж и одну ее понять очень трудно, а тут, вступив с середины фразы, редким баском почнет вторить ей (бу-бу-бу) Олена Грыбова, и так некоторое время они вдвоем ведут мелодию разговора. Тотчас, не мешкая долго, вступают сразу пять или шесть разной тональности голосов, и теперь, сколько бы вы ни прислушивались, нельзя разобрать ни одного слова. Улавливается только общий характер разговора: мирный, относительно мирный, увлеченный, воинственный, весьма воинственный и так далее, в быстро нарастающей степени. Характерно, что каждая участница разговора говорит в это время что-то свое, но все они хорошо слышат и понимают друг друга. |
| В среднике по малиновой камке вышито заключенное в ореол поясное изображение Богоматери Воплощение. Младенец поясной, пальцы его правой руки молитвенно сложены на груди, в левой – свиток. Рядом на фоне низанные жемчугом монограммы: мр у, хс. По углам средника наверху – два профильных херувима с жемчужными надписями херуви(м) – (дважды) и внизу – два серафима с надписями сераи(м) (дважды). Между их крыльев – шитая золотом в три нити вкладная надпись вязью с небольшим количеством лигатур: лта, зрз=1598 ] (г) си(и) сударь дала во хра(м)//собо(р) архистра(т)ига ми//хаила по блгврномъ цр//и велико(м) кнзе ео(до)р(е)//ивановиче всеа руси(и)//самодержце г(с)дрии црцы//и велика кнгни//инока алексанъдра. Личное шито «атласным» швом некрученым шелком песочного цвета с притенениями серым шелком по абрису, вокруг глаз и к вискам. Темно-коричневой нитью с небольшим рельефом прошиты черты ликов и контуры, светло-коричневой – волосы Младенца и свиток в его руке. Голубой нитью шит повой Богоматери, голубой и зеленой – подкрылья у херувимов и серафимов. Все остальное шито прядеными серебряными и золотными нитями с малозаметными прикрепами, с ярко-голубой па нижней и коричневой на верхней одеждах Богоматери (швы – «рядки», «ягодка двойная», «денежка», «черенок», «перышки»). Контуры и детали рисунка обнизаны жемчугом. Среди густого жемчужного шитья на нимбах в золотых оправах – сапфир, четыре рубина и четыре изумруда (пять у Богоматери и четыре у Младенца). Каймы голубой камки с двух сторон обрамлены жемчужной обнизью с золотой «веревочкой». На ней жемчугом с «веревочкой» вязью шит евхаристический канон: пиите т не вси се есть крвъ//мо нобаго завта же за вы//и за многи изливаема во//ставление грховъ. Надпись начинается на верхней кайме, переходит на правую, затем на левую и нижнюю. На первых двух каймах буквы направлены внутрь произведения, на двух других – наружу. Подкладка из зеленой камки с крупным растительным узором. На подкладке – надпись черными чернилами: ВСЕГО ЖЕМЧУГА НА СЕМЪ ПОКРОВЪ СОЧТЕНО 2.878//10020 ЗЕРЕНЪ 1857 Наверху пришито три матерчатых петли. Сударь составляет комплект с сударем «Агнец Божий» (кат. 66) и воздухом «Христос во гробе» (кат. 65). |
| В зависимости от дозы облучения, образцы приобрели изменение оттенков от соломенного, желтого и желто-коричневого, до коричневого и темно-коричневого. Чтобы получить очень насыщенную коричневую окраску, образцы держали в зоне облучения до 6 недель! А что самое важное для нас, при этих опытах получили образцы с соломенно-желтым цветом, подобным тому оттенку, который мы видим на волоконцах ткани Туринской плащаницы. Поговорим терперь о следующем. Основными продуктами ядерных реакций являются – частицы с маленьким радиусом действия но с высокой энергией; потоки нейтронов; гамма лучей и значительное выделение тепла. Так почему же, если следовать этой гипотезе, плащаница не сгорела? А вот почему. Вспышка тепла, выделяемого ядерным взрывом в Хиросиме при взрыве бомб 1945 г., была огромной, но имела очень малую продолжительность по времени. Обычной ткани белого цвета было достаточно, чтобы защитить кожу от ожогов. У тех женщин, которые имели платья с цветами на белом фоне, кожа под белыми областями осталась невредимой, тогда как под областями с цветами имелись обширные ожоги. Известно из физики, что более темные поверхности поглощают теплоту в большей степени, чем светлые. Поэтому вспышка теплоты при мгновенном действии за доли секунды, не успела нагреть светлую льняную ткань до температуры возгорания. Если допустить, что отпечатки на плащанице возникли в результате ядерного синтеза атомов Тела – получается очень интересная картина. Тогда можно предположить, что само изображение появилось от воздействия на тонкий поверхностный слой ткани продуктов ядерного синтеза с коротким радиусом действия, а некоторые изменения, которые произошли в основном объеме полотна, были следствием нейтронного и гамма излучения. Откуда такое утверждени? Какие данные дают нам косвенное подтверждение этой гипотезы? При описании ткани плащаницы на ощупь, исследователи констатировали, что оно было податливым, гибким, мягким, прочным, крепким, и напоминало им новую дорогую скатерть. Как же так? Эта льняная ткань очень древняя! |
| На каймах золотной нитью «по веревочке» шит тропарь Великой субботы: во гробе плотьски во аде же с душею ко//бгъ в раю же с разбоиникомъ и на престол бше//христе со тцемъ и духом вс испо//лн неописанныи. Песнопение начинается на левой кайме, переходит на верхнюю, затем на нижнюю и правую. Буквы на двух первых направлены внутрь произведения, на двух других – наружу. Личное шито «атласным» швом и «в раскол» крученым песочного цвета шелком со светло-коричневыми оттенениями. Волосы у Христа и ангелов – светло-коричневые с коричневыми кудрями и прядями. Темно-коричневым шелком «прорисованы» черты ликов, светло-коричневым и темно-коричневым – контуры рисунка. Гроб шит сканым золотом с серым и желтым шелком, плат – сканым золотом с черным шелком. Одежды, нимбы и крылья – прядеными серебряными и золотными нитями с цветными прикрепами (швы – «черенок», «клетчатый городок», «денежка двойная», «денежка в четыре клетки», «перышки»). Подкрылья у ангелов и херувима шиты голубым и зеленым шелком, тороки – голубым. Весь фон средника (шов – «ягодка двойная») и кайм (вольная прикрепа) зашит золотной пряденой нитью с незаметной прикрепой. Контуры рисунка и детали обнизаны мелким жемчугом. Жемчужные полосы обрамляют с двух сторон каймы. Подкладка из темно-красной камки с мелким цветочным узором 857 . На ней – пять металлических колец. СОХРАННОСТЬ Часть золотного шитья на гробе более новая, под ней виден песочного цвета атлас (фон средника) и белый холст. По краям кайм виден зеленый шелк (фон кайм). Сканые золотные нити на гробе отстают. Потертость золотного шитья, утраты жемчуга, помятость. На среднике сударя изображен младенец Христос под звездицей на дискосе с фигурным стояном. Ноги его вытянуты, руки согнуты в локтях и подняты. Одна рука благословляет, другая – развернута ладонью к зрителю. По сторонам дискоса, склонив головы, стоят два ангела. У каждого – ромбовидная рипида с кружком посредине. Наверху в сегменте каплевидной формы, на расстоянии от верхней каймы, в сиянии вышит поясной Саваоф с распростертыми благословляющими руками. |
| Бывают в болотных лесах холмики, покрытые оленьим мохом. Из этого низкого, почти белого моха показываются черные обыкновенные наши знакомые боровики, покрытые росой. Но это обыкновенный прекрасный гриб, а наш конякинский растет пониже, в толстых и сырых мхах с ягодами черники. Эти грибы невидимо для глаза в глубине моха разрастаются до того, что одного только гриба при поддержке картошки бывает довольно на жареное. Не так легко, однако, бывает находить такие грибы. Из моха виднеется только небольшой темно-желтый пятачок, самая макушка гриба. Завидев издали желтое пятнышко в темно-зеленом мху, запрещаешь верить себе, и только с неподвижными глазами ближе и ближе подвигаешься к магическому пятнышку. Уверишься в правде, только когда уже запустишь руку в самый мох и нащупаешь ногу гриба, никак не тоньше руки человеческой. После того запускаешь туда нож, подрезаешь невидимую ногу под самый корень и вытаскиваешь на свет гриб огромный, в своей царственной форме вполне соответствующей у животных льву, царю зверей, и орлу, царю птиц. Расправить бы мох, освободить бы такой царь-гриб и полюбоваться им таким на нетронутом корне… Но где тут любоваться! Мало того, что не успеешь полюбоваться, – просто ничего не видишь от жадности, ничего не замечаешь в лесу в напряженном ожидании того счастья, когда вдали в темно-зеленой массе показывается коричневый пятачок. Пока мы собирали грибы, на всех цветах, кустах и травинках даже в лесу куда-то исчезла роса. Мы очнулись и освободились от жадности собирания грибов, только уж когда стало совсем тяжело их носить, да и жарко. Я успел, однако, захватить и заметить, как две тяжелые капли, задремавшие на ветке осины, вдруг побежали, покатились и упали на землю. А еще одна последняя одинокая капля на осиновом листу на глазах наших испарилась и стала невидимой. Матушка-сыроежка Вчера весь день то яркое солнце, а то на солнце из ничего пойдет редкими большими теплыми каплями слепой дождь. Под вечер весь запад очистился от облаков, раскинулась и скоро отцвела радуга. Тогда косые солнечные лучи низко и прямо в упор понеслись на лес. |
| На среднике подвесной пелены изображен стоящий митрополит Петр. Правая отведенная в сторону рука его благословляет, на вытянутой левой руке он держит закрытое Евангелие с крестом на окладе. На святом крестчатый саккос, омофор и куколь с крестом на очелье. Личное шито тонким крученым шелком светло-серого цвета «атласным» швом «по форме», с оттенениями более темным шелком по абрису лика, вокруг глаз, на лбу. Темно-коричневым шелком отмечены черты лица, полосы от углов глаз к вискам и пряди в светло-коричневой окладистой бороде. Губы красные, белые белки в скошенных вправо глазах. Одежды, нимб и Евангелие шиты прядеными золотными и серебряными нитями с малозаметными цветными прикрепами (швы – «рядки», «ягодка», «ягодка двойная», «черенок»). В кругах под крестами на саккосе шито красным шелком, обувь – малиновым, позём – сканым золотом с желтым шелком. Фон вокруг изображения зашит «под аксамит» пряденым серебром (шов «черенок») с золотыми цветами и лапчатыми листьями (шов «рядки»). По сторонам нимба святого золотной нитью с коричневой обводкой вышито имя: стыи петръ м, буква м (митрополит) заключена в киотчатую рамку. Контуры фигуры, детали одежды, цветы на фоне обведены зеленой нитью. Каймы малинового атласа с двух сторон обрамлены золотными рамками (шов «ягодка»). На каймах пряденым серебром четкой вязью крупными буквами шит тропарь святому: блговрно поживъ въ мир чисты(м) просвтивс стльства ап(с)лмъ наслдиче тмъ приемъ даръ чюдесъ//т бга отче петре моли х(с)а ба да спсе(т) дш нш. Надпись (минейный тропарь) начинается па верхней кайме, переходит на правую, затем палевую и нижнюю каймы. На верхней и правой каймах буквы направлены к центру, на левой и нижней – наружу. На верхней кайме в центре в четырехугольном клейме, зашитом прядеными золотными нитями, изображена Богоматерь Воплощение (швы – «ягодка» и «городок»). На нижней широкой кайме ниже тропаря, в обрамлении золотных полос, вязью без лигатур шита серебром вкладная надпись: пелена димитриевича строганва. В конце надписи – две шитые серебром розетки. Подкладка из светло-коричневой тафты. Наверху подкладки пришиты две петли из красной тесьмы. |
| Прошла минута, нам никто не отворял, Постельников снова дернул за ремень. Снова раздался заунывный звук, и дверь неслышным движением проползла по полу и распахнулась. Пред нами стояла старушка, бодренькая, востроносенькая, покрытая темным коричневым платочком. Капитан осведомился, дома ли сестра и есть ли у нее кто-нибудь. — Есть-с, — отвечала старушка. — Монахи? — Отец Варлаамий и Евстигнея с Филаретушкой. — Ну, вот и прекрасно! Пусть они себе там и сидят. Скажи: постояльца рекомендую знакомого. Это необходимо, — добавил он мне шепотом и тотчас же снова начал вслух: — Вот видите, налево, этот коридор? там у сестры три комнаты; в двух она живет, а третья там у нее образная; а это вот прямо дверь — тут кабинет зятев был; вот там в нее и ход; а это и есть ваша комната. Глядите, — заключил он, распахивая передо мной, довольно высокие белые двери в комнату, которую действительно можно было назвать прекрасною. Глава двадцать третья Комната, предлагаемая мне голубым купидоном, была большой наугольный покой в два окна с одной стороны, и в два — с другой. Весь он выходил в большой густой сад, деревья которого обещали весной и летом много прохлады и тени. Стены комнаты были оклеены дорогими коричневыми обоями, на которых миллион раз повторялась одна и та же буколическая сцена между пастухом и пастушкой. В углу стоял большой образ, и пред ним тихо мерцала лампада. Вокруг стен выстроилась тяжелая мебель красного дерева с бронзой, обитая темно-коричневым сафьяном. Два овальные стола были покрыты коричневым сукном; бюро красного дерева с бронзовыми украшениями; дальше письменный стол и кровать в алькове, задернутая большим вязаным ковром; одним словом, такая комната, какой я никогда и не думал найти за мои скромные деньги. Неудобств, казалось, никаких. Несмотря на то, что мы только что вступили в эту комнату, тишина ее уже оказывала на меня свое приятное действие. Это действительно была глубокая и спокойная тишина, охватывающая собой человека с первой же минуты. Вдобавок ко всему этому в комнате слышался слегка запах росного ладану и смирны , что я очень люблю. |
| Фото: Pierre Anthony/www.kissin.org — Когда пианист сочиняет свою собственную музыку, это не мешает ему исполнять чужую? — Я сочинял очень много лет до 15-ти и какие только стили и инструменты не перепробовал. Написал песни на стихи Шолом-Алейхема и концерт для фортепиано и духовых, который состоял из трех частей (но длился в общей сложности минут девять). А потом вдруг — раз! — и почувствовал, что собственная музыка перестала приходить мне в голову. Как раз в то самое время я начал все больше выступать с концертами и подумал: «Так тому и быть: я исполнитель, а не композитор». И вот лет 10 назад неожиданно началось снова. Я написал четыре пьесы для фортепиано, причем одну из них, токкату, начал сочинять еще в 1986 году, но тогда почему-то написал всего несколько строк, а вот много лет спустя закончил. Показал я эти пьесы Арво Пярту и спросил его: «Пожалуйста, скажите мне абсолютно честно: стоит мне продолжать этим заниматься или нет?» На что получил ответ, что, безусловно, стоит. Его одобрение меня, разумеется, очень обрадовало и вдохновило, я продолжил сочинять, а несколько лет спустя немецкое издательство «Хенле» согласилось публиковать мою музыку. У меня уже опубликованы четыре опуса: четыре пьесы для фортепиано соло, соната для виолончели и фортепиано, струнный квартет и поэма для женского голоса и фортепиано «Танатопсис» на стихи Уильяма Каллена Брайанта. Си минор — цвета пламени — В одном из интервью вы упоминали, что для вас каждый звук имеет свой цвет. Когда это началось и помогает ли запоминать партитуры? — Я это почувствовал еще в детстве, оно продолжается до сих пор, но никак не связано с запоминанием. — Ну вот ми, например, какого цвета? — У ми окрашены тональности. Ми минор несколько огненного цвета, а в ми мажор есть что-то зеленое. С другими нотами легче. До, например, для меня серое. До мажор светло-серое, минор — темно-серое. Соль — тускловато-желтое, цвета сушек или баранок. Фа мажор светло-коричневое, фа-минор темно-коричневое. Ре — белое. Ре мажор — ярко-белый. А вот си минор — точно цвета пламени. Си бемоль мажор — цвета ветчины. Все миноры более темные. Ре бемоль мажор у меня такой, может быть, цвета меди, тускловато-зеленый. Ля бемоль мажор — это, скорее, бронза. |
|
|
