| святого. В 1683 г. архиеп. Холмогорский Афанасий (Любимов) писал настоятелю Сийского мон-ря, что видел образы Е. ( Голубинский. Канонизация святых. С. 579-580). После запрещения почитания святого в кон. XVII в. его изображения могли быть изъяты из иконописных подлинников. По-видимому, к этому времени неск. икон преподобного было создано иконописцами по заказу Антониева Сийского мон-ря, а также мастерами холмогорской артели. Описание внешнего облика Е. с характерными атрибутами в левой руке встречается в иконописных подлинниках XVIII - 30-х гг. XIX в. под 20 янв.: «Сед, брада доле Сергиевы, в клобуке черном, правой благословляет, в левой свиток и ключ [клюка]» (1-я треть XVIII в.- РНБ. Q.XIII.11. Л. 80 об.); «преподобнаго отца нашего Евфимия, иже у города Архангельскаго новаго чудотворца; подобием сед, брада подоле Сергиевой, ризы преподобническия, на главе клобук черный, правая рука аки благословенна, а в левой свиток и клюка» ( Филимонов. Иконописный подлинник. С. 43; см. также: Большаков. Подлинник иконописный. С. 67; более поздние рукописи - БАН. Строг. 66. Л. 74 об.; ИРЛИ (ПД). Перетц. 524. Л. 114). Известны 2 единоличные иконы с изображением Е. На более ранней, кон. XVII - нач. XVIII в. (АМИИ. Инв. 278-држ. 32,2 ´ 27,2 см), святой представлен фронтально, в полный рост, десница приподнята в благословляющем жесте, в левой руке - игуменский жезл и свернутый свиток (очевидно, в основе иконографии - ранний оригинал из Архангельского мон-ря). Е. облачен в монашескую рясу, мантию и схиму с черным куколем, имеет длинную бороду темно-коричневого цвета. Фигура помещена в киворий с килевидным завершением, к-рый напоминает орнаментальные рамки-заставки из печатных гравированных книг того времени; на верхнем поле - погрудное изображение Иисуса Христа Еммануила , надпись с именованием чудотворца новоявленным. По стилистическому исполнению образ можно отнести к холмогорским памятникам. Др. образ Е. XVIII в. (с поздними чинками; АОКМ. Инв. 173 ГУ. 9×10 см, складень - 26×34 см) выполнен иконописцем Алексеем Денисовым, возможно связанным с основателями старообрядческого Выголексинского общежительства (см. |
| Николай глубоко вздохнул. – Это от Семеновского полка, – сказал он небрежно, не глядя на брата, – там присягали, знамя возвращается. Да, – он как бы вспомнил, – я забыл распорядиться. – И вышел. Мишель постоял у окна, посмотрел на площадь, на удаляющееся знамя и усмехнулся: – Не нуждаешься во мне, дружок, и отлично, как-нибудь проживем. В коридоре он столкнулся с Николаем. Лицо у Николая было серое, как у мертвеца, а тонкие губы светло-коричневые. Он схватил Мишеля цепкой рукой: – В гвардейской конной артиллерии не хотят присягать – поезжай туда. III С самого утра легкое и свободное безумие вошло в Вильгельма. Голова его была тяжелой, ноги легкими и пустыми, и каждый мускул был частью какого-то целого, центр которого был вне Вильгельма. Он двигался как бы по произволу какой-то страшной и сладостной власти, и каждый шаг, каждое движение его, которые со стороны казались смешными и странными, были не его движениями, он за них не отвечал. Все шло, как должно было идти. Семен зажег свечу: Вильгельм в первый раз за много месяцев заметил его. – Ну что, Семен, надо жить? – сказал он, улыбаясь тревожно. Семен тряхнул головой: – Беспременно жить надо, Вильгельм Карлович. Проживем до самой смерти, за милую душу. А потом и помирать можно. – Александр Иванович не приходил еще? – Нет, они по понедельникам раньше десяти никогда не приходят. Вильгельм быстро оделся. Надо было кончить какие-то расчеты, распорядиться рукописями. Еще пропадут в случае… (и он не захотел додумывать – в каком случае). Поехать разве к Дельвигу, свезти все? Надел чистое белье, черный фрак, накинул на плечи новую темно-оливковую шинель с бобровым воротником и щегольской серебряной застежкой и взял в руки круглую шляпу. – Вильгельм Карлович, вас рылеевский человек спрашивает. Вильгельм сразу забыл о рукописях. На пороге он остановился. – Семен, ты сегодня меня не жди. Ты, в случае если что обо мне услышишь, не пугайся. – Он помолчал. – Ты к Устинье Карловне поезжай в случае чего. Семен смотрел на него понимающими глазами. Увидев его глаза, Вильгельм вдруг шагнул к нему и обнял. Семен сказал тихо: |
| Белый цвет, объединяющий в себе все цвета радуги, символ Божественного нетварного света. В белых облачениях служат в великие праздники Рождества Христова, Богоявления, Вознесения, Преображения, Благовещения; в них начинается Пасхальная утреня. Белые ризы полагаются для. совершения крещений и погребений. Красный цвет, вслед за белым, продолжает богослужение Пасхи и остается неизменным до праздника Вознесения. Это символ неизреченной, пламенной любви Божией к роду человеческому. Но это также - цвет крови, и поэтому в красных или багряных облачениях проходят службы в честь мучеников. Желтый (золотой) и оранжевый цвета являются цветами славы, величия и достоинства. Они усвоены воскресным дням, как дням Господа - Царя Славы; кроме того, в золотых одеждах Церковь отмечает дни Его особых помазанников - пророков, апостолов и святителей. Зеленый цвет - слияние желтого и голубого. Он принят в дни преподобных и свидетельствуют о том, что их монашеский подвиг оживотворил человека соединением со Христом (желтый цвет) и возводит его на небо (голубой) . В зеленых цветах всех оттенков по древней традиции служат в Вербное Воскресение, в день Святой Троицы и в Понедельник Святаго Духа. Голубой, или синий - цвет праздников Пресвятой Богородицы. Это - цвет неба, он соответствует учению о Божией Матери, вместившей Небожителя в Своей Пречистой утробе. Фиолетовый цвет принят в дни памяти Креста Господня. В нем соединены красный - цвет крови Христовой и Воскресения, и синий, указующий, что Крест открыл нам дорогу в небо. Черный или темно-коричневый цвет наиболее близок по духу дням Великого Поста. Это символ отречения от мирской суеты, цвет плача и покаяния. Наша помощь усопшему Умер кто-то из близких... Рано или поздно мы все сталкиваемся с таинственным явлением смерти. И всякий порядочный человек, в меру своих сил и возможностей, старается отдать усопшему последний долг, достойно проводить его в путь всея земли. Мы заботимся об изготовлении гроба, организации похорон, устройстве поминальной трапезы. |
| Архим. Макарий (Веретенников), М. В. Печников Иконография Никита, митр. Киевский, поставляет Симеона епископом во Владимир-Волынский. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.225. Л. 28) Никита, митр. Киевский, поставляет Симеона епископом во Владимир-Волынский. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F.IV.225. Л. 28) Неск. композиций, посвященных деятельности Н., сохранились на миниатюрах Голицынского тома Лицевого летописного свода 70-х гг. XVI в. (РНБ. F.IV.225). Облик митрополита сходен с изображениями др. архиереев в рукописи: это старец с седой недлинной клиновидной бородой. Под 1122 г. помещена миниатюра, иллюстрирующая (помимо 2 др. сюжетов) прибытие Н. из К-поля в Киев (Там же. Л. 26). Митрополит показан въезжающим верхом на лошади в городские ворота в сопровождении свиты, на заднем плане храм - вероятно, условное изображение собора Св. Софии в Киеве. Н. облачен в зеленую рясу, коричневую мантию с источниками, на нем черный клобук с воскрилиями. В сцене поставления в 1123 г. епископа во Владимир-Волынский Н. изображен благословляющим склонившегося перед ним Симеона (Там же. Л. 28). На митрополите архиерейское богослужебное облачение: саккос с золотой каймой на подоле и рукавах, темно-красный цвет которого соответствует ярко-красным крестам на омофоре, из-под шапки с опушкой видны слегка вьющиеся волосы, длиной до плеч. В иллюстрации к тексту о том, как Н. «затвори в темнице злаго еретика Дмитра» (Там же. Л. 34), митрополит изображен в келейной одежде (ряса, мантия и клобук) сидящим на скамье (или ступенях), он с указующим жестом обращается к группе горожан; в нижней части композиции горожане отводят Дмитра в темницу. Два последних сюжета, посвященные Н., помещены на миниатюре под 1126 г. (Там же. Л. 43). В левой верхней части иллюстрируется поставление Марка, игумена мон-ря ц. св. Иоанна Предтечи, во епископа Переяславского. Облик митрополита здесь аналогичен его облику в сцене поставления еп. Симеона, но на нем архиерейское облачение в зеленоватых тонах. В правой верхней части миниатюры изображено преставление Н.: он показан лежащим в том же облачении на смертном одре. |
| В дореволюционной России траурные ритуалы высшей знати в крестьянской среде не приживались. Простой народ придерживался допетровской традиции, на отпевании не надевали черных одежд, женщины покрывали головы белыми платочками. – Еще в середине прошлого века такого безобразия не было, чтобы люди на церковное отпевание приходили одетыми в траур, – говорит настоятель Ильинского храма протоиерей Василий Истомин. – Вот посмотрите, фотография похорон архиерея, 80е годы XX века. Женщины-певчие в белых или светлых платочках. Еще одна фотография: похороны в селе, 60е годы. Черных головных покровов практически нет. Традиция одеваться на похороны в черное – это традиция Запада, не православная. Черный цвет как внешний маркер, как этикет, который говорит о внешнем участие в горе. Но люди потеряли понимание смерти. Для атеиста смерть – это полное уничтожение, конец света. У человека есть три дня рождения: день рождения физического тела, духовное рождение – крещение, и день смерти – это тоже рождение. Советская власть постаралась, чтобы люди об этом забыли и думали, что смерть – это конец, и никакой загробной жизни нет. Во время отпевания или поминания усопших священник просит, чтобы Господь упокоил их со святыми в месте светлом, в месте блаженном, где нет мук и скорби. По православной традиции умершего полагается облачить в белые одежды. В иконописи этот момент хорошо выражен: четырехдневный Лазарь выходит из гроба, обвитый белыми пеленами. Но вот живые, близкие родственники, наоборот, сегодня надевают черные одежды. Видите, какое несоответствие: люди просят одного, а делают другое. Посмотрите, на Пасху женщины стараются покрыть головы красным платочком, на богородичные праздники прийти в голубых, на господские – в белых. В цвет священнического облачения. А на похороны или панихиды, несмотря на то, что батюшки выходят в белых ризах, у всех траурные одежды. Полагаю, что даже в Великий пост не следует женщинам покрываться черными платками, выберите для себя синие, темно-зеленые, коричневые цвета. |
| Разделы портала «Азбука веры» Сюжет Сюжетом для картины стал эпизод из Евангелия от Луки, в котором рассказывается о том, как родители Иисуса пришли в Иерусалим на праздник Пасхи иудейской. «Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми и, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его» ( Лк. 2: 43-45 ). Через три дня поисков они нашли Иисуса в Иерусалимском храме «сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» ( Лк. 2: 46-47 ). Описание В центре картины представлена фигура двенадцатилетнего Отрока Иисуса Христа, которая изображена в легком трехчетвертном повороте, свойственном для манеры итальянских мастеров. Правая рука Спасителя опирается на покрытый зеленой тканью аналой, жестом левой руки Он указывает на книгу, лежащую на коленях иудейского мудреца. Старец, слушающий с изумлением речь Отрока, изображен в профиль, он облачен в бархатные одежды темно-вишневого цвета, руки его опираются на подлокотники и придерживают листы Священного Писания. Рядом изображены фигуры ещё двух мудрецов: один с лысиной в балахоне светло-зеленого цвета смотрит на юного Иисуса, жест правой руки указывает на то, что он собирается задать Мальчику еще один вопрос; второй – убеленный сединами почтенный старец, опирается на посох и молча смотрит на Иисуса, пораженный Его мудрыми ответами. В левой части картины – фигура мужчины средних лет в одеждах лилового и темно-синего цвета; левой рукой он опирается на аналой и поддерживает голову, правая рука со свитком покоится на поясе. За ним видно погрудное изображение ещё одного персонажа – учителя в коричневой шапочке и охристых одеждах. Архитектурные элементы на заднем плане в виде баз колонн и драпировок указывают на интерьер храма. Группа мудрецов, собравшихся вокруг Отрока Иисуса, явно пребывает в недоумении от того, какие ответы дает Он с легкостью опытного ученого богослова. |
| В 1960–1975 годах трирский собор подвергся капитальной реставрации, и после этого святое одеяние стали хранить в специально построенной для этой цели часовне-святилище. В центральной части собора, справа от главного алтаря, находится специальный вход в часовню, представляющую собой двенадцатиугольный мемориал. Войти в часовню или подойти совсем близко к ковчегу со святыней невозможно, их можно только обозревать на некотором расстоянии сквозь зарешеченное стекло. Верующие и паломники молятся за решеткой у часовенного порога. Сначала их взор останавливается на золотом кресте висящем на фоне темно-синего «вечернего» неба, украшенного яркими звездами из горного хрусталя. Под крестом находится обильно украшенный драгоценностями стеклянный ковчег, в котором прячутся два других – серебряный и золотой – последовательно вставленных друг в друга. Под толстым бронированным стеклом горизонтально расстелен хитон Иисуса Христа. Кстати, в Трире его чаще называют туникой (der heilige Rock Jesu Christi). Хитон Господень Туника – древнеримская одежда, род рубахи, носившейся под тогой. Этот вид мужской одежды у древних греков назывался хитон – широкая свободная рубашка с рукавами из льна или шерсти (до колен или ниже). Во времена земной жизни Спасителя эта мужская одежда была очень простого покроя: длинный кусок материи складывался вдвое и сшивался по краям. Наверху оставляли отверстия для рук и делали разрез для головы. Цельное одеяние ткали на достаточно широком станке, рукава делались короткими или длинными. Мужская рубаха, стягиваемая поясом, отличалась сдержанностью окраски и могла быть коричневой, желтой, черной или полосатой. Если требовалась свобода движений во время работы, рубаху укорачивали, подтыкая ее края под пояс, что называлось «препоясать чресла» и означало готовность к действию. О хитоне Спасителя повествуется в Евангелии от Иоанна: «Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху» (Ин. 19, 23). |
| Знамя продолговатое, с одним откосом, из малиновой (червчатой) камки. В центре вшит прямоугольник из малиновой тафты, на котором двустороннее шитое изображение Спаса Нерукотворного на убрусе, поддерживаемом за верхние углы двумя ангелами. Лик Спаса шит светлым кремовым, довольно толстым крученым шелком швом «рядки». Вокруг глаз и носа – «по форме». Белки глаз – белые, радужки – коричневые, зрачки – темно-коричневые. Нос отмечен темно-коричневым шелком, тени вокруг темно-песочного цвета. Такие же тени положены по абрису лика, глазницам, под бровями и от глаз к ушам; под нижней губой – темно-коричневая тень в виде ласточкина хвоста. Красной извивающейся полоской обозначен рот. Волосы, борода и усы шиты коричневым шелком «рядками» с темно-коричневыми геометрическими прядями. Убрус шит таким же шелком, что и лик, швом в одном «вертикальном» направлении с четкими темно-коричневыми вертикальными линиями, которыми обозначены складки, по бокам они шиты крупными швами толстыми нитями пряденого серебра в виде полос. Нимб шит крупными швами толстыми нитями пряденого золота с красной прикрепой, образующей узор «городок». Перекрестие и контуры нимба – темно-коричневой нитью, буквы он – серебряной. Лики ангелов шиты тем же шелком, что и у Спаса, темно-коричневым отмечены черты, темно-песочным – абрис, тени и тороки. Волосы ангелов – светло-коричневые с темно-коричневыми кудрями. Нимбы их шиты пряденым золотом «рядками», одежды – серебряными нитями. На одеждах – фигурные вороты, украшенные золотными розетками. Средник знамени обрамляют полосы из золотных и толстых шелковых нитей. Вокруг средника по тафте вышит тропарь Спасу Нерукотворному. Буквы в надписи, шитые синим, зеленым и голубоватым шелком, перемежаются с золотыми и серебряными: тро.гла.в преч(с)тому ти бразу покланемс просще нашимъ хр(с)те бже волею бо благоизволилъ еси взыти на крстъ да избавиши же создалъ (т) работы вражи тмъ ти: радости вс исполнивыи спсе нашъ пришедыи спасти мир. На откосе нашиты пять восьмиконечных звезд и два четырехконечных креста из желтой китайской камки с мелким растительным узором. Справа пришита полоса розовой материи. Верхний и нижний края обшиты узкой бахромой из золотных и малиновых шелковых нитей. Обратная сторона знамени закрыта тюлем. |
| Инв. ТК-3375, ТК-2808 (каймы). Кат. 18 Митрополит Иона 438 изображен в рост, прямолично, в крестчатом саккосе, омофоре и круглой шапке с херувимом на очелье. Обе руки его подняты к груди: правая в молении, в левой – Евангелие с Голгофским крестом на окладе. Личное шито некрученым шелком охристого тона «в раскол», местами «по форме», под глазами рельефные морщинки. Усы и борода шиты крученым шелком того же тона. Черты, пряди волос и контуры отмечены темно-коричневой нитью. Одежды шиты малокрученым шелком ярких расцветок довольно крупными стежкам «в раскол». На саккосе по незашитому фону фиолетово-коричневой тафты – темно-голубые четырехконечные кресты, обведенные светло-коричневыми кругами, между которыми такие же кресты. По бокам – малиновые, голубые, светло-коричневые, зеленые и светло-желтые полосы. По подолу и зарукавьям – орнамент в виде толстой ветки с цветами, также шитыми яркими шелками. Разноцветные полосы вышиты на нижней одежде и белом омофоре со светло-коричневыми крестами. На зеленовато-серой шапке митрополита пряденой золотной нитью вышит херувим (шов – «перышки»). Такой же нитью шиты Голгофский крест на Евангелии (шов – «клопчик») с ярким малиновым обрезом и нимб вокруг головы святого (шов – «рядки»), украшенный пятью рельефными квадратными розетками с цветами в виде отходящих от центра трилистников. С наружной и внутренней сторон нимб окружен веревочкой из перевитых золотных и коричневых нитей. Ноги митрополита в коричневой обуви, зеленый позём. Все контуры и детали изображения прошиты малиновым шелком. Фигура святого вырезана с древнего фона (красно-коричневой камки), видного в незашитых местах на одежде и по контурам изображения, и переложена на более новый голубой атлас. По сторонам плеч святого нашиты два куска позднейшего красного атласа со стилизованной под древнюю вязь надписью золотисто-желтым шелком: олги митрополит//киевскии все руси. По краям покрова пришита широкая золото-серебряная тесьма с включенными в нее зелеными нитями. Подкладка из желтой тафты, на ней три петли из шнура. |
| Вот несколько отчетов, могущих служить примерами. Участник первого, цитируемого нами сеанса Дежан де ла Басти, правительственный делегат с острова Бурбона, приходил за несколько дней до того, и сомнамбула описала ему внешность его отца, каковое описание было признано им, за несколькими мелкими исключениями, точным; им было получено также от отца много превосходных советов. 141. – Г. Дежан де ла Басти, уже упомянутый в связи с сеансом 138-м, желает, чтобы появился другой призрак. Он спрашивает о г. Мари-Жозеф-Теодор де Гюинье. Адель видит мужчину, около сорока лет от роду, скорее высокого, с коричневыми волосами. Г. Дежан прерывает Адель, говоря, что это – не портрет того лица, о котором он спрашивает. Мы видим, что этот господин желает совершенно точных сведений. При словах: «Скорее высокого, с коричневыми волосами», он говорит: «Он был высокого роста, но не с коричневыми волосами». Адель отвечает, что лицо, внешность которого она описывает, вероятно, носит то же имя и принадлежит к той же семье; и что она чувствует, что это – так и есть: но он снова спрашивает о том же господине, и появляется вторая личность. Первая остается. Адель говорит: «Новопришедший – тридцати лет или старше; он – высокий и худой, с темно-русыми волосами, бледным лицом, скорее нежными, темно-синими глазами; длинным носом, скорее большим, чем маленьким ртом, длинным подбородком. Я вижу, что на нем – род большого сюртука, каких больше не носят. Это ему совсем не идет; похоже на халат, но – не халат; темно-синего или черного цвета. Эта одежда показывает, что он принадлежит к духовному званию: священник или что-нибудь в этом роде. У него строгий вид. Он, вероятно, страдал грудью. Я вижу, что у него легкие надуты кровью. Он долго болел. Он очень слаб. Я думаю, что причина этому – лишения, и что из-за них грудь у него так слаба. Впрочем, я не вижу, чтобы у него были зародыши какой-либо смертельной болезни; и это заставляет меня думать, что смерть его была насильственная, случайная, неожиданная. Рука у него большая и тонкая. У него на груди я вижу медаль, величиною в ладонь руки. Он носит низкие башмаки, каких теперь не носят. Он не хочет со мною говорить, из чего я заключаю, что он по-французски не говорил». |
|
|
