| Я видел первые два выпуска: копии очень хороши; пояснения очень кратки, голословны и, вообще, мало удовлетворительны; цена невероятная – 50 франков за каждую копию. Занятия мои древними мазанками были прерваны самым неожиданным образом. Однажды, возвращаясь из церкви St. Maria Magglore, где имеется много интересных древних мозаик, я встретил знакомого мне протестантского пастора, который уговорил меня зайти в проповедническую залу одного, весьма красноречивого, протестантского же миссионера. – Мы застали в зале более 50-ти человек, мужчин и женщин, разного звания и состояния – от заношенной блузы работника до щегольского фрака. Некоторые из слушателей сидели в шляпах, т. е. с покрытыми головами. Над кафедрой большими буквами значилось: полная свобода слова. Вошел миссионер, поклонился, ближайшим лицам пожал руку и занял свое место на небольшом возвышении, – но как будто для того только, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. Вскоре он встал и обратился к слушателям с речью на излюбленную протестантами тему: о пользе чтения библии вообще и, в частности, о том, почему Римские католики запрещают мирянам читать эту книгу? Интерес этой беседы заключался для меня не в аргументах, которыми оратор подтверждал свои положения. Говорил он не всегда дело, иногда явно преувеличивал, обобщая частные случаи; но вообще говорил неподражаемо хорошо. Последовательность мыслей была самая естественная, ничего надуманного, ни следа искусственного построения речи. Иной раз можно было подумать, что видишь пред собою не оратора, имеющего целию убеждать других, а человека, размышляющего про себя вслух, ищущего ответа на назойливые вопросы. Произносил также бесподобно. Тон большею частию ровный, серьезный, звучащий убеждением; жестикуляции сдержаны, разнообразны и выразительны. Само собою разумеется, что у него не было ни перед носом, ни в руках никакой тетрадки. Короче, – я вынес такое впечатление из залы этого оратора, что стал посещать его довольно часто, имея в виду разгадать тайну его красноречия. |
| Короче говоря, харизматическое движение можно упрекнуть в ошибочном богословии, а также ошибочных и, временами, опасных, духовных практиках — на что им постоянно указывают, в первую очередь, их собратья — протестанты. Но вот в чем харизматов я бы упрекать не стал — так это в склонности к совершению насильственных преступлений. Убийство в Нью-Йорке не стоит использовать для каких-либо обобщающих обвинений. Прежде всего, такие обобщения неверны по существу. Судя по криминальной хронике, в наибольшей опасности быть убитым вы находитесь отнюдь не на еретическом сборище, а на дружеской вечеринке. Как пишут в протоколах, «после совместного распития спиртных напитков… на почве внезапно возникших неприязненных отношений». Кто-то шатаясь, опрокинул бутылку, товарищи в связи с этим громко сопричислили его к лицам нетрадиционной ориентации, он счел это нестерпимой обидой, и понеслось… а на столе лежал нож, которым резали закуску… Это, увы, происходит чуть не каждый день — и это ничуть не сектанты, а люди вполне чуждые религии, как правой, так и ложной. Но люди, убитые в пьяной драке, не попадают в международные новости. Именно потому, что это — дело обыкновенное. Вот когда сектанты кого-нибудь убьют… Ну, рано или поздно убьют. В любом большом городе — Нью-Йорке, Москве, Берлине, Варшаве — совершается много преступлений. В любой большой группе людей — Католиков, Православных, Иудеев, Велосипедистов, Вегетарианцев, Харизматов, кого угодно еще, будет находится всякой твари по паре — в том числе люди душевнобольные или преступные. Проведя разыскания в архивах, можно найти примеры преступлений, совершенных кем угодно. Характеризуют ли эти преступления саму группу? Только в случае, если мы сможем установить статистическую корреляцию, например, «вегетарианцы, особенно если они велосипедисты, совершают убийства чаще, чем не-вегетарианцы». Харизматов можно (и, думаю, нужно) критиковать за их вероучение и практику — постольку то и другое для них типично. Но вот критиковать их за убийства можно было бы в случае, если бы они были для них типичны — и это был бы такой харизматический обычай, наряду с говорением языками, колотить людей смертным боем. Пока у нас нет оснований полагать, что это так, нам лучше воздержаться от вменения этого преступления каким-то большим группам людей — харизматам вообще, протестантам вообще, верующим вообще. |
| Таким образом, только при святом равноапостольном князе Владимире сложились наиболее благоприятные условия для соблюдения 3-го закона, выявленного Н.Я. Данилевским, т.е. при принятии нашими предками православия и широком византийском влиянии была исключена опасная возможность пересадки чуждой славянам греческой цивилизации. (Наша история имеет печальные примеры нарушения этого закона. Попытка огречивания Русской Церкви в XVII веке привела к церковному расколу, последствия которого до сих пор не преодолены. А пересадка западной цивилизации на русскую почву, предпринятая Петром Великим, привела Россию сначала к потере национальной власти, а потом к крушению самого государства.) Попробуем рассмотреть возможность иного выбора и оценить его неизбежные последствия. Язычество. Общеизвестно, что попытка князя Владимира объединить восточнославянские племена вокруг язычества не принесла успеха. Отсутствие единства неотвратимо привело бы нас к повторению судьбы наших западных собратьев . Кроме того, следует отметить свойственные славянам-язычникам человеческие жертвоприношения, причем особой популярностью пользовались жертвы христианского вероисповедания. Вот что пишет автор Славянской хроники «немецкий священник и миссионер из Гольштейна» Гельмольд: «Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами, а многие и людьми – христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам» . Как видим, о каком-либо мирном сосуществовании с христианскими государствами говорить не приходится, и непрекращающаяся война со всем христианским миром становится неизбежной. С веротерпимостью тоже проблемы, хотя для славян она была в большей степени характерна, чем, например, для католической Европы . Как бы там не складывалось, но о создании многонациональной обширной державы говорить не приходится. Итог помимо принудительной христианизации только один – стравливание католиками славянских племен друг с другом, покорение и постепенное онемечивание. |
| Но Феофан тогда еще не видел полного текста «Исповедания». 445 Предвидя те беды, которые могло принести «Исповедание», католики сделали все возможное, чтобы efo содержание стало известным в Константинополе. Томас Смит, который черпал сведения у Эдварда Покока, заявил, что оппозиция была искусственно организована иезуитами и капуцинами. Голландский посланник писал, что «едва ли найдется ктонибудь среди митрополитов, многие из которых проживают в Константинополе, который бы не стал рисковать своим имением, жизнью и личностью, чтобы защитить названного патриарха и его " Исповедание " ». Господин ван Хааг был слишком большим оптимистом. Несколько месяцев формировался тайный заговор против патриарха, составлявшийся не менее, чем пятью митрополитами – Адрианопольским, Ларисским, Халкидонским, Кизическим и Навпактским. В результате в октябре 1633 г. был выдвинут кандидатом на патриарший престол Кирилл Контарис, митрополит Веррии (Алеппо). Но для утверждения своего избрания Кирилл Контарис обещал Высокой Порте 50 ООО талеров, и не смог собрать деньги. Через несколько дней он отказался от попытки и был сослан на о. Тенедос. Оттуда он написал покаяние Кириллу Лукарису, который восстановил его на кафедре. 446 Через шесть месяцев оппозиционные митрополиты, некоторые из которых читали «Исповедание» и были до глубины души потрясены им, возобновили свое наступление. Но они понимали, что единственный способ низложить патриарха, за которым стояли протестантские посольства, было обращение к помощи католических посольств. Это означало, что они должны были представить кандидата. Афанасий Паттелар, митрополит Фессалоники, был обязан своим местом Кириллу Лукарису, который предпочел его Кириллу Контарису; но он оказался неблагодарным. Предложив султану 60 ООО талеров и уплатив их наличными, причем большая часть суммы была внесена французским и австрийским посольствами, он добился приказа о низложении Кирилла и своем возведении на престол. Тогда в дело включился голландский посланник, который предоставил сумму в 70 ООО талеров, с помощью которой восстановил Кирилла на престоле. |
| Ясно: чтобы через единство веры ополячить, окатоличить православных; и тем самым совсем оторвать их от ненавистного Востока, от «проклятого» православия. [.] [.] Этого, слава Богу, не случилось. [.] Вспомним казацкие восстания. Их было много: Носинский, Лобода, Наливайко, Жмайло, Тарас, Сулима, Павлюк, Остряница, Гуня, Железняк, Гонта и другие. За что же поднимались эти люди и шли на страшный риск, а иногда и на жестокие потом муки (как, например, Железняк)? На это даже советский историк отвечает, что, помимо вражды к панам и их ставленникам арендаторам евреям-факторам, «из которых по преимуществу состоял довольно многочисленный класс арендаторов помещичьих имений» (ст. 68), казачество становится за православие против воинствующего католицизма, который был главным образом «панской религией», и против ополячивания. Польша уже почти погибает: уже частью поделена между соседями. Идёт сейм. На нём поднимается вопрос о даровании прав свободы веры православным и протестантам. Члены сейма, католики паны, не говоря уже о духовенстве, яростно восстают против этого: они-де от своих дедов и прадедов получили убеждение, что кроме католика, все иноверцы – еретики, проклятые Богом; и их ни в чём нельзя поставить на одну доску с католиками... И только угроза екатерининского генерала Репнина перевесила вопрос в пользу некатоликов; помогла и угроза Пруссии. Ещё перед нами герой Польши, генерал Костюшко. Он не был религиозным человеком; это был революционно-политический национальный вождь. Но и он знал силу не только шляхты, но и ксёндзов. В письме к одному из своих сотрудников он писал: «О, если бы иметь 100 000 линейного войска, но его нет. А 300 000 разных людей собрать можно», – но добавил, – «если только помещики и ксёндзы захотят этого». Такова сила ксёндзов... Возьмём восстание поляков в 1861–1863 годах. Кто не знает: какое горячее участие приняли в нём именно ксёндзы, а также и высшие духовные лица?! Но будем говорить собственным языком поляков, несомненно, писавших под диктовку своих пастырей, а ещё проще – ими самими это писано. Я разумею знаменитый «польский катехизис» для революционеров. Там много вообще интересного. Возьмём лишь несколько отрывков оттуда. Вот, например, о духовенстве православном совет: |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Борьба с ревнительством не входит в постоянные задачи Церкви Андрей Рогозянский о нашумевшем выступлении ижевских клириков 06.04.2011 2554 Время на чтение 5 минут Случай в Ижевской епархии не представляет чего-то особенного. Начиная с 1990-х и кампании ИНН, десятки священников в разных епархиях заявили особую позицию и были выведены за штат. Одно время, с ревнителями обходились очень жестко. И даже жестоко. Епископ на епархиальном собрании давал духовенству час времени, уходил, и через час на столе председателя должны были лежать две стопки заявлений от настоятелей: одна – на присвоение номеров, другая – «в заштат». Епархии начали терять людей. На освободившиеся вакансии оказалось не так-то просто подобрать кандидатов. Сама жизнь в результате заставила искать точки соприкосновения и способы сохранить единство. Преосвященные, секретари епархиальных управлений, благочинные на местах были вынуждены смягчить позицию, договариваться. И, в общем-то, это нормально. Это сыграло положительную роль, поскольку большинство батюшек-антиИННистов благополучно прослужили в епархиях все эти годы и, даст Бог, еще прослужат много лет. Ижевскую епархию я не знаю, но, думаю, ситуация там мало отличается от других. Все трое священников, нынешних «непоминающих», были прекрасно известны, свою решительность проявляли не раз, и в епархии, и в разговорах в кругу собратьев. Но тут почему-то накипело, и решили сделать заявление для СМИ. Не будь ролика на «Маяке», все бы удалось уладить, как прежде улаживалось. Ну, немного покипели бы, и после объяснений с начальством и какими-то доверенными лицами успокоились. У нас, что ни благочиние в провинции, то, обязательно, двое-трое из десяти батюшек читают соответствующую литературу и опасаются подвоха со стороны экуменизма, номеров и конца света. В монастырях – еще больше. Сам знаю, как благочинным, бывает, звонят священники с приходов и говорят: «Все, больше не могу. Совесть продолжать это не позволяет». Волна за волной ходит, епархиальные собрания бурлят. После какого-нибудь неудачного заявления о католиках или поздравления Чубайса в управлениях хватаются за голову: «Боже, сейчас опять начнется…» |
| – Садитесь, отец. Вы, наверно, устали. Я, конечно, не верю в исповедь. И мистер Лер тоже не верит. – Не понимаю, как вы можете сидеть там и выслушивать про все эти ужасы… Помню, однажды в Питтсбурге… Мулов привели накануне вечером, чтобы в путь можно было отправиться сразу же после мессы – второй, которую он служил в конюшне мистера Лера. Проводник – тощий, беспокойный человек – где-то спал, наверно, с мулами; он никогда не бывал в Лас-Касасе и знал дорогу туда только понаслышке. Мисс Лер с вечера заявила, что она разбудит священника, но он проснулся сам еще до рассвета. Лежа на кровати, он услышал треск будильника в соседней комнате, похожий на телефонный звонок. Потом в коридоре послышалось шлеп-шлеп домашних туфель мисс Лер и стук-стук в дверь. Лежа на спине, мистер Лер спал безмятежным сном – плоский, прямой, как статуя епископа на надгробной плите. Священник не раздевался на ночь, и как только мисс Лер постучала, он сразу же отворил дверь, не дав ей скрыться. Грузная, в сетке для волос, она испуганно вскрикнула, застигнутая врасплох. – Простите. – Ничего, ничего. Сколько у вас уйдет времени на мессу, отец? – Причастников много. Минут сорок пять. – Я приготовлю вам кофе и сандвичи. – Спасибо, не стоит. – Не отпустим же мы вас на голодный желудок. Она проводила священника до двери и остановилась чуть позади него, так, чтобы кто-нибудь невзначай не увидел ее этим безлюдным, ранним утром. Над лугом клубился серый свет; тюльпанное дерево покрывалось цветами еще на один день. За речкой, где он купался, к конюшне мистера Лера шли прихожане; на таком расстоянии они казались мелкими, будто и не человеческие существа. Он чувствовал, как счастье насторожилось вокруг и ждет, что он окунется в него, точно детвора на киносеансе или на родео. Да, ему было бы хорошо, если б он не оставил позади ничего, кроме тяжелых воспоминаний. Человек должен стоять не за насилие, а за мир, и он уйдет в сторону мира. – Вы так хорошо меня приняли, мисс Лер. Странно было почувствовать вначале, что в тебе видят гостя, а не преступника или пьющего падре. Эти люди еретики, но им и в голову не приходило, что он плохой человек; они не лезли ему в душу, подобно его собратьям-католикам. |
| Используя алфавит, М. М. вместе с учениками Ованнесом Екегецаци и Овсепом Пагнаци уже в Самосате предпринял первые попытки перевести Свящ. Писание. Эта работа была начата с Книги Притчей Соломоновых. Первая строка: «Познать мудрость и наставление, постичь слово гения» (ср. Притч 1. 1) - стала девизом арм. переводчиков на протяжении последующих столетий. Ок. 406 г. М. М. привез алфавит в Вагаршапат. После того как М. М. и католикос Саак I Партев убедились в совершенстве алфавита, была создана Вагаршапатская школа, где обучали 3 основным предметам: грамматике, логике и риторике. Школа по своей структуре и преподаванию была похожа на греч. катехизические школы. Основной целью занятий была подготовка переводчиков и проповедников. М. М. преподавал в школе и активно занимался разработкой методики обучения и подготовкой буд. учителей. На 1-м этапе (до сер. 30-х гг. V в.) переводы на армянский создавались с сир. версии Свящ. Писания - Пешитты , поскольку в персид. зоне влияния в Армении греч. книги были под запретом. С 10-х гг. V в. с согласия царя и католикоса М. М. развернул активную проповедническую деятельность, сначала в областях Гохтне и Сюнике, а затем в Гардмане, Таширке и Гугарке. Одновременно М. М. проповедовал и обучал алфавиту и письму. М. М. планировал продолжить работу и в Зап. Армении (римско-византийской) ( Корюн. Житие Маштоца. 16). Вместе с группой учеников, среди которых был и буд. полководец Вардан Мамиконян, М. М. совершил поездку в К-поль, где с почестями был принят визант. имп. Феодосием II (408-450). М. М. получил право собрать учеников в византийской части Армении и акимита (по аналогии с монашеским движением акимитов (неусыпающих), которое в то время быстро развивалось в Византии). Тем не менее император и К-польский архиеп. Аттик (406-425) выразили недовольство тем, что при создании алфавита М. М. обратился не к ним, а к сирийцам. Согласно Корюну, только известие о том, что создание арм. алфавита произошло божественным вмешательством, убедило его изменить свое отношение к деятельности М. М. |
| Это дело было очень нелегкое, тем более, что болгары, видимо, не особенно доброжелательно относились к России и русским, которые в предыдущую русско-турецкую войну не оправдали всех, возлагавшихся на них, надежд. Вследствие этого болгары избегали и русского посольства. «Посудите, каково наше положение?» – пишет в отчете архимандрит Феофан. «В конце января приехал из С.-Петербурга Изворский, – и это был первый болгар, которого увидели в посольстве, не только я, но и все» 7070 . Чрез него архимандрит Феофан и остальные члены миссии познакомились с другими болгарами. Но и от них истинное положение дела трудно было узнать. Одни говорили одно, другие- другое. Одни – против своего митрополита и греков; другие – в защиту своего митрополита и греков. «Если слушать одних, пишет архимандрит Феофан, то греческие пастыри никуда не гожи» 7171 «вели слушать других, то только и спасения, что от греков» 7272 . В силу такого разногласия самих болгар архимандрит Феофан не обобщал ни тоге, ни другого отзыва. Он основательно заключал, что есть епископы-греки хорошие, есть и дурные; есть болгары довольные епископами-греками, есть и недовольные. «Народ же вообще, пишет архимандрит Феофан, в блаженном неведении о сем движении, живет довольный тем, что есть, и благодарит Бога» 7373 . Чтобы обстоятельнее узнать истинное положение дела, архимандриту Феофану хотелось на месте собрать точные сведения по всей Болгарии, но это было не возможно. Русского болгары тотчас заподозрили бы и остановили. Архимандрит Феофан всячески старался узнать, откуда началось движение среди болгар, и пришел к мысли, что оно внушено болгарам католиками и протестантами. «Слышно, пишет он что во время войны ездили по Болгарии какие-то путешественники-франки. Могло статься, что ими подана мысль и возбуждена смелость просить того, чего просят, – обещанием содействия». Возбудивши распрю между православными церквами, католики и протестанты стали пользоваться ею в свою пользу, совращая православных в своя исповедания, и употребляли для этого всякого рода средства. |
| Население Иерусалима очень пестрое; одних религий в нем считается десять, не считая сект. Главная масса населения евреи, переполняющие все городские предместья. Всего жителей в городе свыше 40 тысяч, в том числе 7,500 мусульман, 4,600 православных, 2,100 католиков, 950 протестантов и 28,000 евреев. Евреи здешние разделяются на две ветви: ашкеназим и сефардим. Первые – выходцы из средней Европы, преимущественно из Польши; вторые – потомки евреев, изгнанных в XV веке из Испании. Ашкеназим отличаются своими грубыми чертами лица вырождающегося племени, пейсами, особенными халатами и островерхими колпаками, опушенными собачьим мехом. Наружность сефардимов гораздо привлекательнее. Они, видимо, немало заимствовали испанской крови и их выразительные лица не лишены благородства. Они одеваются как мусульмане и носят черные тюрбаны, предписанные им когда-то еще халифом Хакемом. В еврейском квартале смертность чрезвычайно велика, благодаря тому, что каждогодно в Иерусалим съезжаются престарелые евреи и еврейки с тем, чтобы здесь умереть и быть погребенными в Иосафатовой долине. Кроме Иерусалима, евреи особенно скучиваются еще в трех других священных городах Палестины: Хевроне, Тивериаде и Сафеде. Живут они торговлей, разменом денег и ремеслами, а многие – милостыней, присылаемой их собратьями из Европы «для бедных Иерусалима». Была пятница. В этот день евреи собираются к подножию старой храмовой стены Соломоновой постройки и плачут о былом величии Израиля. Право на это было куплено ими у турецкого правительства, не промахнувшегося и по этому доходу. Стены В четвертом часу пополудни мы поехали к месту плача. Обогнув Яффские ворота, мы поднялись к Сиону и тут спустились на широкую площадь, заросшую густым лесом кактусов. Странно было встретить такое, слишком уж явно никому не нужное место в Иерусалиме, где часто бывает, что дом принадлежит одному владельцу, а плоская крыша над ним другому. Впрочем, на востоке не любят жить просторно; все жмутся друг к другу, примазывая один дом к другому, так что иные деревни ютятся под одной общей крышей, а рядом с этой тесной кучей мазанок лежат обширные глухие пустыри. Несколько времени мы ехали узкими переулками. Мимо нас и перед нами шагали фигуры евреев в развеющихся ситцевых и шелковых халатах, с пейсами, спускавшимися с висков, и в меховых шапках, опушки которых торчали в стороны длинными космами, придавая евреям странный, несколько даже дикий и зловещий вид. Некоторые были с книгами в руках. Они шли, спокойно и безучастно поглядывая на нас. Видимо, они привыкли встречать любопытных. |
|
|
