| Иного почти и не оставалось делать в ту мрачную эпоху, когда идеал правильного государственного устройства был еще не выработан, а перемена того или другого князя на том или другом княжеском пре столе для общего блага Руси в сущности почти ровно ничего не значила. Одного только могли желать русские архиереи, чтобы по возможности меньше лилась кровь христианская. Поэтому всюду, где они выходят на политическую арену, они являются в качестве миротворцев и врагов кровопролития. Так в 1135 г. м. Михаил успел примирить враждующих в. князя Ярополка и Олеговичей, убедив великого князя отдать Олеговичам то, чего они требовали (т. е. отчину их, города по Сейму). Олеговичи подступили уже под самый Киев; Ярополк с большим войском готов был их отразить, как мир был заключен ходячю межи ими честному митрополиту Михаилу с крестом 10 . В 1138 г. 8 ноября умер Ярополк, великий князь Киевский. Место его занял брат его Вячеслав, и благослови его преосвященный Михаил, митр. Киевский и всея Руси. Не прошло еще трех недель, как на Киевский престол явился новый претендент в лице Всеволода Ольговича, который, подступив к Киеву с большими силами, послал сказать Вячеславу: «поиди добром из града Киева». Что было делать? Вячеслав, по совету митрополита, во избежание кровопролития, согласился без боя уступить своему сопернику; преосв. же Михаил, м. Киевский и всея Руси, смири их и утверди их крестом честным 11 . В 1149 г. воевали между собою Юрий Долгорукий и племянник его Изяслав, великий князь Киевский. Таки как великий князь находился тогда в Переяславске, то дело миротворца взял на себя Евфимий, епископ Переяславский. «Княже», говорил Евфимий Изяславу, «мирися с дядею своим, да благо будет ти от Христа Бога и державу свою избавиши от великих бед». Изяслав не послушался неоднократных внушений епископа и потерпел решительное поражение 12 . Любовь к миру и отвращение от кровопролития простирались в русских архиереях до такой степени, что они предлагали мир и забвение обид даже там, где справедливость требовала бы наказания за преступление. |
| После злой сечи Мономаховичи должны были уступить черниговским поле битвы, и когда тысяцкий с боярами, поразивши половцев, приехали назад, то уже не застали князей своих и попались в руки победителям Ольговичам, обманутые Ярополковым стягом, который держали последние. Кроме лучших мужей своих, взятых в плен, Ярополк потерял в числе убитых племянника Василька Леоновича, греческого царевича, внука Мономахова по дочери. Возвратясь за Днепр, киевский князь начал набирать новое войско, а Всеволод перешел Десну и стал против Вышгорода; но, постоявши 7 дней у Днепра, не решился переправиться, пошел в Чернигов, откуда стал пересылаться с киевским князем о мире, без всякого, однако, успеха. Это было в конце лета; зимою Ольговичи с половцами перешли Днепр и начали опустошать всю Киевскую область, доходили до самого Киева, стрелялись через Лыбедь; из городов, впрочем, удалось им взять только два, да и те пустые: мы видели уже обычай украинских жителей покидать свои города при нашествии неприятелей, Ярополк, по словам летописца, собрал множество войска изо всех земель, но не вышел против врагов, не начал кровопролития; он побоялся суда Божия, смирился пред Ольговичами, хулу и укор принял на себя от братьи своей и от всех, исполняя заповедь: любите враги ваша; он заключил с Ольговичами мир, отдал им то, чего прежде просили, т. е. отчину их, города по Сейму. Трудно решить, что собственно заставило Ярополка склониться на уступку: был ли он из числа тех людей, на которых неудача после продолжительных успехов сильно действует, или в самом деле духовенство и преимущественно митрополит Михаил постарались прекратить войну, столь гибельную для края, и Ярополк действительно заслужил похвалы летописца за христианский подвиг смирения для блага народа, быть может, то и другое вместе; не забудем также, что успех битвы не мог быть верен: мы знаем, что Всеволод Ольгович вовсе не отличался безрасчетною отвагою, уступал, когда видел превосходство сил на стороне противника, и если теперь не уступил, то это значило, что силы Ярополка вовсе не были так велики, как выставляет их летописец, по крайней мере сравнительно с силами Ольговичей (1135 г.). |
| Поляки отвечали: «Если бы курляндцы сами просили вашего государя о покровительстве и помощи, то была бы еще причина ему вступаться в это дело; но так как просьбы никакой нет, то удивительно, что посторонняя держава в наши домашние дела хочет мешаться; что же касается до комиссии, то она не имеет права что-либо установить в Курляндии, но должна о всем том, на чем согласится с курляндцами, донести сейму, который утвердит эти соглашения или не утвердит». В конце 1727 года Бестужев получил от своего двора приказание не предлагать ничего более польским министрам о курляндских делах, но дожидаться сейма. Но сейма не было в 1728 году по причине болезни королевской, и все дела остановились, кроме одного – о притеснениях православным от католиков. В начале 1728 года белорусский епископ князь Четвертинский прислал императору подробное описание бедствий, которым подвергалась его епархия после отзыва комиссара Рудаковского: «Повелено было моему смирению доносить о своих нуждах князьям Долгоруким, Василью Лукичу и Сергию Григорьевичу, бывшим тогда при польском дворе; они старательно предлагали королю и Речи Посполитой, чтоб нас оставили в покое, но ничего не воспоследовало, только одни декларации. На сейме 1726 года генерал Ягужинский прилагал неусыпный труд, чтоб православным была отрада, и получил декларацию, что наше дело должно окончиться на конференциях. Теперь министр Бестужев также всячески старается о нас, но получает один ответ, что дело решится на сейме, а на сейме о нем ни полслова, отлагают до конференций. Прежде всего прошу, чтоб г. Бестужев исходатайствовал позволение управлять по моей смерти Белорусскою епархиею назначенной от меня особе до тех пор, пока изберут другого епископа, ибо многие униаты уже теперь стараются получить привилегию и восхитить престол белорусский: чтоб выдан был королевский универсал, запрещающий обижать православных и отбирать у них церкви, пока не назначат к сейму комиссаров для рассмотрения обид: прошу о присылке в Могилев русского комиссара, потому что прежний был великою помощию для православных: прошу дать указ из св. |
| В кон. 20-х гг. XVII в. Д. принял участие в переговорах на сейме между послами разных исповеданий о способах урегулирования конфликта между православными и униатами. Итогом этих переговоров стал подготовленный при участии Д. во время работы сейма 1629 г. проект решения о созыве во Львове Собора, чтобы «успокоить разделенных людей греческой религии». Этому Собору должны были предшествовать отдельные Соборы православных и униатов, предполагалось, что принятые во Львове решения будут затем представлены сейму и им утверждены. Однако сейм не принял такое постановление (конституцию). После окончания сейма неск. правосл. послов (в т. ч. Д.) договорились с униатом архимандритом Жидичинского во имя свт. Николая Чудотворца мон-ря о том, что он будет ходатайствовать перед королем о созыве Соборов универсалами, составленными на основе проекта сеймовой конституции. Универсалы были написаны, но целью созыва Соборов в них объявлялся вопрос о присоединении православных к католич. Церкви, принятые на них решения должны были быть представлены не сейму, а королю. Д. подвергся резкой критике за участие в подготовке этих универсалов. На Соборе православных, созванном в июле 1629 г. в Киеве, где Д. избрали маршалком «светского кола» (т. е. главой представителей от мирян), он вынужден был давать объяснения, и 12 июля в киевские гродские книги была внесена составленная при участии Д. протестация, в к-рой объяснялось подлинное положение дел. В дальнейшем, как маршалок, он огласил вместе с Лаврентием Зизанием (см. Зизании , Стефан и Лаврентий) заявление, что в связи с отсутствием правосл. шляхты, к-рая не прибыла на Собор и протестовала против его созыва, Собор вынужден прекратить работу. Д. был в числе немногих православных, к-рые, выполняя королевский универсал, прибыли на общий Собор православных и униатов во Львов в окт. 1629 г., но при этом отказались вести к.-л. споры по вопросам веры без участия К-польского патриарха. Д. сыграл значительную роль в борьбе за легализацию правосл. Церкви во время бескоролевья в Речи Посполитой в 1632 г. |
| Паны отвечали, что отправление великих послов задержано было смертью польского короля Яна Альбрехта, наследником которого провозглашен был Александр. Опять Литва соединилась с Польшею, но чрез это соединение, как и прежде, силы ее не увеличились. Александр по-прежнему желал прекращения войны с Москвою; явился новый ходатай: папа Александр VI писал к Иоанну, что немилостивый род турецкий не перестает наступать на христианство и вводить его в крайнюю пагубу, что турки взяли уже два венецианских города – Модон и Корон в Морее, а теперь покушаются напасть на Италию, что в таких обстоятельствах всем христианским правителям надобно быть в согласных мыслях. Эту грамоту привез новый венгерский посол, который от имени своего короля говорил, что общий поход христианских государей против турок задерживается единственно войною Иоанна с Александром. Иоанн отвечал: «Мы с божьею волею, как наперед того за христианство, против поганства стояли, так и теперь стоим и вперед, если даст бог, хотим, уповая на бога, за христианство, против поганства стоять, как нам Бог поможет; и просим у Бога того, чтоб христианская рука высока была над поганством. А что у нас с зятем война случилась, тому мы не ради, началась война не от нас, а от него. Короли Владислав и Александр объявляют, что хотят против нас, за свою отчину стоять; но короли что называют своею отчиною? Не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к нам служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что короли Владислав и Александр – отчичи Польского королевства да Литовской земли от своих предков; а Русская земля – от наших предков, из старины, наша отчина. Когда мы заключили договор с великим князем Александром, то для свойства уступили ему эти свои вотчины, но когда зять наш не стал соблюдать договора, то нам зачем свою отчину покидать и за нее не стоять? Папа положил бы то на своем разуме, гораздо ли то короли делают, что не за свою отчину хотят с нами воевать?» Венгерский посол просил опасной грамоты для больших польских и литовских послов, которые должны приехать для мирных переговоров, грамота была дана, и послы явились; то были: воевода ленчицкий Петр Мешковский и наместник полоцкий Станислав Глебович; Елена прислала от себя канцлера своего, Ивана Сапежича, который привез Иоанну такое письмо от дочери: «Господин и государь батюшка! Вспомни, что я служебница и девка твоя, а отдал ты меня за такого же брата своего, каков ты сам; знаешь, что ты ему за мною дал и что я ему с собой принесла; но государь муж мой, нисколько на это не жалуясь, взял меня от тебя с доброю волею и держал меня во все это время в чести и в жаловании и в той любви, какую добрый муж обязан оказывать подружию, половине своей. |
| Как скоро узнали Новгородцы о великокняжеском ответе, в городе произошел страшный мятеж; любовь к древней свободе еще раз сильно начала было обнаруживаться на вече. «Требуем битвы», тысячи восклицали: «умрем за вольность и св. Софию». Но этот порыв великодушия остановил рассудительный владыка, представляя, что не время теперь шуметь и волноваться, когда народ гибнет от голода и повальных болезней. К тому же, бояре и лучшие граждане, предпочитая жизнь, безопасность, спокойствие и целость имения славной гибели среди ужасов голода и напрасного кровопролития, переходили на сторону и в службу московскую 806 . 29-го декабря архиепископ и знатнейшие граждане снова прибыли в стан великокняжеский и молили великого князя, чтобы «без высылок, изустно объявил, чем жалует свою отчину». Иоанн исполнил их просьбу, лично объявил уполномоченным Новгорода, что гнев он отложил, чинить вывода и требовать на службу в Москве не будет, частной собственности не коснется и суд будет по старине: «и яж всем тем, заключил великий князь, вас свою отчину жалую» 807 . Послы ударили челом и вышли; но бояре великокняжеские напомнили им, что государь требует волостей и сел в их земле. Новгородцы предложили ему Луки Великие и Ржеву пустую: он не взял. Предложили еще десять волостей архиепископских и монастырских: не взял и тех. «Избери же себе сам, что тебе угодно», сказали уполномоченные: «полагаемся во всем на Бога и на тебя». Великий князь хотел половины всех волостей архиепископских и монастырских. Новгородцы 6-го января согласились и на это, но просили князя, чтобы взял половину волостей и сел у монастырей – Юрьева, Благовещенского, Аркажского, Антонова, Никольского, Неревского и Михайловского на Сковородке, а у остальных «не имал, понеже те убоги, земель у них мало». Иоанн потребовал верной описи волостей, и в знак милости взял из Феофиловых только десять 808 . Января 8-го он велел боярам своим условиться о дани и назначил по полугривне и по 7 денег с сохи 809 ; но потом, по ходатайству владыки, уменьшил сию дань втрое. «Молим еще, сказал при этом Феофил, чтобы великий князь не посылал своих писцов и даньщиков в Новгородские волости; понеже христианству то тяжко», но, что они без хитрости и утайки будут отдавать, кому велит государь, всю дань сполна. Великий князь и этим пожаловал отчину свою 810 . |
| После опалы боярской Иоанн начал нерадеть о внуке, по выражению летописцев, и объявил сына Василия великим князем Новгорода и Пскова. В Новгороде после выводов старых жителей было тихо, оттуда не раздалось никакого возражения, но псковичи еще жили по старине: узнавши об этой новости и не зная, в чем дело, они отправили в Москву троих посадников и по три боярина с конца бить челом великим князьям Иоанну Васильевичу и внуку его, Димитрию Иоанновичу, чтоб держали отчину свою в старине и, который великий князь будет на Москве, тот был бы и во Пскове. Услыхав от послов такую просьбу, великий князь рассердился. «Разве я не волен в своем внуке и в своих детях? – сказал он. – Кому хочу, тому и дам княжество». Один посадник с боярами были отпущены, двое других задержаны и посажены в тюрьму. В это время приехал во Псков из Новгорода владыка Геннадий и хотел соборовать, но посадники и псковичи, подумав, соборовать владыке не дали: «Ты хочешь молить Бога за великого князя Василия, а наши посадники затем поехали к великому князю, что мы не верим, будто князь Василий будет великим князем новгородским и псковским, подожди: когда приедут наши посадники и бояре, тогда и служи». Послы приехали, но не все, приехали с опалою, без поклона, с одним ответом: «Разве не волен я, князь великий, в своих детях и в своем княжении?» Псковичи поспешили послать других бояр бить челом великим князьям – Иоанну Васильевичу и Василию Иоанновичу новгородскому и псковскому, «чтоб государи наши держали отчину свою в старине, а посадников бы отпустили». Посадники были отпущены, и вслед за ними приехал боярин из Москвы с объявлением, что великий князь отчину свою держит в старине. Псковичи напрасно беспокоились: Иоанн не хотел делить великого княжения, не хотел раздирать его усобицами, которые могли кончиться только гибелью одного из соперников, и предупредил борьбу, пожертвовав сыну внуком. II апреля 1502 года великий князь положил опалу на внука своего, великого князя Димитрия, и на мать его Елену, посадил их под стражу и с того дня не велел поминать их в ектеньях и литиях, не велел называть Димитрия великим князем, а 14 апреля пожаловал сына своего Василия, благословил и посадил на великое княжение Владимирское и Московское всея Руси самодержцем по благословению Симона-митрополита. |
| ГЛАВА ВТОРАЯ. СОФИЯ ПАЛЕОЛОГ Присоединение удела Верейского к Москве. – Отношение Uoahha III к родным братьям. – Второй брак Иоанна на Софии Палеолог. – Значение Софии. – Борьба между сыном и внуком Иоанновыми. – Судьба главных вельмож. Мы видели, что один только Михаил Андреевич Верейский успел сохранить свой удел при Василии Темном. В начале княжения своего Иоанн III возобновил с ним договор на прежних основаниях; но в 1465 году видим уже другой договор, по которому Михаил должен был возвратить великому князю несколько волостей, пожалование Темного. И этим не удовольствовались: в том же году встречаем еще договор, в котором Верейский князь обязывается считать себя моложе всех братьев великокняжеских, даже самых младших. В 1482 году новый договор: Верейский князь уступает по смерти своей великому князю свою отчину Белоозеро. На все эти требования Михаил соглашался и не давал никакого предлога к присоединению Верейского удела. Скоро, однако, предлог отыскался – не со стороны самого Михаила, но со стороны сына его, Василия. Этот Василий был женат на греческой княжне, племяннице великой княгини Софии. София дала в приданое за нею вещи, принадлежавшие первой жене Uoahha III , Марии тверской; великий князь по случаю рождения внука Димитрия хотел подарить этими вещами невестку Елену и, узнав, что они переданы Верейскому князю, послал забрать у него все женино приданое, причем грозился посадить его в заключение вместе с женою; Василий, оскорбленный и напуганный, уехал в Литву. Тогда Иоанн отобрал у старика Михаила отчину его Верею за вину сына и в виде уже пожалования отдал ее опять, обязав Михаила следующим договором: «С сыном своим, князем Василием, не ссылаться тебе никакою хитростию; если пришлет к тебе он с какими речами, объявить их мне вправду по крестному целованию да выдать мне и того человека, кого пришлет. Что я, князь великий, пожаловал тебя своею отчиною Вереею, которую взял за вину у сына твоего, то держать тебе ее за собою до самой смерти; а после твоей смерти эта отчина отходит ко мне; мне же, великому князю, и моему сыну, которому дам эту твою отчину, поминать нам твою душу». |
| В договорной грамате Суздальского князя Ивана Васильевича с Вел. князем Василием Васильевичем от 1451 г. читаем: «А каковы, господине, дела учинятся твоим людем Великого князя и твоих детей всего вашего великого княженья с моими людьми, и судьи, господине, наши сехався учинят им исправу на обе стороны, а о чем ея судьи сопрут, ино им третей, господине, отец наш святый Иона митрополит всея Руси“ 38 . Как видно из этих примеров, митрополит всея Руси в звании супер арбитра третейского суда в гражданских тяжбах князей древней Руси – был явлением весьма обыкновенным. Случаев, когда бы он, равно как Архиепископ или епископ выслушали в звании «первых третьих», или просто третейских судей, мы не знаем: да едва ли н могли быть такие случаи: сословие иерархов в то время и в гражданском быту стояло слишком высоко для этого. Но нет недостатка в примерах что в звании «первых третьих» выслушают игумены монастырей. От половины XVI-ro века до нас дошел весьма интересный документ – формальная «запись» и прошение 4-х Кемских (Белозерского уезду) князей на имя Афанасия игумена Кирилло-белозерского монастыря с братиею о принятии им на себя звания третейского судьи по делу о разделе между ними вотчины после бездетно умершого их родственника князя Михайла Кемскаго. Эта запись Х40;И-го века так юридически безукоризненно излагает предмет «дела», которое предлежит решить, условия и обязательства тяжущихся, равно как и специальные полномочия третейского судьи, что она возимела бы полную силу и в настоящее время как вполне удовлетворяющая требованиям ст. 667, 668, 669, 674 Свод. XVI, Разд. VIl. Гл. 3. Неопровержимое свидетельство – что в этот век практика третейского суда была так обычна, что и без писанного закона были весьма хорошо известны в деталях обряды и формальности этого рода судопроизводства. Содержание этой записи следующее: Мы, князья Кемские Александр и Семен Ивановы родные братья бездетно умершого князя Кемского Михаила Иванова, и мы племянники его Кемские князья Иван Федоров и Давид Андреев били челом Игумену Кириллова монастыря Афанасию о нижеследующем: Наш брат (двух первых) князь Михаил и дядя (двух вторых) умер бездетно, оставив после себя отчину (перечисление 9-тн владении, составляющих отчину); а отец наш, князь Иван вь своем духовном завещании написал, что в случае какой из нас братьев умрет бездетно, – нам остальным его отчину оценить чрез «добрых людей»: цену раздать по монастырям и церквам на помин души умершого и всего рода, а земли вотчины разделить между собой) «перед третьим» . |
| Но нет недостатка в примерах что в звании «первых третьих» выступают игумены монастырей. От половины XVI-ro века до нас дошел весьма интересный документ – формальная «запись» и прошение 4-х Кемских (Белозерского уезду) князей на имя Афанасия игумена Кирилло-белозерского монастыря с братиею о принятии им на себя звания третейского судьи по делу о разделе между ними вотчины после бездетно умершего их родственника князя Михайла Кемского. Эта запись XVI-ro века так юридически безукоризненно излагает предмет «дела», которое предлежит решить, условия и обязательства тяжущихся, равно как и специальные полномочия третейского судьи, что она возымела бы полную силу и в настоящее время как вполне удовлетворяющая требованиям ст. 667, 668, 669, 674 Свод. XVI, Разд. VII. Гл. 3. Неопровержимое свидетельство – что в этот век практика третейского суда была так обычна, что и без писанного закона —554— были весьма хорошо известны в деталях обряды и формальности этого рода судопроизводства. Содержание этой записи следующее: Мы, князья Кемские Александр и Семен Ивановы родные братья бездетно уморшего князя Кемского Михаила Иванова, и мы племянники его Кемские князья Иван Федоров и Давид Андреев, били челом Игумену Кириллова монастыря Афанасию о нижеследующем: Наш брат (двух первых) князь Михаил и дядя (двух вторых) умер бездетно, оставив после себя отчину (перечисление 9-ти владений, составляющих отчину); а отец наш, князь Иван в своем духовном завещании написал, что в случае какой из нас братьев умрет бездетно, – нам остальным его отчину оценить чрез «добрых людей»: цену раздать по монастырям и церквам на помин души умершего и всего рода, а земли вотчины разделить между собою «перед третьим». Вотчину мы полюбовно оценили в 300 руб. и раздали по монастырям (150 р. Кириллову монастырю). Теперь мы четыре вотчичи бьем челом государю своему Игумену Афанасию, чтобы пожаловал – послал соборного старца поделить означенную вотчину на четыре жеребья и если при этом разверстании произойдет между нами спор, то мы полагаемся на игумена Афанасия со старцами и на того старца, который будет послан и как они порешат, на том и обязуемся стоять. |
|
|
