| 17 Профессор М. дух. Академии А. Лебедев , воспитанник Московской Семинарии и Академии, один из первых слушателей покойного профессора в Академии, в своем прекрасном некрологе дает нам живую и цельную характеристику молодых юношеских лет покойного И. Д-вича, как школьника – семинариста и студента. „По окончании курса в Московском Донском Училище в 1858 году, говорит А. Лебедев , покойный И. Данилович поступил в Московскую духовную Семинарию. Шестилетнее пребывание здесь ознаменовалось для юноши славой и почетом: его высоко ценило начальство неизменно хвалили наставники, ему удивлялись товарищи. Юноша Мансветов всегда и у всех наставников был на самом лучшем счету: первое место в списках было всегда за Мансветовым. Стоило только взглянуть на этого молоденького семинариста, чтоб сейчас же догадаться, что перед нами – богато одаренный всеми способностями юноша. Изящная стройная фигура молодого человека, с открытым выразительным лицом, всегда несколько бледным, но полным ума и жизни, с превосходно очерченным челом, носящим печать редких дарований, с глазами проницательными и прекрасными, – невольно обращала на себя общее внимание. К тому же бойкий, веселый, общительный, с благородными манерами, хорошо и чисто одетый Мансветов, можно без преувеличения сказать, был воплощенным идеалом для московской Семинарии. Вся семинария, воспитанники всех классов отлично знали даровитого юношу и относились к нему с необыкновенным уважением. «В 1864 году Мансветов кончил семинарию с отличными успехами,– первым, каким всегда значился в списках... Мансветов пошел в Московскую духовную Академию, оставшись верен долгу своего воспитания. Тогдашний ректор семинарии, архимандрит Игнатий (впоследствии епископ костромской), так высоко ценил дарования и успехи Мансветова, так выделял его из ряда прочих сотоварищей (между которыми, нужно сказать, были и лица действительно талантливыя), что говорил: «непосредственно после Мансветова в списках никого нельзя писать, нужно было бы оставлять между ним и следующими по списку воспитанниками на большом расстоянии пустое пространство»... |
| Для достижения точной редакции этих статей необходимо принять во внимание как старославянский перевод Тактикона, так и древние списки уставов, куда вошли эти извлечения. Греческие меры, технические названия предметов стола и одежд, местно-греческие бытовые и литургические термины должны быть объяснены на полях или в подстрочных примечаниях и, где можно, заменены соответствующими, более понятными выражениями из языка общецерковного и местно-русского. Наши справщики обращали внимание на эту сторону дела, но не довели задачи до конца, ограничившись полумерами. В таком положении начатого, но неоконченного остается дело до сих пор, и теперешний печатный Типик не удовлетворяет ни верному изданию подлинного текста этих статей, ни общедоступному, вразумительному их изложению» (стр. 350). С своей стороны, мы лишь добавим, что наши справщики должны обратить внимание на действующую практику, согласить ее с предписаниями Типикона и занести ее на самые страницы этого Типикона. Особенно это нужно сделать в тех случаях, когда на обычаях современной практики лежит авторитет высшей духовной власти, Св. Правительствующего Синода. Насколько позволяли нам время и наше кочевое положение заграницей, мы остановили свое внимание на всех главных положениях книги г. Мансветова и с некоторыми из них согласились и даже дополнили новыми фактами, а по поводу других высказали совершенно противоположные суждения. Как в том, так и в другом случае мы старались быть вполне беспристрастными и держаться на положительной почве фактов, большей частью нами собранных в разных заграничных библиотеках. К этому нас обязывали важность предмета, затронутого книгой г. Мансветова и высоконаучный авторитет ее автора. На основании этих-то известных нам фактов и внимательного изучения самого сочинения г. Мансветова мы и должны сказать, что оно не дает нам систематически последовательной истории нашего Церковного Устава, а описывает лишь книги и рукописи известных автору библиотек, носящие названия «Уставов», причем и описание это не всегда ведется в исторической последовательности. |
| С совершенным почтением В. Васильев И. Якушев...» . Последняя отчаянная попытка «Славянской взаимности» получить долг относится к началу 1933 года. На этот раз пражский банк пытается использовать дипломатические каналы. В Генеральное консульство Чехословацкой Республики в Нью-Йорке отправляется просьба о содействии во взыскании долга: «...Заложна „Славянская Взаимность“ находится ныне в весьма тяжёлом финансовом положении в результате печальной деятельности в прежние годы. Нынешней ликвидационной комиссии Заложны казалось, что ни кто другой, как именно г. Ф. Мансветов, бывший председатель её, обязан был бы не только с точки зрения формальной, но и общественной быть особо исправным в отношении своих денежных обязательств к Заложне. К сожалению, однако, этого не случилось: г. Ф. Мансветов упорно уклоняется от уплаты Заложне своего огромного долга, несмотря на неоднократные просьбы её. По сведениям Заложны, г. Ф. Мансветов в данное время служит в Нью-Йоркском Отделении Хуверовской Военной Библиотеки и имеет Нансеновский паспорт, выданный Чехословацкой Республикой, и мы думаем, что Министерство Иностранных дел могло бы ради справедливости оказать Заложне содействие в её претензиях к г. Ф. Мансветову путём соответствующего сношения с г. Генеральным Консулом в Нью-Йорке» . После краха «Американского Славянского Колонизационного Треста» деятельность Ф.С. Мансветова приобретает более спокойный характер. Он навсегда отказывается от каких-либо коммерческих проектов и сосредотачивается на работе по сбору и сохранению документов революции и Гражданской войны. В январе 1932 года он принимает участие в организационном заседании «Архива революции», на котором присутствовал один из основателей эсеровской партии Х.О. Житловский . В работе для Архива Гуверовского института войны, мира и революции Мансветов сотрудничает с известным собирателем документов по истории российского общественного движения Борисом Ивановичем Николаевским. Сохранилась переписка Б.И. Николаевского с В.М. Черновым по поводу продажи эсеровских документов Гуверовскому архиву, в которой оба дают характеристику своему деловому партнёру. |
| чтыи долженъ е чести дóндеже възвигнеть прстоую слоужай егда престанеть чести тогда ше станеть конець трпезы братьскы зр оумилн к настотелю и роуц согбсн им при персе велеглно возпивъ, но не безчинно глть. оци стии простите м гршна. и па преклонитс до земл и приемъ млтвоу и блгословенїе въстаеть. томоу подобаетъ и соуды омывати суща на трапез, тогобо есть таковое служение 1037 . Вторая половина выдержки из Тактикона предписывает строгое молчание во время трапезы и чтения: многоу же пасьству подобаеть быти еже не проглати никомуже ноудь на трапез каково любо слово кром стиха и чтени. Егда же ноужн врем прилучится настотель долженъ е проглати единъ точию или слоужай на трапез но съ щаднием и съ блгоговиньство. Гліоть бо бжтвениии ци и о се ко стыи жертвеникъ есть и брати трапеза во время бда равно, должно е внимати же и почитати 1038 . Но внесение этой выдержки в Иерусалимский Устав, весьма возможно, принадлежит русскому «списателю» 1039 Устава второй половины XIV – начала XV века 1040 . То же самое нужно сказать и об неизвестного происхождения 1041 статье тех же славянских списков о еже како вжигают свещи в церкви. Согласно этой статье, во время утренних чтений свечи должны быт загашенными, однако кроме тех, которые находятся пред иконой святого храма, а также пред поставленною на поклонении ( пре поклоненїемъ ) 1042 иконой дневного святого, если он имеет бдение и собственное чтение. 746 См. Дмитриевский, Рецензия на книгу проф. Мансветова «Церковный Устав». Христ. Чт. 1888 г. Сент. –Окт., стр. 534. 747 С ними мы сличали ряд греческих и славянских списков и изданий. Так как списки и в регламентации чтений повторяют друг друга, различаясь главным образом в зависимости от века происхождения, то в нашей работе мы привлекаем для сравнительного анализа, в качестве типичных представителей каждого века, лишь некоторые. Из греческих мы привлекли: 381 Синодальной библиотеки (XIII–XIV в. См. Мансветов, церковный Устав, стр. 406.), 488 Синодальной библиотеки (XV в.), 380 Синодальной библиотеки (XVI в.) и воспроизводящее один из древних списков печатное Венецианское издание 1576 г. Т παρν Τυπικν. (См. Мансветов, Ц. Устав, стр. 249–250 Дмитриевский, Рецензия на кн. Мансветова, Хр. Чт. 1888 г. Сент. – Окт. стр. 544–517). Из славянских мы привлекли для сравнительного анализа в нашей работе, в качестве типичных, наиболее нам доступные образцы отмеченных проф. Мансветовым славянских редакций Иерусалимского Устава (о степени состоятельности деления на редакции проф. Мансветова см. у Дмитриевского, Рецензия, там же стр. 549–550: 1458 Севастьяновского собрания Румянцевского Музея (сербской редакции 1371 г., см. Викторов, стр. 47–53, Мансветов, Ц. Устав, стр. 268 и 272), 332 Синодальной библиотеки (конца XIV – нач. XV в.; указания на чтения имеет очень редко). 445 Румянцевского Музея 1428 г, – Око церковное (Мансветов, Ц. Устав, стр. 275). |
| Во время Второй мировой войны Ф.С. Мансветов занимает последовательную антифашистскую позицию. Однако великая победа не делает его сторонником Сталина; в послевоенные годы он продолжает критику коммунистической диктатуры в России. Среди статей, опубликованных в различных американских изданиях, особенно интересны следующие: «Стратегическая Монголия» (ASIA, апрель-май 1945 г.), «Царская и советская политика на Дальнем Востоке» (Foreign Affairs, июль, октябрь 1934 г.), «Танну-Тува – Советский атомный город?» (The Russian Review, 1947 г.). В октябре 1948 года Ф.С. Мансветов дал интервью в Нью-Йорке радиостанции WWRL в программе «Лидеры в изгнании». После окончания войны он переезжает из Нью-Йорка в Вашингтон, работает преподавателем русского языка в Министерстве обороны США. Известный американский профессор-славист Елена Якобсон вспоминает, что в 1956 году не по возрасту энергичный Ф.М. Мансветов принимал участие в открытии в Вашингтоне отделения Американской ассоциации преподавателей славянских и восточноевропейских языков . В июне 1965 года, не дожив года до своего восьмидесятилетия, умирает «дочка Ленина» Софья Амвросьевна Мансветова-Трушковская. В ноябре 1967 года завершается жизнь Фёдора Севериановича Мансветова. Старший сын Интересна судьба приёмного сына Ф.С. Мансветова Владимира, ставшего видным поэтом, литературным критиком и журналистом. Родившийся 10 мая (27 апреля) 1909 года в Енисейске, Владимир Мансветов в 1922 году вместе с родителями прибыл в Прагу. Здесь в 1929 году он окончил Русскую реальную гимназию, был принят в члены русского литературного объединения «Скит», во второй половине 30-х годов – в члены Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии. Печатался в чешских газетах, в варшавском еженедельнике «Меч», в югославской и болгарской периодике. Был соредактором четвёртого выпуска сборника «Скит» (1937). В июне 1938 года женился на внучке писателя Льва Толстого Марии Андреевне Толстой (в первом браке – Ваулиной). В том же году получил степень доктора философии в Карловом университете. В 1940 году вместе с женой уехал в США, но вскоре после переезда в Америку брак В. Мансветова с М.А. Толстой распался. |
| Так как Ф.С. Мансветов является членом Правления общества сибиряков, то он получил задание от общества укрепить имеющиеся связи в Америке и установить все возможные новые; это относится в той же мере и к редакции „Вольная Сибирь“. Ф.С. Мансветов состоит членом Совета Русского Заграничного Исторического Архива. Благодаря отдалённости Америки эмигрантские учреждения и другие лица недостаточно знакомы с работой Архива, и задача Ф.С. Мансветова восполнить этот пробел. Кроме того, Ф.С. Мансветов имеет поручения и от ряда других организаций» . Проект Ф.С. Мансветова по переселению русских эмигрантов, главным образом сектантов духоборов и молокан, в Канаду и Южную Америку носил масштабный характер и требовал значительных средств. Дело осложнялось Великой депрессией, в которой находилось хозяйство США и Канады. Стараясь заинтересовать возможных американских партнёров, Мансветов создаёт «Американский Славянский Колонизационный Трест», к работе которого стремится привлечь наиболее авторитетных в США деятелей русской эмиграции: С.Н. Прокоповича, В.И. Терещенко, А.Ф. Керенского и др. Так, в сентябре 1930 года в письме к С.Н. Прокоповичу он пишет: «Вчера возвратился из Канады. Был в Торонто, Монреале, Виннипеге и Веригино в центре Саскачеванских духобор. Передо мной возвратился В.И. Терещенко, объехавший Чикаго, Детройт и Торонто. Я виделся с представителями русских, украинских и еврейских организаций. Вёл переговоры с ответственными лицами обеих канадских железных дорог, крупнейших земельных компаний... В Виннипеге был принят премьер-министром в полуторачасовой аудиенции. Общее положение в земледелии и иммиграции таково. Цены на хлеб пали почти втрое. Цены на землю почти нет. Банки почти прекратили операции. Тысячи ферм брошены владельцами, которые приобрели их во время высокой конъюнктуры. Духоборов видел в полном составе, так как к моему приезду была приурочена их конференция. Сохранили полностью русский бытовой язык, одежду, песни и прочее. Из 14–16 тысяч духобор 7–8 тысяч собираются переселиться в Мексику в места, которые были осмотрены мной и В. Терещенко. Причины переселения, главная: искание правды на земле и собственного царства, второстепенная: климатические условия – духоборы – южане...» . |
| И здесь, как и во многих других случаях, вставочные эпизоды автор, видимо, вводит преднамеренно, чтобы хоть сколько-нибудь затушевать перед читателями свою беспомощность, в которой он находился. Церковный устав иерусалимской отрасли имел широкое практическое значение в христианской Церкви: им руководились православные Церкви Европы, Азии и Африки. В своем положении в различных концах христианского мира он подвергался разного рода видоизменениям и осложнениям, вызываемым потребностями времени и местных условий. Исследователю, берущему на себя задачу показать «образование и судьбу» этого типикона, необходимо было собрать как можно более памятников и только уже тогда приступать к характеристике богослужебных порядков по этому уставу. Г. Мансветов приступил к принятой на себя задаче лишь «с десятком наличных экземпляров, которые он имел возможность просмотреть с начала до конца и сличить между собой». «Цифра не только слишком малая, – как он совершенно справедливо замечает, – для обобщений и основательной критической работы», но, мы еще прибавим, ни в каком случае не могущая быть признанной «положительным материалом для истории Типика за период времени от XIII по ΧV ΙΙ столетие включительно и для суждения о его отличительных особенностях» (стр. 182). Основание слишком шаткое, чтобы не сказать более, факт нахождения «десятка наличных экземпляров», раскинутых по времени написания на пространстве указанных веков, которые заблагорассудилось обнять автору в своем труде. На том же пространстве времени могли быть, и есть на самом деле, иерусалимские типиконы совершенно иной редакции, чем те, какие имел г. Мансветов , с такими особенностями, о которых он даже и не подозревал. Поэтому только основательное изучение памятников, находящихся в разных библиотеках Европы, Азии и Африки и почти мало известных по описаниям ученых исследователей этих библиотек, и их научная классификация могут дать все необходимое для поставленной автором цели. В противном случае всякому тезису можно противопоставлять всегда антитезис. По крайней мере г. Мансветов находится в таком положении в отделе «литургическая часть в греческих уставах иерусалимской отрасли». Не входя в критику его каждого положения в этом отделе, который, при наличных материальных средствах автора, исполнен, можно сказать, довольно удовлетворительно, мы позволим себе сделать группировку или классификацию памятников этой отрасли устава, т. е. исполнить то, от чего отказался наш автор. |
| Дело сына моего в настоящее время передано в Особое совещание при Министерстве Внутренних дел. Пребывание его в тюрьме в продолжение двух месяцев сильно отразилось на его здоровье, а тяжёлые условия грозящей высылки вконец подорвут его силы. Поэтому имею честь почтительнейше просить Ваше Высокопревосходительство разрешить моему сыну для поправления своего здоровья, если он не может быть освобождён из-под стражи, отправиться за границу для соответствующего лечения. При сим имею честь доложить, что 15 сего января мною подано прошение Его Превосходительству Господину Казанскому Губернатору о назначении комиссии из врачей для определения состояния здоровья сына моего, протокол которой будет представлен в установленном порядке. 1908 года января 15 дня. Саратовской губернии, Вольского уезда, села Вязовки Священник Севериан Мансветов». Резолюция министра внутренних дел была лаконичной: «Оставить без последствий, так как ходатайство сообщников Мансветова о разрешении выезда за границу Министром В.Д. отклонено» . Столь же решительно были отклонены обращения Севериана Петровича Мансветова к товарищу министра внутренних дел Макарову, Казанскому губернатору М.В. Стрижевскому. Вязовского «Великана» ожидала Сибирь. «Во глубине сибирских руд» М.М. Шмуккер, счастливо избежавший сибирской ссылки, в документальной повести «Путём Октября» изображает своего друга Мансветова мужественным человеком, не переставшим бороться за справедливость и в положении ссыльного. Тем не менее перед отправкой в Туруханск в красноярской тюрьме «Мансветов держал себя уже не непогрешимым апологетом народнических идей, привыкшим видеть вокруг себя покорных слушателей, жадно ловящих каждое его слово, а таким же человеком, как и все, с разбитыми надеждами на ближайшие годы, разобщённым с родными и обречённым на общую с ними судьбу» . Из Красноярска Фёдор Мансветов был переведён на поселение за тысячу вёрст на север в село Мирное, где в январе 1912 года завершается срок его ссылки. Нелёгкую жизнь ссыльного скрашивало знакомство с фельдшерицей Софьей Амвросьевной Трушковской, дочерью сосланного в 1879 году в Восточную Сибирь за революционную работу киевского рабочего Амвросия Мартыновича Трушковского . |
| Получилось старое единство под старым же лозунгом: „Идти врозь, а бить вместе“. Думаю, что эта совместная работа Красных крестов подготовила психологическую почву для позднейшего образования коалиционных правительств в Дальневосточной республике на почве борьбы с японскими захватчиками» . Деятельность С.А. Мансветовой-Трушковской привлекла внимание отдела контрразведки при штабе верховного главнокомандующего . Только отъезд из Омска спас её от судебного разбирательства и репрессий. В августе 1919 года Ф.С. Мансветов перебирается из Омска во Владивосток. Эсеры готовили восстание против Колчака, им было необходимо укрепить свою дальневосточную организацию и наладить связь с заграницей. Прибывший во Владивосток Ф.С. Мансветов занимает должность директора Кредитной канцелярии Приамурского края. Его предложения были положены в основу денежной реформы, проведённой 5 июня 1920 года . 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске была провозглашена Дальневосточная республика. Это буферное государственное образование было создано по инициативе РКП(б) для того, чтобы избежать ненужной войны с Японией, которая к тому времени оккупировала значительные территории на Дальнем Востоке. Советская Россия официально признала ДВР уже 14 мая 1920 года, предоставив ей с самого начала финансовую, дипломатическую, кадровую, хозяйственную и военную помощь. Это позволило Москве контролировать внутреннюю и внешнюю политику Дальневосточной республики и создать Народно-революционную армию на базе красных дивизий. Летом 1920 года во Владивостоке прошли выборы в Народное собрание Дальнего Востока. 20 июня 1920 года этот орган народовластия приступил к работе под председательством Ф.С. Мансветова . Народное собрание обладало законодательной властью, правом надзора за установлением налогов и пошлин, заключением займов и международных договоров. Избрание Ф.С. Мансветова на пост Председателя Народного собрания Дальнего Востока многие признавали на редкость удачным. Как вспоминал позже белогвардейский полковник Н. А. Мартынов : «Лидером в этом Народном Собрании был от эсеров Мансветов, кажется член ЦК партии эсеров, высокого роста, широкоплечий и вообще крупный мужчина с открытым, можно сказать русским, лицом, с подкупающей улыбкой, неплохо владевший языком, одевался он хоть просто, но тщательно – всё на нём было хорошо сидящим, что как-то побуждало к нему доброе отношение, даже несмотря на некоторое одиозное отношение к его партии эсеров лиц, отрицательно относящихся к этой партии» . |
| Но вернемся к корректурным экземплярам. Типикон правили в два этапа. Результатом первого этапа справы стал кавычный экземпляр Типикона 1641 г. (РГАДА, Ф. 1251, БМСТ/СПК 1946(1041(5))). Это издание описывали Мансветов, Никольский, Смирнов ( Мансветов I, 323–356 , Никольский, 1-52; Смирнов, 54–56, 248 ). Исходя из анализа почерков, правили его два справщика: Иосиф Белый и Евфимий (причем 90% помет в этом Типиконе сделано Евфимием). На этом первом этапе справы перевод тропарей, кондаков и гимнографических текстов практически не осуществлялся, текстологические исправления формировали новообрядческий месяцеслов и устав (кроме этого были орфографические, лексические, типографские, грамматические исправления — см. Сиромаха, 157 ). Затем проводилась обработка вышеуказанных исправлений, в результате которой появлялась чистовая рукопись правленого устава (ГИМ, Син. 314), она правилась, и затем с учётом исправлений вновь переписывалась набело — ГИМ, Син. 321 (рукопись датирована — 1682г.), подписывалась участниками архиерейского собора, и после этого ее снова правили 8 . Стоит отметить, что в печатном издании (л.4 об.) значится большее количество подписавших (16 подписей), чем на самом деле в рукописном образце Син. 321 (13 подписей). « Излишек вероятно составился из лиц, которые не участвовали непосредственно в комиссии, свидетельствовавшей устав, но дали своё согласие письменно» ( Мансветов I, 337 ). Нам здесь, в отличие от Мансветова, видится простой подлог, каковых, впрочем, бывает много в ходе книжной справы и в которых власть не видит особого греха. Мнение членов собора (со времени Патр. Никона) о справе имело лишь формальное значение, они были уже не в силах противостоять воле власти, и ни о каких соборных началах здесь (как и очень часто в истории Руси) говорить не приходится. С этой последней правленой рукописи и производился набор и печать Типикона 1682 г. Исходя из анализа почерков, справу совершали Иосиф Белый и Мардарий Хоныков, окончательное редактирование — Евфимий (см. Сиромаха, 156 ). |
|
|
