| Несмотря на то что «Катехизис» прилагался к актам полоцких процессов 1628 и 1637 гг., ни один из биографов К. XVII в. о нем не упоминает; единственное прямое упоминание встречается в 34-м пункте сочинения К. «Уставы для презвитеров» («Все презвитери маются добре наоучити Катехизъмов наших вократце написаных»). В лит-ре принято считать, что текст был создан после 1618 г. (К. Кузьмак, еп. Э. Озоровский). Слав. версия «Катехизиса» без указания авторства была издана в 1628 г. в типографии виленского Свято-Троицкого мон-ря под названием «Наука, яко верити мает каждый, который щитится наречением Православия» (переизд.: Катехизм. 1998. С. 245-260); никто из современников не отождествлял данный текст с сочинением К. Содержательно «Катехизис» восходит к польск. версии катехизиса испан. иезуита Хакобо Ледесмы (первое издание на итал. языке в 1571, польск. перевод «Nauka chrzeciaska», ок. 1572) и представляет собой его незначительно отредактированный дословный перевод (изменены вводная часть, раздел о крестном знамении, расширены рассуждения о Римском понтифике как видимом наместнике Христа на земле и об исхождении Св. Духа, изъяты отдельные термины католич. богословия (чистилище и др.)). В отличие от «Катехизиса» «Уставы...» упоминаются мн. биографами К. и свидетелями из числа духовенства, дававшими показания в связи с процессом его беатификации. 48 правил, составленных преимущественно на основе «Кормчей книги», регулировали литургическую и пастырскую деятельность духовенства (проповедь, порядок совершения таинств и др.), его моральный облик, взаимоотношения священнослужителей между собой и с прихожанами. Принято считать, что в основу «Уставов...» положены поучения священникам, произносившиеся К. на ежегодных соборах в Полоцкой епархии. Первое издание на латыни всех 3 сочинений осуществлено в XIX в. в связи с процессом канонизации К. (в приложении к сочинению Н. Контьери, перепечатал А. Гепен), совр. лат. издание (S. Josaphat Hieromartyr. 1952-1967. T. 1. P. 221-245) сделано по рукописи, приложенной к материалам беатификационного процесса (в составе т. н. Jura compulsatoria) в 1628 г. |
| П. Р. принадлежат 3 мариологических трактата, написанных в жанре гомилии, к-рые предназначались для аббатисы Теодрады (сестре Адальхарда I и Валы) и монахинь аббатства Пресв. Девы Марии в Суасоне. Развитие учения о Деве Марии стало прямым продолжением евхаристического спора, в к-ром основным был вопрос о Теле Христа, рожденном от Девы. Одним из наиболее популярных стал трактат «Об Успении Девы Марии» (De Assumptione sanctae Mariae Virginis; основное изд.: Ripberger A. Der Pseudo-Hieronimus-Brief IX «Cogitis me»: Ein erster marianischer Traktat des Mittelaltes von Paschasius Radbert. Freiburg, 1962; переизд.: Paschas. Ratb. De Assumptione Sanctae Mariae Virginis/Ed. A. Ripberger// Idem. De partu . De assumptione Sanctae Mariae Virginis. Turnhout, 1985. P. 47-89. (CCCM; 56C)), адресованный Теодраде и ее дочери, Эмме (Имме, Ирме). Трактат стилизован под послание блж. Иеронима Стридонского, а адресаты названы именами его сотрудниц - преподобных Павлы и Евстохии (по этой причине текст был включен в корпус сочинений блж. Иеронима Стридонского как Ep. 9 (инципит: Cogitis me) - PL. 30. Col. 126-147). В сокращенной форме трактат вошел также в состав службы на праздник Успения Пресв. Богородицы как одно из чтений оффиция и переписывался в составе гомилиариев и бревиариев. Авторство П. Р. было доказано С. Ламбо ( Lambot. 1934; против атрибуции текста П. Р. выступал пресв. А. Барре (см.: Barr é . 1958), который считал, что это произведение было написано анонимным автором, жившим чуть раньше П. Р.; в наст. время большинство исследователей приняли выводы Ламбо). Из-за стилизации и намеренной псевдоэпиграфичности текст трудно поддается датировке, нек-рые исследователи относят его к 835-836 гг. Трактат посвящен учению о Вознесении (Взятии в небесную славу) Пресв. Девы Марии. П. Р. приводит свидетельства из Библии и богослужебных песнопений о прославлении Девы Марии, пишет о том, что Матерь и Дева вознесена и восседает со Христом на небесном троне не по природе, а по благодати ( Paschas. Ratb. De Assumptione Sanctae Mariae Virginis. 39-40). |
| В кон. июля 1561 г. по распоряжению кор. Карла IX в Пуаси были созваны представители католич. духовенства Франции, задачей к-рых помимо обсуждения насущных общецерковных вопросов была выработка общей позиции для последующей дискуссии с протестантами. Ко времени начала заседаний К. в Пуаси присутствовали 6 кардиналов, ок. 40 епископов и 12 католич. теологов; лидером католич. партии был кард. Карл де Гиз (1524-1574). От имени кор. Карла IX приглашения на заседания К. были направлены франц., швейцар. и нем. протестантам. Всего в К. принимали участие 12 франц. и швейцар. протестант. теологов; нем. делегация прибыла в Пуаси уже после завершения работы К. Предводителем протестантов и основным выразителем их идей во время К. был ученик Кальвина и представитель женевской кальвинист. общины Т. Беза (1519-1605), впосл. включивший подробное повествование о работе К., а также тексты выступлений участников и другие документы в опубликованную им в 1580 г. «Церковную историю» (Histoire ecclésiastique des Églises Réformées au royaume de France; переизд.: Béze. 1883). На К. присутствовали также Петр Вермилий (1499-1562), Ф. де Морель, Н. де Галлар и др. Вскоре после приезда в Пуаси в сер. авг. 1561 г. протестанты потребовали, чтобы К. проходил под председательством короля, а не представителей католич. духовенства Франции и чтобы единственным критерием для выяснения истины было признано учение Свящ. Писания; эти условия были приняты королевским двором (см.: Ibid. P. 542-545). Торжественное открытие заседаний К. состоялось 9 сент. 1561 г. в присутствии кор. Карла IX, Екатерины Медичи и мн. членов королевской семьи. После приветственных речей короля и канцлера де Лопиталя с продолжительной вступительной речью выступил Беза, подробно изложивший основные положения кальвинист. вероучения (текст см.: Ibid. P. 560-578). В заключительной части речи Беза предложил подробное рассуждение о Евхаристии, интерпретируя ее в кальвинист. духе, как исключительно духовное приобщение верующих к Иисусу Христу; возмущенные такой трактовкой католич. |
| см.: Freys, Barge. 1904. S. 314. N 145; переизд.: KSchrift. Bd. 2. S. 59-104) К. с сожалением вспоминал о том, как, имея бенефиций, он «кормился от трудов бедняков, ничего не давая им взамен», и высказывал желание быть «настоящим крестьянином, работником полей» и «есть свой хлеб в послушании Богу» (KSchrift. Bd. 2. S. 95); здесь же он упрекал Лютера в том, что тот требует для проповедников годового жалованья в 200 золотых гульденов, отнятых у крестьян и простого люда (Ibid. S. 96). К. призывал князей быть покорными закону Божию и не пользоваться своим высоким положением для угнетения народа, открыто критикуя несправедливых правителей как «ложных судей, пленников диавола и извратителей естества» (Ibid. S. 102). Вместе с тем, хотя К. общался с восставшими крестьянами, он пытался использовать это общение не для побуждения их к силовым действиям, а для проповеди евангельских идеалов, к-рая, к его сожалению, почти не находила отклика среди восставших. Нет никаких сведений о том, что К. поддерживал насильственные выступления против властей или оправдывал их текстами Свящ. Писания, как это делали Мюнцер и др. радикалы (см.: McNiel. 1999. P. 239-251; Goertz. 2007. P. 10-11, 16). В нач. июня 1525 г. К. через охваченную войной Франконию добрался до родного города, ок. недели скрывался здесь у матери, а затем переехал во Франкфурт-на-Майне. Отсюда, осознавая, что в случае ареста ему грозит смертная казнь, он обратился к Лютеру с просьбой получить для него у курфюрста разрешение на возвращение в Саксонию, заранее соглашаясь на любые условия ( Barge. 1905. Tl. 2. S. 364). В обмен на поддержку Лютера К. по его требованию должен был публично заявить о своей неправоте в понимании Евхаристии и прекратить после этого любую публичную деятельность. Эти условия были приняты К., написавшим 2 «покаянных» сочинения: «Оправдание Андреаса Карлштадта по поводу ложного имени мятежника, несправедливо отнесенного к нему» (Endschuldigung D. Andreas Carlstads des falschen namens der auffrür, so yhm ist mit unrecht auffgelegt; описание изд. |
| Активная деятельность К. в Орламюнде вызывала неудовольствие Лютера, к-рый вскоре после отъезда К. из Виттенберга начал писать многочисленные жалобы на него курфюрсту Фридриху и его окружению. В них Лютер обвинял К. в том, что он самовольно покинул Виттенберг, отказавшись тем самым от выполнения своих обязанностей в ун-те; он утверждал, что К. является источником смуты, т. к. самовольно печатает сочинения сомнительного содержания, находится в хороших отношениях с «пророками» и религ. бунтовщиками, проводит запрещенные курфюрстом реформы (см.: Barge. 1905. Tl. 2. S. 103-104). В проповедях Лютер обвинял К. в том, что тот предпочитает исполнять заповеди ВЗ и забывает о НЗ; в чрезмерном внимании К. к «закону» Лютер видел корень мн. его «заблуждений». По настоянию Лютера руководство Виттенбергского ун-та предприняло попытку вернуть К. в Виттенберг, однако она завершилась неудачей (ср.: Rupp. 1969. P. 131-132). Наибольшее влияние жалобы Лютера имели на племянника курфюрста Фридриха, курпринца Иоганна Фридриха I Великодушного (1503-1554; курфюрст Саксонии c 1532), к-рый, называя Мюнцера «сатаной, находящимся во власти диавола», писал, что К. в Орламюнде, «вводя одно новшество за другим, готовит путь для власти сатаны» (см.: Luther M. WA: BW. Bd. 3. S. 311). В сер. авг. 1524 г. по просьбе курпринца Иоганна Фридриха Лютер совершил поездку по неск. расположенным на р. Зале городам, в которых было сильно влияние Мюнцера и К., выступая в проповедях против «новшеств». 22 авг. Лютер произнес в Йене проповедь, на которой присутствовал К. После проповеди, в ходе к-рой Лютер вновь отождествил всех сторонников немедленного проведения церковных реформ с последователями Мюнцера, К. предложил Лютеру обсудить разногласия в ходе личной встречи, к-рая состоялась в тот же день в таверне «Черный медведь» при гостинице, где остановился Лютер, в присутствии многочисленных сторонников как Лютера, так и К. Запись их беседы была опубликована Райнхардом в Йене; впосл. она получила название «Йенские акты» (Acta Ienensia; совр. переизд.: Luther M. WA. Bd. 15. S. 323-347). После краткого обсуждения проповеди Лютера, во время к-рого Лютер пытался заверить К., что проповедь не была обращена против него лично, и фактического признания Лютером того, что К. не является последователем Мюнцера (Ibid. S. 335-336), Лютер и К. перешли к взаимным упрекам относительно событий 1522 г. в Виттенберге. Лютер обвинял К. в уничтожении изображений в Виттенберге и призывах к волнениям, К. отвечал, что действовал не самовольно, но повинуясь воле жителей города и Бога (Ibid. S. 337). После недолгой перепалки и заявления Лютера, что К. является последователем «пророков», Лютер в знак разрыва дружеских отношений кинул К. золотой гульден и потребовал, чтобы тот писал против него открыто, раз считает его неправым. К. взял гульден и сказал: «Теперь я имею право писать против Лютера» (Ibid. 340), после чего покинул таверну (ср.: Barge. 1905. Tl. 2. S. 130). |
| Высоко оценивая как ученость К., так и его лояльность Папскому престолу, папа Лев X в февр. 1518 г. назначил его на богатую кафедру г. Палермо и предоставил ему резиденцию в Риме близ ц. Санта-Мария-ин-Виа-Лата (Hierarchia CMRA. Vol. 3. P. 268; Kalkoff. 1905. S. 114; Laurent. Quelques documents. 1934/1935. P. 135). Желая быть епископом не только по должности, но и по церковному сану, К. обратился к папе с просьбой о совершении над ним епископской хиротонии, а также о предоставлении ему паллия , на к-рый он имел право рассчитывать как архиепископ Палермо. Отказав во второй части просьбы, папа согласился на хиротонию, к-рая была совершена 1 мая 1518 г. в частном порядке в резиденции К. ( Kalkoff. 1905. S. 121). Хиротонию возглавил кардинал-протектор доминиканцев Никколо Фиески (ок. 1456-1524), архиеп. Равенны и кардинал-епископ Альбано; ему сослужили еще 2 епископа, одним из к-рых был папский церемониймейстер Парис де Грассис (ок. 1470-1528), еп. Пезаро, оставивший краткое описание церемонии в своем «Дневнике» (опубл.: Brieger Th. Aus italienischen Archiven und Bibliotheken//ZKG. 1882. Bd. 5. H. 4. S. 617-619). В неск. относящихся к кон. 1517 - нач. 1518 г. схоластических «вопросах» К. рассматривал различные аспекты епископского служения: в частности, необходимо ли возведенному в епископское достоинство монаху соблюдать ранее данные обеты. По мнению К., епископ освобождается от «законного долга» (debitum legale) и не обязан вести уставную монашескую жизнь, однако его «моральный долг» (debitum morale) состоит в исполнении по мере возможности принесенных Богу обетов ( Caietanus. Opusc. P. 119-120). В кон. 1517 г. К. написал небольшой трактат «Об индульгенциях» (De indulgentiis// Caietanus. Opusc. P. 90-97; совр. переизд.: DCLuth. S. 142-168), опубликованный вскоре с посвящением двоюродному брату и ближайшему помощнику папы Льва X кард. Джулио Медичи (впосл. папа Климент VII ). В лит-ре высказывалось предположение, что уже в это время К. стало известно о выступлениях Лютера против индульгенций и трактат был одним из первых католич. ответов Лютеру, однако это не находит подтверждения в содержании произведения. К. защищал в нем практику предоставления индульгенций от стандартных нападок ее противников без учета более тонких богословских аргументов Лютера; при этом особо подчеркивалась бессмысленность получения индульгенции без искреннего и полного покаяния. Вероятнее всего, до поездки в Германию К. ничего не знал о взглядах Лютера; вместе с тем, тщательно изучив вопрос об индульгенциях, он был готов к дискуссии с Лютером лучше мн. католич. теологов своего времени ( Marega. 1934. P. XLII). Посольство в Германию и переговоры с Лютером (1518-1519) |
| Юркевич окончил Киевскую духовную академию, где ещё слушал Авсенева (архим. Феофана). Был оставлен при академии для преподавания философии. Считался одним из самых крупных представителей Киевской богословской школы (Зеньковский, 1991, т. 1, ч. 2, с. 117), В 1861 г. в Московском университете после десятилетнего перерыва была открыта кафедра философии, для преподавания на которой и был приглашен Юркевич. С 1863 г. он – её заведующий, а с 1869 г. – декан историко-филологического факультета. «Юркевич написал не очень много, но все его работы очень значительны» (Зеньковский, 1991, т. 1, ч. 2, с. 117). «Язык физиологов и психологов» – третья статья из цикла работ, посвященных анализу важнейших проблем философии и психологии. В первой статье – «Из науки о человеческом духе» (Труды Киевской духовной академии. 1860, 4) – он произвел подробный критический анализ сочинения Н. Г. Чернышевского «Антропологический принцип в философии» (особенно в тех его частях, которые относились к психологии). Несмотря на однозначное отвержение им материалистического подхода Чернышевского к психологии, к опытной психологии он относится весьма позитивно: «Мы уверены, что науки богословские особенно нуждаются в точных психологических наблюдениях и верных теориях душевной деятельности» (цит. по: Юркевич Л. Д. Философские произведения. М., 1990, с. 109). Вторая его статья – «Материализм и задачи философии» (Журнал министерства народного просвещения. 1860, т. 108) – явилась обобщающим исследованием о месте и роли материализма в западноевропейской мысли XIX в. Особое место в его творчестве занимает работа «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова Божия» (Труды Киевской духовной академии. 1860, 1). Задуманная автором в стиле «науки о человеческом духе», она явилась одновременно сплавом богословия и психологии – одной из первых работ по библейской психологии (переизд. см.: Философские произведения. М., 1990, с. 69–103). К теме сердца в русской богословско-философской литературе обращались и раньше Юркевича. |
| Исходя из всего вышесказанного, можно следующим образом определить место «Науки о душе» Кандорского в литературе XVIII в.: с богословской и религиозно-психологической точки зрения – она во многом светская работа, западно-подражательного типа; с точки зрения обыденного, «захиромантенного» сознания того времени она – ученая книга, трактующая о душе. А с советской атеистической точки зрения она – «первая русская психологическая книга», обобщившая психологические сведения того времени в духе английского эмпиризма. XIX век В начале XIX в. вышла работа Даниила Михайловича Велланского (1774–1847) «Биологические исследования природы в творящем и творимом ее качестве, содержащее основные начертания всеобщей физиологии» (СПб.: Тип. И. Иоаннесова, 1812; переизд.: СПб., 1834). Много внимания в книге уделяется психологии, рассматриваются: органы чувств, память, внимание, воображение, разум, совесть, интеллект, бдение и сон, типы темпераментов. Путь Велланского к этой работе был долог. Не окончив Киевскую духовную академию, он перешел в Медицинскую академию в Петербург. После окончания последней был послан для дальнейшего образования в Германию, где с усердием занялся не только медициной, но и философией. Там он слушал самого Шеллинга, который глубоко запал ему в душу, и которому он остался верен и в России (Велланский по праву считается первым русским шеллингианцем). По возвращении из Германии он получил профессорское звание в Медико-хирургической академии и читал ряд курсов, в том числе и психологических. «Значение Велланского в развитии философских идей в России очень велико» (Зеньковский, 1991, т. 1, ч. 1, с. 132). Но влияние его на становление психологии неоднозначно, и, даже можно сказать, скорее отрицательно. В его «Биологических исследованиях…» преобладает натурфилософский идеализм. Последний, может быть, не плох, чтобы бороться с материализмом, но от него же оказалось не так трудно перейти к идеализированной натурфилософии: к френологии и «животному магнетизму» (первым проповедником которых в России и был Велланский). Этим темам посвящены его работы: «Физиологическая программа о внешних чувствах, внутренних действиях мозга и наружных очертаниях головы» (СПб., 1819) и «Животный магнетизм» (см.: Зеньковский, 1991, т. 1, ч. 1, с. 131). |
| (переизд.: М.: Круг, 1994). «Это лучшая не только в русской, но и в мировой литературе книга по критике метафизического материализма» (Зеньковский, 1991, т. 2, ч. 1, с. 243). В киевский период своего творчества он стажировался за границей, побывав в западных лабораториях, в том числе у К. Штумпфа и В. Вундта. После защиты докторской диссертации – 2-го тома, «Проблемы восприятия пространства» (Киев, 1904) – он перешел в Московский университет, где в 1907 г. был избран профессором по кафедре философии. «С приходом Челпанова положение психологии в Московском университете меняется коренным образом» (Ждан, 1997, с. 391) – в лучшую сторону, как в количественном, так и в качественном отношении. Здесь сказались и незаурядные организаторские способности Челпанова, проявившиеся еще в Киевском университете, где при кафедре философии им был организован Психологический семинарий. В скором времени он и в Московском университете при кафедре философии организовал самостоятельное психологическое учебно-исследовательское учреждение – Психологический институт, имевший огромное значение для всей русской психологии. Через эту «школу Челпанова» прошли не менее 150 человек – цифра по тем временам очень большая, несколько десятков известных советских ученых психологов вышло из его школы (Радзиховский, 1982, с. 52). Челпанов понимал, что в конечном итоге создание нормальной психологии возможно только через грамотное её преподавание. Свои взгляды на этот вопрос он продемонстрировал в «Учебнике психологии» (Киев, 1905), который впоследствии неоднократно переиздавался (15-е изд.: М., 1918). Отсюда же проистекает и его интерес к образованию: «Психология и школа. Сборник статей» (М., 1912), «О положении психологии в русских университетах» (Вопросы философии и психологии. 1912, кн. 4/114, с. 211–223). В «Учебнике психологии» он пишет не только о самосознании, духовном «я» и свободе воли, но и о моральном и религиозном чувстве (которым он посвящает отдельную главу). В советское время он всеми силами, часто даже путем компромисса, пытался сохранить Психологический институт. |
| 1506. Fol. 98r). Показательным примером двойственного отношения Л. д " Э. к платонизму является соч. «Гекатономии» (Hecatonomia), т. е. «Сотницы законов», в состав к-рого входят извлеченные Л. д " Э. из диалогов Платона «Государство» и «Законы» 700 положений, связанных с учением об обществе и о гос-ве (текст см.: Ibid. Fol. 136r - 168r; ср. комментированное научное переизд.: Boisset, Combes, ed. 1979). Представляя обобщенное изложение платоновской политики и признавая ценность мн. мнений Платона в этой сфере, Л. д " Э. вместе с тем подвергал платонизм цензуре: к отдельным положениям на полях им были добавлены пометки «глупость» (stultitia), «полуглупость» (semi-stultitia) и «язычество» (gentilitas), а наиболее сомнительные с т. зр. христ. теологии положения (напр., учение Платона об общности жен и имущества в идеальном гос-ве) Л. д " Э. вынес в особый раздел в конце сочинения, иронично сравнив их при этом с испражнениями. Считая метафизику Аристотеля безусловно истинной, Л. д " Э. в своих интерпретациях стремился христианизировать ее, нередко при этом неосознанно привнося в нее платонические и неоплатонические идеи, почерпнутые им из «Ареопагитик» и сочинений отцов Церкви. Л. д " Э. был убежден, что каждый из разделов аристотелевской философии подводит к знанию о Творце, «бытие (esse) Которого [созерцается] во всех вещах, могущество (posse) Которого - это всемогущество, знание (nosse) Которого - это высшая премудрость, воля (velle) Которого - это высшее благо» (см.: Rice, ed. 1972. P. 356. N 113). Поэтому трактаты Аристотеля он называл «ихнографией», т. е. сложной схемой пути, идя по к-рому, разум метафизика сможет построить «величайшее здание, вершина которого уходит превыше небес» (Ibidem). Целью метафизики является приобретение знания о Боге как о «Сущем сущего» (ens entium), т. е. о высшем и истинном Сущем. Замечая, что уже сам Аристотель почитал это высшее Сущее как Бога и обращался к нему с молитвами, прося о милости и поддержке, Л. д " Э. предлагал и собственную краткую философскую молитву: «О Сущее сущего, единое наилучшее, истиннейшее, полнейшее, могущественнейшее, необходимейшее, мудрейшее, бессмертное и вечное, открой нам путь и доступ к Тебе, поддержи то естественное стремление, которое Ты вложило в нас» (см.: Lef è vre d " Étaples . |
|
|
