| Что же нужно делать, чтобы выявить наши грехи, чтобы они затронули нашу душу, чтобы они возбудили в ней чувство покаяния, чтобы они возбудили нашу совесть? Когда совесть пробудится, тогда пробудится и душа, и все воззрение на грехи покажется в другом свете. Тогда сонм грехов предстанет пред нами во всей ужасной мерзости. Все равно как бы на листе чистой бумаги незаметны линии, но стоит зажечь свечу и поднести лист к свече – вы увидите, что на этом листе нарисована целая картина. Вот и совесть – она является огнем, который выявляет все грехи. И, может быть, когда совесть говорит в человеке, тогда он видит в своей душе толпы грехов, и тогда он говорит: «Грешен я». Как же зажечь огонь для пробуждения совести? Различным образом: часто от доброго слова, которое западет в душу, или пробудит ее близкий человек, часто от Священного Писания, если углубиться в него, часто от болезней, скорбей, лишений, уколов самолюбия, от разбитой жизни. Но, думаю, что одно из самых важных средств – это то, что вы собрались сюда, на эту общую исповедь (думаю, что вы с этим согласитесь). Здесь, когда мы все объединимся в единое сердце и в единую душу (см.: Деян.4:32 ), когда мы, может быть, единственный раз в году чувствуем это, когда мы молимся и желаем прощения, спасения, желаем вечной блаженной жизни, – когда особенное значение получают наши грехи, тогда мы не скажем: «Этот грех малый, этот грех ничтожный», тогда мы скажем: «Господи, прости, я сознаю, что я великий грешник». Простите меня, дорогие духовные дети. Углубясь в свою душу, помолитесь о своем архиерее. Припомните, что сделали в прошлом году и будем просить прощения у Господа Бога. Ты, милосердый Боже, сказал: Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них ( Мф.18:20 ). Тебе открыты наши души и наши сердца. Ты видишь нашу искренность. Помоги нам благодатью Своею. Я же, грешный, властью Твоею мне данною, прощаю и разрешаю вас от всех грехов ваших. При отпевании Д. П. Понсова 433 В храме Малое Вознесение» на Никитской 26 февраля/11 марта 1934 года |
| Кабак с самого начала оказался вещью выгодною, и были употреблены всевозможные меры, чтобы распространить его, но кабак не шел. Цари жаловали кабаками князей, и бояр, и даже татар, всякий мог приехать в Москву и купить там себе кабак, т. е. право поставить его там, где ему хотелось, а вместе с кабаком брались на откуп и все напитки, даже сусло и квас, народу нечего было пить – но кабак все не шел вперед, а, напротив, появилось множество тайных корчем и ропат, которые были скрыты от общественного надзора и скоро сделались местами разврата. Народу сделалось противно самое имя кабака, и велено называть их кружечными дворами, и очень часто случалось, что отдают кабак на откуп, и в целом округе не оказывается ни одного откупщика. В деревнях кабаки строго запрещались (до к. XVII в.), и еще в 1665 существовали честные русские люди, вроде Ордин-Нащокина, который, замечая зло, распространяющееся от казенных кабаков, хлопотал о прежней вольной продаже напитков. В Москве, в н. XVII в., было, вероятно, не больше двух-трех кабаков, но к концу века их число увеличилось многократно. Кабаки начинались с самого Кремля. Здесь, при царе Алексее Михайловиче, на Земском дворе, возле самого государева дворца, с ведома Приказа начальных людей, были заведены кабаки, где кабатчики, собравшись в артели, торговали вином. Всех этих кабатчиков было больше тысячи, и артель их получала большие выгоды. В XVIII в. в Кремле были известны два кабака: один духовный, другой подьяческий. Первый помещался на Соборной площади, под известной Царь-пушкой, и назывался «Неугасимая свеча». Здесь, после вечерень, обыкновенно собирались соборяне, пили и пели «Пасху красную». Подьяческий кабак стоял ближе к дворцу, перейдя туда вместе с Приказами, – он стоял под горой, у Тайницких ворот, и назывался «Катон». При Анне Иоанновне кабак этот велено было из Кремля вывести, вместо него поставили несколько кабаков, но уже не в Кремле. Из других московских кабаков славились Каменномостский кабак, служивший притоном всяким ворам, и «Красный кабачок», куда собиралось все, что только было тогда в Москве разгульного. Из особенно известных старых кабаков следует упомянуть кабак у Воскресенских ворот. Сюда собиралось после присутствия все подьячество. Между Моисеевской площадью и Никитской был кабак, называемый «Каменный скачок», позднее просто «Скачок». Против Моисеевского монастыря стояло «Тверское кружало», а где в сер. XIX в. был Воронин трактир, ранее стоял «Стеклянный кабак». В XVIII в. всю Россию обнимает откупная система, распространившаяся потом на Сибирь, на юг, где прежде московских кабаков не знали. Домашнее пиво и медоварение прекращается, и начинается пьянство в кабаках. |
| 334 Исследования и взгляды ученых о питекантропе в период 1894–1896 г.г. подвергнуты мною обсуждению в статье «Мнимое открытие» (Богослов. Вестн. 1896 г., 10). 336 Э. Геккель, Естественная история миротворения. Перевод Генкеля. С.-Петербург. 1909. Книга II-я, стр. 297. 339 L. Pervinquière, Le Pithecanthrope et l’homme fossile de la chapelle – aux-saints (Rev. scientif. 1909, 2–1 er sem, p. 39). 341 Е. Деннерт, Геккель и его «мировые загадки». Перев. под редак. С. Никитского. 1909, стр. 148. 342 Volz, Das geologische Alter der Pithecanthropus – Schichten bei Trinil. Ost. Java. Neues Jahrbuch für Mineralogie, Geologie und Paleontologie, Festband. 1997, p. 256–271. 343 Branca, Vorläufiger Bericht über die Ergebnisse der Trinilexpidition… Sitzungsberichte d. math. phys. Klasse d. Akad. d. Wiss. Berlin. 1908, p. 261–273. 344 E. Dubois, Einige Niederländischerseits erhaltene Resultate mit Bezug auf die Kenntnis der Kendengfauna (Fauna von Trinil). Tijdscrift van het Kön. Nederl. Aardrijkskundig Genootschap, (2). XXIV, p. 449–458. 345 Гиена, кошка, свинья, гиппопотам, тапир, носорог, стегодон (принадлежит к слоновым, более приближается к настоящим слонам, чем мастодонт), слон, бык, бибос (принадлежит к семейству Bovinae – бычачьих, лоб короткий с высокопонятыми рогами), лептобос (принадлежит к семейству верблюдовых, родственен ламе, кабарге), семиопитекус (хвостатая обезьяна родственная мартышкам), макак (отчасти приближается к мартышкам, отчасти к павианам). 346 L. Pervinquière, цитир. статья из Revue scientifique. Должно заметить, что журнал этот в общем относится сочувственно к дарвинистическим и геккелевским умозрениям. Здесь помещал свои статьи о питекантропе, как о промежуточном звене, Мануврье. На русском языке сообщение о находке в la chapelle-aux-saints помещено в Историческом Вестнике. 1909. Февраль, стр. 907–910. 347 Boule, L’Homme fossile de la Chapelle-aux-saints (Corrèze). C. R. A. d. S. vol. CXLVII, 14 décembre 1908, p. 1349–1352. 348 Департамент Corrèze во Франции лежит под 45° северн. ш. и 1° восточн. долготы от Гринвича к северо-востоку от Дордоньи знаменитой находками по палеонтологической антропологии. |
| Прохоров Псаломщик В.Молчанов Моск. Городское Кредитное Общество Вознесенской, на Большой Никитской, церкви, протоиерея Н.Делекторского: Воскресенской, на Успенском Вражеке, церкви, священника Н.А.Поспелова: Пот. Поч. гр. А.А.Андреева —15— 38. Георгиевской, на Красной Горке, церкви, священника Н.А.Скворцова: Косьмо-Дамианской, в Шубине, церкви, священника П.Постникова: А.Чуксина Никитской, в Никитском монастыре, церкви, священника Н.И.Разумовского: Параскевиевской, в Охотном Ряду, церкви, протоиерея С.М.Маркова: Прот. С.М.Марков Сибиряков М. Громов Сергиевской, на Большой Дмитровке, церкви, свящ. С.И.Лебедева: А.Каютов Спасской, на Песках, церкви, священника Н.И.Луневского: Свящ. Н.Луневский Свящ. Н.Соколов Π.Н.Соколов Дьякон В.Руднев Псаломщик В.Делекторский Псаломщик А. Воскресенский Успенской, на Вражеке, церкви, священника А.П.Поройкова: Г.Смирнов Священник А.П.Поройков —16— Никитского сорока 3-го отд. Благовещенской, в Петровском парке, церкви, священника Π.В.Сперанского: В.Быков И. Михайлов Богородице-Рождественской, на Малой Дмитровке, церкви протоиерея Н.С.Виноградова: Прот. Н.С.Виноградов N., N., N. Богородице-Рождественской, на Бутырках, церкви, протоиерея Н.Ф.Вознесенского: Прот. Η.Ф.Вознесенский Прот. Μ.Г.Невский Прот. Х.К.Максимов Свящ. Η.Г.Соколов Георгие-Богословской, на Большой Дмитровке, церкви, священнике П.Шумова: Свящ. П.П.Шумов Знаменской, за Петровскими воротами, церкви, священника Н.Н.Пшеничникова: Свящ. Н.Н.Пшеничников Казанской, в Сущеве, церкви, протоиерея Ф.Черткова: Свящ. В.Марков 5 В кап. Н.Ф. Сергиевского Н.Кротов Крестовоздвиженской, при Ямском училище и Богадельне, церкви, Священника М.П. Сперанского: Свящ. Μ.П.Сперанский —17— 53. Митрофаниевской, при Приюте Принца Ольденбургского, церкви, священника А.Розанова: Петропавловской, в Сельскохозяйственном Институте, церкви, священника И.А.Артоболевского: Свящ. И.А.Артоболевский Скорбященской, в женском Скорбященском монастыре, церкви, протоиерея И.П.Сперанского: Свящ. C. М. Орлов Церковный староста Я. М. |
| Ф. Соколов. Будучи профессором Варшавского университета (с 1888 г.), он отправил В. К. за 1891–1895 гг. 14 писем (Д. 158. 27 л.). Основное их содержание касается защиты докторской диссертации: Новосадский хотел защищать ее в Петербургском университете, но после отрицательного отзыва Ф. Ф. Зелинского университет диссертацию отверг. Рецензия Зелинского была напечатана в ЖМНП. 1644 Новосадский, считая, что задета его научная честь и ему нанесено незаслуженное оскорбление, выслал Ернштедту резкий ответ (письмо от 15 июля 1892 г. Л. 13–14 об.) и просил напечатать его как можно скорее и без изменений. Редакция пыталась смягчить и сократить ответ (текст письма В. Г. Васильевского Ернштедту по этому поводу см.: РНРВ. С. 86, примеч. 53), но на страницах журнала он так и не появился. Новосадский постоянно просил у Виктора Карловича совета, справок, выписок, исправлений, помощи с конъектурами. «Ваши конъектуры так часто оказываются sagucissimae», – пишет он (2 сентября 1891 г. Л. 3). Ернштедт быстро и оперативно отвечает, делает замечания и исправления, присылает нужные выписки. «Такая готовность делиться знаниями встречается редко», – справедливо и с благодарностью отмечает Новосадский (24 ноября 1895 г. Л. 27). Среди первоклассных филологов-классиков, пополнивших ряды византиноведов, В. Н. Бенешевич называет также и академика Александра Васильевича Никитского (см.: РНРВ. С. 608). Последний за 1895–1902 гг. написал Ернштедту 19 писем, 2 открытки и записку (Д. 156) – сначала из Одессы, где Никитский преподавал в Новороссийском университете, затем из Юрьева (в Юрьевском университете Никитский был профессором историко-филологического факультета), а с 1902 г. – из Москвы. Письма его в основном касаются публикаций в ЖМНП (отправления частями, подтверждения, благодарности, корректуры, сокращения, исправления, оттиски и пр.). В письме от 30 сентября 1898 г. Никитский оправдывается в ошибках в греческом языке, на которые ему справедливо, по его признанию, указал Виктор Карлович, благодарит за замечания и просит делать их и в будущем. |
| Поднятое с земли тело честно перенесено было в дом и за тем, по совершении в своё время чина погребения, предано земле в том самом облачении, в каком блаженно почивший совершал последнюю Божественную литургию в храме. О. Матвей своим благолепным служением, своим честным поведением, своим благодушием и кротким обращением с прихожанами надолго оставил по себе в их сердцах самую лучшую, признательную память. Я не был очевидцем поразительной кончины досточтимого о. Матвея; я был в это время в Шуе: но мне в тот же день сделались известными обстоятельства его кончины из уст моей тётки Татьяны Ивановны, приехавшей в Шую для закупки провизии и напитков на поминовенную трапезу. Место о. Матвея занял его зять, известный о. Василий Сапоровский. В сентябре 1832 г. я был уже учеником высшего отделения и назначен был цензором класса и квартирным старшим. Обязанность цензора состояла в наблюдении за порядком в классе, а должность старшего заключалась в посещении ученических квартир с целью наблюдения за благоповедением учеников и исправным приготовлением заданных уроков, – о чём и делались —70— 1832 г. старшим отметки в квартирном журнале; в случае же каких-либо важных беспорядков, старший обязан был доносить о них инспектору немедленно. К прежним учебным предметам в высшем отделении присоединились новые, как-то: священная история и география. Кем была составлена история, не знаю; но география была К. Арсеньева. Она с нашего курса заменила прежнюю, неизвестно кем составленную. Для переводов с латинского языка на русский был у нас Корнелий Непот, а с греческого та же хрестоматия Каченовского. В часы послеобеденные мы упражнялись обыкновенно в переводах с русского на латинский и греческий язык, и только один класс назначен был для нотного пения. Латинский язык, катехизис и свящ. историю преподавал нам смотритель Василий Яковлевич Цветков, а греческий язык и прочие предметы инспектор П.П. Певницкий. Должно сказать по правде, что преподавание у нас, в высшем отделении, шло очень неудовлетворительно. Да иначе и быть не могло: поскольку оба наши преподаватели были вместе с тем и приходскими священниками при Воскресенском соборе; а о. Цветков, сверх того, отправлял службу и исполнял требы и за своего деда по жене, престарелого протоиерея Никитского. Следствием сего было то, что смотритель или вовсе не приходил в класс, или приходил на самое короткое время. Инспектор чаще являлся к нам, но не всегда в должном виде; особенно в послеобеденные часы он приходил иногда в класс прямо из-за обильной трапезы в доме какого-либо богатого купца в сильно-возбуждённом состоянии, и в этих случаях он был для нас особенно страшен: за малейший проступок, или ошибку в письменной задаче он подвергал нас сильным истязаниям. |
| 3 апреля 1863 г. награжден набедренником. 29 авг. 1864 г. назначен цензором диаконских проповедей. 26 марта 1866 г. награжден бархатной фиолетовой скуфьей, а 3 апр. 1871 г. – камилавкой. 6 февр: 1872 г., с утверждения Его Высокопреосвященства, состоял членом училищного Совета по второму округу столицы. По представлению г. начальника Московской губернии, назначен членом Попечительства над Московской исправительной тюрьмой 29 янв. 1874 г. Всемилостивейше награжден наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым, 13 мая 1874 г. Окружным съездом духовенства Московской епархии 1870, 1873 и 1876 годов был избираем членом правления Заиконоспасского духовного училища и, с утверждения Его Высокопреосвященства, проходил сию должность три трехлетия. 27 марта 1877 года всемилостивейше награжден Орденом Свят. Анны 3-й степени. По представлению духовной консистории, резолюцией Его Высокопреосвященства, был назначен благочинным церквей Никитского сорока г. Москвы, 22 ноября 1878 г. и в то же время состоял членом комитета по исправлению богослужебных книг. 11 сент. 1880 г., по представлению г. попечителя Московских женских гимназий, Его Высокопреосвященством был утвержден в должности законоучителя первой Московской женской гимназии. 25 апреля 1881 г. возведен в сан протоиерея. 31 апр. —232— 1886 г. Всемилостивейше награжден Орденом Свят. Анны второй степени. 15 мая 1891 г. – Орденом свят. Владимира четвертой степени. По определению Святейшего Синода от 29 декабря 1884 г. Высочайшим соизволением, последовавшим в 30-й день того же декабря, назначен протопресвитером Московского Большого Успенского Собора, «без зачисления его в состав членов Московской Свят. Синода Конторы», о чем было дано знать Синодальной Конторе из канцелярии г. Обер-прокурора Свят. Синода 31 декабря 1894 года. Протопресвитер Николай Николаевич Световидов-Платонов скончался 5 марта 1897 года 67 лет от роду, на третьем, в начале, году своей службы в Успенском соборе. Александр Семенович Ильинский – протопресвитер с 5 мая 1897 г. по 13 дек. 1899 г. – происходил из духовного звания, родился в Московской епархии, сын сельского дьячка. Обучался в Московской духовной семинарии, по окончании курса которой в 1848 году, поступил в Московскую духовную академию. По окончании курса наук в академии в 1852 году, с причислением к первому разряду воспитанников оной, определен в Вифанскую духовную семинарию наставником гражданской истории и соединенных с ней предметов, во второй класс низшего отделения, 21 октября 1852 г. Сверх сего, по назначению семинарского Правления, с утверждения Его Высокопреосвященства, преподавал в семинарии немецкий язык с 1853 по 1854 год. С сего года проходил должность секретаря семинарского Правления по 1858 год и секретаря комитета, учрежденного для исправления и переделок в старом корпусе Вифанской семинарии с 10 окт. 1854 г. по 30 марта 1857 года. |
| Клавдия несколько успокоилась уже, когда в передней позвонили. Она вздохнула, ей стало легче: «Степан», подумала она, и пошла отворять. Но, повернув ключ и приоткрыв дверь, сразу почувствовала, что это не Степан, хотя на лестнице было полутемно. - Дома Степан Николаевич?,- спросил молодой, свежий голос. Он показался Клавдии знакомым. - Нет. Кто это? - Жаль. Ну ладно, я на минуту зайду. - Ах, это вы, — сказала Клавдия: она сейчас только разглядела Алешу. Заходите, конечно. Если нужно передать что–нибудь, я сделаю. Алеша вошел, снял башлык, нелепую шапку с наушниками, и на Клавдию блеснули его глаза. - Вот вы где живете, — сказал он. Плющихи всякие, Грибоедовские, Ружейные… так. Сторона тихая. Погреться бы. На конке тащился, с Никитской. В звуках голоса Алеши, его движениях, взгляде было что–то круглое, открытое, как его голубые глаза. Клавдии стало веселей. - Степана–то нет, а мне ему как раз надо кое–что сказать. - Он на уроке, часов в десять вернется. - Ждать не могу. Положим, дело пустое. Передайте ему, значит, следующее: есть у него приятель, Петр Ильич Лапин. Так вот этот Петр Ильич женится. Да и вы его знаете, ведь? Клавдия засмеялась. - Петю–то? Слава Богу! Петя женится? На ком же? - Вот и угадайте. На Лизке, на сестре моей. - А–а, ну что же, отлично… - Да, и Степана шафером зовут, а я должен скакать за тридевять земель, в имение за документами Лизкиными. Понимаете, ни чорта у них не готово, надо говеть, с попами столковываться, метрики разыскивать, в университете хлопотать, тьма тьмущая ерунды… Алеша обогрелся, сидел и жаловался на хлопоты. Но жаловался так, что не вызывал к себе сожаления. Глядя на него, казалось, что он отлично все устроит, как бы шутя, никаких огорчений от этого не будет ни ему, ни другим и, вообще, его вид говорил что все в жизни удивительно просто. Когда он ушел, она подумала: «какой славный, ясный человек». Ей решительно стало легче; она спокойно принялась ставить самовар, ожидая Степана, ее мысли перешли теперь на Петю. «Петр Ильич Лапин», — вспомнила она и улыбнулась. «Что ж, отчасти верно. Одной ступенью старше». Немного дальше от студентика Пети, от гимназиста Пети, каким она его знала. |
| 8. Архим. Гавриила – «Нравственное Богословие». 9. Ив. Пятницкого – «Опыт православного Нравственного Богословия». 10. Прот. Каменского – «Прав.-христ. Нравственное Богословие». 11. С. Никитского – «Вера православной восточной греко-российской церкви по ее символическим книгам. Тетрадь вторая: учение о нравственности». 12. А. Покровского – «Прав. христ. Нравственное Богословме». 13. М. Оленицкого – «Нравственное Богословие или христианское учение о нравственности». Заслуживает особого упоминания «Православно-христианское учение о нравственности прот. Янышева (М. 1887) и «Начертание христианского нравоучения» еп. Феофана (М. 1891). Первый труд отличается большей научностью по сравнению с вышеупомянутыми. Второй 918 представляет собой единственное исключение из всех систем нравоучения, выделяется из них как по самому характеру исследования, так и по построению. Здесь более аскетического элемента в содержании, более указаний на данные «Христианской Психологии». Всюду видно глубокое проникновение в существо нравственного христианского идеала и в разнообразные движения нравственного чувства. План труда собственный, незаимствованный. Поставленные вопросы обследуются и решаются своеобразным способом, не по обычным принятым приемам. Если в труде меньше подразделений и указаний на честнейшие христианские обязанности, то за то больше этических обобщений, имеющих отношение к христианской нравственности, как субъективному внутреннему настроению, а не как —207— только системе этических правил, которые христианин обязан соблюдать в тех или других случаях. Решение частных нравственных проблем и определение частных христианских обязанностей дается уже в этих общих очертаниях христианской нравственности. Внешняя форма уже, но в ней более духа жизни. Если некоторые второстепенные этические вопросы не решаются в отдельности, то за то поставлены и рассматриваются другие, более важные, относящиеся к самому существу христианской морали. Здесь мы встречаем уже и новые, по сравнению с другими курсами христианского нравоучения, отделы и материи. |
| Опять заметила я у него в глазах то выражение, как и тогда, на Никитской. — Ах, Кассандра вы какая… Взяла ракетку. Медленно мы двинулись домой. Мы пили бесконечные чаи на террасе нашей, увитой хмелем, и в просвете колонн мирно в солнце вечереющем теплели луга, озеро у мельницы, как серебряная инкрустация, и по взгорью дальние березы парка. Помню я хрустальность, тишину и теплоту этого вечера, одного из тех, когда жизнь может показаться сладким бредом, нежною игрой светоблагоуханья. Ничего в нем не случилось — улыбнувшись, он ушел, выведя за собой голубую ночь. Ночь будто бы текла бестрепетно, но для нас не оказалась столь покойной. Довольно поздно, но не знаю именно когда, меня разбудил шум — телега грохотала. В комнате мезонина нашего был странный, неприятно-красноватый отблеск. Маркуша одевался. Внизу — голоса. — Ты знаешь… да ты не волнуйся, ничего особенного. Я спрыгнула с постели. В окне чернели липы, а над ними и сквозь них, туманно розовея, медленно клубилось, сладко в небе таяло — спокойное, величественное зарево. Гул доносился. Вдалеке шла драма, сюда же долетала лишь смягченная, но и тревожная ее музыка. — Это, наверно, хуторок… Ты, пожалуйста… Наташа… не волнуйся… я бегу, может, помочь… Я его не задерживала. Сидела пнем, и только сердце у меня плавно переливалось, как те клубы розовые над липами… «Верно, подожгли Степана Назарыча. Наверно подожгли». Зарево разгоралось. Теперь в комнате было светло, неестественно розовым светом. Я слышала, как вышел на балкон отец, ворчал и кашлял, я ощущала и шаги Георгиевского по дорожке, но не сошла вниз. Андрюша спал в своей кроватке. Я села рядом с ним. О, как прозрачны, нежны веки у заснувшего ребенка! Как он бесконечно кажется беспомощным. На Андрюшу пали пурпурные отблески, и то, что его личика касались отголоски злобы, мщения, было мне неприятно. Я спустила шторы. Усталость и истома на меня напали. Сердце как-то все болело. Не вспомнила я даже и Маркушу, не думала — опасно, или неопасно жить сейчас в деревне, будут ли здесь беспорядки — просто ощущала смутное давление. И только улыбнулась раз, но не без нежности: вот бы Георгию Александровичу в белых его брюках, да тушить пожар! |
|
|
