| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Ваша находка для уроков ОПК 11 мин., 30.09.2014 Мы спросили преподавателей модуля ОПК и связанных с Православием спецкурсов из разных регионов России о том, как им удается сделать свои уроки интересными. Александр Аношкин, учитель ГБОУ СОШ 1241 г. Москвы Говорим о реальной жизни Когда я только начинал преподавать ОПК, главной сложностью для меня было придерживаться культурологического подхода, то есть не заниматься катехизацией, а просто информировать: православные христиане верят так-то и так-то. Здесь важно прислушиваться к себе: как только замечаешь, что, объясняя материал или отвечая на вопросы, ты углубляешься в область веры, — надо сразу остановиться. Что значит «остановиться»? Я не о том, что нужно отказаться отвечать на детские вопросы. Но вовсе не обязательно отвечать сразу на уроке. Обычно я говорю так: «эти вопросы мы можем обсудить после урока, если кому-то это будет интересно. Подойдите, лично задайте вопрос, и я лично отвечу». Вообще, нужно понимать, что вопрос вопросу рознь. Часто у детей возникают вопросы, но мимолетно, эти вопросы не волнуют их по-настоящему. Если броситься сразу отвечать на любые вопросы — урок окажется сорванным… во всяком случае, давать программный материал просто будет некогда. Поначалу я то и дело пускался в полемику, а потом понял, что ученики 4–5-х классов просто не способны еще охватить большой объем материала. Поэтому нужно четко обозначить проблему, конкретный вопрос, и его решать. Я стараюсь ставить детей перед разными реальными житейскими случаями — ссоры, обиды, личный выбор… Разумеется, подбираю примеры, исходя из темы урока, и даю детям возможность обсудить, подвожу их к анализу, не навязываю свое мнение, а выступаю в роли арбитра, модератора. Но детям нужно не только услышать, но и увидеть, потрогать. Поэтому я часто приношу в класс какие-то предметы, связанные с темой урока. Например, изучаем иконы — приношу несколько больших писаных икон, дети могут их подержать в руках, не торопясь рассмотреть. |
| Но общее положение представлялось настолько испорченным, что нечего было и думать о больших военных предприятиях, вследствие чего Ричард отклонил предложение местных христиан вступить в союз с дамасским эмиром против египетского султана и ограничился тем, что занялся укреплением Акры и Яффы и возобновил мирный договор с султаном (февраль 1241 г.). Хотя французы и англичане не предприняли на Востоке ничего важного и не изменили там бывшего до них положения дел, но все же возобновленный мирный договор с султаном обеспечивал их от самого серьезного врага. Нужно приписывать исключительно самим сирийским христианам ответственность за ближайшие события, так повредившие им. На Востоке, как и на Западе, борьба светской власти с духовной вызвала резкие обнаружения вражды и сопровождалась образованием партий. Тамплиеры были озлоблены на иоаннитов и немецких рыцарей и с оружием в руках нападали на их владения. Сторону первых под держивали венецианцы – самые сильные представители церковной партии. Сторонники Римской курии задались целью уничтожить на Востоке императорскую партию и воспользовались для того первым случаем. В 1243 г. Конрад, наследник иерусалимской короны, достигший к тому времени совершеннолетия, потребовал от своих восточных подданных присяги на верность. Но они снеслись с кипрской королевой Алисой и предложили ей принять под свою власть иерусалимское королевство. Императорская партия, во владении которой был город Тир, не могла оказать сильного сопротивления соединенным войскам рыцарских орденов и венецианцев и принуждена была сдаться в Тире. Кроме того, противники императорской партии, чтобы противодействовать Фридриху и союзнику его египетскому султану Эйюбу, заключили союз с султаном Дамаска и эмиром Керака Анназиром Даудом, который недавно отнял у христиан Иерусалим. Правда, этот союз обещал христианам важные выгоды, они вновь получали в свое владение Иерусалим и даже без того ограничения, какое было в договоре Фридриха с Алькамилем; но подобные выгоды оказались призрачными, так как союз с сирийскими мусульманами не мог обеспечить христиан от могущественного египетского султана, имевшего в Сирии и Месопотамии приверженцев. |
| Читайте также: «Патриотический лубок» — как не превратить в него образ Александра Невского? Значимость же последней очевидна уже из того, что она подробно описана с обеих сторон. С русской стороны это Новгородская первая летопись и Житие Александра Невского, с немецкой — Лифляндская рифмованная хроника. Войсками в «Ледовом побоище» командовали новгородский князь и дерптский епископ (объединивший силы с Тевтонским орденом). Одно это свидетельствует о том, что «незначительной стычкой» битву назвать нельзя — обе стороны задействовали в ней все наличные силы. Насколько велики эти силы были — опять же предмет споров. Связаны эти споры с тем, что немецкий источник отмечает только потери полноправных орденских рыцарей, а русские — всего вражеского войска, включая подвластных Дерпту эстов, которые гибли «без числа». Кроме того, немецкий хронист подчеркивает численное превосходство новгородцев. Правда, сравнивает он всё новгородское войско (славившееся качественной пехотой, особенно лучниками) опять же с одними «братьями» (то есть рыцарями Тевтонского ордена), не беря в расчет не только пеших, но и остальную кавалерию. Как бы то ни было, следует иметь в виду, что несколько тысяч воинов с обеих сторон — нормальная численность для генерального сражения между европейцами в эпоху высокого средневековья, когда главной ударной силой являлась немногочисленная тяжелая конница. Победа Александра закрепила освобождение от немцев Пскова и вынудила орден пойти на серьезные территориальные уступки. Новгород получил долгую мирную передышку — шведы не беспокоили новгородцев с 1240 по 1256 годы, а немцы — с 1242 по 1253. Причем в обоих случаях сразу после вторжений враги бежали, только заслышав о приближении новгородского войска, в 1253 году — даже когда войско вел не Александр. Утверждение 3. Александр был безжалостным человеком Как правитель он проявил себя жестоким диктатором даже на фоне современников. На самом деле: Известно лишь о двух случаях, когда Александр прибегал к казням. В 1241 году, выбив немцев из Копорья и разрушив построенный ими здесь замок, князь казнил изменивших Новгороду в пользу ордена финских старейшин. Много позднее, в 1257 году, Александр сурово расправился с дружинниками своего княжившего в Новгороде сына Василия. Это событие обычно рассматривается в контексте возмущений против ордынской переписи, происходивших тогда в Новгороде. Однако простых новгородцев, в 1259 году бунтовавших против монгольских послов, никакие репрессии, сколь известно, не затронули. Приближенных же Василия обвинили в том, что они поссорили того с отцом, так что едва удалось избежать войны. Следует, кстати, отметить, что Александр, не раз воевавший, никогда не участвовал в междоусобицах — и вот этим действительно сильно отличался от правителей-современников . |
| 475 De virgin. с. 12. Patr. t. 46. col. 372 C–D. (Твор. 7, 344, 345); de hom. op. с. 18. Patr. t. 44. col. 192 C–D. (Твор. 1, 150); orat. cat. c. 8. Patr. t. 45. col. 331). (Твор. 4, 29). 495 В русском переводе (т. 2, 338) это выражение δυσκατρθοτος не точно передано словом «безуспешный», что может дать повод к предположению, что Григорий Нисский считал для человека даже и решительно невозможным правильное суждение о добром и злом. 500 De virgin, c. 4. Patr. t. 46. col. 344 C. (Твор. 7, 313); cp. de hom. op. c. 18. col. 193 B. (Твор. 1, 151). 501 De hom. op. с. 18. col. 193 В. (Твор. 1, 151); ср. de virgin, с. 4. col. 337 D–340 A. (Твор. 7, 308). 527 Ibid. с. 49. col. 1241–1244 (Твор. 7, 175–176); ibid. с. 50. col. 1244 D–1245 А. (Твор. 7, 177–178) etc. 530 т. е. всецелое естество человеческое, потому что «оная овца есть мы люди, отторгнутые грехом от разумной сотни овец» (adv. Apol. с. 16. col. 1153 А. Твор. 7, 87), под которой Григорий Нисский , очевидно, разумеет сонм чистых от греха духов небесных. 543 Это место, отдельно взятое, дает повод думать, будто Сын Божий, по мнению Григория, принял на Себя плоть только для того, чтобы «прикрыть» Свое Божество от глаз диавола и тем дать ему возможность попытаться овладеть новой жертвой для удовлетворения своей страсти любоначалия. Однако было бы весьма ошибочно приписывать Григорию Нисскому подобную мысль. Как мы уже видели, Бог–Слово, по учению Григория, принял на Себя естество человеческое потому, что Он должен был уврачевать именно человека, растленного грехом. Если же воплощением Сына Божия достигалась вместе с тем и другая цель – взятие человека из–под власти диавола, то это свидетельствует только о совершенстве избранного Богом способа спасения человеческого рода. 562 Эта мысль составляет одно из главных положений, доказываемых Григорием в его сочинениях против Аполлинария и Евномия. 566 Григорий Нисский , при невыработанности в то время богословской терминологии, употребляет это и подобные ему выражения не в том смысле, что человеческое естество в Иисусе Христе преложилось в само Божество, что оно претворилось и слилось с Божественной природой Спасателя: св. |
| Все указанные результаты относительно Доктрины, ее происхождения и состава, имеют для нас, изучающих сочинения Леонтия Виз., величайшую важность. Именно, они убеждают в несомненной давности происхождения тех сочинений Леонтия, из которых имеются извлечения в Доктрине, как то: Contra Nestor, et Futych., De sectis, Adversus argum. Severi и помещенного в целом виде: Capita 30 323 . Ясно, что все, эти сочинения находились в обращении уже в VII веке, иначе они не попали бы в состав Доктрины. Но здесь можно поставить такой вопрос: следует ли отсюда, что Анастасий Синаит пользовался сочинениями Леонтия Виз., не пользовались ли они оба третьим, неизвестным нам, сочинением? Для решения этих вопросов необходимо обратиться к более подробному рассмотрению обоих писателей в их взаимной зависимости. Сличение фрагментов Леонтия с цельными сочинениями последнего, как мы видели, устанавливают факт пользования Доктрины Леонтием, теми его цельными сочинениями, в которых фрагменты содержатся, именно сочинениями: De sectis, Contra Nest, et Eutych., Advers. argum. Severi. Очень характерно в смысле, сравнения с Доктриной следующее место из De sectis: actio 6, с. 1233 – 1237, параллель коему Доктрина представляет в « κ τν Λεουτου σχολων " 324 . Последняя почти вдвое короче своего прототипа, при чем ее автор передает мысли подлинника во многом своими словами. А параграф шестой, в коем, между прочим, находится вставка: π τν χρνων ουστινιανο, остается Доктриной незатронутым, как бы для нее совсем неизвестным. Не говорит ли этот факт о том, что данное место и действительно чуждо подлиннику и составляет позднейшую интерполяцию? И не следует ли далее, отсюда, что автор Доктрины имел пред собою более чистый источник – подлинный оригинал сочинений Леонтия?! Затем, нельзя не обратить внимания на самое начало обсуждаемого места в Доктрине, где стоит: » Λγουσιν», вместо: μλλομεν λγειν, как имеется в De sectis, что указывает на перифраз подлинника, а не дословное его приведение. И еще, во второй цитате Доктрины: κ τν σχολων Λεοντου 325 , взятой из De sectis (actio 7, с. 1240 – 1241 С), делается значительное сокращение подлинника и все заканчивается словами: δε ο ν μ ς γινσκοντας... κλ, являющимися, очевидно, уже авторским прибавлением, своего рода комментарием к извлечению. Наконец, в выдержке: « κ τν Λεοντου σχολων» Доктрины 326 , равняющейся De sectis с. 1244CD, примеры Сократа и Платона заменены Петром и Павлом (не с намерением ли замаскировать заимствование 327 и самая выдержка заканчивается пространным, рассуждением автора по поводу приведенных, слов. И если бы мы пошли далее этим путем сличения цитат из Леонтия в Доктрине с их параллелями в настоящих сочинениях Леонтия Виз., то повсюду нашли бы подтверждение нашей мысли о материальном пользовании Леонтием автора Доктрины и то расширении, то сокращеннии им своего источника. |
| Это на самом деле раскрывает всю мощь стиха 5. Если бы Павел проповедовал о собственном внутреннем «опыте», о каком–то духовном просвещении, который он позднее связал с Иисусом, то стих 5 оказался бы неискренним. Он бы именно «проповедовал себя», ибо на самом деле его слова бы значили: «я пережил этот опыт; разве вам тоже не хочется его вкусить?» Это могли использовать какие–нибудь проповедники, будь то в I веке или в XXI, однако все это совершенно не относится к Павлу. Вместо этого он говорит об Иисусе, отстраняясь от себя, указывая на того, кто, будучи воскрешен из мертвых, теперь провозглашен Владыкой. Разумеется, Павел верит, что тот Иисус, который познается человеческими сердцами через служение нового Завета в Духе, – это тот же самым Иисус, который умер и был воскрешен, тот же Иисус, который явился ему на дороге в Дамаск. Только тут он не обращается к воспоминанию о той встрече. Когда Павел говорит о «лице» Иисуса, это перекликается не с узнаванием Иисуса в момент обращения/призвания, но с рассуждением о «лицах», скрытых под покрывалом и открытых в 3:12–18. Язык Быт 1 («да воссияет свет из тьмы»), как мы уже видели, связан у Павла с темой нового творения, которое появляется на свет благодаря исполнению нового Завета (см. 5:17). Все это относится ко всем христианам, это не что–то, касающееся неповторимого опыта одного апостола. Нам еще предстоит поговорить о том, как данный отрывок связан с начальным развитием и формированием представлений Павла об Иисусе. Но сейчас мы обратимся к другому отрывку, в котором порой видят описание опыта обращения или призвания Павла. (v) 2 Кор 12:1–4 Другой отрывок – весьма ироничное описание конкретного видения во 2Кор 12 . Павел «хвалится» в насмешливом тоне всем, чем он только может гордиться, – а на самом деле, тем, что показывает, насколько он слаб. Коринфяне вынуждают его доказывать свою состоятельность, представить своего рода curriculum vitaë 1240 или даже, на самом деле, cursus konorum 1241 , что он в конце концов и делает, – но это перечень совсем неожиданных вещей 1242 . |
| А между тем позднейшее благочестие ввело в обычай пострижение в монашество перед смертью, придавая значение тому, чтобы человек, заведомо кончивший с исполнением каких бы то ни было обетов, произнёс немеющими устами монашеские обеты. И чтобы одежды, одно ношение которых само по себе, сколько бы ни продолжительное, ни на йоту не даёт человеку святости, были возложены на него на день или час остающейся жизни. Человек лежал едва движимый на одре, готовясь испустить последнее дыхание, и с ним совершали как бы какую-то, прискорбнейшую, комедию вопросо-отвечаний: «Брате, почто пришел еси, припадая к святому жертвеннику и к сему святому собору? " - «Желая жизни подвижнической, честный отче» и пр., причём иногда даже и ответы умирающий давал не своими, а чужим устами. Как кажется, в Греции обычай постригаться в монахи перед смертью первоначально явился не в том виде, в котором он утрачивал всякий смысл и превращался в простой странный обряд, т. е. как кажется, первоначально было не так, чтобы постригались в минуту самой смерти, стараясь захватить только последнее дыхание. А так, что – в начале болезней, которые предчувствовали смертными и, таким образом, проводили, по крайней мере, по нескольку дней и недель если не в монашеских подвигах, то в монашеском одеянии 1241 . Не только в Греции, но и у нас до позднейшего времени периода до-монгольского находились люди, которые в состоянии были видеть всю напрасность и бесполезность этого предсмертного пострижения. Поликарп Киево-Печерский заключает свою часть Патерика словами: «кто говорит: постригите меня, когда увидите, что я буду умирать,– того суетна вера и пострижение». Но в тех случаях, когда рядовое христианское большинство мнит покупать спасение слишком лёгкими средствами, оно всегда на стороне «да», а не «нет» (как бы руководствуясь житейским правилом, что дело не трудное, а между тем всё-таки может быть...). Сколько можно судить по записям в летописях, у нас обычай явился не вдруг и не скоро, а только уже в последнее время периода, в конце XII века; можно с вероятностью думать, что первоначально он был исключительно обычаем княжеским (как бы их привилегией) и, что потом только уже стал обычаем и отдельных, знатных и богатых людей 1242 . |
| Беседа 38. Того же блаженного мар Исаака. О таинственных предметах созерцания, которые однажды пришли ему 1238 о величии нового века и о божественного Естества, и о грядущем порядке; и, в сокращении, мысль, которая пришла ему относительно образа существования в новой жизни. (spuria [подложное слово]) 1 . О, какая глубина богатства, замысел и высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и богатая благость у Создателя! С какой мыслью и с какой любовью сотворил Он этот мир и привел его в бытие! На какую тайну взирает приход в бытие этого творения и к чему призвано наше общее естество! Какая любовь была источником сотворения мира! Ибо та же самая любовь, которая начала сотворение, заранее уготовала также и установление всех последующих , соответствующих Его величию, 1239 которые проистекли благодаря мощи любви Его. 1240 2 . Любовью привел Он мир в бытие; любовью ведет Он его в этом его временном образе существования; любовью Он приведет его к тому чудному изменению, и любовью мир будет поглощен в этой великой тайне Того, Кто совершил все это; в любви заключается исход всей истории существования твари. И поскольку в новом веке любовь Создателя царствует над всем разумным естеством, изумление тайнами Его, которые откроются, пленит для Него ум разумных , которых Он сотворил для того, чтобы они наслаждались в Нём – будь то злые, или добрые. С этим намерением 1241 привел Он их в бытие, хотя они сами сделали различие между злыми и добрыми – после своего прихода в бытие. 1242 Тем не менее в сознании Создателя нет первого и нет последнего в любви, 1243 – из всех тех, кто был сотворен и приведен в бытие и из всего разумного естества. Но у Него единая равная любовь, простирающаяся на всю полноту разумного творения, – будь то видимого или невидимого, – на всех вообще: нет у Него первого или последнего места 1244 в этой любви к каждому из них, как я сказал. 3 . И как нет в знании Создателя ни единого тварного естества, которое было бы раньше или позже, но в сознании Его извечно находится то, что Он привел в бытие, – и не так, чтобы Он знал одного раньше или позже другого, но всех их одинаково без того, чтобы кто-либо был раньше или позже, даже на одну секунду, – так нет никого впереди или позади 1245 в Его любви к ним: нет у Него вообще «больше» или «меньше». 1246 Напротив, как есть равенство и постоянство в знании Его, так есть равенство и постоянство в любви Его, ибо еще прежде, чем они стали праведниками или грешниками, Он знал их. И Создатель в любви Своей не изменился из-за того, что они подверглись изменению после того, как Он привел их в бытие; не изменилось и намерение 1247 Его, которое Он имел извечно. Ибо если бы это было наоборот, Он тоже был бы подвержен изменениям, подобно тварям – но это безумная ! |
| 37 о соответствии действий Владимира в отношении Колобжегского епископа, следует сделать ряд оговорок. Все же Эпанагога говорит о судебных правах византийского императора и патриарха, а не великого князя и митрополита. Поэтому она не могла наделить князей правом суда над архиереями и духовенством. Однако если все же допустить, что князья действовали «по аналогии», то и в этом случае их действия нельзя признать каноничными, поскольку митрополичий суд является более низкой инстанцией, чем патриарший. Поэтому упомянутые под 1241 г. действия Даниила Романовича, преследовавшего своих епископов за совершенную ими измену, едва ли можно признать законными с канонической точки зрения. Что же касается Владимира Святославича, то в силу обладания им царским титулом 38 его решения в отношении Рейнберна все же видятся легитимными. Заключение Представленные выше наблюдения позволяют заключить, что епископат на Руси не обладал правовым иммунитетом от вмешательства княжеской и какой-либо иной (городских или вечевой) судебной власти. Церковные каноны и государственное право Византии вполне ясно и достаточно подробно регламентировали порядок суда над представителями церковной иерархии, и на Руси были хорошо осведомлены об особенностях церковного судопроизводства. В результате предварительный анализ отраженных в летописании судов над епископатом позволяет заключить, что в случае, если обвинения предъявлялись к архипастырю, то суд над святителем совершался в соответствии с нормами византийского законодательства. Согласно церковным нормам, первой инстанцией, где могло проходить слушание дела в отношении архиереев, был суд у митрополита. При необходимости слушание могло переноситься в Константинополь, где оно рассматривалось патриархом или императором. Известия о суде над новгородским епископом Лукой Жидятой позволяют заключить, что в целом византийские нормы соблюдались с предельно возможной в условиях Руси аккуратностью. Единственное затруднение, с которым мог сталкиваться митрополит при организации суда над архиереем, – обеспечение необходимого кворума на созывавшийся по такому случаю Собор. Однако с середины XII в., по мере осложнения межкняжеских отношений и роста политической автономии ряда территорий и городов, соблюдение церковных норм при совершении судов над епископами не отличалось щепетильностью. При предъявлении претензий к епископату княжеская власть и городские верхи если и придерживались церковных норм, то делали это выборочно, руководствуясь политической конъюнктурой и собственными представлениями о должном. Именно такое развитие ситуации просматривается в судебных процессах в отношении ростовских и новгородских архиереев. В описанных условиях важное значение приобрела практика апелляций к императорскому и патриаршему суду. 1 О символическом строе средневекового мира см. подробнее у Мишеля Пастуро [Пастуро, |
| П.В. Долгоруков Графы Ностицы Фамилия Ностиц (Nostitz) одна из древнейших в Силезии, и одна ветвь её, графы Ностиц-Ринек были владетельными графами в Империи Римской и заседали в камере графов, по франконскому округу 276 . Конрад ф. Ностиц упоминается, как храбрый рыцарь-крестоносец, воевавший в Сирии и в Палестине при Императоре Конраде III, в двенадцатом веке. Полковник Станислав ф. Ностиц упоминается в битвах с Татарами в Силезии, в 1241 году. Гартвиг ф. Ностиц, владетель поместья Дамичь в Силезии, умер в 1285 году. Каспар ф. Ностиц, в сопровождении тысячи всадников, вступил, в 1454 году, в службу Маркграфа Бранденбургского. Георг ф. Ностиц служил в войсках Короля Лудовика Венгерского, и участвовал в битве могачской (29 августа 1526). Ульрих ф. Ностиц находился, в 1550 году, австрийским тайным советником и ландгауптманном верхнего Лаузица. Христиан ф. Ностиц возведён был в Баронское достоинство Королевства Богемского Императором Фердинандом II, в 1634 году. Один из Ностицов служил в России генерал-поручиком при Петре Великом. Фамилия Ностиц разделилась на многие ветви, четыре из коих имеют ныне достоинство графское: три достоинство Графское Римской Империи, а четвёртая Графское достоинство Королевства Саксонского, и одна отрасль сей последней ветви переселилась в Россию около полувека тому назад. 1) Графы Ностиц-Рокитниц, возведённые Императором Леопольдом I, в Графское достоинство Королевства Богемского 27 июня 1675 года, а в Графское достоинство Империи Римской 27 ноября 1692 года. Вотчины их находятся в Богемии и в Прусской Силезии. 2) Графы Ностыц-Ринек (Rieneck). Император фердинанд II возвёл их в Графское достоинство Королевства Богемского 10 июля 1641 года. В последствии, при Леопольде I, они купали, 24 ноября 1673 года, имперский лен (reichs-herrschaft) Ринек 277 , и 29 декабря того же года возведены были в графское достоинство Империи Римской, а в следующем 1674 году приняты в сословие владетельных графов, допущением к заседанию в графской камера округа франконского. В последствии, они продали лен Ринек Курфирсту Гессенскому, и ныне владеют, в Богемии, обширными вотчинами. |
|
|
