| Как в природе, в самый ясный полдень, под лучами стоящего на небе солнца, перемешиваются между собою свет и тень, так истина и ложь перемешаны в делах человеческих и заключениях ума. Твоею областью исследования были дела человеческие, и между ними – церковные. Так как ты любил истину самым делом, хотел ее как бы видеть своими глазами и. если можно, ощупать руками, то работа твоя была страшно тяжелая. Исследователь природы и – самых отвлеченных предметов остаются в лучшем положении, чем был ты. Твоя область – изменчивая: она способна обмануть самый зоркий глаз и утомить самый сильный ум. Но за то тебе были знакомы дни и часы, которые пролетают, как минуты и секунды, когда ты испытывал непонятное нам чувство самоудовлетворение, когда ум просил еще новой пищи, и уступал лишь неуспевающей угнаться за ним телесной природе. Ты раз сказал: «вот ничтожна горсть песчинок, но сосчитайте вы их; и результат уже имеет цену». Дорогой наставник! я всегда это понимал так, что всякое исследование нужно начинать собственным незнанием, и знание его нужно выстрадать. Только тогда – опять говорю твоими словами – один вопрос разрастается в тысячу и один; и счастлив тот, кто, преодолев все извивы перемешанных истины и лжи, достигнет хотя бы отрицательного результата. Его ум тогда удовлетворен, потому что он не предлагает ему еще новых запросов. Но конца нет блаженству ума, если мученик-исследователь достигает положительного вывода. Тогда он с радостью спешит поделиться своею находкою, и не в состоянии перевести ее ни на какую видимую ценность. Взоры многих, приходящих поклониться твоему праху, невольно останавливаются и, вероятно, не раз еще будут останавливаться на надписи, которая украшает один из возложенных на гроб твои венков. Надпись сама по себе кратка и проста, она гласит только: semper attendebas ubi veritas albescit (т. e. ты всегда стремился туда, где мерцает истина), но в то же время многозначительна по содержанию и достаточно исключительна по своему приложению. Она многозначительна, так как воплощает в себе полноту жизненного смысла, и исключительна, так как слитком строга в требованиях к тем, память и дело которых хотят оценить ею. |
| Так как нравственное единение человека с Богом основывается на единении существенном или метафизическом, так как тварь усыновляется Богом только в том случае, если в ней обитает Сын Божий по естеству, то и оно, по учению Афанасия, недостижимо, если Искупитель есть существо тварное, а не действительный и истинный Сын Божий. «Без истинного Сына невозможно было бы сыноположение» 197 . «Будучи по естеству тварями, не соделались бы мы сынами, если бы не приняли Духа Сына, – Сына, Сущего по естеству и истинного» 198 . Обожение тела, состоящее в уничтожении принципа смертности, свойственная всему, созданному из ничего, воскресение и бессмертная жизнь тела по воскресении, обусловленные также соединением с ним Божества, становятся невозможными, если воплотилось для нашего спасения не Божество, а низшее сотворенное существо 199 . Из приведенных выдержек можно видеть, что св. Афанасий жаждал единения с Богом, «сильным в слове и в бытии». Он искал религиозного отношения непосредственно к Самому Богу, открывающему абсолютную истину и дарующему твари истинное, устойчивое бытие, которое чуждо ей по естественному порядку вещей. Легко понять какой низменной и суетной должна была являться в его глазах религия ариан, с ее культом ангелоподобного существа, так близко напоминающего собой языческих героев, достигающих апофеозы своими трудами, подвигами и доблестью. Арианство, естественно, было для него ничем иным, как возрождением язычества, от которого только что освободило человеческий дух христианство . Для человека, ожидающего в будущем обожения собственной природы, надеющегося достигнуть славы, окружающей небожителей, и возвыситься до степени совершенств, которые приписывались арианами их Логосу, было психологически невозможно отказаться от непосредственного отношения к Богу для служения ангелу, хотя бы и самому высшему и совершенному. Это чувство прекрасно выражено в приведенных уже словах св. Василия Великого : «я сам тварь, но имею повеление сделаться богом, и не могу поклоняться твари». Св. Афанасий неоднократно отмечает противный Слову Божию языческий характер арианской религиозности. По ничтожеству своей природы все твари равны, а потому ни одна из них не должна служить другой. Поэтому ангелы, являясь людям, обыкновенно не принимали от них поклонения, которое прилично одному только Богу 200 . Потому то, говорит св. Афанасий, «искуплению прилично было совершиться не через другого кого, но через Того, Кто Господь по естеству, чтобы нам, сотворенным через Сына, не исповедовать Господом иного и не впасть в арианское и языческое неразумие, послужив твари паче создавшего всяческая Бога» 201 . «Неприлично было совершить это через простого человека, чтобы, имея Господом человека, не стали мы человекопоклонниками» 202 . |
| Я взял Вас в плен. Прошу простить меня... Не нужно ли Вам передать что-нибудь Вашим друзьям? - После, после... благодарю... - скорее простонал, чем прошептал мученик. А Фридрих фон Вальде - он же брат Игнатий - шагал весело, довольный тем, что встретил рыцаря такого настроения и что сейчас сменяется с караула, возвращаясь из подземной ночи к дневному солнцу. Выбравшись наверх, он с удивлением увидел на дворе епископа Викентия. - Ты здесь, carissime? [ 3 ] Тот лукаво улыбнулся не губами, а глазами: - Да, вот привез сбор пожертвований. Только что сдал досточтимому Лармению. А у вас тут, вижу, сильно работают. - И весьма. Но не пойдем ли ко мне освежиться стаканчиком доброго винца? Как только они вошли в его квартиру, Фридрих почтительно испросил благословения епископа и доложил ему сведения о Папе. - Могут ли быть надежды, mi file? [ 4 ] - По человечески - никаких. Но может быть Господь покажет что-либо неведомое нам. - Amen [ 5 ]. А я боюсь, что меня подозревают. Эта лисица, Лармений, держал себя довольно странно, хотя я поднес ему изрядный куш... ведь он половину положил в свой карман. Ты все-таки утешь Святого Отца, скажи, что мы ищем способов освободить его. А засим, мне у тебя нечего засиживаться. Он благословил брата Игнатия и ушел. Его опасения были справедливы. Некоторые арестованные проговорились о каком-то Викентии, ободрявшем христиан, и по сходству примет Лармений смутно заподозрил своего " мирского пособника " . Уходя из Тампля, Викентии заметил, что за ним следят, и направился в гостиницу, где, из предосторожности, заранее нанял комнату, в качестве недавно приехавшего. Он не догадывался, что Лармений вслед за ним послал, под надзором шпионов, того христианина, который его оговорил, с тем, чтобы он посмотрел, тот ли самый это Викентии? В ту же ночь его арестовали. Между тем в подземельях продолжались допросы. Перед трибуналом стояли два почтенных старца в духовных облачениях. Это были Папа Петр и Патриарх Василий. Последний представлял ярко выраженный тип грека-аскета, с умным, выразительным худым лицом. |
| Тот, кто падет в битве, получит прощение грехов своих, в последний день его раны будут блестеть, как киноварь, благоухая, как мускус, и крылья ангелов и херувимов заменят ему потерянные члены» 32 . Итак, священная война против неверных, во имя Божие, возводится в принцип, вменяется в обязанность правоверным. Уклонение от этой обязанности приравнивается почти к отступничеству, но зато участие в ней есть высшая добродетель и лучший, вернейший путь к райскому блаженству. Нашедший себе смерть в битве с неверными, это мученик за веру, которого ожидает в будущей жизни величайшая награда 33 . Такое учение, очевидно, как нельзя более соответствовало воинственным разбойническим наклонностям полудиких номадов, что и доказали ясно быстрые успехи вооруженной пропаганды ислама. Вождь фанатического магометанского полчища, Халид, с полным правом гордится наименованием «меча Божия» и прямо обращается к неверным со словами: «соединитесь с нами в вере ислама или будьте нашими подданными. Волей-неволей вы должны будете принять наш закон; он принесется вам людьми, которые смерть любят более, нежели жизнь» 34 . Признавая несомненно большое значение священной войны как могущественного орудия пропаганды ислама, Прутц в то же время выставляет на вид, что по прямым предписаниям Корана, фанатизм магометанских завоевателей направлялся только против язычников, а те, которые исповедывали веру «писания», т. е. иудеи и христиане, пользовались в этом случае несколько привилегированным положением. Язычникам предлагался только один выбор: смерть или принятие ислама, а иудеи и христиане могли оставаться в своей религии под условием лишь подданства и поголовной подати своим завоевателям 35 . Но нельзя сказать, чтобы сам Магомет строго придерживался такого разграничения. Напротив, мы знаем, что, воюя с иудейскими племенами ятрибской области, он не обнаружил ни малейшей наклонности отнестись к ним с тою снисходительностью, на которую они, по-видимому, имели право рассчитывать как исповедники религии «писания». |
| Конечно, все от Бога, о Нем бо живем и движемсяи есмы(Деян 17:28), но тогда вообще Бог есть Автор всего доброго в мире. И тогда эта формула как слишком общая ничего в данном вопросе не разъясняет. Формула, что Бог есть causa principalis (лат. ‘первопричина’ — Ред.), а писатель священной книги — causa instrumentalis (лат. букв. ‘инструментальная причина’, то есть механический способ осуществления — Ред.), либо является пересказом указанной общей неопределенной идеи о Боге как источнике добра, либо призвана уяснить первую острую тезу об авторстве Самого Бога; в таком случае она выявляет порочность самой тезы. Именно она навевает мысль как бы о “диктате с неба” и механической записи продиктованного. На эту магическую идею сбивались ранние христианские писатели. Мученик Иустин Философ уподоблял богодухновенность действию смычка на цитре и Афинагор — вдуванию звуков во флейту. Но когда Монтан припугнул всех языческим автоматизмом своего лжепророчества, мысли о такой инструментальности священных писателей почти бесследно исчезли со страниц святоотеческих творений. Наоборот, у Отцов многократно развивается идея ясной, здоровой, полной и свободной деятельности ума и сознания библейских авторов в моменты их богодухновенной работы. Вот типичное рассуждение об этом святителя Василия Великого в предисловии к комментарию на Исаию: “Некоторые говорят, что пророки пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно самому назначению наития — делать богодухновенного исступленным, так, чтобы он, когда исполняется Божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух Премудрости делал кого-либо подобным лишенному ума и Дух ведения лишал разумности? Свет не производит слепоты, а, напротив, возбуждает данную от природы силу зрения. Так и Дух не производит в душах омрачения, а, напротив того, возбуждает ум, очищаемый от греховных скверн, к созерцанию мысленного. |
| a) Вначале, то есть в один момент, с которого началось течение времени, всемогущий и потому не нуждающийся в постепенности выполнения предначертанного плана Бог создал небо и землю, то есть всю совокупность тварей, пределами которой для человеческого ума служат небо и земля, ибо человек не может видеть ни выше неба, ни ниже земли. Однако эта земля, по переводу Симмаха, была «праздной и безразличной»: праздной потому, что она находилась еще в потенциальном состоянии, и безразличной потому, что заключающиеся в ней качества находились в слитном состоянии, не обособились друг от друга и не сошлись вместе по присущим им законам. b) За этим мгновенным созданием потенций последовало образование мира в течение шести дней. Но сама эта постепенность показывает, что Бог, всемогущая воля Которого осуществляется моментально, не принимал в нем непосредственного участия. Библейское «рече Бог, да будет, и бысть» указывает только на то, что совершившееся в каждый день происходило согласно закону, вложенному Творцом в самые элементы мира. Развитие природы происходило механически, причем основной действующей силой в этом процессе была тяжесть, или плотность. Вследствие неравномерной плотности элементов хаоса происходит их расслоение. Сначала выделяются самые легкие и удобоподвижные частицы огня, собираясь на поверхности и направляясь перпендикулярно вверх. Огонь движется вверх, пока не встречает на своем пути еще менее плотную среду умопостигаемого, в которую он не может проникнуть. Тогда движение продолжается по окружности этой сферы, и огненная масса описывает круг. Этим она отмечает первый день и границу, отделяющую чувственное от умопостигаемого. Эта граница есть твердь, установившаяся при начале второго дня. В третий день из хаоса выделилась и собралась в одно место вода, и образовалась суша. К окончанию четвертого дня произошла дифференциация все по тому же принципу тяжести и в самой светящейся массе, также состоящей из неодинаковых по плотности элементов. Более легкие и подвижные элементы стремились вверх и опережали в круговом движении элементы более плотные, которые двигались медленнее и опускались вниз. В конце концов однородные по плотности элементы светящейся массы собрались вместе и образовали солнце, луну и звезды (ср. учение Василия Великого , XIX). |
| Но хорошо послушать и возражение. Ибо [Григорий Нисский] говорит это, защищая не только богомудрого великого Василия, но не в меньшей степени и нас, обвиняемых Акиндином в том же, в чем того богомудрца обвинял Евномий. Итак, он говорит: « Кто [настолько] безумен, что услышав, что благочестивые предположения о Боге собираются нами из многих смыслов, думает, что Божество составлено из различных [элементов], или из причастности чему–то собирает себе совершенство? Если кто изобрел, допустим, геометрию, можно предполагать, что он изобретатель и астрономии, и еще медицины, грамматики, и земледелия, и неких других таковых занятий. Но если многие и различные размышления, принадлежащие этим занятиям, можно видеть [сосуществующими] в одной душе, то будет ли считаться душа из–за этого составной? Однако же весьма различается смысл медицинской науки от астрономической, и грамматика по своему смыслу не имеет ничего общего с геометрией, как равно и мореходство с земледелием. Но ведь в одной душе может быть собран разумный смысл каждой из этих [наук], и из–за этого душа не становится многосоставной, и все имена занятий не смешиваются в одно понятие. Итак, если человеческий ум по причине стольких произносимых применительно к нему имен никак не повреждается в своей простоте, то как может кто подумать, будто Бог, — если Он мудр и справедлив, благ и вечен и может быть назван всеми богоприличными именами, и если не считать, что у всех имен одно значение, — либо делается состоящим из многих частей, либо из причастности этим [именуемым свойствам] собирает Себе совершенство природы? » . ГЛАВА 20 О том, что Акиндин единого мнения с эллинами, и даже с самим Эпикуром. И что из того, что говорит Палама, явствует один Бог, простой и не сложный, в одной божественности. 97. Но не одному только Евномию в этом [вопросе] единоверен (ομδοξος) Акиндин, но даже и самим эллинам. И свидетель [сему] — иже в философах мученик Иустин, который сам говорит, что « не бытием созидает Бог, но волением. Ибо, будучи одним, простым, и единовидным, Он является творцом различных сущностей » , и приводит эллинов, говорящих, что « не нужно думать, что как в нас одно дело — быть, а другое — желать, так же и в Боге; но, напротив того, в Боге быть и желать является одним и тем же. |
| 40. Поистине странно и исключительно в этом деле то, что не все были совершенны созерцанием и знанием, но были среди них простые разумом и неразвитые. Однако, все они были раньше воспитаны владеть страстями, подавлять стремящиеся к удовольствиям, жизнелюбивые и страстные плотские мысли и соуслаждаться по внутреннему человеку закону Божию (Ср. Puмл. VII, 22 ), а тайное врачующая и младенцев делающая мудрыми благодать Духа, учащая человека знанию, приняв их помышления, возымела силу, усовершенствовала их и удостоила целых и совершенных наград и венцов. Но и находящиеся, еще в живых и оставленные жить не лишились славных наград и воздаяний мученичества. Ибо если, как говорит где-то богоглаголивый Василий, “ублажи искренно потерпевшего мучение, да будешь мученик помышлением и выйдешь без гонения, без огня, без бичей удостоенным равных с ними наград " (См. Migne, Patrol, gr. 31, col. 508), то не праведнее ли могли бы быть названы скорее мучениками и исповедниками те, которые воспротивились врагу посредством разнообразных подвигов и состязаний, были обагрены собственною кровью и, быть может, претерпели большую боль, нежели лишенные чувства кончиною? Ибо они получили разные тяжкие побои, у одних были разбиты и переломаны руки, у других ноги или какая-либо другая часть тела, у большинства же головы, и в течение не малого времени они были врачуемы вышеупомянутым отличнейшим врачом, благочестивейшим аввою Фомою весьма успешно и искусно, но и очень болезненно и затруднительно. Ибо он разрезывал пораженные места, обнажал головные части, буравом и долотом, ударяя плотничьим молотом, вынимал сломанные и разбитые косточки, так что обнажалась даже окружающая мозг оболочка и часто брызгала сукровица и гной. Это претерпели не один или двое, но весьма многие. Один старец твердого характера, раненый мечем в руку, когда врач, отчаявшись в излечении ее, захотел пилою отрезать ее от плеча, – увидевши, какую боль терпят врачуемые отцы, и не вынесши тягости операции, совершенно отказался от врачевания. Когда же развилось гниение и у него завелись черви, спустя немного дней он переселился из многострадальной и земной плоти ко Христу в безболезненное упокоение и причтен к святым мученикам, восполнив им число двух десятков, как и у древних сорока святых мучеников страж запечатлел четвертый десяток. |
| После сего правитель велел растянуть святого за руки и за ноги и бить немилосердно твердым ремнем, потом повесить и строгать его тело острыми железными орудиями. После этих мучений святого бросили в темницу. По прошествии нескольких дней снова привели его на допрос, причем мучитель нашел Евдоксия столь же непоколебимым в вере, как и раньше, подобно несокрушимому столбу и неприступному городу; посему он повелел бить мученика железными прутьями по шее и вывернуть из суставов все его члены, каковое мучение было тяжелее самой смерти. После сего мучитель осудил Евдоксия на усечение мечом. В то время, когда вели святого на место казни, святой мученик так молился: — Боже, призревший на жертвы Авеля и Авраама, милостиво принявший долготерпение многих мучеников, призри милосердным Твоим оком и на мою жертву и не отвергни моей крови, которую я с теплотою душевною от любящего сердца приношу Тебе. Молясь так, Евдоксий увидал свою супругу, которая с плачем следовала за ним, и спросил ее, сделано ли всё так, как он заповедал, и велел ей только по усекновении его взять его тело и погребсти на месте называемом Амимна; потом снова дал ей наставление — не плакать о его смерти, но почтить день тот светлою одеждою и украситься разными драгоценностями. Увидав затем друга своего Зинона, плачущего о нем, Евдоксий и ему сказал: — Возлюбленный Зинон, не плачь: Бог, Коему мы служим, не разлучит нас, но как бы в одной ладье мы переплывем вместе в жизнь вечную. Эти слова так сильно подействовали на Зинона, что он начал громко восклицать: — И я — христианин, и я исповедую Христа и хочу умереть за Него. Тотчас он был схвачен нечестивыми слугами, и о нем было доложено правителю. Последний повелел и его вместе с Евдоксием усекнуть мечом. Когда их привели на место казни, то сначала был усечен мечом Зинон, в то время как Евдоксий молился о нем; так предпослав друга своего на небо, Евдоксий преклонил голову под меч и принял блаженную кончину. Вместе с ними были усечены и другие мученики, с дерзновением исповедавшие Христа, и тела их брошены были без погребения. Василиса же, супруга Евдоксия, взяв безбоязненно тело его, с честью погребла на том месте, на каком он сам указал. |
| Во дни отцов – наших руководителей, – выражали иные недоумение, как святые, уже умершие и оставившие живых, могут помогать им и молиться за них, и как они могут знать нужды наши. В ответ на это снятые отцы изъясняли, что почившие отцы не мертвы, но живы, и даже более живы, чем мы. Бог , пред которым предстоят они, несть Бог мертвых, но живых ( Мк. 12:27 ). Говорили, что они, пребывая в одном каком-либо месте, например в лоне Авраамовом, не могут обнаруживать своего присутствия при своих гробницах, или где захотят. В ответ такому совопроснику блаженный Иероним говорил: «ты будешь полагать законы Богу; ты будешь налагать узы на апостолов, чтобы до дня суда находились к заключении и не были с своим Господом те, о которых написано: последуют Агнцу, аможе аще пойдет ( Откр. 14:4 )? Если Агнец везде, то нужно думать, что и они, пребывающие с Агнцем, также везде. И если диавол и демоны блуждают по всему миру и с чрезвычайною быстротою везде появляются, неужели мученики, по пролитии крови, могут быть заключены под крышкою гроба и не могут выйти оттуда» 16 ? Совлекшись тленного тела, отягощавшего душу, они лучше и быстрее нашего постигают предметы, подлежащие их ведению, и яснее узнают причины всего, происходящего на земле. Расстояние не помешает им услышать вопль наш, и отозваться на него благодатным действием. А что им дарованы великие благодатные силы к оказанию благотворений людям, обращающимся к ним с мольбами, и что приемлются Богом их ходатайства за нас, это доказывают святые отцы самыми разнообразными и неисчисленными чудотворениями, несомненно совершившимися и поныне продолжающими совершаться, по молитвам к ним верующих, хотя и нельзя понять того (говорит один из них) 17 сами ли они, по изволению Божию, присутствуют там, где обращаются к ним с молитвами, или же, по предстательству их, в сем случае присутствует и действует вездесущий Бог . Потому святые отцы с полною верою в силу молитв праведников оказывать нам благодеяния, обращались к ним с молитвами, подобными той, какую мы читаем в похвальном слове св. Григория нисского великомученику Феодору Стратилату: «Ходатайствуй за отечество у общаго Царя и Господа. Нам угрожают величайшия опасности... Воин, сражайся за нас; мученик, предстательствуй с дерзновением за твоих соотечественников. Хотя ты в другом мире, но всегда знаешь о напастях и нуждах человеческих. Испроси нам мир, чтобы не прекращались наши святыя собрания... Молим тебя, услыши нас и не лишай впредь твоего покровительства. Если нужно ходатайство еще более сильное, – собери лики мучеников, твоих братий, и помолись со всеми вместе. Молитвы многих праведников покроют грехи народов». |
|
|
