| Мы нашли нужным теперь же указать этот существенный недостаток в исследовании г. Каптерева о перстосложении, чтобы вместе заявить, что в разборе его исследования, к которому приступим вслед за сим, мы будем постоянно указывать те возражения против приведенных им свидетельств о двуперстии, которые он оставил не опровергнутыми, и приводит те свидетельства о троеперстии, которые намеренно, или ненамеренно оставлены им без внимания и упоминания. 1. Правда ли, что «в Московской Руси, с конца 15 до половины 17 века, общеупотребительным и признаваемым всей церковью за единственно правильное перстосложение в крестном знамени было двуперстное»? «Какое перстосложение употреблялось собственно в московской Руси для крестного знамения, как господствующий, признаваемый всей церковью обычай 8 , на это (говорит г. Каптерев) мы находим ответ в целом ряде ясных и определенных свидетельств, которые начинаются со второй половины 15 века и идут затем непрерывно до самой церковной реформы Никона» (стр. 330). Этот «целый и непрерывный ряд (якобы) ясных и определенных свидетельств» о двуперстии составляют следующие, давно известные, многими и много раз рассмотренные, свидетельства: а) так называемое Феодоритово Слово, б) статья в сборнике митр. Даниила, в) слово Максима Грека, г) определение Стоглавого собора, д) послание патриарха Иова к грузинскому митрополиту Николаю, е) ответ о перстосложении в Великом Катехизисе, изданном при патриархе Филарете, ж) «донесение» посольства в Грузию, снаряженного при патриархе Иоасафе, и з) книги, напечатанные при патриархе Иосифе. Все эти свидетельства, повторяем, давно известны и разобраны в исторических и противораскольнических сочинениях, некоторые весьма обстоятельно и подробно, причем с достаточной ясностью и убедительностью показано их крайне сомнительное достоинство, как свидетельств именно в защиту древности и общеупотребительности двуперстия в церкви российской. Г. Каптереву, надобно полагать, известно все, что написано об этих свидетельствах в исторических и полемических против раскола сочинениях, – по крайней мере он почел себя в праве произнести о всем этом свой суд, и суд очень строгий. Не входя ни в какие подробности, не представляя никаких оснований и доказательств, он с редкой авторитетностью говорит: |
| у митр. Макария, IV, 307). Итак, все до одной грамоты Льва несомненно подложны, и если могло существовать какое-нибудь историческое основание для приурочения подложных грамот к имени Льва, то это основание, вероятно, заключалось в том, что Лев, сын Даниила, воспитавшегося в Венгрии и венчанного на королевство папским легатом, сам женатый на венгерке и всю жизнь состоявший в ближайших сношениях с Венгрией и Польшей, по примеру соседних католических государей дал галицким церковным учреждениям, одному или нескольким, нечто в роде латинской иммунитетной грамоты, сходной, по содержанию, с позднейшею грамотой Любарта. Α впоследствии, когда явился письменный устав от имени св. Владинира, сочинены были за именем Льва грамоты, которых этот никогда не издавал, не только с выдержками из устава Владимира, но и с прямою ссылкою на царя Владимира. Как бы то ни было, эти документы показывают с совершенною ясностию, что составление устава Владимира в западной Руси не осталось явлением незамеченным и бесследным. Если не в литовской, то в галицкой Руси, явились подражания этому уставу, с прямою ссылкою на князя Владимира и с желанием утилизировать приписанный ему устав в интересах церковных. Но этого мало. У Зубрицкого напечатаны некоторые документы из которых видно, что мнимые грамоты Льва Даниловича представлялись на утверждение польских королей. Так из грамоты Сигизмунда 1635 г. 491 на латинском языке, видно, что перемышльский владыка Лаврентий представлял королю грамоту Владислава (Ягайла) от 1407 г., в которой подтверждена была грамота князя Льва, по просьбе К и приа н а, митрополита киевского и галицкого и всея России и некоторых других лиц, которые, вместе с Киприаном, присутствуют и как свидетели аутентичности грамоты Владислава. Текста самой грамоты Льва нет в подтвердительной грамоте Владислава: но, судя по распоряжениям этого последнего, нужно думать, что грамота Льва, представлявшаяся Владиславу, была не похожа на сохранившаяся русские грамоты за именем Льва 492 . Из этого, а еще более из другого документа, на латинском же языке сохранившегося 493 , видно, что, если вымышлялись даже подтвердительные грамоты и надписи польскнх королей XV в. |
| Свои мысли о несоответствии жизни митрополита званию истинного пастыря Максим по своему обыкновению стал открыто высказывать в своих сочинениях. Некоторые обличения Максима настолько прозрачны и тем более должны были казаться такими для современников, что в них прямо обрисовываются те лица, против которых они были направлены. «Ты же треокаянна (душе), так обличает Максим одного святителя, кровей убогих безщадно испиваючи лихвами и всяким делом неправедным, и себе оттуду преобильно приготовляющи вся твоя угодная, егда же и якоже хощеши, во градех же ездящи на конех благородных со многими, овем убо последующим, овем же напред воплем и бичию разбивающим сретающи тя народы. Угодна ли творити мниши своими долгими молитвами и черным сим власяным образом, Христу любящу милость паче жертвы, и осужающа всякого нищененавидца» 378 . Скорее всего в описанном здесь выезде духовного сановника можно видеть выезд самого митрополита, так как невозможно допустить, чтобы с такою пышностью мог разъезжать по Москве какой-нибудь из провинциальных епископов, часто посещавших столицу 379 . Еще дальше в нерасположении к митрополиту пошел Вассиан. Влиятельное положение при дворе сделало его высокомерным. Сознание своей силы доводило его до того, что он свысока относился и старался игнорировать митрополита. Подавши в. князю мысль об исправлении книг. Вассиан взял ведение исправительного дела на свои руки, и во время возникавших при исправлениях сомнений он и сам не хотел и Максима удерживал от того, чтобы обращаться за советом к высшей духовной власти – митрополиту и просить его санкции на тот или другой затруднительный предмет исправления. Между тем при митр. Варлааме Вассиан обращался за советами и за благословениями к митрополиту напр. при составлении своей Кормчей. Ясное дело, что здесь играют роль личные счеты Вассиана с Даниилом. Мало того, Вассиан свое игнорирование митрополита мотивировал такими данными и формулировал их в таких вызывающих выражениях, которые должны были казаться слишком оскорбительными для всех тех, кого они касались. |
| 10 Б. А. Романов, 1, с. 87–88; Правило митр. Кирилла, с. 104–105; Поучение исповедающимся, с. 124. 16 Мысль о холопстве Даниила поддерживал Н. К. Гудзий (с. 482), полагая одновременно, что «Даниил – боярский холоп» и что, «называя себя рабом князя и сыном его рабыни... Даниил... обозначает свое действительное социальное положение» (то есть княжеского холопа). Ниже мы вернемся к этому вопросу в иной связи. 24 В первом случае еще сохраняется «злая», но во втором уже «злообразная», в чем можно видеть след отмеченной тенденции к сужению темы. 28 Например, ростовцам летописец вкладывает в уста про владимирцев такие слова: «...те бо суть холопи наши каменосечци и древодели и орачи» (ПСРЛ, т. IX. с. 253). 29 Во избежание недоразумений подчеркиваю: быта, а не обязательно сельскохозяйственного производства. 30 М. Ф. Владимирский-Буданов, 2, договор 912 г., ст. 4, 5, 6 и 12; договор 945 г., ст. 3, 13 и 14. 37 «Если окажутся воры холопами, то суд княжеский. Если окажутся воры холопами, или княжескими, или боярскими, или принадлежащими монахам [чернечь], то их князь штрафом не наказывает, потому что они несвободны, но пусть вдвойне платит [их господин] истцу за ущерб». 39 Там же, с. 213. Инок Федор поставил в «печере» своей ручные жернова и еженощно молол на них пшеницу, вменяя то себе в подвиг; «И так много лет делал, работая на святую братию, и облегчение было рабыням монастырским» (вариант: «рабам»). 63 Пространная Правда, ст. 114: «Если кто сам разыщет своего холопа в каком-либо городе, а посадник о том [холопе] не знал, то, когда [господин] расскажет ему, тому [господину] следует взять у посадника отрока, пойти и связать этого холопа и дать отроку вязебную пошлину в 10 кун, а вознаграждения за поимку холопа нет; если же упустит [господин], преследуя холопа, то ему самому утрата, а за это никто не платит, и вознаграждения за поимку тоже нет». 67 «Из практики последующего времени известно, что в таких договорах определялась иногда часть детей, делающихся свободными, и часть детей, остающихся у господина» (М. В. Довнар-Запольский, с. 322). Иначе не объясним здесь компромисс, на который шел господин, поскольку «от челяди плод» всегда оставался главным предметом хозяйственного интереса. |
| Наконец, в списках XVII века эта группа статей усложняется прибавкой к прежним чудесам описания чудес позднейших, совершившихся в XVI веке 49 . Это постепенное осложнение состава жития в списках разных веков наглядно представляет разновременность его образования. Архиеп. Филарет замечает, что житие и похвальное слово написаны в одно время 50 . Отсутствие последнего в списке половины XV века указывает на противное. Притом в древнейшем своем виде житие ни по составу, ни по изложению не носит на себе признаков тех искусственных приемов, какие развивались в житиях с половины XV века. Рассказ его свободен от назидательных и риторических распространений; коротенькое предисловие совершенно одного характера с предисловием к житию еп. Игнатия. Напротив, похвальное слово написано вполне в духе позднейшего житейного красноречия. Наконец, в развитии искусственного состава житий замечаем общее явление, что похвальное слово, написанное одновременно с житием, чуждо повествовательного содержания; напротив, слово, написанное и прибавленное к старинному житию позднее, обыкновенно повторяет главные биографические черты последнего. К этому второму разряду принадлежит и похвала в разбираемом житии: сокращая его рассказ, она делает из него иногда дословные выдержки, перемешанные с поучениями в духе церковной проповеди. Позднейшие списки замечают эти повторения и сокращают похвалу, опуская в ней именно повествовательные заимствования из жития 51 . Еще темнее время происхождения собственно жития; оно само не дает никаких указаний на это. Арх. Филарет в одном сочинении замечает, что житие по языку XIII века, а в другом относит его к XV, основывая этот вывод на известии об обретении мощей Никиты митр. Фотием 52 . Первое мнение не имеет достаточного основания, ибо древ-неиший известный список жития – половины XV века и в языке его трудно отыскать признаки XIII века; основание второго мнения неточно. Автор, описавший чудеса Никиты в XVI веке, рассказывает, что слышал об искании мощей святого от Даниила, основателя Троицкого Переяславского монастыря, а последнему рассказывал об этом со слов старожилов монастыря родственник его, никитский иг. |
| Поэтому современную библейскую критику обыкновенно называют критикой отрицательной. От указанного преобладающего направления в области библейской критики отличается другое, более умеренное, представителями которого являются Келер, Гоммель, Зеллин, Э. Кениг и некоторые другие. Названные авторы признают необходимость литературной критики ветхозаветных книг и здесь в значительной мере удерживают выводы школы Велльгаузена, отрицая подлинность Пятокнижия, второй части кн. Исаии, Захар. гл. 1–6 и т. д. Но в то же время сторонники умеренной критики согласны с церковной традицией в воззрении на основные пункты ветхозаветной истории. Они защищают достоверность библейских повествований, наличность супранатурального фактора в библейской истории и ту последовательность событий, какая предполагается традиционными воззрениями. Библейская история, с точки зрения умеренных критиков, сохраняет свой особенный, священный характер и остается историей спасения, подготовительной ступенью к христианству 70 . 10 Jahn, Das Buch Esther nach der Septuaginta bergestellt, usberset/t und kritisch erklart. 1904; его же исследования о кн. Даниила и Иезекииля, а также брошюру Beitrage zur Beurtheilung Septuag. 1902. 13 W. P. Harper, The structure of the text of Amos 1904; Cp. Cresebracht, Ieremias Metrik. 1905; Cheyne, Encyclop. Bibl. vol. II, 2365 16 О догм. Достоинстве и охранит. употр. греч. LXX толков. и слав. переводов Св. Писан. Приб. к Твор. св. от. 1858. XVII, 452–453. 19 Peters. Die grundsatzliche Stellung der Kathol. Kirche zur Bibelforschung. 1905. – Paderborn. S. 17–18. 23 Ср. Чистович, История перевода Библии на русский яз. СПБ. 1892. Проф. И. Н. Корсунский , О подвигах Филарета, Митр. Моск., в деле перевода Библии на русский язык. М. 1883. Он же, Перевод LXX. 1897. Еп. Феофан, По поводу издания св. книг В. З. в русском переводе. Душеп. Чт. 1875 г., ч. 6. Он же, О нашем долге держаться перевода 70-ти толковников. Душеп. Чт. 1876 г., ч. 2-я. П. Горский-Платонов , О недоумениях, вызываемых русским переводом св. |
| Впервые мы находим упоминание об этих трех инструментах в приведенном выше летописном известии о военной музыке кн. Святослава в его болгарском походе. Бубны упоминаются также в житии Феодосия (XI в.) и в «Слове о Задонщине». Несколько позже (XV в.) встречаются указания на существование волынки; другое ее название – коза или (более древнее) козица. В XVII в. встречаются упоминания о домре. В XVIII в. домра исчезает, вытесненная балалайкой (первично – двухструнной), которая, вероятно, представляет собой некоторое видоизменение малой домры. Впервые балалайка упоминается в 1715, в описании шутовской свадьбы князя-папы. Смычковый трехструнный инструмент гудок (или его еще более древний и простой прототип) восходит еще к праславянской эпохе. В народной русской песне гудок является в такой же обстановке, как и гусли. «Гудосьники», которые «вси в гудки играют», упоминаются в былинах; существует песня, где идет речь о срезании трех березовых пру- точков прохожими скоморохами с целью сделать из них три гудка. Рядом мы встречаем другой термин для обозначения смычкового инструмента – старославянское смык (скрипка, гудок). У нас смыки, в значении смычкового инструмента, упоминаются не ранее XVI в., в поучении митр. Даниила и в «Стоглаве» («и гусли, и смыки, и сопели, и всякое гудение»). Изображение скомороха, играющего на гудке, находим у Олеария. Песня во всей ее этнографической неприкосновенности составляет главную незыблемую основу русской самобытной национальной музыки; она своими резкими особенностями придает ей индивидуальность, неподражаемый характер и те существенные черты, которые выделяют ее из прочей музыки Европы, ложатся в плоть и кровь русского композитора и не стушевываются никакими условиями теории музыкальной культуры. Особенности русской песни выражаются, прежде всего, в ее мелодии, ритме, ладе и гармонии. Мелодия чрезвычайно своеобразна: при своих контрастах, протяжности или крайнем оживлении, она не отличается плавностью и легким, свободным течением, но движется нередко скачками, напр. |
| Но представлять дело таким образом, будто до времени Никона оно совсем или почти что совсем оставалось у нас неизвестным, было бы совершенно неосновательно. Напротив, не может подлежать сомнению, что, распространившись у нас более или менее в значительной степени непосредственно после своего утверждения у греков, оно постоянно оставалось у нас в той же значительной степени распространенности вплоть до патр. Иосифа, причем вовсе не повели к его исчезновению у нас и формальные запрещения на него со стороны митр. Даниила и Стоглавого собора. Заимствованное от греков проклятие на не крестящихся двумя перстами необыкновенно часто встречается в наших рукописях, будучи повторяемо в них и к месту и не к месту. Конечно, подвергаются его громам враги действительные, а не воображаемые (ибо иначе значило бы понапрасну бить проклятием воздух); а если оно повторяется необыкновенно часто, то ясно дается этим знать, что количество врагов было вовсе не так ничтожно, чтобы не стоило обращать на них внимания. Сказание о Мелетии Антиохийском переделано у нас так, чтобы служило свидетельством в пользу двуперстия, конечно, с какою-нибудь реальною целию; но эта цель, очевидно, есть борьба с троеперстниками 27 . Если у нас было написано наставление об употреблении в крестном знамении троеперстия, каково так называемое Феодоритово слово, то конечно, были у нас и люди, которые содержали это перстосложение. Преосв. Макарий нашел в одном Кирилло-Белозерском сборнике XV века статью: «Како подобает крестити (т. е. креститься) рукою», написанную в защиту двуперстия 28 . В статье этой прямо и ясно говорится о существовании у нас людей, которые держались троеперстия и защищали его; а если автор статьи говорит, что это были только «неции», т. е. немногие, то известно, что у людей, борющихся о мнениях, служит обычным приемом представлять число защитников противного мнения только очень незначительным. Бывший Троицкий игумен Артемий отзывался, между прочим, о постановлении Стоглавого собора относительно крестного знамения: «да и на соборе деи о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего». |
| Митр. Даниил был сослан в Иосифо-Волоцкий монастырь . 6 февраля новым митрополитом был избран Иоасаф (Скрипицын) . 26 марта 1539 года митр. Даниил составил отреченную грамоту, в которой объяснял оставление кафедры тем, что он немощен и " недостаточна себя разумех в такых святительскых начинаниих " , и просил государя отпустить его " в молчалное житие " . Скончался 22 мая 1547 года в Иосифово-Волоцком монастыре , когда настоятелем там был свт. Гурий (Руготин) . В " Обиходе " Волоколамского монастыря помещено описание гробницы митр. Даниила: " А гроб митрополич в церкви, в приделе в малом, близко алтаря направе. А гробница с покровом, и свеща над ним поставлена при игумене Леониде Протасьеве, сроднице его " . Могила не сохранилась. В Иосифовом Волоколамском монастыре хранилась духовная грамота митр. Даниила . В ризнице московского Успенского собора в XIX в. находилась панагия митр. Даниила с изображением прор. Даниила . Молитвенное поминовение митр. Даниила совершалось в Иосифовом Волоколамском монастыре 22 мая . Соловецкий инок XVII века Сергий (Шелонин) называет митр. Даниила в пятом тропаре восьмой песни канона Всем русским святым в лике Московских первосвятителей . В тексте иконописного подлинника кон. XVIII в. содержится следующее описание внешнего облика митр. Даниила (в отдельном перечне, без указания дня памяти): " Подобием брада Сергиева, в шапке и во амфоре, сак лазорь, испод бакан " . Литературное наследие митр. Даниила Сборник сочинений митр. Даниила. Первая пол. XVI в. (РГБ. МДА. Фунд. 197. Л. 289; на нижнем поле - авторская правка) Митр. Даниил принадлежит к числу самых продуктивных авторов первой половины XVI в. Его высокую образованность и исключительную эрудицию отмечали уже современники. Прп. Максим Грек в послании к Н. Булеву характеризует митрополита как " изящнаго разума Христова закона доктора " , впрочем в последнее время принадлежность этого сочинения прп. Максиму оспаривается. Ф. И. Карпов обращается в послании к митр. Даниилу: " высокиа книжности разуму уроженному " , " всякою премудростию опасному ведением научену и учениа исполнену " . Образование (по крайней мере частично) митр. Даниил мог получить в стенах Иосифова Волоколамского монастыря, располагавшего уже на рубеже XV и XVI вв. значительным книжным собранием. |
| Поучения митр. Даниила распространялись в русской рукописной традиции вплоть до XVIII века, а в старообрядческой среде и позднее. Сочинения Даниила использовал патриарх Иов (слово 3 в послании груз. митр. Николаю), ссылки на сборник слов митр. Даниила встречаются в " Поморских ответах " . Историки литературы предполагают также влияние стиля поучений митрополита на язык посланий его младшего современника - царя Иоанна IV Грозного и в особенности в XVII в. на сочинения одного из вождей старообрядчества - Аввакума . Значительное число посланий и поучений митр. Даниила (в частности, большинство из опубликованных Дружининым) сохранилось в формулярном виде, без имен адресатов, что существенно затрудняет их исследование (можно лишь предполагать, что они относятся скорее всего к периоду его пребывания на митрополии). С именем Даниила Рязанца связана одна из редакций славянского перевода " Диалектики " прп. Иоанна Дамаскина , получившая широкое распространение в русской рукописной традиции XVI-XVII вв. и позднее бытовавшая в старообрядческой среде . Над ее созданием опальный митрополит трудился, вероятно, уже на покое в Иосифово-Волоцком монастыре . Не меньшее (если не большее) значение, чем сочинения митр. Даниила, для истории русской общественной мысли и литературы первом половины XVI в. имеют " обобщающие " литературно-книжные и " архивные " предприятия, инициатором или продолжателем которых был Даниил Рязанец. В этом смысле его роль вполне сопоставима со значением митр. Макария . Нельзя настаивать на причастности Даниила к созданию Хронографа Русского " редакции 1512 года " , равно как, впрочем, и отрицать его участие в этом предприятии. Работа над Хронографом велась, по всей видимости, Досифеем (Топорковым) в 1516-1522 гг. в стенах Иосифова Волоколамского монастыря в период настоятельства там Даниила. Более надежно с деятельностью Даниила Рязанца и его окружения уже в митрополичий период (1-я пол. 1520-х годов) может быть связано составление новой редакции Хронографа, отразившейся в Никоновской летописи и позднее легшей в основу Западнорусской редакции памятника . |
|
|
