| Равным образом, относительно фантастического рассказа о воскресении И. Христа было уже замечено, что в основе его лежит, несомненно, повествование евангелиста Матфея ( Мф.28:1–4; 11–15 ), здесь к сказанному прибавим, что некоторые черты в этом рассказе ясно указывают на влияние также и других Евангелий, в особенности Евангелия Марка. Известно, что между евангелистами – Матфеем и Марком с одной стороны, и Лукой – с другой есть разница в указании числа ангелов, виденных святыми жёнами при гробе воскресшего Господа: первые два – говорят об одном лишь ангеле ( Мф.28:2 ; Мк.16:5 ), последний – о двух ( Лк.24:4 ; ср. Лк.24:23 ) 117 . Разность эту псевдо-евангелист, очевидно, очень хорошо знал; и его рассказ о воскресении любопытен, между прочим, как наглядный опять образчик того, как автор компилирует сказания наших Евангелий. Явления ангелов располагаются у него в следующем порядке: два ангела, называемые, как у евангелиста Луки ( Лк.24:4 ), «двумя мужами», отмечаются им при самом акте воскресения Господа; они сходят с небес, входят во гроб и затем выходят из него вместе с Воскресшим, поддерживая Его под руки. Эти ангелы – слуги воскресшего Господа, которые и сопровождают Его на небо. Один же ангел, о котором говорят Матфей и Марк, изображается у псевдо-евангелиста, как ангел – благовестник воскресения жёнам – мироносицам: подобно первым двум он сходит также из отверстых небес и скрывается в пустом уже гробе, где его потом и видят святые жёны. Что всё это есть, действительно, не более, как разукрашенная лишь компиляция того, что автор читал в первых трёх Евангелиях, – ясно уже из числа указываемых им ангелов (только три): два ангела (Лука) и один ангел (Матфей и Марк) составили у него трёх ангелов, между которыми он и распределяет роли. Как компилятора, не выдаёт ли себя автор также и чрез эту «пёструю, – по выражению Цана 118 , – смену названий» ангелов: два ангела то называются у него «мужами» (стих 36), как у св. Луки, то «юношами» (стих 37); равным образом, и один ангел сначала назван «человеком неким» (стих 44), а потом – «юношей» (стих 55), как у св. Марка ( Мк.16:5 ). В сочинениях-компиляциях нередко, впрочем, и одно слово или термин яснее, чем целые сходные тирады, даёт знать, что писатель, несомненно, пользовался тем или другим источником. Таким словом или термином по отношению к Евангелию Марка является в отрывке слово: κεντοριν (сотник). Во всём Новом Завете слово это (лат. centurio, centurionus) встречается, как известно, только в Евангелии Марка ( Мк.15:39, 44, 45 ). Это же слово или термин всюду (шесть раз), неизменно, употребляет и псевдо-евангелист, говоря о сотнике. |
| В самом деле, самая разная пища, то есть вполне различная материя перестраивается в один и тот же человеческий организм, потребляющий ее. Любое вещество, поступающее в человеческое тело извне, не вставляется механически в него. Если ребенок ест хлеб — это не значит, что к утру у него будут более хлебные пальцы, а если он съел яичницу — вовсе не следует ожидать, что какая-то часть его тела теперь состоит из кусочка глазуньи. И наоборот — два человека могут есть совершенно одну и ту же пищу, но они будут вполне различны даже физиологически именно потому, что организм каждого из них не просто впитывает внешнюю среду, но по своему перестраивает ее. Любое вещество сначала разрушается в человеческом организме на свои составные части, а затем перестраивается в человеческое тело по велению новой “формы”, по тем схемам, которые хранятся в генной памяти. Если память “семени” сохранится — то по ней можно будет воссоздать прежнее тело из нового материального субстрата. “В наши тела вложена сила (ratio), — та сила, которая содержит телесную субстанцию; эта именно сила, которая всегда сохраняется в телесной субстанции, по слову Божию 227 , воздвигнет из земли, обновит и восстановит тела, хотя они умерли, разрушились и распались, — подобно тому, как сила, присущая пшеничному зерну, после разложения и смерти его, обновляет и восстановляет зерно в теле стебля и колоса. Эта сила по повелению Божию восстановит тело духовное, способное обитать на небесах” (О началах. II, 10,3). Ничего не говоря о воскресении “материи” (в смысле того субстрата, что наполняет собою идеальную форму), Ориген настаивает, что индивидуальная “форма” каждого из нас, вновь и вновь воссоздающая нас самих из самого разнообразного материала, потребляемого человеком из внешней среды, сохранится и вернется к действию. Так Ориген понимал стих ап. Павла: “Сеется тело душевное (греч. yucikTn, лат. animale), восстает тело духовное” ( 1Кор.15:44 ) 710 . В этой концепции Оригена мне видится только два слабых места. Первое — она дает основание предполагать, что только “форма” и примет участие в воскресении. |
| Внутренняя сращенность социальной темы и темы о смерти, о неправде в одной и в другой сфере крепко сидела у Федорова. «Бедность человека заключается в его смерти», – читаем у него формулу, постоянно повторяющуюся 1793 . Или: «Бедность будет существовать до тех пор, пока существует смерть» 1794 . Будучи глубоким противником пассивности и примиренчества в отношении ко злу (к смерти), Федоров всей силой обрушивается на эту пассивность. Он считает всякий amor fati «вершиной безнравственности» и, противоставляя этой amor fati (Любовь к судьбе, року (лат.)) – «величайшую, безусловную ненависть к Року» – odium fati 1795 , Федоров зовет к борьбе со смертью. «Смерть, – пишет он, – есть торжество силы слепой, не нравственной» 1796 , и «тот не достоин жизни и свободы, кто не возвратил жизнь тем, от коих её получил». «Сама природа, – пишет в одном месте Федоров 1797 , – в человеке сознала зло смерти, сознала свое несовершенство». Воскресение Христово, совершенное Христом искупление человеческого рода открыло нам путь для этого, – только надо иметь в виду, что «христианство по существу не есть только учение об искуплении, а именно самое дело искупления " 1798 . Эту мысль, почти в сходных словах, выразил, как мы видели, и Розанов (см. т. I, стр. 461). Поэтому, по мнению Федорова, «Христово воскресение ещё глубокая тайна и для верующих» 1799 ; «христианство не спасло мир вполне, – читаем в другом месте 1800 , – потому что не было и усвоено вполне». Именно с этого пункта начинается расхождение Федорова с христианской традицией, с которой он порывает безбоязненно, переходя к смелому проекту «имманентного воскрешения». Если Христос искупил уже мир и воскрес, то этим Он призвал нас следовать ему – до конца. Человечество призывается Христом к деятельному соучастию в борьбе со смертью, – и тут Федоров, надо сознаться, соскальзывает с головокружительных высот, до которых он поднялся в острой постановке вопроса о борьбе со смертью, в плоскость утопических, с примесью моментов магизма и чистой фантастики, построений. |
| 1-е краткое Слово «По возвращении из первой ссылки» (Sermo 1 post reditum a priore exsilio; CPG, N 4398; PG. 52. Col. 439-442 (только лат. перевод); греч. текст: Joannis Chrysostomi Opera omnia que exstant. P., 1837. T. 3. Pars 2. P. 506-507; рус. пер.: Творения. Т. 3. Кн. 2. C. 455-456), произнесено в ц. св. Апостолов в К-поле в нач. окт. 403 г. ( Kelly. 1995. P. 235-236). На следующий день, в воскресенье в Великой ц. вернувшийся к епископским обязанностям И. З. произнес 2-е, более пространное Слово «По возвращении из первой ссылки» (Sermo 2 post reditum a priore exsislio; CPG, N 4399; PG. 52. Col. 443-448; рус. пер.: Творения. Т. 3. Кн. 2. C. 457-462; см.: Kelly. 1995. P. 236-237), в к-ром благодарит и хвалит паству, несмотря на угрозы и обман проявившую неколебимую твердость в вере и верность архипастырю. Гомилии на разные случаи «О статуях, к народу Антиохийскому» (Ες τος νδριντας; Ad populum Antiochenum homiliae 1-21; CPG, N 4330; PG. 49. Col. 15-222; рус. пер.: Творения. Т. 2. Кн. 1. C. 5-250), произнесены в течение Великого поста и пасхальной недели с 21 февр. по 25 апр. 387 г. ( Paverd. 1991. P. 364), являются одними из самых превосходных по форме проповедей И. З.; всего была произнесена 21 проповедь, однако в неск. иной последовательности, чем они размещены в рукописях и печатных изданиях (новый порядок см.: Ibid. P. 233-240; Mayer. 2005. P. 251). Поводом для произнесения гомилий (кроме 1-й, более ранней, посвященной словам ап. Павла в 1 Тим 5. 23) послужил мятеж, происшедший в Антиохии после объявления о повышении налогов, в ходе к-рого с постаментов были свергнуты бронзовые статуи императора и членов его семьи, в результате чего из К-поля в Антиохию были присланы магистр оффиций (начальник дворцовой администрации) Кесарий и генерал Еллевих для подавления мятежа и ареста зачинщиков беспорядков (см.: Kelly. 1995. P. 72-75; Брендле. 2006. С. 47-51). Этими обстоятельствами объясняется название гомилий и особенности их содержания, поскольку И. З. в проповедях на Великий пост, которые он хотел посвятить богослужебным чтениям из кн. Бытие, был вынужден вновь и вновь возвращаться к происшедшим событиям, изображая состояние Антиохии и ее жителей, опасавшихся наказания со стороны властей, и подавая им духовное утешение. Проповедник также обличает пороки и дурные нравы горожан, вызвавших праведный гнев Божий. В последней гомилии, произнесенной в воскресенье пасхальной недели, И. З. радостно возвещает народу о том, что усилия еп. Флавиана, отправившегося в столицу просить имп. Феодосия о милости, увенчались успехом. К гомилиям «О статуях» в рукописях и старых изданиях присоединялась гомилия под названием «Огласительное Слово к просвещенным» (Catechesis secunda ad illuminandos; CPG, N 4331, 4464). |
| 2) И другие из иностранных (в отношении к их оригинальному языку, а большей частью и месту их происхождения, национальности их авторов...) сочинений нравоучительного характера, переведенные на русский язык, в свою очередь, также служили для о. Воскресенского в той или иной степени значительными пособиями (между прочим, благодаря выбору последних, книга о. Иакова все-же не страдает той безжизненностью, какою страдали другие опыты того времени из области Нравственного Богословия). Эти пособия: а) сочинения Вольфа [на русск. яз. были тогда известны «Разумные мысли о силах человеческого разума и их исправном употреблении в познании правды» (с лат. яз. перев. в 1753 г., изд. в Спб. в 1765 г., автор перевода Б. М.) и др. 17 ]. к которым в ту эпоху обращались усиленно. «Разрушительной силе модной французской философии в» русских «дух. школах» (да и в других до известной степени) «старались противопоставить новые системы солидной немецкой философии, между которыми особенным благоволением у наших философов,» – говорит проф. П. В. Знаменский , – «пользовались системы лейбнице-вольфианской философии, казавшейся наиболее благоприятной для философского обоснования религиозных истин; выработанные ею онтологические понятия, как известно, служат главным основанием для построения всех рациональных доводов, какими пользуются для подтверждения религиозных положений все наши догматические системы до сего времени»... 18 б) Геллерта «Нравоучение» (с нем. яз. перев. М. Протопопов; Москва, 1775–1777 гг.). Эго был «знаменитый нем. моралист, пользовавшийся огромной и почетной известностью; довольно многочисленные трактаты Геллерта читались нарасхват и переводились на иностранные языки. Искренность» автора, «ясность и твердость» его «принципов»... – все это выдвигало его заметно вперед 19 . Немудрено, что на такого моралиста было обращено сильное внимание и в России 20 , а в частности, и со стороны о. Воскресенского, искавшего для себя серьезных пособий и руководств. в) „Institutioncs theologiae moralis“ Шуберта (1759 г.), читанные о. |
| Против такого умонастроения и были направлены творения одного из крупнейших христианских богословов второго века, св. Иринея Лионского . Св. Ириней родился в середине второго века (между 140 и 160 гг.) в Малой Азии. Он был близок к св. Поликарпу Смирнскому и тем самым принадлежал к малоазийской богословской традиции, восходящей к евангелисту Иоанну. По переезде на Запад он сделался пресвитером, а потом (в 190 г.) и епископом города Лиона (лат. Лугдунум) в Галлии. Известно, что он – так же как и его учитель Поликарп – принимал участие в диспуте по поводу даты празднования Пасхи и пытался примирить римскую точку зрения с малоазийской. Согласно Евсевию, св. Ириней скончался мученически во время гонения императора Септимия Севера (ок. 202 г.). Большинство сочинений св. Иринея целиком не сохранились и известны нам лишь в отрывках и по упоминаниям у древнейших историков. Целиком до нас дошли: 1) сохранившаяся лишь в армянском переводе небольшая книга «Изложение проповеди апостольской» (т.е. основного содержания христианской веры), впервые опубликованная в 1907 г. и 2) пять книг «Против ересей», особенно важное для истории развития христианской мысли сочинение, сохранившееся в древнем, известном еще Тертуллиану , латинском переводе. Настоящее название этой книги – «Опровержение и победа над знанием, ложно таковым именуемым». Впервые эта книга была издана между 190 и 198 гг., а в позднейшее время ее опубликовал Эразм Роттердамский в 1526 г. В сочинении «Против ересей» книга 1 содержит описание гностического учения Валентина, которое представляет собой основной источник наших сведений о нем. Сведения эти подтверждаются недавней (1950 г.) находкой египетской библиотеки в Наг-Хаммади. Во второй и наименее интересной книге содержится опровержение гностиков «на основании доводов разума». В третьей книге обсуждается наиважнейший вопрос о церковном Предании и отличие в понимании этого вопроса между гностиками и христианами. Четвертая книга, посвященная проблемам св. Писания, также чрезвычайно важна для нас. В ней автор часто цитирует новозаветные тексты, пользуясь именно тем списком книг, которые впоследствии будут признаны каноническими. В пятой книге обсуждается воскресение: одностороннему взгляду гностиков, верящих лишь в воскресение души, противопоставляется христианская антропология, рассматривающая человека как единство физического и духовного элементов. На этом основании Ириней говорит о воскресении всего человека – как целокупности тела и души. |
| Стоики говорят, что по восстановлении планет в тот же знак по долготе и широте, в котором каждая из них была вначале, как только произошел мир, они в определенные периоды (обороты) времени произведут сожжение и разрушение всего существующего и опять сначала восстановят мир в то же самое состояние; и поскольку звезды (светила) снова будут двигаться подобным образом, то неизменно произойдет (совершится) все, что было в предшествующий период. Так, снова явятся Сократ и Платон и каждый человек — с теми же друзьями и гражданами, — будут те же впечатление, те же встречи, те же занятия, и всякий город, и деревня, и поле подобным образом будут восстановлены. А происходит такое восстановление Вселенной не один раз, но часто, — даже более: беспредельно и бесконечно восстанавливается одно и то же. Боги же, не будучи подвержены этому разрушению, следя за одним периодом, знают по нему все, имеющее произойти в последующие обороты времени: ведь, ничего нового не бывает - по сравнению с прежде бывшим, — но все (происходит) совершенно одинаково и неизменно, даже до мелочей. Некоторые говорят, что на основании этого восстановления христиане представляют воскресение [тел от смерти к жизни]; но они сильно ошибаются, — потому что, по словам Христа, однажды только произойдет такое воскресение, а не периодически. Заглавие во всех код. обычное. Con. начинает 4-ю гл. 6-й книги: «Commendat Platonem, de ratione fati disserentem, quem in parte corrigit " … etc. Адрастея — эпитет Немезиды, богини неизбежного (αδραστος) возмездия. Буквально с греч.: «для устройства всего, по которому (т. е. закону) управляется происходящее». Добавлено в лат. Ant. Иначе: «то, что бывает по намерению (предположению), и то, что следует из намерения (предположения)». В Ant. такой смысл: «а то, что следует за ними по необходимости, есть уже из намерения (предположения)». Лат. Ant.: «naufragium facere, aut non facere». См. Platonis De republ, lib. X. Ср. то же у Clem. Alexand. Stromat. V: «το ατεξοσιον Πλατων ενδεκνυται δια τωνδε: αρετ δε αδσττοτον«…, etc. |
| Десятки композиторов посвятили себя обновлению церковной музыки в соответствии с идеями цецилианского движения. Они создали большое количество произведений, которые публиковались издателями, специализировавшимися в этой области. Помимо хоровых сочинений Перози, из к-рых в совр. репертуаре находятся 2 папские мессы и некоторые мотеты, лишь немногие произведения композиторов-цецилианцев оказались жизнеспособными. Итал. литургическая музыка оставалась во многом чуждой обновления, ожиданием к-рого был охвачен западноевроп. музыкальный мир в нач. XX в. Наибольшие результаты были достигнуты в органных сочинениях и особенно в жанре оратории. Еще в 1864 г. Якопо Томадини (1820-1883) сочинил ораторию «Воскресение Христа» для 4 голосов, хора и оркестра, в к-рой, хотя и пользовался муз. языком XIX в., обращался к моделям музыки И. С. Баха и Г. Ф. Генделя. Во 2-й пол. XIX в. оратории продолжали создавать др., менее значимые итал. композиторы. Новый импульс развития итал. оратория получила в творчестве Перози. Его первой работой была оратория «Страсти», исполненная в Милане в 1897 г. В 1898 г. были поставлены оратории «Преображение» (Венеция), «Воскресение Христа» (Рим, ц. св. Апостолов; считается лучшим произведением Перози) и «Воскрешение Лазаря» (Венеция, театр «Феникс»), позднее - «Рождество Искупителя» (Комо, 1899), «Вход Христа в Иерусалим» и «Избиение младенцев» (обе Милан, 1900). Новизна текстов ораторий Перози в том, что они не являются специально написанными «либретто» (подобно др. произведениям того времени), а взяты непосредственно из лат. текста Евангелия; в центре произведения неизменно находится фигура Христа, принимающего на себя и примиряющего в себе драму существования человека. Как и в старинных итал. ораториях, повествовательные моменты и тексты-связки излагаются Историком (Storico), партия к-рого поручена не одному голосу (как, напр., партия Евангелиста в «Страстях» Баха), а переходит от одного к неск. сольным голосам и к хору (как в ораториях Кариссими). В ораториях Перози сольные разделы имеют лирическую окраску, напоминающую итал. оперный мелос, но более сдержанного и проникновенного характера. У нем. композиторов, гл. обр. у Р. Вагнера, Перози заимствовал принцип сквозного развития (к-рое выражено в лейтмотивах, иногда встречающихся в неск. ораториях), хотя хроматизм введен в сложную, преимущественно диатоническую структуру; нет недостатка в цитатах из григорианского и даже из амвросианского пения (напр., в оратории «Рождество Искупителя»). Оркестр в произведениях Перози выполняет разнообразные функции, как и хор, чередующий гоморитмические, контрапунктические или фугированные разделы в весьма свободной трактовке. |
| Мы живем во времена, когда человечество Иисуса толкуется столь широко, что Божество Его становится для многих простой метафорой. Богословие «воплощения» вытесняется разного рода теориями в духе «адопцианской христологии» : Иисус стал Сыном Божиим через «усыновление в крещении» (на осн. Мк. 1, 1-15 ) или «утвержден» в качестве Сына Божия через воскресение из мертвых (на осн. Рим. 1, 1–4 ). Богословы — в том числе и отождествляющие себя с кафолической верой Церкви — все реже пользуются метафизическим языком и все неохотнее говорят о тайне «Бога во Христе» (ср. Кол. 2, 9 ), предпочитая релятивистский образ выражения, только и позволяющий якобы отстоять полную тождественность Иисуса Христа тварным человеческим существам. Итогом такого христологического редукционизма стало фактическое упразднение и богословия воплощения, и тринитарного богословия. Конечно, иные богословы на словах преисполнены глубочайшего почтения к тринитарному богословию, но они же готовы отрицать всякое онтологическое отношение между превечным Логосом, или Словом Божиим, и человеком Иисусом из Назарета. В лучшем случае они представляют некую разновидность несторианского дуализма, утверждающего, что Иисус — «человек» (то есть только человек), в котором выразило себя, через Иисусово учение и проповедь, Слово Божие. Но если дело искупления сведено к чисто юридической процедуре, когда грешник объявляется «оправданным» верой в крестную смерть Христову «нас ради, человек», то нет нужды ни в традиционном богословии воплощения, ни в тринитарном богословии. Если спасение лишь в «оправдании» — и это при том, что, объявленные праведными, мы все равно остаемся под властью греха (вспомним Лютерово simul iustus et peccator — «праведник и грешник одновременно» (лат.); ср. Рим. 7, 24–25 ), — незачем отстаивать онтологическое тождество превечного Сына Божия и человека Иисуса. Но тогда и вера в человека Иисуса отступает перед верой в действие Божие через Него, и главным моментом искупительного дела оказывается не Воскресение, а Распятие. |
| Он страх у Смерти вызывал. Цвет мертвенного лика, Цвет самой смерти поразил Шеол, как блеск оружья... Так мертвый Бог Шеол убил. И что грозит в дальнейшем Во славе Иисус грядет дать жизни цвет умершим». Гимн XL Благословен, Кто в прах разбил Шеолово коварство. 1 О, сколь велик жестокий стыд и униженье много Коварнейшего сатаны, презренного от Бога! Но перед слугами стоит, исполненный гордыни, Он окропляет их из уст изящными речами, Красноречивостью своей безмерной убеждает: «Моя премудрость частью лишь порождена природой, По преимуществу она – плод опыта бесценный, Пожалуй, даже целиком – есть результат познанья. Я все познал, конечно, сам. Я рассуждал, я мыслил, Я без учителя стяжал всей мудрости обширность, И вот я в знаньях, как в броне, вооружен отменно, Я весь исполнен блеском лат безмерного величья. О, род людской, меня лишь ты и увенчал победой, Познание мое венцом сверкающим украсив. 2 В наряд мой ненависти все оделись фарисеи, Во облаченье зла они напали на Марии Святого Сына; гнев внушил я им жестокомрачный, И он низвергся, словно град из острых дротов метких На Иисуса. Дерзость их гналась за Ним, бессчастным, Бросалась хищно ярость их, их клевета томила, Как тяжкий гнет она Его всечасно истощала, Их зависть, гнев, фальшивый пыл, что „ревностью“ зовется, – Ревнивость хищная, – все, все, сражалось с Ним нещадно, Их богохульственная желчь в Него метала глыбы. Он, Врач, пришел к Своим больным, принес с Собой целенье, Я ж побудил восстать больных, чтобы Врача низвергли. Но нечувствителен Он был к жестоким обвиненьям. И я прибегнул к клевете, я спрятался за нею, Его-то я оклеветал и ложь свою умножил, Но вижу: лжи моей цветок, увял, иссох, а дерзость Увы, распознана моя, и словеса презренью Мои навеки отданы. Но кров себе нашел я, Укрывшись в двойственности слов, в двусмысленности речи. Речей тенеты я к Нему направил фарисейских, Я в силлогизмах уловить решил Его искусно, Но труд мой долгий, словно пыль, в луче сверкнув, растаял, Соломинкой, игрушкой он бессмысленной остался. |
|
|
