| В определенном роде помыслы томят нас: «Мы все время томимся от своих помыслов друг против друга», – говорит авва Дорофей . Преподобный Марк Подвижник писал: «Увлекаемый помыслами ослепляется ими; и действия греха видит, а причин видеть не может» . Фрейдизм предлагает один возможный мотиватор человеческий действий – сексуальный инстинкт. Позже была добавлена инстинктивная тяга к разрушению. Конечно, если даже рассматривать это по отношению к «плотскому» человеку, то страстная палитра фрейдизма чрезмерно бедна по сравнению со святоотеческой традицией. Святитель Афанасий Александрийский пишет о том, что в душе человека есть всегда мысленные идолы и жертвенники, на которых можно им «оказать свое почтение». «Классификация» жертвенников и идолов выглядит следующим образом: «Жертвенник – ненасытное чрево, жертва – чувственные наслаждения, идол – дух плоти. Имеем в себе идола Афродиты – скверную похоть плоти, также порабощенный гневу и ярости имеет в себе богом Арея, который есть идол ярости» . Не похожа ли эта «классификация» на фрейдовские «Либидо» и «Танатос»? Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин выделяет восемь помыслов, который «плотской» человек может практически реализовать: «чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость» . Преподобный Фалассий говорит, что существует три основных помысла: чревоугодие, тщеславие и сребролюбие, а за ними следуют все прочие страстные помыслы . О природе возникновения помыслов З. Фрейд говорит, что это память, прошлые вытесненные воспоминания. В христианстве область возникновения и природа помыслов были исследованы христианскими аскетами. Так, по словам преподобного Максима Исповедника, помыслы подразделяются на простые и сложные. Просты бесстрастные помыслы, страстные – сложны. Воспоминания о какой-либо вещи в сочетании со страстью создают страстный, или сложный, помысел. Желание обладать вещью, «бессловесная любовь или безрассудная ненависть» к чему-либо или кому-либо – разновидность страстного помысла (что напоминает фрейдистскую идею о дихотомии желаний). |
| «... Святые отцы говорят о “страстности” человеческого рождения как источнике его страстного бытия, безусловно нуждающегося в исцелении Христом в крещальной купели. Но речь идет о страстности в экзистенциальном смысле, несводимой к одному лишь частному аффекту, сопровождающему половой акт и зачатие. Сладострастие рассматривается скорее как характерный знак человеческой Человек рождается “страстно”, “страдательно” в том смысле, что рождение опосредовано инстинктивными природными процессами, так что рождающаяся личность не приемлет его свободно... Этот образ зачатия и рождения воспроизводит в последующих поколениях ту бытийную катастрофу, которая произошла с прародителями» (181: 272). «Если бы дело было только в таком узко понимаемом “сладострастии”, то тогда лучшим способом безгрешного и бесстрастного рождения было бы зачатие под наркозом или в пробирке в результате “бесстрастного” слияния хирургически (без всякого сладострастия) извлеченных мужских и женских клеток» (см. прим. 1 в 181: 272). 198 «Кто отвергает нужду крещения малых, новорожденных от матерней утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительского Адамова грехане заимствуют ничего, что надлежало бы омыти банею пакибытия (из чего следовало бы, что образ Крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема. Ибо реченное Апостолом: посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили ( Рим. 5: 12 ), подобает разумети не иначе, разве как всегда разумела кафалическая Церковь , повсюду разлиянная и распространенная. Ибо по сему правилу веры, и младенцы, никаких грехов сами собою еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, а через паки рождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения (правило 124)» (183: 339 со ссылкой на Отцов Собора Карфагенского). «Об этой традиции говорит свт. Киприан Карфагенский : “Итак, младенцы крещаются потому, что через таинство Крещения очищаются от скверны рождения”» (см. |
| " Итак, возлюбленные, Спаситель рождается не из семени плоти, но от Святого Духа, поэтому Его не коснулось проклятие первородного греха " , - пишет свт. Лев. В результате такого рождения, без семени, " новому человеку стала присуща и чистота, и истина " (45:53). " Способность к рождению, присущая первозданному человеку, была искажена грехом и приобрела характер укоризненной страсти. Посредством этого рождения каждому человеку передавался грех Адама, " с этой страстностью рождения постоянно процветало через грех и первое преступление " " (цит. по 7:113 со ссылкой на С.Л. Епифанова). 77. " святые отцы говорят о " страстности " человеческого рождения как источнике его страстного бытия, безусловно нуждающегося в исцелении Христом в крещальной купели. Но речь идет о страстности в экзистенциальном смысле, несводимой к одному лишь частному аффекту, сопровождающему половой акт и зачатие. Сладострастие рассматривается скорее как характерный знак человеческой страстности (в 58:272 отмечается: Если бы дело было только в таком узко понимаемом " сладострастии " , то тогда лучшим способом безгрешного и бесстрастного рождения было бы зачатие под наркозом или в пробирке в результате " бесстрастного " слияния хирургически (без всякого сладострастия) извлеченных мужских и женских клеток. См. прим. 1 в 58:272 - П.В.). Человек рождается " страстно " , " страдательно " в том смысле, что рождение опосредовано инстинктивными природными процессами, так что рождающаяся личность не приемлет его свободно Этот образ зачатия и рождения воспроизводит в последующих поколениях ту бытийную катастрофу, которая произошла с прародителями " (58:272). " Безмужное зачатие Христа необходимо не для того, чтобы быть избавленным от узко понимаемого " сладострастия " , но прежде всего для того, чтобы явить свободу от природной необходимости страстного бытия поврежденного грехом человечества " (58:274). 78. " И младенцы, никаких грехов сами собою еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, а через паки рождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения (правило 124) " (22:339 со ссылкой на Отцов Собора Карфагенского); " Об этой традиции говорит святитель Киприан Карфагенский: " Итак, младенцы крещаются потому, что через таинство Крещения очищаются от скверны рождения " " (см. прим. 67 в 47:128). |
| Человек тридцать, в большинстве женщины… И, Боже мой, какую ахинею они несут и какой ахинеи, по-видимому, ждали от меня… Я уже давно понял, что распознание лжедуховности просто: ей сопутствует странная скука , скука, от которой, выражаясь русской пословицей, " уши вянут " . И так ясна в этой ахинее страсть к " духовной власти " , к руководству душами… Едва досидел два часа и удрал, предварительно и инстинктивно поговорив как раз о " демонической " духовности. Не знаю, думаю, что ничего не поняли, ибо пребывают в самой настоящей " прелести " . Четверг, 29 апреля 1982 Некто Карл Pop, тридцать семь лет, – просит меня подготовить его к присоединению к Православию. Образованный, объехал весь мир, был на Афоне, в Индии, в Джорданвилле, в Новом Скиту и т.д. Зарабатывает как шофер такси. И такое из него изливается спокойствие, такая радость и мир… Ждал его со скукой, провожал как близкого человека. Телефон от некоего Н. Женится на лютеранке. Сам – хотя и крещен в Православии – представляет себя как " confirmed Episcopalian " , хотя в церковь почти не ходит. Нужна ему – главным образом для родителей, по-видимому, – " русская свадьба " . Культурная семья, все на месте, но вот оно – отношение к Церкви. Исполняй мои желания… и поскорее! Англичане начали высадку. Почему это меня так волнует, почему с таким интересом бросаюсь на газеты, к телевизору? Боюсь или, вернее, знаю: не из христианских чувств, которые должны быть миролюбивыми… А от отвращения, ненависти к тому хамству , что торжествует в мире, к этим цирковым " нациям " , как Аргентина и прочие " банановые республики " . Помню, как в 40-м году, когда немцы заняли Париж и казалось – ничего не могло их остановить, предотвратить высадку в Англии, я тревожился за Англию. Много у этого народа грехов. Но есть что-то в нем, что только в нем, и мне казалось исчезновение этого " что-то " , разгром его грубой и механической немецкой армией – непоправимо, означает гибель мира, в котором можно жить и дышать. И вот теперь мне страстно хочется, чтобы старый, потрепанный, облезлый лев проучил этих брюнетов с усиками, этих варваров и пошляков… А ведь вот-вот прольется кровь. |
| Новозаветные писатели мыслят и пишут с уверенностью и отчетливостью, без колебания, без заботы о подготовлении и синтезе идей, о полировке фраз. Ни утомительности, ни вымученности изложения не замечается у ннх, по крайней мере, в общем. Они следуют свободному полету их духа, живости своих впечатлений, быстроте своего воспоминания, подвижности своего воображения (в том именно смысле, что идею, даже абстрактную, они любят представлять конкретно или рассказывать событие с наглядными подробностями). В свою очередь, фраза и стиль отражают манеру мыслить, свойственную каждому из них. Сообразно случаю, фраза является простой или сложной; легкой или запутанной, между тем расположение в ней не трудное; корректной и единой или прерывистой, оборванной, а вследствие всего этого ясной или темной (для нас). Стиль обнаруживает монотонную торжественность у св. Матфея, живость и картинность у св. Марка, захватывающую величавость у св. Иоанна, мягкую и проникающую очаровательность в книге Деяний, нежность или страстность у св. Павла и пр.; – все это при однообразии и даже посредственности языка. Инстинктивно, новозаветный писатель-иудей усвоил ту греческую конструкцию или то греческое слово, которые более близки были к его природному языку; он лишь прикрывал греческой одеждой арамаистические речения; он решительно приспособлял греческие язык и конструкцию к своей мысли и на служение ей, тем более, что эта мысль была для него божественной истиной и часто, напр., в Евангелиях, дается уже раньше его, как мысль самого Божественного Учителя-Христа. Довольно часты в Новом Завете вставочные (парентетические) идеи: согласованы или нет, они все же вносятся на свое логическое место, связываются с предшествующим чрез κα или местоимение, либо текут независимо. Если такая изъяснительная вставка длинна напр., в посланиях, то писатель забывает начало фразы и потом снова продолжает фразу уже в другой форме. Эти замечания применимы, впрочем, и к другим синтаксическим случаям у Мф 15:32 ; Мф 25:15 ; Мк. 12:11 ; Лк. 9:28 ; Лк. 23:51 ; Ин. 1:6, 39 ; Ин. 3:1 ; Рим. 5:12, 18 ; Рим. 9:11 ; Рим. 15:23, 25 ; 1Кор. 16:5 . |
| Почему так ярко воспринимают русскую национальность люди смешанной крови - Даль, Гершензон, даже Пушкин? Потому, что смесь разных кровей дает возможность рельефного, стереоскопического видения. Читаю об исцелениях по молитвам О. Иоанна Кронштадского и недоумеваю: я склонен часто считать болезнь посещением Божиим и даже не всегда имею твердость молиться о выздоровлении больных, настолько признаю руку и волю Божию в болезни. Не есть ли молитва об исцелении вторжение в судьбы Божий? Что же тогда исцеление? Может быть, - освобождение от грехов по молитве праведника и, как результат, - выздоровление. Разрешение, отпущение грехов дается Богом в меру нашего покаяния и веры. Как отличить истинное покаяние от формального, часто обманывающего самого кающегося? Стоит согласиться с ним, и если покаяние не исходит от глубины сердца, - то мигом оно переходит в самооправдание, недовольство, даже обиду. Каждый человек имеет живой и убедительный опыт борьбы с грехом, радость победы над ним. сладость добра и молитвы. Младшие дети в семьях или " дети старости " - обычно избранные: Св. Дева, Иоанн Предтеча, Исаак, Иосиф. Св. Тереза была последней из девяти. В сказках - отличен, именно в духовном смысле - младший. Верно, это от того, что плотское, эгоистическое, страстное, ослабело в родителях, а духовное возросло. Отчего у нас такая слепота к нашим грехам? - От пристрастия к себе. Мы, пожалуй, многое видим, но оцениваем неправильно, преуменьшаем, извиняем, не придаем значения. Тенденция инстинктивная, мимовольная. Наша, так называемая, реальная действительность - только полуреальна и мало действительна. Своим отношением мы делаем явления такими или иными, доделываем их, обращаем в добро или зло. Также и с людьми. Каковы они на самом деле - никому, кроме Бога, неизвестно; вернее, что они нечто зыбкое и пластичное, и мы формируем сами, часто по случайному признаку, воображаемую схематическую фигуру и потом сами же или восхищаемся ею или поносим ее. Насколько мудрее люди простые: они не выдумывают людей, а берут человека, как он есть, и без протеста принимают часто вопиющие диссонирующие качества. |
| Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика, я любопытно смотрел на высокую, узкую деревянную колокольню или широкую, темную деревянную старую церковь . Заманчиво мелькали мне издали, сквозь древесную зелень, красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады, и он покажется весь, со своею, тогда, увы! вовсе не пошлой наружностью, и по нем старался я угадать: кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей, со звонким девическим смехом, играми и вечной красавицей меньшой сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам, или хмурен, как сентябрь в последних числах, глядит в календарь, да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу»... Так, у Гоголя была с детства необычайная наблюдательность и впечатлительность к предметам жизни. В этом невольном инстинктивном стремлении к наблюдению и изучению жизни заключалась громадная сила таланта Гоголя. Умение понять человека, охарактеризовать составляло свойство, дар Гоголя. – При такой особенности природного дара Гоголя, при известной его наклонности и способности к музыке, живописи и театру, сильное влияние должен был оказать на него театр, устроенный его богатым дальним родственником Трощинским в своем именье. Известный деятель царствования императрицы Екатерины II и императора Александра I Д.П. Трощинский, в числе других забав, которыми окружал себя в своем невольном бездействии (жил в своем именье Кибинцах с 1806 по 1814-й и затем с 1822 г.), завел домашний театр. Гоголь-отец был в этом театре режиссером, актером и даже драматургом. Здесь Гоголь-сын видел представление на сцене пьес своего отца, в которых действующие лица (в комедии «Роман и Параска») были скопированы с живых, действительных лиц, живших тут же, служивших в доме Трощинского. Отцовские пьесы были первым материалом, которым воспользовался Гоголь-сын для своих первых опытов. В гимназическом театре, в Нежине, Гоголь-гимназист играл комические роли, по отзывам товарищей, очень хорошо. |
| Теперь мы вплотную подходим к Божественному приговору, произнесенному относительно диавола и его полномочий: ты будешь жалить его (семя жены) в пяту (Быт 3:15). Змеиное жало — это грех (ср. жало же смерти — грех (1 Кор 15:56) 15 ), а пята — некая низшая составляющая человеческой природы, его “душевно-телесность” 16 или “плоть” 17 . «Подсознательные влечения, — пишет Б. П. Вышеславцев, — ап. Павел не мог назвать “душою”, потому что они инстинктивны, бессознательны, не лежат в светлом поле сознания; он предлагает их назвать “плотью” ввиду их связи с чувственностью и органами чувства. Можно доказать, что “плоть” здесь обозначает особую ступень человеческого существа, соответствующую “подсознанию”, с его чувственно-пожелательной, эротически-тендирующей природой, нащупанной и угаданной Фрейдом» 18 . Это весьма важное умозаключение, поскольку, согласно православной аскетической традиции, именно “плоть” как библейский аналог подсознания является тем пространством, тем местом диавола (см. Еф 4:27) 19 , через которое он внедряется в область человеческого сознания и посредством греховных помыслов и образов пытается склонить свободную волю человека ко греху. Здесь же вспоминаются слова Апостола: Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня (2 Кор 12:7; ср.: предание коринфского кровосмесителя сатане во измождение плоти (1 Кор 5:5)). Диавол искушает нас, предлагая нам соблазны или через чувства (зрение, слух, обоняние, осязание), или через возбуждение в памяти 20 страстных переживаний и образов. Согласно преподобному Григорию Синаиту, “начало и причина помыслов лежит в разделении преступлением человека единовидной и простой памяти, которая через сие потеряла и Божию память, и, сделавшись из простой сложною и из единовидной разнообразною” 21 . Трагедия человечества заключалась в том, что грех, помимо тления и смерти, привнесенных в нашу жизнь, заметно лишил человека свободы, так как диаволу была попущена определенная власть над людьми: “Грех, — говорит преподобный Макарий, — имеет пажить и свободу и власть входить в сердце, ибо попущено так по домостроительству” 22 . Диаволу было дано право “тиранствовать над нами против нашей воли” 23 (ср. 2 Тим 2:26). II. |
| Но все будто бы оказалось ненужным. Люди отвергли самое главное, с чем пришел Спаситель. Вот почему так быстро они отвернулись от Него, увидев, что Он вошел в Иерусалим не как победитель, что Он никакой силой — ни внешней, ни внутренней — не отражает нападки тех, кто решил взять Его под стражу, а затем мучить и распять. Спаситель оказался им не нужен. Несмотря на слова, сила которых поражает на протяжении двух тысяч лет людей мыслящих, несмотря на обилие чудес, несмотря на воскрешение Лазаря, все было словно забыто, потому что все это не было связано с мечтами и надеждами тогдашних израильтян. Что же произошло за эти две тысячи лет? Где та мощная Римская империя, что наводила страх на всю вселенную и на израильский народ, так болезненно переживавший оккупацию? Где та оккупация? Где те крепости? Где то оружие? Где те конницы? Где те легионы? Где те императоры? Даже могил почти не осталось, и праха уже нет, все развеяно, будто бы вся эта человеческая мощь была неким миражом. Но ведь этот мираж управлял человеческим сознанием, он формировал ценности, и он привел к тому, что люди, разочарованные в Спасителе как в реальном вожде израильского народа, отвернулись от Него, предали и глумились, когда Его пречистое тело пригвождалось к кресту. Все, что произошло тогда, при входе Господнем в Иерусалим, постоянно повторяется в истории. От Бога, от Церкви требуют не того, что Церковь во имя Божие призвана провозглашать. Требуют другого — занять ту или иную политическую позицию, возглавить то или иное движение, ту или иную политическую партию, которая уж непременно поможет людям понять, что нужно делать, чтобы стать счастливыми. А в каком смысле счастливыми? Да в том простом смысле, чтобы больше есть, больше пить, больше веселиться, больше раскрепощать свои инстинктивные, страстные начала и этим наслаждаться. Если же Церковь отказывается от такого водительства, то некоторые с недоумением пожимают плечами, а некоторые отворачиваются, называя Церковь устаревшей, ненужной этому современному продвинутому миру, который устремляется к неким новым высотам человеческой цивилизации, даже не представляя, что эти новые достижения человеческого разума принесут. |
| В городах верующий человек мог пойти в какойнибудь большой соборный храм, богослужения в котором, совершаемые епископами, были более торжественными и как бы более таинственными. Среди них особое место занимали службы в Святой Софии. Но в поздневизантийский период была тенденция строить церкви все меньшего и меньшего размера; они привлекали благодаря тому, что создавали более уютную атмосферу. Византиец уважал великую традицию, представленную императором и патриархом. Славный ритуал императорского дворца и Великой Церкви был частью его наследия, которое он будет страстно защищать против любой атаки извне. Но святость производила на него намного более сильное впечатление, и он видел эту святость в рамках другого мира: в бедности, простоте и самоотвержении. В древние времена он слушался столпника или отшельника более, чем епископа. В позднейшую эпоху это был смиренный приходской священник, или монах, занимающийся благотворительностью, которого он видел в повседневной жизни и который имел на него сильнейшее влияние. Такие люди понимали народ; они разделяли их чувства и руководили их взглядами. Двор, иерархия и ученые могли ссориться; император мог смещать сановников и даже патриархов. Но в каждом восточном городе высшая власть всегда опиралась на толпу, вернее сказать, на демагогов, которые главенствуют в толпе. В Византии демагогами — это слово не должно толковаться в уничижительном смысле — были беднейшие священники и монахи, люди, большинство из которых хотя и уважали власти и образование, но которые находились под властью эмоциональной и несовершенной веры в Священное Предание, наследниками которого они являлись. Несмотря на все уважение, испытываемое народом к императору и патриарху, никто из них не мог рассчитывать на поддержку народа, если он противопоставлялся его инстинктивному чувству правды и неправды. Если людям казалось, что наверху есть какаято неправда, они прислушивались к известным им духовным авторитетам, а церковная дисциплина не была достаточно сильна или же достаточно хорошо организована, чтобы подавить оппозицию. Здесь прорывалась вера первых христиан в «религиозную демократию». |
|
|
