| Среди нападок на Церковь являются наиболее острыми, можно сказать ожесточенными те, которые настаивают на том, что Церковь «подчинилась» государству или (как в римском католичестве) даже сама стала претендовать на то, чтобы стать государственной, политической силой. В этих упреках очень много справедливого, — но с другой стороны, ни в одной сфере исторической жизни так не пострадала Церковь, как в ее отношении к государственной власти. Она сама именно пострадала , и все те упреки, которые направляются на Церковь в данном направлении, как-то обходят здесь именно страдания Церкви. Жить и действовать вне отношений к государственной и политической власти можно лишь в индивидуальном порядке, — так и родилось в конце III века монашество (самое название его, идущее от греческого слова monos=один, достаточно говорит о том, что здесь достигался чисто индивидуальный выход из государства). Пока христианство преследовалось, оно стояло вне закона и не могло иметь каких-либо «отношений» к власти, — но начиная с Константина Великого, когда Церковь получила «публичные права», как «организация», — Церковь не могла не встать в те или иные отношения к государству. Но там, где есть «права», есть и «обязанности»; Церковь, получив от государства «права» (открытого исповедания своей веры, открытых богослужений и свободного миссионерства среди язычников, населявших Западную и Восточную часть Византийской империи), тем самым — в общественно-исторической, публичной области — признала над собой авторитет государства. Чем иным могла ответить Церковь на провозглашение Константином Великим свободы Церкви (так наз. Миланский эдикт), кроме благодарных молитв о царской власти? При этом, в обязанности Церкви, конечно, вовсе не входило официальное восхваление государства и его деятелей, — но на этой позиции свободы Церковь не могла все же удержаться. Редким оказались такие случаи, как, напр., недопущение к причастию св. Амвросием, тогдашним Миланским епископом, имп. Феодосия Великого за его постыдную жестокость, проявленную во время подавления беспорядков. Очень рано, еще при Константине Великом, Церковь пришла к признанию высокой церковной функции византийских царей, — уже Константин Великий был назван «внешним епископом» Церкви. Цари после этого стали как бы «хранителями» истинной веры, — во всяком случае созыв вселенских соборов стал функцией царской власти. Императоры, руководившиеся, что и естественно, политическими соображениями в своих церковных выступлениях (такова, напр., очень долгая защита императорской властью противников почитания икон — царская власть считалась здесь с мусульманскими частями своей империи, где сосредоточилась борьба против иконопочитания), — императоры все же, говоря в среднем, стремились защищать интересы Церкви. Так возникла к VI веку знаменитая теория «симфонии» Церкви и государства, которая прекрасно выражает норму (но, конечно, не действительность, увы) отношений Церкви и государства. Идея «симфонии». |
| облачен в рясу, мантию, схиму (куколь на плечах), правой рукой благословляет, в левой - закрытый свиток. Те же особенности изображения Л. характерны и для гравюр и литографий Собора Киево-Печерских святых. Д. А. Ровинский приводит 15 гравюр этой композиции (самую раннюю датирует кон. XVII в.), среди них - листы московского гравера сер. XVIII в. Мартына Нехорошевского, почаевского мастера 2-й пол. XVIII в. Иосифа Гочемского (с монограммой «I. g.»), гравюра 1771/74 г. работы Иоанна Кончаковского и ее копия 1821 г. работы Герасима Проценко ( Ровинский. Народные картинки. Т. 3. С. 621-633. 1505-1520; Т. 4. С. 761-763. 1505а, 1507, 1509-1511). Извод, в к-ром сохраняется ракурс фигуры святого, смотрящего за плечо, встречается реже (напр., на киевской гравюре В. Белецкого, 1751; 1756 - РГБ), чем изображение Л., обращенного к центру композиции (на раскрашенной гравюре 1-й трети XIX в. (ГЛМ), на тонолитографии 1893 г. и хромолитографии 1894 г. мастерской Киево-Печерской лавры (ГЛМ, РГБ)). За редким исключением (напр., гравюра 1-й четв. XIX в., РГБ; см.: Киево-Печерский патерик. 2006. С. 63), голова святого не покрыта. На хромолитографии 1903 г. московской мастерской И. Д. Сытина (ц. вмц. Варвары в Казани) прямоличный образ Л. представлен в центре правой группы святых. Лит.: Маркелов. Святые Др. Руси. Т. 2. С. 156; Киево-Печерский патерик: У истоков рус. монашества: Кат./Сост.: Л. И. Алёхина и др. М., 2006. С. 33, 48, 53, 64. Э. В. Шевченко Рубрики: Ключевые слова: АММОН КИЕВО-ПЕЧЕРСКИЙ (XIII в.), в Дальних пещерах почивающий, странник, прп. (пам. 4 окт., 28 авг..- в Соборе преподобных отцов Дальних пещер и в неделю 2-ю Великого поста - в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских и в Соборе всех святых, в Малой России просиявших) АНАТОЛИЙ ЗАТВОРНИК прп., Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (пам. 3 июля, 28 авг.- в Соборе преподобных отцов Дальних пещер, в неделю 2-ю Великого поста - в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских и в Соборе всех святых, в Малой России просиявших) АРСЕНИЙ ТРУДОЛЮБИВЫЙ (кон. |
| Более сдержанными, ориентированными на европейские образцы в живописи и графике, были золотые Н. к. 2-й пол. XVII в., предназначенные для новых дворцовых церквей. Золотой Н. к. с эмалью (35,5×17 см) - вклад 1677 г. царя Феодора Алексеевича в Верхоспасский собор - это 8-конечный крест с прямыми ветвями, с эмалью, драгоценными камнями, изображениями Саваофа, ангелов, Распятия с предстоящими, головой Адама и вкладной надписью. Тело Спасителя выполнено рельефно и пластично, расписано и поражает «живоподобием», созвучным тем принципам, что определяли иконописное мастерство эпохи; оно окружено лишь запонами из драгоценных камней и жемчужной обнизью, как на золотом Н. к., вложенном царем Феодором в Архангельский собор в 1677 г., и на Н. к. (38×20 см), вкладе царя Феодора и его тетки, царевны Ирины Михайловны, в Троице-Сергиев мон-рь в 1678 г. Иного типа Н. к. (35,2×20,8 см), 8-конечный с ветвями, окончания которых 3-лопастные и с фигурными дополнениями с эмалью и росписью по рельефу и резьбой по золоту, был вложен царем Феодором Алексеевичем в ц. Воскресения словущего в Москве (все - ГММК). Золотые Н. к. с эмалью делаются не только по царским заказам. В 1691 г. мастерами Г. и И. Лыткиными был создан Н. к.- вклад вдовы стольника С. А. Хитрово в ярославский Спасо-Преображенский мон-рь; в 1699 г. для Благовещенского собора «на сенях» на Н. к. (39,8×21,2 см) наряду с предстоящими подробно воспроизводятся колонна бичевания, лестницы, все орудия, принесенные для казни рим. воинами, даже петух, указывающий на искушение ап. Петра, и чаша Грааля. От сер. XVII в. сохранились Н. к., вложенные «на помин» представителями различных сословий, напр., вклад «по своих родителех» в Троицкую ц. Сарожской пуст. иконописца Родиона Сергеева, ведущего мастера 2-й пол. XVII в., трудившегося для Успенского Большого Тихвинского мон-ря (1659, НГОМЗ; см.: Стерлигова. 2008. Кат. 32. С. 293-294). Малороссийское влияние обусловило появление 7-конечных Н. к. Такой золотой с эмалью крест (38,5×23,2 см) был выполнен в 1696 г. в мастерских Московского Кремля мастером Василием Андреевым. На нем изображен лишь Христос, внизу - колонна с орудиями Страстей. К подобному же виду принадлежит также золотой Н. к. кон. XVII в. из Николо-Угрешского мон-ря (38,6×25,5 см - все ГММК). Редким воспроизведением подобной формы является новгородский по происхождению серебряный позолоченный Н. к. (2-я пол. XVII в., НГОМЗ, 36×18,4 см, см.: Там же. Кат. 39. С. 301-302). Эта форма использовалась и позднее, прежде всего на территории древней Юго-Зап. Руси, но в др. материалах, напр., деревянный «благословенный» резной крест с Распятием, предстоящими и святыми (XIX в., Зап. Украина (Зап. Подолье), частное собрание, 31,6×12,3×2,8 см,- «Благословенно древо»: Резная правосл. икона и скульптура XVII-XX вв./Авт.-сост.: Е. В. Давыдова. М., 2013. Кат. 37. С. 100-101). |
| По писцовым книгам Суздальского у. 1628-1630 гг., в Богоявленской слободе на р. Мстёре (ныне пос. Мстёра Вязниковского р-на), в родовой вотчине Ромодановских при каменном храме Богоявления была «другая церковь Ивана Милостивого древяна вверх» (видимо, с шатровым завершением - Добронравов, Березин. 1898. Вып. 5. С. 353). В XVII-XVIII вв. по всем уездам на территории епархии, за редким исключением, были только деревянные храмы. Напр., по писцовым книгам Муромского у. 1628-1630 гг., в погосте Николая Чудотворца Старого на р. Мотре (во владении кн. И. Н. Одоевского) значились «церкви древяны клецки... Николы, Флора и Лавра строения мирского, а церковные украшения и утварь помещиковы» (Там же. С. 336-337). По тем же документам Гороховецкого у., в Раменской волости обозначен погост с храмами Рождества Пресв. Богородицы и св. Иоанна Предтечи, с уточнением, что последняя «рублена клецки с папертью - строение крестьян» (Там же. С. 444). В Георгиевской пуст. того же уезда, возможно основанной прп. Сергием Радонежским, в 1628-1630 гг. значатся только деревянные строения, к-рые возобновлялись в дереве же и в XVIII-XIX вв. (Там же. С. 433-435). В погосте Животворящего Креста Господня дворцовой Унженской волости (Меленковского у.), где хранился почитаемый т. н. Унженский крест, обе церкви - Воздвижения и арх. Михаила - в то же время были, как и вышеперечисленные, рублеными (Там же. 1897. Вып. 4. С. 19). Подробнее описаны деревянные церкви в документах посл. четв. XVII - нач. XVIII в. Напр., по переписным книгам 1678 г., в дворцовом с. Краснове (Красном) Гороховецкого у. фиксируются 2 церкви: «холодная» Казанская с Никольским приделом, «рублена в углы», и «теплая» Алексия, человека Божия; «при церквах колокольня рублена восьмириком верх шатром» (Там же. 1898. Вып. 5. С. 436-437). В Меленковском у. среди строений Николо-Бутылицкой пуст. (упом. 1574) по описи 1682 г. упоминаются: деревянная Никольская ц. «о пяти главах», с высокой папертью «на выпусках», «два схода с лестницы и рундуки»; «неосвященная церковь» в честь Сретения Владимирской иконы Божией Матери, «ворота святые деревянные рублены на каменное дело» (Там же. 1897. Вып. 4. С. 85-89). Имеются подробности и в описи 1702 г. построек Борисоглебской пуст. на оз. Великом Вязниковского у. («за р. Клязьмой», упом. в 1628). Казанская ц. 1698 г. была «об одной главе, глава обита тесом, крест опаян белым железом, крыто все тесом»; вновь построенная и еще неосвященная ц. святых Бориса и Глеба тоже «об одной главе, обитой тесом», «над трапезой взрублена колокольня шатровая, на ней три колокола, все крыто тесом». В 1764 г. Борисоглебскую ц. с приделом вмч. Димитрия Солунского обновляли и отметили «кресты на церкви и колокольне древянные, обитые жестью, главы… крыты зубчатою деревянною чешуею, кровли покрыты тесом» (Расширена в 1887-1888; Там же. 1898. Вып. 5. С. 313-314). |
| В заключение характеристики о. Феодора нужно сказать еще несколько слов об нем, как о семьянине и человеке. В семье о. Феодор был редким консерватором, поддерживая с достоинством все старые отцовские обычаи. Вследствие этого в доме его напр. во все великие праздники, как то в Рождество, Богоявление и на Пасху, ужин и обед устроялся так, что все слуги кушали с ним и с его семейством за общим столом, разделяя вместе и одну общую пищу. Во все рождественские святки в доме о. Феодора в главном углу стоял заветный сноп с сеном, а на сене кутья и взвар, покрытые внишами, по обычаю. Каждый год, на второй день Праздников Пасхи и Рождества Христова после обедни собирались к нему почетнейшие из прихожан, чтобы поздравить с праздником, и о. Феодор всегда радушно угощал их, чем Бог послал, разделяя вместе с ними трапезу по братски, без всякой церемонии. В день Рождества Христова вечером так называемые «Церковные колядники» обязательно начинали свое колядование в пользу церкви с дома о. Феодора, при чем здесь же они получали церковный колокольчик, чтобы народ мог отличить их, как церковных колядников, от других. До чего доходила простота нравов в доме о. Феодора, можно судить по тому, что он со всем своим семейством почти всю жизнь прожил на людской половине, в так называемому «ванкире», состоящем рядом с кухнею, при чем так называемая «светлица» на чистой половине открывалась только в экстренных случаях, напр. ради крестин или похорон, или уж ради слишком почетного гостя. В остальное время доступ в эту светлицу принадлежал только жене о. Феодора, которая по большей части входила сюда только босиком, чтобы стереть пыль, да в случае надобности поисправить постель, хранимую иногда, как некую святыню, целые годы без употребления, с громаднейшими подушками, шелковыми одеялами, вышивными простынями, и т. п. В последнем случае впрочем больше виновата была жена о. Феодора, при всех многих, прекрасных достоинствах своих, обладавшая какою-то болезненною любовью к чистоте и опрятности. По кончине ее, последовавшей в 1853 году, о. Феодор отворил все комнаты своего дома и начал жить просторнее, хотя застарелая любовь к людской преобладала в нем до самой кончины, так что здесь он постоянно обедал, пил чай, и т. под. |
| Автор со всех сторон нападает на своего противника: то опровергая его главные положения тщательным анализом свидетельств Свящ. Писания, древних литургий и отцев и учителей церкви и христианскою практикой первых веков (напр: ч. II, гл. 16, 19, 20, 21, 22 и др.); то прибегая к подробному сравнительному исследованию богослужебных чинопоследований (ч. II, гл. 2, 3, 4, 6, 7, 8, 9, 19, 20, 21, 22, 24); то уличая буллу в неправильном толковании и даже в искажении тех документов, на которые она ссылается (напр.: стр. 44, 49, 154, 155); то сурово обличая Рим в разных злоупотреблениях, в уклонениях от чистой христианской истины и практики древне-вселенской церкви и даже в увлечении традициями язычества (напр. стр. 316–318, 340, 349, 365, 373, 207–209 и др.). – Можно согласиться с заявлением окружного послания американских епископов, что полемика др. Лаундеса, по крайней мере в значительной степени, обладает и «умеренностью тона, и беспристрастностию обсуждения и кротостию духа». Только в немногих случаях полемист впадает в несколько резкий тон и обнаруживает излишнюю придирчивость к словам буллы, конечно, без всякой пользы для дела (напр. стр. 164–166, 218, 231, 264–265, 274–275, 282–284 и др.). Полемическим увлечением объясняются, быть может, и некоторые, встречающиеся в книге Лаундеса, повторения (стр. 154 – 155, 359; 159–160, 163, 218), хотя иногда они касаются таких предметов (напр. стр. 157–158, 360), на которых, судя по ходу мыслей буллы, и один-то раз останавливаться, по-видимому, не было надобности. Наиболее интересную особенность рассматриваемой книги составляет в высшей степени почтительное и сочувственное отношение ее автора к православному востоку. Доктор Лаундес не один раз заявляет, что, по тому или другому частному пункту учения или практики, восточную церковь следует признать наиболее верною хранительницею вселенского предания. Именно востоку, по его убеждению, следуете отдать предпочтение за то, что они сохранили троекратное погружение при крещении (стр. 316, 325), употребление квасного хлеба и преломления при евхаристии (370, 372), молитву призывания Св. |
| Сретение. Роспись храма Протата. Ок. 1300 г. Использование контрапоста создает впечатление движения, расположения в пространстве фигур наподобие античных статуй (напр., бессребреники Косма и Дамиан, праотцы, вмч. Димитрий Солунский). Головы нек-рых святых (вмч. Феодора Тирона, праотцев, праведников в композиции «Сошествие во ад») окружены своеобразной тенью-контуром, усиливающей впечатление трехмерности, что является особенностью росписей храма Протата (Ibid. Σ. 39). Той же цели служит живопись драпировок, подчеркивающая объем благодаря использованию 2, 3 и более оттенков одного цвета. Постепенная их смена и проработка фактуры четкими линиями передают не только складки одежды, но и пластику тела, скрытого тканью, иногда буквально, напр. задрапированная рука мч. Геласия, к-рой он придерживает край одежды. Градация цветовых оттенков и выделение светом выступающих поверхностей придают одежде жесткость и металлический отблеск, к-рые подчеркивают эффект рельефности, напр. у фигур ап. Иоанна Богослова или прав. Симеона Богоприимца в композиции «Сретение». Мягкость и гибкость движений и жестов отличают фрески храма Протата от достаточно статичных и массивных композиций ц. Перивлепты (Ibid. Σ. 41). Наряду с нарочито выразительными ликами старцев - пророков, праотцев, апостолов - соразмерными и умиротворяющими показаны детские и юношеские лики, напр. Христа Еммануила, сидящего на коленях Богоматери (сев. предалтарный столб), вавилонских отроков Анании, Азарии и Мисаила, юных воинов-мучеников. Мастер стремился передать пластичность лика. Светлыми штрихами, положенными поверх вохрения, подчеркиваются выпуклость лба, округлость щек, рельеф небольшого носа и подбородка. Выписывая опущенные уголки губ и глубокие тени вокруг глаз у Богомладенца, мастер передает трагическое знание о грядущей Жертве (о стиле и смысловом содержании поклонных икон см.: Teteriatnikov. 1999). В отличие от яркой, насыщенной колористической палитры мастеров Михаила и Евтихия Панселин использовал в драпировках разбеленные оттенки - голубой, серебристо-серый, сиреневый, зеленоватый, розовый холодного тона и терракотовый (напр., хитон ап. Фомы), бежевый, фисташковый, изысканные сочетания холодных серовато-жемчужных цветов с розовым и багряным (одежды свт. Потапия и мч. Геласия), и со светло-лиловым (хитон мч. Ореста). |
| «Отвержение даров». И. и А. отходят от храма, в проеме к-рого видна спина удаляющегося священника (напр., роспись юж. склона свода вимы ц. Успения на Волотовом поле в Вел. Новгороде). «Упреки Иоакиму». Эта сцена, очевидно, основывается на словах «Протоевангелия Иакова» «…и не пошел он [И.] к жене своей» (Protev. Jac. 1. 7). Сюжет встречается гл. обр. в памятниках с пространным изложением Жития И. и А., напр. на иконе «Рождество Богородицы, с клеймами земной жизни» из местного ряда Богородице-Рождественского собора в Устюжне (нач. XVI в., УКМ; 3-е клеймо): И. и А. изображены на фоне гористого, с редкими деревьями пейзажа, вполоборота, словно отходящими друг от друга. Поворот головы и жестикуляция обоих указывают на беседу между ними. Праведные Иоаким и Анна. Оборотная сторона иконы «Богоматерь «Знамение»». 2-я четв.— сер. I в. (НГОМЗ, Софийский собор) Праведные Иоаким и Анна. Оборотная сторона иконы «Богоматерь «Знамение»». 2-я четв.— сер. I в. (НГОМЗ, Софийский собор) «Моление Иоакима». Согласно «Протоевангелию Иакова», И. «…ушел в пустыню, поставил там свою палатку и постился сорок дней и сорок ночей» (Protev. Jac. 1. 7). Он изображается внутри палатки молящимся коленопреклоненно, как, напр., на фреске ц. Санта-Мария ин Граделис в Риме (кон. IX в.) или на синайском триптихе (нач. XIII в., мон-рь вмц. Екатерины на Синае). «Моление Анны». Плач бездетной А. иллюстрируется по тексту («Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у Тебя, Господи» - Protev. Jac. 3. 5) изображением сада или обозначающего его дерева с птицами, вьющими на нем гнезда (Спасо-Преображенский собор Мирожского мон-ря в Пскове, рубеж 30-х и 40-х гг. XII в., мон-рь Хора (Кахрие-джами) в К-поле, ок. 1316-1321). Иногда птицы показаны не на деревьях, а в водоеме, напр. плавающими в высоком бассейне, как в росписи ц. Св. Софии в Киеве (40-е гг. XI в.). Отзвук этого изобразительного мотива сохранился и в поздней иконописи, напр. на иконе «Рождество Богородицы» из Старого Симонова в честь Рождества Богородицы монастыря в Москве (нач. XVII в., ГМЗК), где на поле справа также изображен фонтан с птицами, напоминающими лебедей (изображение соотносится также с текстом из Книги прор. Исаии, читаемым на службе Рождеству Пресв. Богородицы: « » - Ис 35. 7). Сцена моления нередко совмещается со сценой благовестия А. Так, в протоевангельском цикле на хорах в ц. вмч. Феодора Стратилата на Ручью в Вел. Новгороде (1378) А. изображена с протянутыми в молитве руками, пальцев к-рых едва не касается благословляющая десница слетающего с небес ангела. |
| Повсеместное распространение и исполнение духовных песен в Речи Посполитой делало их общеизвестными. Всеми исследователями восточнославянского К. отмечена роль польск. песен в его традиции. Тематика польск. песен (поучительные, покаянные, «пассионные» (великопостные), празднично-славильные), ясность и простота их напевов (если судить по более поздним записям) обусловили интерес к ним со стороны правосл. церковнослужителей. Переводы западноевропейских духовных песен в Юж. Руси Некоторые ранние украинские К. имеют западноевропейское происхождение, что, в частности, отражено в обнаруженной А. М. Колессой в Б-ке Рачинских в Познани рукописи кон. XVI в. с переводом 50 протестантских нем. песен на книжный украинско-белорус. язык ( Медведик. Генеза та специфика. 2002. С. 226). Судя по записям 2-й пол. XVII-XVIII в., в Речи Посполитой были известны в переводах произведения из разных стран - Италии (напр., секвенции «Dies irae», «Stabat Mater» - основа позднейших переводных духовных песен), Германии, Чехии. Однако преобладали польские, а в Закарпатье исполнялись также словац. и венг. песни ( Зociм. 2004. С. 9). Заимствованные К. можно разделить на 3 группы по времени происхождения источников (Там же. С. 9-10). Первая группа песен восходит к средневек. лат. литургическим песнопениям: напр., белорус. «День гневу», укр. «День он гневу» (XVII в.) к «Dies irae» (XIII в.; см. в ст. Реквием ), «О спасителная жертва» и «Пред так велкым сакраментом» (XVIII в.) соответственно к евхаристическим гимнам «O salutaris Hostia» и «Tantum ergo sacramentum» Фомы Аквинского (XIII в.) ( Она же. 2010. Вып. 3(3). С. 44), укр., белорус., рус. «Божие ныне Рождество» (XVII в.) к рождественской песне (cantio) «In Natali Domini» (XIV в.) ( Она же. духовна nichя. 2009. С. 143). Вторая группа заимствованных К. представляет собой переводы духовных песен эпохи Возрождения, написанных на латыни (напр., рождественская «Angelus pastoribus» (XVI в.) - укр. «Аггел пастирем мовил» (вероятно, XVII в.), польск. «Anio pasterzom mówi» (XVI в.); Там же. С. 145)) и на национальных языках: польском (напр., евхаристическая песня на поклонение Св. Дарам или на праздник Тела Христова «Twoja cze chwaa, nasz wieczny Panie» (XVI в.) - укр. «Твоя честь хвала, наш biчhuй Пане», «Тебе честь хвалу, наш biчhuй Боже», «Teбi честь хвалу, о Творче неба», «Твоя честь слава, bikob Господи» (XVIII в.)) ( Она же. 2010. Вып. 3(3). С. 46) и словацком (напр., пасхальная песня «Tretyho Dne wstal Stworytel» (XVI в.) - укр. «Третяго дня встал Створитель» (XVIII в.)) ( Она же. духовна nichя. 2009. С. 148). |
| 400, Баварский национальный музей, Мюнхен) на мозаике в ц. Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне (до 526), на миниатюре из Евангелия Раввулы (б-ка Лауренциана, Флоренция, 586), на ампулах Монци (VI в.), на миниатюрном клейме крышки реликвария из капеллы Санкта-Санкторум в Ватикане (ок. 600, Музеи Ватикана), на клейме серебряного блюда-дискоса из дер. Григорова Соликамского у. Пермской губ. (VIII-IX вв., ГЭ). На маргинальных миниатюрах из Хлудовской Псалтири (ГИМ. Греч. 129. Л. 44, сер. IX в.) 2 жены показаны сидящими у подножия гроба, плачущими и прикрывающими лица руками (вверху), одна из них стоит у гроба, прикасаясь к нему; обе в светлых платьях, мафорий у одной коричневый, у другой красный. Схема с 2 женами, стоящими у гроба, на к-ром восседает ангел, повторена на фресках Спасо-Преображенского собора Мирожского мон-ря (30-40-е гг. XII в.), примыкает к сцене «Явление Христа двум Мариям» и разделяет крупные сцены «Сошествие во ад» и «Успение Пресв. Богородицы». Известны и краткие версии композиции, когда 2 ангелам, сидящим при гробе, предстоит лишь одна жена, к-рую и соотносят с М. М., как, напр., на миниатюре из Евангелия из афонского мон-ря Дионисиат (Ath. Dionys. 587, XI в.). Пришедшие ко гробу 3 жены представлены на произведениях, восходящих к евлогиям средневизантийского времени и периода лат. завоевания, как, напр., на миниатюре в Синаксаре Захарии Валашкертского (НЦРГ. А 648, 1-я четв. XI в.); на рельефе на серебряном окладе для камня Гроба Господня к-польской работы (1150-1200, Лувр, Париж); на новгородских каменных иконках XIII-XIV вв. (НГОМЗ, ГММК); подобная схема повторяется на готических авориях, напр. в клейме диптиха-авория с изображением Страстей Христовых франц. работы (2-я пол. XIII в., ГЭ). В древнерус. искусстве извод этой композиции имеет большое значение, т. к. входит в число сюжетов Страстного цикла, дополняющих праздничный чин высокого иконостаса (напр., иконы из Троицкого собора Троице-Сергиева мон-ря (1425-1427); из Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря (1497, КБМЗ)), а также встречается в составе аналойных икон-таблеток (напр., икона из комплекта «Троицких таблеток», 2-я четв. |
|
|
