| Довод очень слабый и не выдерживающий критики. В XII веке, когда текст «Василик» был несомненно цел и невредим, император поручил Вальсамону проверить, что из новелл Юстиниана «всё еще являлось действующим законом, другими словами, что содержалось в “Василиках”, а что нет… Эта ясная и совершенно четкая цель не может оставлять сомнений: любые правовые нормы, не включенные в “Василики”, несомненно утеряли законную силу». В толкованиях на каноны Вальсамон регулярно ссылается с одной стороны на «Василики», с другой стороны – на привилегии Константинопольского престола. Но ни разу Вальсамон не обосновывает эти привилегии такой цитатой из «Василик», которая напоминала бы приведенные выше выдержки из «Исагоги», даже наоборот, как мы видели, подчас он прямо опровергает непомерные папистские амбиции в духе «Исагоги». Это является явным свидетельством отсутствия в «Василиках» учения «Исагоги» о патриаршей власти. Кроме того, наши знания о Льве VI и истории его взаимоотношений с церковной властью также исключают вероятность включения подобных пассажей в составленный им законодательный сборник. Вообще, аргумент: «до нас такой текст в документе не дошел, но это не значит, что его не могло там быть», - многое говорит о доказательной базе фанариотского церковного права. Т. В. Барсов полагает, что Властарь поместил в «Синтагму» выдержки из «Исагоги» потому, что та была действующим законом. Однако «Исагога» никоим образом не могла быть действующим законом в XIV столетии (время составления «Синтагмы»). Ведь еще в XII веке император Мануил Комнин «в своей новелле о судебной реформе указывал на необходимость использовать в судебной практике только “Василики”», а поручение жившему в том же столетии Вальсамону при работе над толкованиями канонов состояло, как было показано, в вычленении из старых законодательных норм только тех, которые содержатся в «Василиках», потому что на них смотрели как на единственный легитимный кодекс. Ссылки на «Исагогу» в XIV веке указывают, скорее, на то, что в этот период она оказалась в более активном обороте, благодаря востребованности в среде сторонников возвышения власти Константинопольского патриарха как над императором, так и над предстоятелями иных Церквей. |
| Однако передовая статья раскольнической газеты, приведенная нами вполне, все же показывает, что раскольники, возлагавшие столько надежд на получение разных льгот и привилегий в коронационное время, так хлопотавшее об их получении и для получения их дозволившее своему заграничному газетчику печатать самые возмутительные клеветы на противников и обличителей раскола, теперь, обманувшись в своих расчетах и ожиданиях, значительно присмирели, упали духом, и в расколе действительно примечается какая-то особенная тишина. Дай Бог , чтобы урок послужил во благо старообрядцам, чтобы они оставили не только напрасные мечтания о расширении своих льгот и привилегий, но и свои „прискорбные заблуждения“, свои предубеждения против православной церкви, и вошли в приискреннее с ней общение! 9. Еще о неправдах раскольнического «Слова Правды». – Раскольническая дерзость, неимеющая примера. В расколе с некоторого времени примечается редкое затишье,– ни о каких, сколько-нибудь выдающихся, событиях не слышно. Единственным показателем характерных сторон его современной жизни служит литературный орган его, издаваемый за границей одним из самых озлобленных противников церкви – беглецом Мельниковым, имеющим сношение с московскими и прочими главарями раскола, от которых получает разные сведения, советы, наставления и всякую поддержку в своей издательской деятельности. Поневоле приходится обращаться за указаниями о современном настроении раскола к этому печатному органу его, так несправедливо присвоившему себе название „Слова Правды”. Вот перед нами новый, июльский (7-й) выпуск этой раскольнической газеты, по характеру не отличающийся от предыдущих. И в нем, как во всех прежних, резко выступает одна характерная черта – страстное озлобление против православных миссионеров, ведущих беседы со старообрядцами и о глаголемом старообрядчестве. Эта господствующая характерная особенность газеты заслуживает особого внимания: она показывает, что более всего тревожит раскольников, в чем видят они в настоящее время самую большую опасность для раскола, и на что поэтому должно быть обращено особое внимание православных, что особенно должно быть поощряемо с их стороны, как сильное орудие против раскола. Ясно, что миссионерство наносит расколу решительные удары, угрожает ему полным поражением, если началовожди раскольнические постоянно имеют его в виду и не могут иначе говорить о нем, как с крайним озлоблением, осыпая миссионеров и содействующих им православных священников самой неприличной бранью, измышляя на них всякие лжи и клеветы. Православным миссионерам не только не следует смущаться, а тем паче оскорбляться этой раскольнической бранью и этими клеветали, но еще следует, напротив, радоваться, видя в этой брани и клевете свидетельство об успехах их святого труда для церкви и поощрение к усилению этого труда. |
| По библейскому преданию, человечество было разделено на 72 народа. Однако нельзя сказать, что образование народов и наций является продолжением грехопадения, то есть злом для человечества. Злом было включение людей в импульс зла, следствием – разделение, а образование наций и народов было не центробежным, а, скорее, центростремительным процессом. На месте затонувшего материка появились островки, но нельзя сказать, что островки – это зло. Таким образом, человечество стало похоже на архипелаг, который в одно и то же время разъединен и соединен. Так как человечество находилось в состоянии ожидания Спасителя мира и проходило горький опыт богооставления, то сохранение первобытного Богопочитания (теми, разумеется, кто его еще сохранил) требовало определенной осторожности в общении с народами и племенами, принявшими демонические культы в форме языческих религий. В этом смысле разделение человечества на народы и нации давало еще ведающим истинное Богопочитание людям возможность как-то защитить, предохранить себя от язычества и идолопоклонства, которые, как духовная эпидемия, распространялись по земле. В Библии мы находим запрещение для иудеев вступать в брак с иноплеменниками, так как в то время зло было сильнее добра, а Израиль – в определенный исторический период – являлся единственным носителем веры в истинного Бога (хотя мы и знаем, что и в других народах оставались люди, имеющие высокое понятие о Боге: см., например, книгу Иова). Однако запреты означали скорее самозащиту, чем изоляционизм. И в самом родословии Иисуса Христа указаны «представители» моавитян и хананеев – Руфь и Раав. Избранничество израильского народа было не привилегией, а служением, поэтому пророки призывали народ через покаяние и смирение быть достойным этого служения. Но к сожалению, уже во времена земной жизни Христа Спасителя часть народа считала свое избранничество именно привилегией. Христос принес Себя в жертву за наши грехи, но внешним поводом к Его распятию послужил национальный провинциализм, который хотел видеть в Мессии царя, подобного одновременно Соломону и Александру Македонскому. Поэтому учение Христа о любви ко врагам и о том, что для Бога одинаково драгоценны душа человека и его спасение, к какому бы народу или нации он ни принадлежал, было воспринято как провокация против национально-исторической роли иудеев и их особых прав в царстве Мессии. Приговор над Христом – это приговор национальной гордыни над любовью, но в то же время – приговор над собственным национальным самопоклонением, жертвой которого стал иудейский народ, рассеянный по всему миру, испивший чашу страданий и унижений. |
| Строматы, 5.6.38.6). В то же время, в еврейском тексте Книги Иисуса, сына Сирахова, слово sis явно применяется не к самому венцу, а к его налобной части, на которой выгравированы священные письмена (45:12; ср. 40:4). Греческие авторы, следующие как той, так и другой традиции, переводят sis словом «петалон». Поэтому в «Послании Аристея» 98 и в «Завете Левия» 8под петалоном первосвященника подразумевается золотая табличка на лбу с надписью еврейскими буквами YHWH 1133 . Возможно, такое использование этого греческого слова более правильно. Говорит ли Поликрат о первосвященническом венце в целом или о той его части, что образовывала золотую ленту на лбу и на которой был выгравирован Тетраграмматон – сказать невозможно. Важно то, что в любом случае речь идет об очень характерном для первосвященника, даже исключительно первосвященническом, элементе головного убора. Из всех золотых украшений, носимых первосвященником, золотой венец со священными буквами на лбу всегда считался важнейшим. В «Послании Аристея» (96–99) он является вершиной торжественного и благоговейного описания первосвященнического убора; так же венчает он описание одеяний Аарона и у Иисуса, сына Сирахова ( Сир 45:8–12 ). По словам сына Сирахова, этот венец с гравированной табличкой представлял собой чудное, восхитительное зрелище (45:12). Также и Иосиф Флавий заканчивает свое описание одежды первосвященника венцом и священной надписью на нем (Иудейская война, 5.231–235; Иудейские древности, 3.159–178). Носить имя Божье, гравированное на золотой пластине, у себя на лбу было исключительной привилегией первосвященника. Иосиф отмечает также, что, если другие элементы первосвященнической одежды могли изготовляться во множестве (Соломон, говорит он, изготовил их тысячи) – «венец, на котором Моисей надписал имя Божье, один-единственный и хранится до сего дня» (Иудейские древности, 8.93) 1134 . Петалон был только один – и считалось, что это тот самый, изначальный, петалон, изготовленный Моисеем для Аарона. Таким образом, ношение петалона было привилегией и обязанностью первосвященника. |
| История мира – это всего лишь череда всех тех событий, которые когда-либо происходили. Если бы мы знали все события, которые произошли (какие субстанции существовали, какими свойствами они обладали и в какие отношения и с какими субстанциями они вступали и когда), то мы бы знали все, что когда-либо произошло. Свойства и события могут быть физическими или ментальными. Под физическим событием я понимаю такое событие, в знании о котором никто не обладает необходимым преимуществом перед кем-либо еще. Физические события публичны, никто не обладает привилегированным доступом к ним. Так, то, что мой письменный стол является квадратным, представляет собой физическое событие потому, что всякий, а не только я (даже если я единственный, кто видел его) может убедиться в его квадратности. К числу физических событий относятся и мозговые события. Осуществил ли какой-нибудь нейрон в мозгу проведение импульса в определенное время – это могло бы наблюдаться многими людьми одинаково хорошо, и потому это представляет собой физическое событие. В противоположность физическим событиям ментальные события – это такие события, о которых особенным образом может знать что-то лишь один человек, актуально переживая их. Этот человек обладает привилегированным доступом к данным ментальным событиям, и больше никто не обладает таким средством их познания. Очевидно (и это очевиднее, чем что-либо еще), что действительно существуют ментальные события, поскольку нам это известно из собственного опыта. Такие события включают те или иные сочетания цветов в визуальном поле, боли и острые ощущения, верования, мысли и чувства. К ним также относятся те цели, которые я стремлюсь осуществить посредством своего тела или каким-то другим способом (об этом шла речь в главе 2). То, что я испытывал боль вчера в полдень; что в моем визуальном поле был какой-то образ красного цвета; что я думал о ланче или вынашивал планы отправиться в Лондон, – все это такие события, о которых если бы другие могли узнать каким-то способом, то и я бы мог узнать об этом этим же способом. Другие могут узнать о моих болях и моих мыслях посредством изучения моего поведения, а также, вероятно, посредством изучения моего мозга. |
| Храм и находившийся неподалеку от него царский дворец не сохранились. Аменхотеп III оказал не виданную дотоле честь придворному архит. Аменхотепу, сыну Хапу: для него был выстроен собственный заупокойный храм. Ни один человек нецарского происхождения никогда прежде не удостаивался подобной привилегии. Сын Аменхотепа III от брака с Тэйе Аменхотеп IV (1365-1348) продолжил политику отца в отношении выходцев из незнатного служилого чиновничества и верхушки войска, к-рых он выдвигал на важные должности и приближал ко двору. Однако наиболее радикальным преобразованиям при Аменхотепе IV подверглась религ. сфера. В начале царствования Аменхотеп IV оставался верен солнечному культу Ра-Харахте, к-рый получил большое значение еще в правление Аменхотепа III, но на 4-м году правления по его решению бог Солнца получил сложное имя - Ра-Харахте, ликующий на горизонте в имени своем Шу, который есть Атон, и был провозглашен царем, причем в надписях имя бога начинают заключать в двойной картуш (овальное обрамление имени царя). Далее происходит резкая смена способа изображения бога: на смену человеческой фигуре с головой сокола приходит неантропоморфный образ - солнечный диск с лучами, на концах к-рых изображаются жизнедарящие кисти рук. Царь воздвиг для нового бога храм рядом с Карнакским комплексом. На 6-м году правления Аменхотеп оставляет Фивы и основывает на пустынном месте неподалеку от Гермополя новую столицу - Ахетатон (Небосклон Атона, близ совр. Эль-Амарны) и принимает новое имя - Эхнатон («Проявление ах Атона»). Атон провозглашается царем Е., царь - его сыном, соправителем и единственным провозвестником его воли. На 9-10-м годах правления начинается преследование культа Амона - главного бога старой столицы, а еще через 3 года царь отказывается от самого слова «бог», к-рое начинают истреблять в старых надписях и избегают в новых. Религ. реформу Эхнатона нередко характеризуют как монотеистическую, однако Эхнатон не только отказался от культа прежних богов, заменив их одним-единственным новым божеством, но в конце концов отверг даже само понятие «бог». На смену старым культам пришел культ 2 царей: небесного и земного. Все молитвы обращались теперь к Солнцу-Атону и его земному сыну и соправителю - Эхнатону, почитание к-рого приобрело такой размах, какого не знал ни один егип. царь. Существовало особое царское жречество, а в гробницах амарнских сановников первостепенное место заняли изображения Эхнатона и его царственного семейства, к-рое признавалось единственным посредником между людьми и небесным царем-Солнцем. |
| Спросите: Бога часто называют «Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова» – без какого-либо упоминания имени Иегова. Не следует ли отсюда, что имя Иегова – не единственное возможное обращение к Богу? В связи с вышеизложенным следует отметить, что в новозаветные времена Иисус ни разу не назвал Отца Иеговой 126 . Если Свидетели правы, и Бога всегда нужно называть именем Иегова, Иисус однозначно нарушил это правило. (Время от времени «Перевод нового мира» вкладывает в уста Иисуса имя Иегова, но это решение создателей ПНМ идет вразрез со свидетельством тысяч греческих рукописей, которыми мы располагаем.) Вспомните Молитву Господню. Иисус начал эту молитву не словами «Иегова Бог, сущий на небесах». Он сказал: " Отче наш, сущий на небесах!» ( Мф.6:9 , курсив автора) 127 . Таким же образом Иисус начинал и другие молитвы ( Мф.11:25; 26:39–42 ; Мк.14:36 ; Лк.10:21; 22:42; 23:34 ) 128 . И то, что Иисус учил Своих последователей молиться именно таким образом, неудивительно. Поскольку мы – дети Божьи, у нас есть исключительная привилегия приходить к Отцу и обращаться к Нему: «Авва! Отче!» ( Рим.8:15 ; Гал.4:6 ). Мы можем называть Бога Отцом, и это еще раз подтверждает, что в Исх.3:15 не следует искать единственное имя, которым можно называть Бога 129 . С учетом всего, сказанного выше, Спросите: Поскольку Иисус никогда не называл Отца Иеговой и поскольку Он учил нас называть Бога Отцом, можно ли сказать, что имя Иегова – не единственное возможное обращение к Богу? Необходимо еще раз подчеркнуть, что слово «Иегова», судя по греческим рукописям Нового Завета, ни разу не встречается в тексте Нового Завета. Это очень важно: ведь если бы имя Иегова было единственным именем Бога для всех поколений, оно, несомненно, присутствовало бы в Новом Завете. Но его там нет, хотя в своем «Переводе нового мира» Сторожевая Башня попросту вставляет это имя в новозаветные стихи, в которых говорится о Боге Отце. Отметив для себя данный факт, давайте кратко рассмотрим текст Исх.3:15 и выясним, что этот стих означает на самом деле. Имя Яхве («Иегова», как вы помните, – неправильная огласовка) родственно древнееврейскому глаголу «быть». Впервые мы встречаем это имя в 3-й главе Книги Исход, где Моисей спрашивает Бога, каким именем Его следует называть. Бог отвечает: «...Я есмь Сущий... так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам» ( Исх.3:14 ). |
| Ядро натуралистической эпистемологии составляет сциентизм. Уилфрид Селларс утверждал, что «в сфере описания и объяснения мира наука есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Sellars 1963, р. 173). Современные натуралисты принимают сциентизм либо в слабой, либо в сильной его версии. Согласно первой, нельзя утверждать, будто ненаучные области не имеют ценности и не дают интеллектуальных результатов, однако в эпистемологическом отношении эти области стоят несравненно ниже науки и не заслуживают полного доверия. Согласно второй версии, безусловной познавательной ценностью обладает наука и только наука. И в том, и в другом случае натуралисты крайне скептически относятся к таким утверждениям о реальности, которые не обоснованы методологией точных наук. Данная методология, в частности, является методологией от третьего лица, иначе говоря, она допускает единственно лишь сущности, поддающиеся исчерпывающему описанию с точки зрения третьего лица. В отношении же тех сущностей, которые в качестве основного эпистемологического доступа к ним требуют точки зрения первого лица, преобладает скептицизм. По мнению подобных натуралистов, исчерпывающий характер и привилегированный статус научного знания предполагают, что единственно значимыми объяснениями, могущими притязать на безусловное принятие, являются те, которые используются в точных науках 202 . Эпистемологические и методологические ограничения, налагаемые натурализмом на философию, выражаются, по крайней мере, в двух философских тезисах. Во-первых, такой вещи, как «первая философия», не существует; напротив, философия неразрывна с естественными науками. Во-вторых, в научных теориях, представляющих собой образцовые случаи познавательного/объяснительного успеха, – например, в атомной теории материи или в эволюционной биологии – используются комбинаторные способы объяснения. Таким образом, всякий процесс, составляющий Великую Историю (Grand Story), и всякая реальность, допущенная в натуралистическую онтологию, должны иметь онтологическую структуру, анализируемую в терминах, изоморфных подобным способам объяснения. Колин Макгинн, защищая эту концепцию, а также то, что, по его мнению, из нее вытекает, а именно нашу неспособность объяснить в подлинном смысле эмерджентные свойства, писал: |
| Если себе представить это картинно (я, знаете, мыслю очень примитивно, вы это наверно замечали уже): в центре будет Бог, Который есть Любовь, Который создал всех по любви, Который в конце Книги Ионы говорит: вот, ты плачешь об этом деревце, которое в одну ночь выросло, Мне ли не горевать о целом городе Ниневии, который Я создал? (Иона 4:10—11) — в центре будет Бог, Который есть совершенная Любовь, Который безутешно будет думать о тех, кто вне Царства Божия. Потом, по мере того как концентрическими кругами идут люди с меньшей и меньшей любовью, им будет спокойнее и спокойнее. Единственные, пожалуй, которые будут совсем спокойны, — это те, кто на краю, смотрят через плечо и думают: «Слава Богу, я не там!» (Знаете, как человек, который вскочил в автобус в последнюю минуту и думает: упаду или не упаду? — и радуется, что он в автобусе и не упал на улицу.) Это единственные, кого я могу представить, кому «хорошо». Простите, это, конечно, плохое богословие, но это мое восприятие вещей. Конечно, такого рода логических выкладок недостаточно, чтобы решить вопрос, но есть и другие вопросы. Нам говорится в книге Откровения о том, что Суд придет, когда завершится полное число избранных, и употребляется по отношению к Израилю цифра сто сорок четыре тысячи (Откр 7:4, 14:2). Но это символика: сто сорок четыре — это двенадцать раз двенадцать, двенадцать в себе содержит три и четыре. Это все комбинации цифр, которые представляют собой символику, — ясно, что это не полное число спасаемых. Далее, когда мы думаем об избранных, мы всегда представляем их привилегированными: избранник — это тот, кому досталось что-то очень хорошее в жизни. Но если подумать об избранничестве в Новом Завете, тут избранничество заключается в том, что из среды человечества Бог выбрал людей, которые согласны разделить Христову крестную участь. Наше избранничество — крестное избранничество, а вовсе не избранничество на славу и покой. И тогда можно себе такой вопрос поставить (я его не разрешаю, я просто ставлю вопросы перед вами): не зависит ли спасение мира от того срока, когда земля принесет в дар Богу тех людей, которые вместе со Христом могут поднять тяжесть ее греха и ее спасти? Но как? Опять-таки намек и вопросительный знак. |
| Как папа есть единственный христианский иерарх воистину суверенный, т. е. независимый от какого бы то ни было людского авторитета, так и российский император есть единственный воистину суверенный христианский государь, также независимый от всякой людской власти. Таков простой и объективный факт, так что патриотизм здесь ни при чем. Будь я поляком, испанцем или англичанином — этот факт сохранял бы для меня всю свою непреложность. А важность его усугубляется еще и тем, не менее очевидным фактом, что из всех христианских стран именно нынешняя Россия являет собой самую мощную этническую массу и самую сплоченную политическую силу. Однако же ни государственная мощь и ни естественная величина народа, взятые сами по себе, не гарантируют России непререкаемой привилегии на высшую миссию. Это — лишь благоприятные условия, налагающие на государя и на нацию некую особую обязанность в отношении христианского человечества в целом, и будущее России зависит решающим образом не от физической ее мощи и исторических преимуществ, но от тех нравственных действий, через которые она может направлять свою мощь и свои преимущества на службу добрым или злым целям. Все то, что я сказал о великой миссии моей родины, — не прорицание (prediction), но проповедь (predication). Я не предсказываю события, которые должны произойти, но проповедую действия, которые надо совершить, Я говорю о своем народе лишь в том смысле, что если он употребит во благо те качества и те силы, что даны ему Провидением, то он сыграет в работе Бога над историей ту положительную роль, которая соответствовала бы его качествам и была бы ему по силам. Но будь силы России даже большими, чем они есть на самом деле, — они не спасут эту страну от упадка и гибели, если она направит эти силы на антихристианский путь национального эгоизма. Я несказанно далек от того исторического фатализма, который полагает, что России с абсолютной неизбежностью предназначено положить начало христианскому государству и что эта задача не может быть возложена на какую–либо другую нацию. |
|
|
