| И для того от Святейшего Синода требуют указа, что не бывшим у присяг в настоящее время 1730 и 1731 годах действительным дьячкам и пономарям, годным быть в службе, отдачу и отсылку чинить ли или за вышеобъявленным Именным Её Императорского Величества о удовольствовании церквей священнослужителями указом ко удовольствованию священного чина, то есть: попов, дьячков при церквах оставить, дабы Божиих церквей в пустоту не привесть. Да присланною в Святейший Синод из Духовной Дикастерии о московских соборах с приделы (кроме прочих московских сороков церквей) ведомостию показано: праздных в 15 соборах мест – протопопских 5, ключарское одно, поповских 14, дьяконских 10, псаломщических и дьячковских 7, пономарских и сторожевских 23, итого в одних соборах с приделы праздных мест 60. Архангелогородская губернская канцелярия: в той-де губернской канцелярии определено не бывшим у присяг церковнослужительским детям и самим церковникам за небытие учинить наказание плетьми и привесть к присягам, и быть им до указа по-прежнему при церквах теми же чинами, в которых они ныне действительно имеются, а в военную службу их, хотя из них некоторые имеются годные, ныне не брать для того, хотя по состоявшейся в Кабинете Её Императорского Величества июля 1 дня 1738 года синодальном представлении резолюции по учинении наказания в военную службу взять и подлежало, токмо-де за прежними Её Императорского Величества указами оных ныне взять предопасно, понеже-де в тех Её Императорского Величества указах гласит, что по необходимой нужде из не бывших у присяг при церквах оставить велено, а которые уже действительно при церквах служат, что их при каждой церкви быть определено, тех в военную службу и брать не велено; а оные-де церковники обретаются при церквах в действительно служащих до состоявшегося о переписи и разборе их в 736 году указа у некоторых церквей по одному, а у других только по два человека, и в указное-де число, что велено быть при каждой церкви по два человека, недостаёт в епархии ста семи человек; и ежели-де по силе помянутой Кабинета Её Императорского Величества резолюции означенных церковников в военную службу брать, то их и ни по одному человеку у церкви не останется, а других к определению на их места (кроме малолетних, кои за негодностию в военную службу оставлены в ведомстве Святейшего Синода для произведения к церквам) не имеется; и дабы о том, что таковых церковников, о каковых выше сего объявлено, повелено ль будет в военную службу брать или по-прежнему при церквах быть, определить тою губернию указом. |
| «Протрезвления отца Серапиона терпеливо ожидали на деревне. Никто не протестовал, никто не собирался на него жаловаться и требовать справедливости. Мужики любили о Серапиона за его кротость, простоту и доброту, с которой он относился ко всем, когда был трезв, и все прощали ему. Кроме того, ведь это здесь, на этом же приходе, случилась с о. Серапионом та трагическая история, которая испортила ему всю жизнь, и многие мужики были свидетелями его драмы; это тоже принималось во внимание, и мужики говорили между собой: – Это и простому человеку, ежели с ним случится, великое горе, а батюшке так даже особенно... С этакого горя не то что запьешь, а на стену полезешь». Таков же сюжет и рассказа «Судьба» (Нива , 1896 г. 49–52). Здесь только дело решается гораздо скорее. Исключенному из семинарии молодому поповичу Василию, юноше ленивому и беспечному, но неглупому и с сердцем, и вдобавок мечтательному, по ходатайству благочинного, большого приятеля его отца, преосвященный дает дьяконское место. Рукоположение назначено через несколько дней, а до этого времени нужно найти невесту и жениться. Мать Василия хочет женить его на дочери богатого гончара, отец хотя и не одобряет такого брака, но и не противиться, но самому Василию заочно правится дочь дьякона сиротка Лизонька Благоволенская, которую сватает ему соседний священник о. Мартирий. И несмотря на то, что в голове Василия, кажется, от роду не было ни одной мысли, он ловко успевает отделаться от дочери гончара и женится па Лизоньке. Об о Якове (отце Василия) читатель узнает из этого рассказа только то, что это пожилой, рассудительный и осторожный человек. Гораздо рельефнее обрисован о. Мартирий. Это молодой еще человек, но уже вдовый. От тоски он стал даже выпивать иногда. «Не знаю, за что Бог покарал меня – жену отнял, печалуется о. Мартирий. Трудно мне, очень трудно! Тоска берет, холод душевный, оттого и выпиваю». Но при всем том о. Мартирий человек очень добрый и бескорыстный: дом его полон бедных родственниц и их детей, и всех их он содержит. Сиротку Лизу, которую он же и приютил у себя, он, при выходе ее замуж, награждает, чем может. Намерение матери Василия женить последнего на дочери богатого гончара встречает с его стороны решительное осуждение. «Стыдно вам, Марина Лукинична, двояко стыдно, упрекает ее о. Мартирий. Как будто вы не прожили жизнь и не знаете, что всего важнее в брачном сожитии, гонитесь за богатством... Что в нем, в богатстве? Мы тоже, когда женились, были бедны, как церковные мыши, а что мы взяли у своих тестьев? Сами знаете: столько, чтобы можно было венчанье справить, да первую рясу, да первый кафтан. А с голоду не померли, напротив – весьма даже теплые гнезда свили себе и благоденствуем. Так-то.» |
| На все подобные обстоятельства правительство не обращало никакого внимания, знало только одно, что в духовном ведомстве насчитано более 5000 не бывших у присяги, а от такой массы не присягнувших мало ли можно ожидать всяких злодейских факций? . Чем более разыгрывалась подозрительность правительства, тем строже становились розыски о присягах. Указами 28 июня и 25 августа 1735 г. дела по присягам, доселе рассматривавшиеся главным образом по духовным правлениям, велено передать в тайную канцелярию. Указы эти относились теперь и к духовным детям; о которых в прежних указах о присяге не было сказано ничего определенного; в тайную канцелярию велено отсылать всех не бывших у присяги, которые во время исполнения этих присяг имели не менее 8 лет от роду. Канцелярия производила им строгие допросы, при которых по обыкновению сбивала их с толку и, завинив, в чем было надобно, била их плетьми или кнутом, отдавала в солдаты или ссылала на каторжную работу. Дело о присягах тянулось таким порядком до начала общего разбора духовенства по случаю турецкой войны для укомплектования полков в 1736 г. и, наконец, совершенно слилось с этим разбором, придавши последнему какой-то карательный характер, характер настоящего гонения на духовное ведомство. В том же самом указе 27 сентября 1736 г., который мы приводили, после правил о наборе лишних и праздных людей из духовенства в военную службу, читаем: «понеже вышеписанных чинов некоторых губерний у присяги не были, о которых есть известие, что находится их более 5000 человек: того ради как тех не бывших у присяги так и других, ежели тому подобные, которые у присяги не были, сыскаться где могут, всех губернаторам и воеводам обще с епархиальными архиереи разобрать немедленно, и из них всех годных в службы, сколько по разбору явится, (кроме тех, кои из церковников и церковнических детей, хотя и не были у присяг, но после указом по следствии от комиссии к тем присягам приведены, и как в попы и дьяконы посвящены, так и в прочий церковнический причет произведены) взять в солдаты немедленно, дабы, видя то, другие так бесстрашно чинить не отважились... Ежели ж такие не бывшие у присяги поповские, дьяконские и причетнические дети в которой епархии явятся все, то из тех оставить, сколько по самой нужде необходимо потребно для церковной службы, хотя и из годных в службу, а прочих годных потому ж взять всех в службу неотменно». Через три месяца последовало еще новое распоряжение – до приема в военную службу или до записи в оклад всех не бывших у присяги церковников и духовных детей бить предварительно плетьми 297 . |
| Синод, а в епархиях архиереям о таковых поповских и проч. детях чинить по усмотрению потребности и лет их и по силе указов». А чтобы духовных детей в коллегии и канцелярии в подьячие и в другие светские чины не принимали нигде, о том в Сенат сообщено было ведение. Сенат согласился принять это ведение, и в следующем году, по поводу новых жалоб от начальства московской академии, выдал в том же смысле указ от себя 352 . Из канцелярских должностей лицам духовного происхождения оставались только должности при Синоде и архиерейских приказах, а после в духовных консисториях и духовных правлениях. Духовное ведомство и с этой стороны замыкалось в особый мир, где все должности исключительно занимались своими людьми, тем более что государство, само терпя крайнюю нужду в гражданских чиновниках, не охотно дозволяло, а иногда и положительно запрещало поступать светским лицам на приказную службу по духовному ведомству. В 1732 г. Синод послал в Сенат ведение о том, чтобы канцеляристу г. Рыльска Звягину, который служил в дух. правлении, не делалось принуждения перейти в гражданскую службу. Сенат решил: «ежели у него Звягина отец был гражданского чина и он был у гражданских дел, то и ныне ему быть у гражданских же, а не у духовных дел... ежели же отец его был у духовных дел, то и оному сыну его быть, как и отцу его, у тех духовных дел. И о том в св. Синод сообщить ведение, в котором объявить, чтобы в св. Синоде определено было, дабы впредь к духовным делам в подъячие определяемы были из поповских, дьяконских и причетнических детей и из прочих того св. Синода ведомства, а из светской команды к таким духовным делам определять было запрещено» 353 . Надобно, впрочем, сказать, что указы о запрещении лицам духовного звания поступать в гражданскую службу и вообще в светское ведомство исполнялись очень плохо. Делая такие распоряжения о своих служилых людях, как сейчас приведенное, светское ведомство с своей стороны мало думало о запрещении принимать к себе на службу людей духовного ведомства и делало им даже пригласительные вызовы, особенно ученикам из духовных училищ. |
| Заслуживает внимания, что история дьяконских злоключений была не безызвестна местным гражданским властям, равно как и имена виновников; «точию им ничего не учинено». К сожалению, г. Д. Скворцов , приводящий выдержки из этого донесения в своих «Очерках тверского раскола и сектантства» (М., 1895, стр. 38–39), не сообщает подлинной резолюции арх. Платона; но судя по замечанию, что дело кончилось переводом дьякона в священники в какое-то село, после чего он «все-таки помирился с раскольниками», едва ли можно предполагать, что обиженный священнослужитель нашел справедливую и энергичную защиту в лице своего архипастыря. Во всяком случае, восполнение сейчас указанного пробела едва ли было бы неуместно в книге г. Лысогорского. Не удивительно, что такие пробелы окажутся и в IV главе, тем более, что при составлении ее автору приходилось иметь дело с материалом иного объема и далеко не столь упорядоченным, как дела архива Тверской духовной консистории. Мы не думаем, однако, что число предполагаемых дефектов этого рода могло бы быть очень значительным, так как добросовестность произведенных изысканий стоит, вне всякого сомнения. Составитель разбираемой книги считал своим долгом не только собрать и использовать по возможности все то, что оставалось незатронутым до него, но и подвергнуть документальной проверке (как оказалось, совсем не излишней в иных случаях, см., напр., примеч. на стр. 149–150) даже и не особенно важные для его цели данные, прочно вошедшие в научный оборот. И каковы бы ни были результаты новых будущих изысканий, он может с чувством исполненного научного долга сказать о запасе собранных им фактических данных классическое: feci, quod potui… Столь же благоприятное для автора общее впечатление производит находящийся перед ним обзор пастырско-противораскольнической деятельности Платона и с точки зрения формально-научных требований. Масса сырого, впервые становящегося научным достоянием материала не подавила исследователя и не превратила его (как, к сожалению, бывает сплошь да рядом) в непомерно усердного копииста архивных документов, в погоне за буквальным воспроизведением их способного забыть о главной цели и характере своего труда. |
| В 1736 г. по определению Сената в академию поступило зараз 158 детей дворянских, между которыми были князья Оболенские, Прозоровские, Хилковы, Тюфякины, Хованские, Голицыны, Долгорукие, Мещерские и друг. 101 В то же время обучалось в ней несколько детей подьячих, канцеляристов, конюхов и разных монастырских служителей. В 1742 г. открылась новая семинария в Троицкой лавре и с самого же начала, как невская, была наполнена детьми монастырских приказных, подьячих, солдат, конюхов, портных, колесников и других лаврских служителей, так что из 92 человек первого курса детей духовного звания училось в ней только 12. Но всего через 2 года в 1744 г. такой состав школьного курса начал значительно сокращаться; солдатские дети были отпущены к отцам и впредь таковых принимать не велено, дети крестьян потребовались по производившейся тогда ревизии в подушный оклад, от которого лавра отстаивала их с немалыми для себя издержками целых 6 лет, до 1750 г. После этого в семинарию принимались только духовные, служительские, приказные и подьяческие дети. Но и между ними наблюдаемо было строгое сословное различие; в 1746 г., управлявший семинарией лаврский собор постановил правилом, чтобы „священно- и церковнослужительские дети в греко-латинской школе учились в надежду священства, а служительские в пользу Троицкой лавры». Поступление последних в священнослужители было исключением и дозволялось только тем из них, которые особенно отличались успехами в науках и по своей нравственности; большею же частью они определялись к письменным делам при лавре и в ее вотчинах 102 . Между тем правительство одно за другим выдавало распоряжения, которые делали духовное звание все недоступнее для посторонних лиц. Более всего, разумеется, оно должно было обратить при этом внимание на то, чтобы в духовное звание не уходили от него люди тяглые, податные. Его заботливость о полноте разных сборов с податных людей простиралась до того, что в духовный чин запрещено было посвящать даже церковников, если только они каким-нибудь образом имели несчастье попасть в подушный оклад по прежним разборам, дабы таким посвящением, объяснено было в указе 1725 года, «в сборе оклада не чинить помехи»; этого мало, – запрещено было выписывать из подушного оклада и тех из записанных в него церковников, которые как-нибудь успели получить священнический или дьяконский сан до указа, а велено «брать с них подушные деньги наряду, а ежели у них есть дети, которые с ними обще приписаны к подушному окладу, тем быть за помещики, к кому приписаны» 103 . |
| В веке апостольском, как мы заметили выше, наименование епископа прилагалось иногда к пресвитерам. Некоторый недостаток раздельности в названиях епископов и пресвитеров дает повод к возражениям. Так указывают на Деян.20:17, 28 , где имя пресвитеров и епископов прилагается к одним и тем же лицам; также на 1Тим.3:1–8 или Флп.1:1 , где показаны только две степени священства: епископская и дьяконская. Но 1) не удивительно, если имя пресвитеров оставалось и при епископах; ибо это имя есть само по себе общее, означающее вообще старейшего, – отсюда и предстоятеля (см. 1Петр.5:1 ). Посему-то и сами апостолы иногда называют себя пресвитерами (см. там же и 2Ин.1:1 ). 2) Не удивительно также, что в первых, еще не довольно устроившихся обществах христианских, епископы свою должность совмещали с должностью пресвитеров, что не противно основаниям церковной Иерархии; 3) В 1Тим.3:1–8 излагаются не собственно церковные обязанности, а нравственные, общие епископам и пресвитерам: потому опять не странно, если тут одно из этих имен стоит вместо другого. В послании к Титу (1:5 след.) те же самые обязанности Апостол соединяет с именем пресвитера. Нельзя с точностью определить, когда имя епископов усвоено исключительно высшим иерархам в Церкви, и стало означать особую степень священства. В послании Климента Римского к Коринфянам (первом, т.е. в 69-м году по Р. Хр.) имя епископов дано еще пресвитерам. Иероним говорит, что отдельное сословие епископов (разумея не в отношении к сану, а к отличию самого наименования и должности), образовалось после коринфских беспорядков (т.е. около 60 года по Р. Хр. Иерон. in Tit. 1 ). Вообще, из писаний древних отцов видно, что это имя вскоре по кончине апостолов начало исключительно усвояться первому чину в Иерархии, так что св. Игнатий Богоносец и Тертуллиан уже определенно употребляют его в том смысле, какой он ныне имеет, хотя иногда епископы (как напр. Киприан) еще называются и называют сами себя пресвитерами, так как слово: пресвитерство, по его изначальному употреблению, означало вообще священство. |
| Так, по донесению эконома Петрова, учеников не доплативших за свое содержание, в первой половине 1841 года, было 15 человек, на сумму 151 руб. 30 коп. Кроме указанных источников для содержания воспитанников были еще сторонние средства, назначавшиеся преимущественно в пользу недостаточных учеников и утвержденные особым «проектом положения Комиссии дух. уч. об учениках, к содержанию себя способа неимеющих». 1) Еще в прошлом столетии вошло в обыкновение зачислять места за недостаточными духовными воспитанниками – священнические, дьяконские и особенно причетнические. Обыкновение это, подтвержденное особым указом св. Синода (от 16 апр. 1784 г.), продолжало существовать и по введении реформы 1808 года. Церковные службы в таких приходах отправлялись престарелыми и заштатными священноцерковнослужителями, а иногда, в вакационаальное время, и самими учениками, за которыми зачислялись места (причетнические). При зачислении мест, по прошению воспитанников, консистория сносилась с семинарским правлением о том, достоин ли такой-то зачисления и потом уведомляла семинарию, в случае состоявшегося зачисления. Напр. в июне 1809 г. было сообщение из консистории, «для объявления ученику поэзии Ив. Рождественскому, что новолад. уезда в Рождественском сясском погосте предоставлено за ним праздное диаконское место», также «за учеником поэзии Гр. Окуловым предоставлено место в Сердобольском уезде». Чрез консисторию высылались таким ученикам и деньги, которые они вносили за свое содержание. При этом семин. правление иногда делало чрез консисторию понуждения причтам о более аккуратной высылке доходов ученикам от предоставленных за ними мест. Число воспитанников содержащихся в семинарии на таких доходах было в разные годы различно, но вообще незначительно. 2) На основании Высочайше утвержденного 18 марта 1810 г. доклада Комиссии д. уч., из консистории ежегодно высылались на содержание учеников суммы, собираемые от продажи венчиков, возлагаемых на усопших и листов разрешительной молитвы. Количество этой, так называемой, бурсачной суммы было различно в разные годы и, в случае ее уменьшения, семин. |
| Если уж кто хочет этого избежать, «чистоты ради или немощи», пусть уклоняется от такой совместной трапезы: однако остерегайтесь, чтобы не произошло от того «соблазна» или «вражды великой и злопоминанья», «подобает от болшаго зла изволити мен шее» 243 . Да оно иначе и быть не могло. Волков бояться – в лес не ходить. Именно иерей, «поп», должен был принять на себя все опасности «поганскых» соблазнов, вооружаясь на их искоренение из личной, семейной и общественной жизни христианизируемого общества. На военном языке попы – это пехота, действующая врассыпную и в одиночку против языческого врага. Поп у всех на виду. Он должен быть примером для своих «детей», прихожан, «покаялников». Но он же, особенно на первых порах, сам полон соблазнов, потому что нередко только что и сам вышел из язычества. Нелегка тогда должна была быть задача вербовки на дьяконские и поповские места. Вопрос в XI веке так и ставился: «Аще в поганстве грехы будет створил, развее [кроме] душегубства, а по крещении будет не сгрешил, станет попом» – только убийца из язычников не может быть попом, а прочие преступления, совершенные в язычестве хотя бы вчера, все не в счет. Требование же к «упившемуся» попу звучит иначе, чем к епископу: тот «упиется» и отпостит свои десять дней; попы, если «упиватися имут, в отлучение влояшти», «да... пьянства отлучатся», а не отстанет от пьянства – из сана вон («изврещи я») 244 . Но это было лишь благочестивое пожелание, и оставалось оно таковым и во второй половине XII века. Новгородский епископ Илья обращался к своим попам с увещаниями по этому вопросу в первую очередь: «...вижю бо и слышу, оже до обеда пиете», да и не только до обеда, но и «в вечере упившеся, а заутра службу створяете». На кого же глядя, воздерживаться мирянам («простьцем») – они и пьют всю ночь («через ночь») напролет! А бытовая ситуация за этим епископским воплем была такая: это дьявол вкладывает нам в ум – отложить надежду на Бога; мы положили ее «на пьяные люди» и с нею «шли на вечерний в пир», а на деле «не добыли ничтоже». |
| 1635 Витийства суемудренных посрамил еси простотою словес... – Скорее всего, здесь имеется в виду тот эпизод Жития протопопа Аввакума, в котором автор рассказывает о допросе его вселенскими и русскими архиереями на соборе 1667 г., когда Аввакум «от Писания с патриархами говорил много: Бог отверзл грешные мое уста и посрамил их Христос» (см. наст изд Т. 17). 1636 ...и искореняху языческия обычаи и кощуны... – О своих столкновениях со скоморохами и преследовании им скоморошьих игрищ, представлявшихся ему проявлением язычества, Аввакум написал в своем Житии (см. наст. изд Т. 17). 1641 В стране Сибирстей многолетно странствуя в полку воеводы свирепого – Протопоп Аввакум с семьей был включен как священник в отряд казаков-землепроходцев под предводительством воеводы Афанасия Пашкова, отправленный на окончательное приведение Даурской земли под власть русского царя. Летом 1656 г. отряд выступил из Енисейска. Весь тяжкий путь от Енисейска до Даурии Аввакум прошел вместе с казаками. В 1662 г. Афанасий Пашков был отозван из Даурии в Москву. Вслед за тем пришел указ и о возвращении протопопа Аввакума в столицу О своих постоянных мучительных конфликтах с жестоким воеводой Пашковым Аввакум много рассказывает на страницах Жития. 1644 На судищи неправеднем дерзновенно защищаше предания апостольская ... – О прениях со сторонниками никоновых реформ как в 1653 г. перед сибирской ссылкой, так и на московских соборах 1666–1667 гг. перед пустозерским заточением. Аввакум рассказывает в своем Житии. 1645 ...и Поволжския веси, и области моря Студенаго имяху тя пастыря и учителя – В нижегородских землях, расположенных в Поволжье, прошло детство Аввакума и первые годы его дьяконского и священнического служения; море Студеное – древнерусское название Северного Ледовитого океана, вблизи которого находился Пустозерский острог, место заточения Аввакума. 1649 На хвалитех стихеры...– Стихеры, которые поются на утрене после канона, чередуясь со стихами так называемых хвалитных 148, 149, 150-го псалмов, начинающихся словами 148-го псалма «Хвалите Господа с небес...». |
|
|
