| II . В деле освобождения России должна помочь Церковь. Но пока она не спешит. Хотя с точки зрения христианской веры всё, казалось бы, ясно: мамонизм провоцирует сильнейший соблазн, который совершенно несовместим с христианством. Наполеон Хилл, автор бестселлера «Думай и богатей», выдержавшего в США 42 издания, пишет: «И еще одно: вы никогда не станете богатым, если не «доведете до кипения» страсть к деньгам, если не поверите в свое богатство, как в себя». Вот так! Страсть к деньгам надо «довести до кипения»! Это полная противоположность православному учению о страстях. Да что там говорить – ведь всем христианам известна Христова заповедь: «Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6:24). Яснее ясного сказано: «Не можете»! Это погибель. Но это в теории, а на практике оказывается, что всё по известному мему: «если нельзя, но очень хочется, то можно». Увы, очень хочется, и поэтому вполне «можете», оправдывая существование такой несусветной, антихристианской гадости, как современный капитализм. Но в чём же подлинная причина добросклонности Церкви к частной собственности и предпринимательству? Она проста и не касается никакого богословия – за счёт бизнесменов церковь финансируется. Хотя и не полностью, но очень прилично. Сейчас в крупных городах России, по-видимому, у каждого храма в центре города есть частные богатые спонсоры. Они помогают храмам выплачивать значительные суммы епископам и патриархии. Казалось бы, ну и слава Богу – нашли способ поддержания жизни Церкви. Но беда в том, что этот способ финансирования заставляет батюшек выступать за сохранение капитализма – этого несносного для всей России горя. И это страшное противоречие является одним из самых сильных в отношениях между современным российским обществом и Церковью, и думается, что оно наиболее сильно влияет на снижение доверия к православной Церкви, о котором недавно писали социологи. Однако, несмотря на это, подавляющее большинство батюшек – за капитализм. Капитализм дал Церкви свободу – говорят они, – свободно служить, свободно издавать религиозную литературу. Да и воспоминания о временах советских гонений давят на них, мешая увидеть его сатанинское обличие. Вот и получается, что они никак не могут воспринять ни полную нравственную несовместимость капитализма с христианством, ни его страшную опасность для русского народа. |
| Прот. Светлов отдаёт должное протесту против немецкого засилья в русском богословии. В своеобразии православия он видит достаточную гарантию от необходимости русских богословов стоять на выучке у немцев. «Нам, слава Богу, нечему учится у немцев в самом главном, в вере и благочестии, научное раскрытие которых составляет главное содержание и прямую цель богословия. От полного и яркого света Христовой веры, во всей целости сохранившейся у нас в православии, нам не приходится идти к полутьме протестантства. Тут волею Провидения православная богословская наука в качестве истолковательницы и верного отражения света Христова, поставлена «на верху горы», как яркая свеча, чтобы светить западному миру и освещать утерянную дорогу к чистому свету христианской веры в Православно-Восточной Церкви. Ex Oriente lux – это не лозунг какой-нибудь партии вроде славянофильства, но истина, которой должна проникнуться вся православно-русская богословская наука без различия в ней направлений: в этом сознании своего значения русской богословской науке дано всё, что необходимо для её силы, роста, процветания, им же только гарантируется её православно-русская самобытность и независимость от всякого чужеродного, вредного для неё, влияния, в том числе – немецкого. В Православии, с неисчерпанными ещё мыслью его Божественными сокровищами, русская богословская наука владеет таким источником жизни и силы, что она может и должна поведать миру во всей полноте истину евангельскую, которая Западу известна под покровом латинства и протестантства, – вместо того, чтобы быть эхом западной католическо-протестантской, до дна исчерпанной и обветшалой религиозной мысли». Присоединяясь к протесту против немецкого засилья в русском богословии, прот. Светлов «не разделяет прямолинейного и крайнего решения немецкого вопроса». «Не будем бросаться от одной крайности чрезмерного увлечения неметчиной к другой крайности совершенного пренебрежения к немецкой богословской науке. Для русской богословской науки вредно то и другое, и истина здесь, как и везде, в середине. Истинно и не подлежит сомнению, что пренебрежение нашей науки к немецкой богословской науке сопровождалось бы ущербом для нашего богословского образования и богословской науки. Громадное наше преимущество не перед одной немецкой, но и перед всей западной богословской наукой в том и состоит, что мы хорошо знаем последнюю, чего нет в этой к явному её ущербу. Не будем же сами лишать себя этого великого нашего преимущества над западным христианством, так прекрасно отвечающего самой природе русской души, способной, по Достоевскому, всех понять, всех узнать, все примирить, не растворяясь ни в чём! Пусть наше богословие продолжает быть всечеловеческим, – богословием русского «всечеловека» в противоположность эгоистически-замкнутому в себе, мелководному и самодовольному, немецкому богословию, узконациональному, а потому не отвечающему идеалу христианского универсализма. |
| В итоге ни один нехристианский народ не смог или не захотел выйти за рамки эллинской науки. Тот факт, что все греки, не захотевшие или не сумевшие превзойти границы своей собственной науки, были язычниками, остаётся неопровержимым. Принимая во внимание, сколь трудно обосновать то обстоятельство, что древние греки были язычниками, поскольку они не занимались математической физикой, можно предположить (по крайней мере, с претензией на то, что цивилизация есть хаос разрозненных элементов, лишённых всяческой связи между ними), что они не могли создать такой физики потому, что пожелали остаться язычниками. (Проще допустить, может быть, нечто неуместное в контексте настоящего сборника, а именно, что эллинская наука и языческая теология представляют собой независимые проявления, дополняющие друг друга, или один и тот же феномен, имеющий, впрочем, недискурсивный характер, поскольку он принадлежит к области действия.) Итак, по крайней мере на мой взгляд, данное утверждение не столь несерьёзно, как оно может показаться вначале. Чтобы принять всерьёз подобное утверждение, необходимо предварительно прийти к согласию относительно термина “классическое” язычество или, точнее, относительно теологии, послужившей основанием для греческой философии от Парменида до Прокла и, кроме того, хотим мы этого или нет, для всей эллинской науки. Однако, учитывая очевидную невозможность прийти к такому согласию, я ограничусь кратким размышлением о язычестве, каким оно должно представляться, чтобы данное утверждение стало приемлемым или было принято безусловно. В противоположность христианской теологии, “классическая” языческая теология должна быть теорией трансцендентности и даже двойной трансцендентности Бога. Если выразить это в других терминах, то для язычника было недостаточно умереть, как достаточно было для христианина (в соответствующих условиях), чтобы оказаться лицом к лицу с Божеством. Даже полностью освобождаясь от своего тела (в чём христианин, впрочем, вовсе не нуждается), язычник останавливался на полпути в своём восхождении к Богу из-за некоего непроницаемого, по крайней мере непреодолимого экрана, являвшегося, если хотите, “божественным” в транс-материальном или сверх-земном смысле, но в отношении которого именно Бог является и навсегда остаётся трансцендентным. QeÒj классического “язычества” не просто находится по ту сторону мира, в котором живёт язычник. Этот QeÒj находится неумолимо по ту сторону этого “по ту сторону”, в которое, вероятно, язычник мог попасть после смерти. Покидая землю, язычник никогда не мог вступить на путь, приближавший его к его Богу. |
| — То есть о полном отсечении воли речь не идёт? И есть вопросы, с которыми к духовнику не стоит обращаться? — Надо трезво понимать, что священник — не оракул, не ясновидец. Он не может заранее всё знать и за вас определять вашу дальнейшую жизнь. Какой бы благодатный ни был батюшка, он может лишь посоветовать, а решение остаётся за вами. Некоторые люди под видом особого смирения пытаются переложить на духовника всю ответственность за свои поступки. Это ошибка. Спрашивают, например, в какой институт поступать, в какой фирме работать, брать ли кредит в банке, какой купить автомобиль, куда поехать в отпуск, что подарить тёще на день рождения. Подобные вопросы всё-таки лучше решать самим. Священник, конечно, может дать житейский совет, но к духовной сфере это, как правило, отношения не имеет. В чём не может быть компромиссов — Всегда ли надо слушаться духовника? — Слушаться надо. Но если священник дал вам совет, которого вы не понимаете, внутренне ему противитесь, то можно подойти ещё раз и поделиться с ним своими мыслями. Если речь идёт о сложной, неоднозначной ситуации, духовник не должен навязывать своё мнение, требовать слепого подчинения. Другое дело, если человек намерен совершить явный грех, например женщина хочет сделать аборт. Тут, конечно, никаких компромиссов быть не может. — Если я исполняю советы священника, значит ли это, что я не несу духовной ответственности за свои действия? — Вы слушаетесь совета, но остаётесь при этом свободным человеком. Никто, даже Господь Бог, не отнимает у вас вашей воли, и вы несёте ответственность за свои решения. Не надо поклоняться батюшке — В нашей почте есть анонимные письма от женщин, которые признаются в особой привязанности к духовникам. Благообразный, культурный, эмоционально чуткий священник иногда становится объектом горячих чувств. Это нормально? — Нет, от такого поклонения следует беречься. Известно: любой пастырь должен приводить людей не к себе, а к Богу. Нередко любимый батюшка вызывает положительные эмоции. Его стараются порадовать, побаловать, общение с ним становится удовольствием. И если он сокращает дистанцию, то среди прихожанок могут возникнуть пересуды, незримая конкуренция, борьба за влияние, ревность… Всего этого надо избегать. Экзальтированное отношение может стать искушением и для самого батюшки. А восторженное поклонение нередко переходит в свою противоположность: сначала духовника поднимают до небес, а потом следуют разочарование и осуждение. |
| Душа сама собою стеснена, Жизнь ненавистна, но и смерть страшна, Находишь корень мук в себе самом, И небо обвинять нельзя ни в чём (1, 360). В семнадцать лет он понял это. Но слишком часто потом отказывался от такого понимания. И всё же к чему бы ни склонялся он мыслью и душою, источник всех мучений человека он видел в совмещении резких противоположностей. Я к состоянью этому привык, Но ясно выразить его б не мог Ни ангельский, ни демонский язык: Они таких не ведают тревог, В одном всё чисто, а в другом всё зло. Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным. Все его Мученья происходят оттого (1, 360). Правда, вскоре он и демона захотел поймать на противоречиях, когда писал свою поэму о нём. Но откуда же столь обостренное восприятие бытия? Почему именно в душе Лермонтова сопряглись, вызывая сильнейший разряд, полярные начала, отчего он так болезненно порою тяготился существованием, отчего «жизнь ненавистна» (в семнадцать-то лет!)? По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел; И месяц, и звёзды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов; О Боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нёс Для мира печали и слёз; И звук его песни в душе молодой Остался — без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна; И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли (1, 407). Многие находили разгадку лермонтовских метаний в этих строках. Можем ли мы проникнуть в эту тайну— в определенные Промыслом Божьим изначальные свойства души? Не слишком ли памятливая душа досталась поэту, так что отзвуки неземного, несомненно звучавшие в нём, наполняющие его внутренний мир, не могли не контрастировать с резкой грубостью и томительной скукой «песен земли»? И значит— этой душе было назначено такое испытание? А может быть, и предназначено ей было— донести до людей, насколько под силу им воспринять, те «звуки небес»? Лермонтов, подобно Пушкину и вслед за Пушкиным, сознавал |
| Волною шёлковых кудрей; Клянусь блаженством и страданьем, Клянусь любовию моей… (2, 107) Это полярное напряжение не успокаивает душу, но способно лишь сильнее взорвать боль, страдание, муку, терзания страстей. Любимые лермонтовские слова: страдание, страсть, мука… Святые Отцы учат, что крайности — от бесов. Так ведь и приведённые только что строки из монолога Демона. А бесам человек подчиняется добровольно. Душа сама собою стеснена, Жизнь ненавистна, но и смерть страшна, Находишь корень мук в себе самом, И небо обвинять нельзя ни в чём (1, 360). В семнадцать лет он понял это. Но слишком часто потом отказывался от такого понимания. И всё же к чему бы ни склонялся он мыслью и душою, источник всех мучений человека он видел в совмещении резких противоположностей. Я к состоянью этому привык, Но ясно выразить его б не мог Ни ангельский, ни демонский язык: Они таких не ведают тревог, В одном всё чисто, а в другом всё зло. Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным. Все его Мученья происходят оттого (1, 360). Правда, вскоре он и демона захотел поймать на противоречиях, когда писал свою поэму о нём. Но откуда же столь обостренное восприятие бытия? Почему именно в душе Лермонтова сопряглись, вызывая сильнейший разряд, полярные начала, отчего он так болезненно порою тяготился существованием, отчего «жизнь ненавистна» (в семнадцать-то лет!)? По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел; И месяц, и звёзды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов; О Боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нёс Для мира печали и слёз; И звук его песни в душе молодой Остался — без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна; И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли (1, 407). 1831 Многие находили разгадку лермонтовских метаний в этих строках. Можем ли мы проникнуть в эту тайну— в определенные Промыслом Божьим изначальные свойства души? Не слишком ли памятливая душа досталась поэту, так что отзвуки неземного, несомненно звучавшие в нём, наполняющие его внутренний мир, не могли не контрастировать с резкой грубостью и томительной скукой «песен земли»? И значит — этой душе было назначено такое испытание? А может быть, и предназначено ей было— донести до людей, насколько под силу им воспринять, те «звуки небес»? 1. Романтизм в поэзии Лермонтова |
| «Чего тебе от меня надо? пошёл прочь!» А он отвечает: «Ты, — говорит, — меня без покаяния жизни решил». «Ну, мало чего нет, — отвечаю. — Что же мне теперь с тобой делать? Ведь я это не нарочно. Да и чем, — говорю, — тебе теперь худо? Умер ты, и всё кончено» (4,399). Как видим: ни раскаяния, ни христианского сострадания в помине нет — происшедшее воспринимается как обыденно-естественное, о чём не стоит тужить, как обо всём, что происходит по установленному порядку жизни. И в последовавших за тем событиях и обстоятельствах Флягин действует весьма прихотливо, повинуясь эмоциям, которые могут быть и добрыми, сочувственными к людям, а могут обернуться и полным равнодушием ко всему. Противоположность его моральных представлений христианской нравственности раскрылась в эпизоде, когда молодой Флягин до смерти запорол татарина — в честном, правда, поединке. По христианским понятиям — Флягин убийца несомненный (хотя его вина и смягчается «кондициями» состоявшегося поединка на нагайках), по натуральным же законам, каких держатся язычники-татары, он достоин похвалы и награды. Христианские понятия, как обнаруживается, совершенно чужды Ивану — и вот ему выпадает жить именно по тем законам, к которым он ощутил в себе склонность. Герой Лескова получил то, о чём некоторое время мечтал толстовский Оленин (повесть «Казаки»): жизнь по естественным нормам почти звериной жизни, женитьба на простой бабе, слияние с натуральною стихиею бытия. Флягин по положению своему был ближе к подобной среде: он не дворянин, излишней образованностью не обременён, не изнежен, суровые испытания переносить приучен, терпением не обделён… и т.д. Его рабство в татарском плену вовсе не отличалось по условиям быта от жизни всех прочих: он имел всё, что другие, ему выделили «Наташу» (то есть жену), потом другую — могли бы и ещё дать, да он сам отказался. Неприязни, жестокости по отношению к себе он не знает. Правда, после первого побега его «подщетинили», но из естественного нежелания нового побега, а не по злобе. |
| 13. Re: Всё равно вернётся: А.Дж.Тойнби и концепция «Москва – Третий Рим» Тойнби материалист. Мы понимаем, что " Рим " - духовное понятие. Не власть, не богатство, не влияние. 12. О как!!! Надо было ещё Царя Афрасиаба вспомнить... :) Был бы полный канпот... 11. О европеоидной антисистеме Трансформация Суперэтноса христианский мир , прошедшего весь свой цикл энтогенеза 1000-1500 годах н.э. , в Европейский Колониальный Европейский Суперэтнос происходило с выдавливанием старого мировоззрения Христианского мира на периферию ареала существования носителей европейского генотипа . Духовность и нестяжательство христианства было подхваченно русскими туранцами севера и урала и ушло в староверческие раскольнические скиты и изолировалось там .. .. А европейский колониализм начел развиваться в идеологии славянского псевдорусского христианского империализма , неся антисистему коренному русскому населению ЕврАзии ...И даже переосмысленная староверами туранцами семитская мифология оставалась антисистемной для коренных русских , подготовила почву внедрению других еврейских антисистем .. идей К. Маркса ... она в свою очередь расчистила почву для внедрения антисистемного европейского мироуклада на Туранских территориях ЕврАазии. 10. Ответ на 7., электрик: Погнали Христа вилами,а обернулось противоположностью - рогами и копытами.Да что тебе до Христа? У тебя семь тонких тел,сам сказал. У меня одно тело и одна безсмертная душа. Возьмите отвёртку и несите свет людям в своем ремесле.Там у Вас это лучше получается,надеюсь.А здесь,прежде чем учить других,ознакомтесь с канонами веры Христовой.Не уверуете,но так хоть будете знать что о чём. Это же и строителю можно адресовать. 9. Ответ на 6., Влад.Атласов: Погнали Христа вилами,а обернулось противоположностью - рогами и копытами. И при этом некоторые еще уверены, что эти самые гонители Христа и православного Царства Третьего Рима могут его наследовать? Как? Ну вот как, кто нибудь может объяснить, как такое вообще может быть!? К самим гонителям, если они не покаялись, то, что понял Тойнби, никакого отношения не имеет. Ну, конечно, если только не считать вслед за митр. Сергием Страгородским, что гонений не было, да и каяться особенно и не в чем... |
| Мы будем ещё иметь случай подробнее рассмотреть этот предмет. Здесь же только заметим, что приданое нисколько не обеспечивает прочности брачных уз. Муж, как полный владетель жены, может разными притеснениями заставить её самою предложить развод мужу и тогда она не получит ни гроша. Таким образом, обеспечение женщины посредством приданного есть не более, как фикция, созданная мечтою поборников Мухаммеда, и нисколько не соответствует действительному положению вещей в мухаммеданском мире. Приданое не только не возвышает женщины в мухаммеданском браке, а напротив, унижает её ещё более. Христианство ставит ручательством прочности брачных уз самый брак неразрывный, как союз Христа с Церковью, и всегда настаивает на его неразрывности, удаляя всякую поблажку чувственности мужчин. Мухаммед, желая удовлетворить чувственным наклонностям своих последователей легкостью развода, в то же время, если это только можно допустить, хотел положить преграды этой лёгкости посредством возвращения приданого, но в результате не получилось никакого благодетельного плода; женщина осталась такою же беззащитною, как была она и без приданого Вследствие чувственного характера самого Мухаммеда 214 и всех его последователей брак в мусульманстве явно проникнут и запечатлён характером чувственности 215 . В противоположность христианскому браку, в мухаммеданском браке все от начала до конца проникнуто духом грубой чувственности и одних лишь чисто плотских наслаждений. Главный вопрос, который рассматривается в мухаммеданском законодательстве и исследуется до мельчайших подробностей есть бесспорно половые отношения между супругами, время позволенное и непозволенное для супружеского сожития и т. п. 216 . Даже сам Мухаммед в вопросе о браке занимался главным образом определением различных условий плотского сожития супругов, о чём говорится в очень многих местах Корана 217 . Все это свидетельствует, что Мухаммед и позднейшие мухаммеданские законоведы были чужды того чистого и высокого понятия о браке и супружеских узах, какое составляет достояние христианства, хотя бы даже в слабой степени. |
| Чрезвычайная древность известных памятников, которыми воспользовался автор дала ему удивительные доказательства того, что некоторые из источников ислама проистекли из незапамятных времён и это помогло ему начертать и далее земные источники Корана в противоположность мусульманскому верованию в его источник небесный и вечный. Данная книга, изыскивая происхождение Корана и мусульманского предания разрабатывает тему, которая до сих пор ещё, в сущности, не обсуждалась обстоятельно ни магометанами, ни христианами. По учению Магомета Коран, божественного происхождения и, как гласит предание, слово за словом был сообщён уху Пророка Архангелом Гавриилом. Подлинник его записан „на хранимой скрижали» (Сура 85, 21) и был ниспослан Всемогущим „в ночь определений» (Сура 97, 1) 7 Таким образом Коран от одного Бога, небесный, божественный и не созданный от вечности. Если же теперь найти, что многое из этой великой книги может быть сведено к земным источникам, ежедневно окружавшим Пророка, то ислам рушится. И это то самое автор и доказывает с замечательной силой и знанием. Те источники, которые исходили от самих арабов, разбираются первыми (глава II). Тень божественного единства ещё существовала у арабов. Было множество богов и идолов, из которых каждое племя имело своих особых, как Лат и Узза корейшитов 8 . Искалось их посредничество; но за ними, и превыше их всех, была древняя память об одном великом Боге, Аллахе (алла – единый – определённый член), в чём и есть доказательство ещё царившего единства. Любопытно, что это слово встречается в семье Пророка, отец и дядя которого назывались Абдал и Обейдал. Итак, это был местный источник для построения. Далее имеется, множество народных привычек и обычаев, подобно Гаджу, Каабе и т. д., удержанных в новой вере, хотя они все земного происхождения. Действительно, было постоянным усилием Пророка разрушить всякое чисто языческое поклонение; 9 Так он и сделал, за исключением целования Чёрного Камня, слишком распространённого обычая, чтобы быть оставленным. |
|
|
