| Мы согласны с H. Grégoire’oм и Kurmz’eм в том, что житие это могло быть написано на о. Кипре и даже в Хитриде; но мы не разделяем их оптимистического взгляда, что житие написано очень образованным автором, знакомым с классиками и даже с философией: мысль, заимствованная из классика, может и не говорит о пользовании подлинником, – она могла быть взята из риторического руководства, которое он усвоил по-видимому хорошо; напротив того, ошибки в грамматическом строе предложений (ср. τς ατο 222, πας νσος 236 и пр. 548 указывают, что мы должны значительно разочароваться в писательской деятельности нашего автора. Далее мы не можем согласиться с г. Grégoire’oм и Курцем и в том, что житие написано вскоре после смерти Димитриана, не позже первой четверти X века. Имени Димитриана не встречается в истории Византии после IV столетия. Такие сложные имена с окончанием на – ανς, как Μαξιμιανς, Διοκλητιανς, Εφημιανς (ср. Εφημα) существовали только в старое время (известен один мученик Δημητριανς в I веке, другой, диакон саламинский, пострадал ок. 306 года), но с VI столетия уже не встречаются в жизни, поэтому уже одно существование в IX в. имени Димитриана вызывает недоумение. В житии слишком много общих мест: бегство от епископского сана, выкуп пленных и т. д.; а обилие этих loci communes свидетельствует о несамостоятельности памятника. Нашествие арабов, приуроченное к концу епископства Димитриана в Хитриде, с точностью не оправдывается. С 867 до 904 года Клир, как находившийся во власти арабов, не мог быть завоевываем; в 904 г. Иоанн Камениат, взятый арабами в Солуни, был привезен в кипрскую гавань Поф, откуда был отправлен в сирийский Триполь. По Масуди, кипряне навлекли на себя арабское нашествие нарушением договора, а наш агиограф говорит, что арабы обвиняли кипрян не за нарушение дани, а произвели просто разбойническое нападение; и здесь агиограф не знает обстоятельств экспедиции, что было бы странным, если бы он был современником начала X века. Путешествие Димитриана в начале X столетия в Багдад для освобождения христианских пленников H. Grégoire считает «совершенно вероятным», 549 но так ли? Епископу было около 80 лет от роду, и едва ли он мог бы предпринять такое долгое и трудное путешествие в столь преклонном возрасте. Выкуп пленных из неволи входил в агиографическую схему, и его мы можем видеть в десятках поздних житий. |
| Мон-ри и епископские города каролингской Фрисландии оставались центрами культуры с собственными скрипториями и большими б-ками (одной из старейших рукописей Н. считается богато иллюстрированный Евангелиарий Харлинды и Релинды (Эйкский кодекс - Codex Eyckensis), созданный в 1-й пол. VIII в., вероятно в мон-ре Эхтернах). К нач. IX в. была кодифицирована местная правовая традиция в судебнике «Фризская правда» (Lex Frisionum) и в капитуляриях епископов Льежа Герибальда (787-810) и Валькауда (ок. 810-831). Светским аббатом мон-ря св. Серватия в Маастрихте был автор знаменитой «Жизни Карла Великого» Эйнхард , в Льеже ок. 848-858 гг. трудился христ. автор ирландец Седулий Скот . На 2-ю пол. IX - нач. Х в. приходится расцвет школ в Сент-Амане и Утрехте. В тот период Милон из Сент-Амана († 872) написал Житие св. Аманда и трактат «Об умеренности» (De sobrietate), его племянник Хукбальд (ок. 840-930) - сочинения по теории музыки, стихотворные и агиографические произведения. Вероятно, в Сент-Амане ок. 880 г. были составлены кодекс, содержащий «Секвенцию о св. Эвлалии» (древнейший лит. памятник на старофранц. языке), и «Песнь о Людовике», посвященная победе западнофранк. кор. Людовика III над норманнами (один из старейших лит. текстов на древневерхненемецком). Утрехтский еп. Радбод писал на латыни прозу и стихи, он составил Жития святых Серватия, Мартина Турского, Лебуина, был автором неск. исторических произведений, а также молитвы св. Мартину Турскому. Милон из Сент-Амана получает благословение. Миниатюра. Нач. XI в. (Universiteitsbibliotheek, Leiden. BPL 190) Милон из Сент-Амана получает благословение. Миниатюра. Нач. XI в. (Universiteitsbibliotheek, Leiden. BPL 190) В X-XI вв., когда прекратились крупномасштабные набеги скандинавов на побережье Н., политическая обстановка в регионе стабилизировалась. Экономическое возрождение монастырского хозяйства стало одной из задач королевской власти. Аббатства в Н. одними из первых начали получать таможенные привилегии: так, уже в 1015 г. мон-рь Сен-Бертен был освобожден от таможенных пошлин во всей Свящ. Римской империи. Епископские кафедры Утрехта и Льежа почти всегда занимали представители наиболее влиятельных родов нем. знати. Они стали крупнейшими церковными феодалами Н., князьями-епископами Свящ. Римской империи в 918 и 972 гг. соответственно. Получив от императора светские права и привилегии, епископы осуществляли на подконтрольной им территории не только духовную, но и светскую власть. К сер. XI в. сформировался комплекс земель, подчиненных епископу Утрехта (т. н. Sticht), над которыми он имел все юридические, политические и военные права светского правителя. За пределами этих земель опорой власти Утрехтского епископа на Н. Рейне были местные графы, во Фрисландии действовали договоры епископа с фризской знатью, заключенные в Ставорене (1077), в Остерго и Вестерго (1086). Др. епископы постепенно теряли свое политическое влияние и уступали позиции светским сеньорам. |
| Из четырех пустозерских отцов двое, Лазарь и Епифаний, приняли незначительное участие в создании теоретических основ “старой веры”. Лазарь, написав в 1668 году свои челобитные царю и прекратил свою литературную деятельность. По своей природе он был мучеником, священником, духовником, но не писателем–богословом и, отдавая себе отчет в своей неподготовленности для такой задачи, он, вероятно, сознательно отказался от дальнейшей литературно–церковной работы. Другого типа был инок Епифаний. Это был привыкший к тихой созерцательной жизни в пустыни скитский инок–праведник, для которого “пустыня прекрасная” была дороже шума света, хотя бы и церковного света, и он был гораздо более устремлен к личному, мистическому общению с Господом и потусторонним миром, чем к активности в обществе. В 1665—1666 годах он написал книгу “Книгу обличений”, которую подал царю во время собора, позже принимал участие в обсуждении “Ответа и, кроме того, был автором двух версий своего жития или, вернее, исповеди. Эта в которой он описывал свой духовный опыт, была очень интересным литературным произведением, но не имела непосредственного отношения к апологии или определению новых условий существования общины старой веры. Его произведение было прежде всего исповеданием христианского оптимизма, раскрытием его личной веры в Христа Милостивого, описанием своих переживаний, сомнений и Этими работами исчерпалось литературное творчество Епифания, который во всяком случае не был ни борцом, ни миссионером, ни богословом. В отличие от Лазаря и Епифания оба других пустозерских отца, дьякон Феодор и протопоп Аввакум, были, несомненно, людьми, одаренными писательскими страстями, хотя и совсем разными по своему характеру и к тому же врожденными миссионерами и проповедниками. Феодор в своих пустозерских трудах оставался таким же методичным и последовательным работником, как и раньше, и, наверное, был, как уже почти столетие назад писал Н. И. Субботин, “одним из самых замечательных раскольничьих писателей своего В отличие от пламенного Аввакума дьякон выражался всегда очень сдержанно и осторожно, и вместо эмоциональных выпадов протопопа в писаниях Феодора всегда можно найти спокойное и систематическое изложение. |
| Вероятно, послание было написано между 435 и 440 гг. Упомянутые Гоноратом Массилийским «стихи о пламенном источнике» - поэма «О Грацианопольских источниках» (De fontibus Gratianopolitanis), от к-рой сохранилось неск. стихов в составе произведений Григория Турского ( B ü cheler A., Reise F. Anthologia latina. Lpz., 1906. Bd. 1. Pt. 2. S. 37). По предположению Ж. Морена, фрагменты соч. «Изложение Символа веры» сохранились в соответствующей проповеди Кесария Арелатского ( Caes. Arel. Serm. IX: Expositio vel traditio Symboli; см.: C é saire d " Arles. Sermons au peuple. 1971. T. 1. P. 365). Ф. Каттенбуш предложил отождествить упомянутое «Изложение...» И. с др. произведением, известным как «Изложение католической веры» (Expositio de fide catholica) ( Kattenbusch F. Das Apostolische Symbol. Lpz., 1900. Bd. 2. S. 453). Спорные сочинения И. приписываются 3 произведения о мч. Генесии - «Слово, или Повествование о чуде св. Генесия, Арелатского мученика» (Sermo seu narratio de miraculo S. Genesii), «Слово о жизни св. Генесия» (Sermo de vita S. Genesii) и гомилия «О Генесии» из сборника проповедей Евсевия Галликана . С наибольшей вероятностью И. может быть атрибутировано «Слово, или Повествование...». До кон. XVII в. авторство И. не подвергалось сомнению, однако П. Кенель исключил «Слово, или Повествование...» из своего издания Жития и творений И. (1675). По его мнению, автором этого украшенного неуклюжими риторическими фигурами произведения был Гонорат Массилийский. В 1945 г. С. Каваллен вернулся к гипотезе об авторстве И. Многочисленные подробности и местные реалии указывают на арелатское происхождение «Слова, или Повествования...». Описываемое чудо произошло в годы пребывания на епископской кафедре св. Гонората, автор сочинения был свидетелем этого события. В V в. в Арелате было составлено также «Слово о жизни св. Генесия», к-рое по стилистическим особенностям близко к сохранившимся сочинениям И. Однако в большинстве средневек. рукописей его авторство приписывается некоему Павлину, возможно еп. |
| Из четырех пустозерских отцов двое, Лазарь и Епифаний, приняли незначительное участие в создании теоретических основ “старой веры”. Лазарь, написав в 1668 году свои челобитные царю и прекратил свою литературную деятельность. По своей природе он был мучеником, священником, духовником, но не писателем-богословом и, отдавая себе отчет в своей неподготовленности для такой задачи, он, вероятно, сознательно отказался от дальнейшей литературно-церковной работы. Другого типа был инок Епифаний. Это был привыкший к тихой созерцательной жизни в пустыни скитский инок-праведник, для которого “пустыня прекрасная” была дороже шума света, хотя бы и церковного света, и он был гораздо более устремлен к личному, мистическому общению с Господом и потусторонним миром, чем к активности в обществе. В 1665—1666 годах он написал книгу “Книгу обличений”, которую подал царю во время собора, позже принимал участие в обсуждении “Ответа и, кроме того, был автором двух версий своего жития или, вернее, исповеди. Эта в которой он описывал свой духовный опыт, была очень интересным литературным произведением, но не имела непосредственного отношения к апологии или определению новых условий существования общины старой веры. Его произведение было прежде всего исповеданием христианского оптимизма, раскрытием его личной веры в Христа Милостивого, описанием своих переживаний, сомнений и Этими работами исчерпалось литературное творчество Епифания, который во всяком случае не был ни борцом, ни миссионером, ни богословом. В отличие от Лазаря и Епифания оба других пустозерских отца, дьякон Феодор и протопоп Аввакум, были, несомненно, людьми, одаренными писательскими страстями, хотя и совсем разными по своему характеру и к тому же врожденными миссионерами и проповедниками. Феодор в своих пустозерских трудах оставался таким же методичным и последовательным работником, как и раньше, и, наверное, был, как уже почти столетие назад писал Н. И. Субботин, “одним из самых замечательных раскольничьих писателей своего В отличие от пламенного Аввакума дьякон выражался всегда очень сдержанно и осторожно, и вместо эмоциональных выпадов протопопа в писаниях Феодора всегда можно найти спокойное и систематическое изложение. |
| 264). Важнейшие вопросы, которые трактуются здесь автором, состоят в следующем: 1) что служило основанием канонизации? 2) чем предварялась канонизация? 3) в особенности какая формальная процедура ей предшествовала, и в чём состояло самое торжество причтения к лику святых? 4) когда составлялись жития и службы канонизуемых святых? 5) кому принадлежало право канонизовать святых? 6) ко всему этому присоединяется ещё общее рассуждение о мощах святых. Надобно сознаться, что общие построения почтенного автора не отличаются тою солидностью, которою характеризуются его исторические изыскания. Читатель встречается здесь с вероятностями маловероятными, с положениями или утверждениями рискованными, с суждениями ошибочными. Один из важнейших недостатков общего обозрения – склонность автора делать заключения от позднейшего времени к древнейшему. Эта склонность возбуждает сомнения по поводу первого же из намеченных сейчас общих вопросов – вопроса об основаниях канонизации. Если в греческой церкви, по словам автора, «были целые несколькие классы подвижников, для причисления которых к лику святых служили иные основания, кроме или помимо прославления чудотворений», то у нас, напротив, «прославление даром чудотворений составляло единственное общее основание для причтения к святым подвижников всех классов, или для всех вообще подвижников» (стр. 40–41). Автор убедительно доказывает, что в XVI и в XVII вв. действительно таков был взгляд нашей церковной власти (266–267). Но этот же самый взгляд проф. Голубинский переносит и на всё предшествующее время и прибегает к разным аргументам, которые нельзя считать достаточными. Вот аргументация автора. Первыми нашими святыми были страстотерпцы Борис и Глеб. Но страстотерпцев, понесших насильственную смерть от руки Святополка, было не двое, а трое, – третий был Святослав. На могилах Бориса и Глеба скоро стали совершаться чудеса; но могила Святослава, на которой могли бы совершаться чудеса, отсутствовала, ибо, убитый во время бегства в Венгрию где-то в Карпатских горах, он погребен был на месте убиения, а поэтому, хотя и совершенно одинаковый с Борисом и Глебом страстотерпец, но не явленный, подобно им, от Бога чудотворцем, он и не причислен был вместе с ними к лику святых. |
| Жизнеописание Н., составленное Григорием Турским,- самый пространный текст в сб. «Житие отцов» (BHL, N 6089; изд.: MGH. Scr. Mer. T. 1. Pars 2. P. 240-252). Григорий стремился восполнить пробелы в биографии святого, допущенные автором анонимного Жития, гл. обр. изложить сведения о происхождении Н., о его жизни до начала церковного служения и о его чудесах (exordium natiuitatis conuersionisque eius uel seriem uirtutum... ad liquidum - Greg. Turon. Vit. Patr. 8. Prol.). В жизнеописании приведены воспоминания о встречах с Н. и яркие примеры его поведения, которые, по мнению Б. Круша, позволили Григорию «представить живой образ» святого (uiuam eius imaginem animo repraesentant - MGH. Scr. Mer. T. 3. Р. 520). Круш полагал, что Григорий Турский составил жизнеописание Н. после 590 г., т. к. в тексте упоминается о путешествии туронского диак. Агиульфа в Рим, и до 592 г., когда скончался кор. Гунтрамн (MGH. Scr. Mer. T. 1. Pars 2. P. 246). По мнению Г. Моно, сочинение было написано ок. 586 г. ( Monod G. Études critiques sur les sources de l " histoire mérovingienne. P., 1872. Pt. 1. P. 44). Согласно Ковилю, Григорий составил жизнеописание Н. в кон. 586 или в 587 г., но впосл. вносил в текст добавления, к к-рым исследователь относил упоминание о путешествии Агиульфа ( Coville. 1928. P. 326-329). В средние века жизнеописание Н. распространялось не только в составе «Житий отцов», но и как отдельное произведение (напр., в легендарии Paris. lat. 3788. Fol. 200r-202v, XII в.). Вероятно, именно сочинение Григория упоминается как «Житие св. Ницетия» среди книг, подаренных архиеп. Гуго из Ди (1082-1106) лионскому кафедральному собору (Obituaires de la province de Lyon. T. 1/Éd. G. Guigue, J. Laurent. P., 1933. P. 117). Краткое повествование о Н. приведено в «Истории франков» Григория Турского ( Greg. Turon. Hist. Franc. IV 36). В соч. «Слава исповедников» Григорий описал исцеление слепого мальчика во время погребения Н. ( Idem. Glor. conf. 60) и изложил предание о св. Гелии, к-рый был епископом Лугдуна «во времена язычников» (из текста неясно, кто рассказал Григорию это предание; возможно, это был Н.- Ibid. 61). Жизнь |
| Утреня. По Иерусалимскому уставу в чинопоследование 2 утрень в году - четверга 5-й седмицы Великого поста (четверг Великого канона) и Великой пятницы - включены Б. с тропарями (Триодь Постная. [Т. 2.] Л. 441об.- 442об.). Тропари на утрене Великой пятницы упомянуты уже в Типиконе Hieros. S. Crucis. 43; в Синайском Канонаре X-XI вв. (Sinait. gr. 150) Б. есть на утрене в Неделю ваий: после 6-й песни канона и кондака «поются степенны, блаженны и сразу прокимен», затем следует чтение Евангелия ( Дмитриевский. Описание. Т. 1. С. 190). В западносир. (или сиро-антиохийском) обряде Б. считались одной из библейских песен и пелись на утрене в связи с чтением Евангелия ( Mateos J. Les matins chaldéenes, maronites et syriennes//OCP. 1960. Vol. 26. P. 64). Великосхимнический постриг. Последование пострижения в великую схиму, к-рое должно совершаться на литургии, согласно мн. рукописям, имеет особые тропари на Б. ( Дмитриевский. Описание. Т. 2. С. 258, 279, 560; Пентковский, Йовчева. С. 36); иногда рукописи предписывают петь при постриге Б. с тропарями, даже если он бывает вне литургии ( Дмитриевский. Описание. Т. 2. С. 512). Тем не менее особые схимнические тропари на Б. отмечаются не во всех рукописях (см.: Goar. Euchologion. P. 406; Дмитриевский. Описание. Т. 2. С. 258, 387, 506); совр. чинопоследование (Требник большой. Л. 81об.) их также не содержит. Чины погребения. Б. с тропарями входят в состав чинопоследований погребений мирского, монашеского и священнического (Требник большой. Л. 103-104, 121, 139-139об.). Циклы тропарей в каждом последовании оригинальные. В чине священнического и бельческого (мирянского) погребения, сохранившемся в южнослав. Требниках XIII-XIV вв. (напр., в среднеболг. Зайковском Требнике (НБКМ. 960. Л. 74-75, 1-я пол. XIV в.) и серб. Требнике (РНБ. Q. I. 469. Л. 168-170, посл. четв. XIV в.), есть особые тропари на Б. 6-го гласа (нач.: «Превладаяи душами и телеси»), связанные с предшествующими стихирами 5-го гласа (нач.: «Краснее жития сего несть ничтоже») общим слав. акростихом , фрагментарно дающимся далее в цикле заупокойных стихир 8 гласов по каноне и стихирах на целование умершего (см.: Holosnjaj B. Zajkovski Trebnik N 960 der Nationalbibliothek «Hl. Kiril und Methodij» in Sofia (Bulgarien): Dissertatio ad Doctoratum. R., 1995. Р. 206-207, 218-228, 240-241). Автором всего цикла песнопений является, по всей вероятности, св. Константин, еп. Преславский (2-я пол. IX - 1-я четв. Х в.). |
| I.2. Последнее выясняется, когда беременность героини становится очевидной. Переход ко второй сцене (глава 5) подготовлен Онуфрием, который, ссылаясь на ап. Павла, разрешает христианке сожительствовать с мужем-язычником. Однако смысловая задача Жития, по всей вероятности, состоит в демонстрации восхождения героев по ступеням духовной лестницы, что диктует необходимость крещения Клитофонта как следующего этапа восхождения 30 . Обращение Клитофонта начинается с сонного видения (автор не уточняет, настоящего или мнимого), причём не Клитофонта, а Глевкиппы вообще на протяжении всего нашего текста видений удостаиваются только женщины, в то время как функция мужчин их толковать. Неожиданным (прежде всего, для него самого) образом толкователем данного видения оказывается, однако, не кто иной, как язычник Клитофонт, приходящий благодаря этому ко Христу. Итак, в финале второй сцены крестится и Клитофонт, и супруги, наконец, обретают семейный мир, хотя христианство их остаётся, так сказать, не совсем «полноценным»: они решаются исповедовать Христа только втайне, оставаясь для окружающих обычными людьми. I.3. Кульминацией супружеского счастья становится краткая сцена рождения и крещения их сына Галактиона, одновременно завершающая первый акт (первые две фразы главы 6). В ней уходящий навсегда со сцены монах Онуфрий 31 произносит пророчество о будущем Галактиона: дальнейшее действие станет его реализацией. II. Несмотря на неизменность места действия (дом Клитофонта), новые обстоятельства заставляют автора начать второй акт такой же краткой экспозицией (середина главы 6), содержательно растянутой во времени на целых 24 года и, в отличие от экспозиции первого акта, вполне благополучной. Посвящена она описанию постижения Галактионом наук, т. е. теме его возмужания, что вполне логично завершается темой его сватовства оно и составляет, собственно, новую завязку действия, которая наступает уже после смерти Глевкиппы («блаженная кончина»). II.1. Тема брака как завязки сюжета уже была использована автором в начале первого акта. Однако в первой сцене второго акта (конец главы 6 – глава 7) герои сразу же оказываются в ином положении: язычница только Эпистима, тогда как Галактион христианин от рождения. Выше автор устами Онуфрия 32 и, что важнее, устами самого ап. Павла говорил о возможности такого брака, однако здесь и вопрос стоит несколько иначе: не «может ли крестившаяся жить с некрещёным», а «может ли христианин брать в жёны язычницу». Клитофонт считает, что да, и ставит социальное равенство молодожёнов выше их духовного единства (сам знатный человек, он находит себе в невестки дочь топарха), в то время как Галактион считает это невозможным. Так проявляется разница между поколениями родителей-криптохристиан и детей, которым уготована иная, более трагическая, но одновременно и более высокая участь. В результате Галактион убеждает Эпистиму креститься, обещая, что после этого они станут настоящими супругами. Получив её согласие, он крестит её сам. |
| В Новгородской 1-ой летописи текст сказания совпадает с Повестью времен. лет до слов: «луче бы ми умрети с братом, нежели жити на свете семь. Аще бо бых, брате мой, видел лице твое ангелское» (70, 16–17; 75, 21–22; 80, 25–27); дальнейший же рассказ восходит к так называемому Новгородскому своду 1448 года (ср. Софийскую 1-ю и Новгородскую 4-ю летописи) 42 . Автором летописной повести об убиении Бориса и Глеба был, по-видимому, составитель того древнейшего летописного свода, который так или иначе (посредственно или непосредственно) лёг в основу дошедшей до нас Повести временных лет. Хотя летописные рассказ и носит «все признаки отдельного агиологического сочинения», но в то же время он «самым тесным образом сплетается и с последующими летописными данными». «Нам приходится допустить, – замечает А. А. Шахматов, – или что в агиографическом сочинении о Борисе и Глебе уже теснейшим образом были слиты оба эти элемента, или что слитие их произошло под пером летописца, и продумавшего и изобразившего их в одном связном целом. Я останавливаюсь на втором предположении потому, что оно менее сложно, чем первое: работа летописца у нас перед глазами; между тем не имеем достаточная основания допустить существование агиологического сочинения, посвящённого Борису и Глебу и вмещавшего в себе исторические факты, летописные данные». (Разыскания, 474). В распоряжении летописца были, по всей вероятности, Вышегородские церковные записи, в которых можно было найти краткие сведения о мученической кончине и прославления Бориса и Глеба, об обретении их мощей, а также и о посмертных чудесах. Что касается позднейших летописных сводов, то в Софийской I (П. С. Р. Л. У, 124–34) и Тверской (П. С. Р. Л. XV, 121–41) летописях текст повести читается с вставками из Сказания; в Степенную книгу (П. С. Р. Л. XXI – 1, 137–63) Сказание и повесть о чудесах вошли целиком (1. Титла 1–6. «Месяца июлия 24 день. Страдание и похвала святых праведных чюдотворивых страстотерпцев, боголюбивых князей Руских, самобратных по плоти Бориса и Глеба, нареченных во святом крещении Романа и Давида» и 2. Титла 7–17. «Сказание чюдес святою страстотерпьцу Христову Романа и Давида»), но при этом подверглись некоторому влиянию со стороны Несторова Чтения 43 . Следы знакомства с Чтением преп. Нестора видны и в Архангелогородском летописце 44 . «Убиение святых князей Бориса и Глеба» в Летописце Переяславля-Суздальского представляет собой переделку Сказания с самыми незначительными изменениями. |
|
|
