| 3. Петропавловская церковь , каменная, с такою же в одной связи колокольнею, построена прихожанами и бывшим церк. старостой, купцом Тисовым 556 и освящена 16 августа 1870 г. Церковь эта обширная. В ней три придела: во имя св. ап. Петра и Павла, св. Пророка Илии и св. Афанасия, архиеп. Александрийского. Первая церковь построена была в 1805 г., но, по ветхости и малопоместительности, разобрана была до основания, и вместо нее построен настоящий храм. – В нем замечательна древняя икона Пресвятой Троицы с частью ризы Господней в ковчежце и с частицами мощей св. угодников, изображенных на иконе, в сребро-позлащенном кресте, с надписью: «1693 год». Пред нею по четвергам читается акафист. Икону эту оставил в церкви во время крымской войны (1853–56 г.) неизвестный офицер с условием, что он возьмет ее обратно, если возвратится по окончании войны, и жертвует в церковь, если не возвратится. Он не возвратился, – и икона его осталась в церкви. С 1868 г. при храме существует церковно-приходское попечительство и два училища – мужское и женское в двух церковных домах, содержимых на средства попечительства, города и земства. 557 Метрические книги хранятся с 1830, а исповедные – с 1831 г. Причт – по штату – 2 священника и 2 псаломщика. Содержание – от казны 336 р. и 198 д. земли из казенных оброчных статей. Помещение – в церковных домах; но один из священников живет в наемном доме на церковные средства. Приход – часть города, 8 деревень: Тавель, где существует приписная к Петропавловской церковь , Петровская слободка, Киль-бурун, Курцы, Эски-Орда, Эскисарай, Мамут-султан и Аян и 2 татарские аула: Биюк-Янкой и Чавки. – Около Петровской слободки – много развалин и фундаментов, поросших травою. Здесь, по преданью, скрыто было татарами, по присоединении Крыма к России, много сокровищ. Лет 5–6 тому назад, татары делали раскопки и поиски, но ничего не нашли. Пытались и русские искать клада, но попытка их также была безуспешна. – Пути сообщения деревень с городом удобны, потому что деревни большею частью расположены в предгории Крыма, вверх по теченью Салгира, около шоссейной дороги из Симферополя на южный берег Крыма. |
| Причт по штату: священник и псаломщик. Причт не имеет ни земли, ни жалованья, а пользуется процентами с завещанного капитала и 6-ю частью доходов с церковных домов, отдаваемых в аренду. В этих же домах помещаются 2 церковно-приходских училища. Приход – греки, живущие в Керчи и ее окрестностях. Их 949+1004=1953. Дух. 3 жен. пола. 3) Александроневская, каменная, на Митридатовой горе. Здесь в 1835 г. построен был керченский музей древностей, который потом передан правительством в духовное ведомство, для обращения его в православную церковь . – Церковь построена в 1860 г. на пожертвованные жителями Керчи деньги по ¼ к. с рубля из сумм, назначенных в вознаграждение за потери, понесенные в войну 1853–56 годов, и на другие доброхотные приношения, при участии градоначальника, вице-адмирала Спицына, и освящена 12 июня 1861 года во имя св. Александра Невского. Но с 1877 г. в стенах ее стали показываться трещины. Отправление Богослужения в ней признано опасным и потому оно прекращено со 2 декабря 1883 г., а прихожанам предоставлено построить временный храм. Причт: священник и псаломщик. Не имеет ни жалованья, ни земли, а только получает квартирное пособие по 240 р. в год из церковных сумм. Приход – часть г. Керчи и 6 деревень на пространстве 4–17 верст: Джаржава, Камыш-бурун, Новоалександровка, Тобичик, Чурубашы и Эльтиген. Прихожан 965+894=1859. Духов. 7+9. 4) Домовая в керченском девичьем институте во имя св. и праведных Захарии и Елисаветы. Керченский институт открыт 7 июня 1835 г. в частном доме и первоначально состоял только из 3 классов, содержался частью на отпускаемую от города сумму, а частью на взносы от пансионерок. В 1841 г. построено для него особое здание, а в 1844 г. он причислен к ведомству учреждений Императрицы Марии и назван Кушниковским, потому что действит. стат. советник Григорий Сергеевич Кушников пожертвовал 300000 руб. ассигн. на постройку институтского здания. Кушников предполагал было построить на эти деньги институтское здание в Феодосии, но, по ходатайству керченского градоначальника, князя Захарии Семеновича Херхсулидзе, за которым была дочь его Елисавета Григорьевна Куншикова, пожертвованную сумму назначил для воспитания девиц керченского института. Капитал, за израсходованием части его на некоторые пристройки, оставлен неприкосновенным с тем, чтобы на проценты его воспитывались пансионерки Куншикова. В настоящее время неприкосновенный капитал составляют 90000 р. Кушпикова и 22000 р. из государственного казначейства, – всего 112000 р. В 1847 г. институт причислен ко 2 разряду учебных заведений Императрицы Марии и ныне состоит из 7 классов. В 1854 г. институт, по случаю войны, на время переведен был в Таганрог, и оставшееся в Керчи имущество институтское и церковное было разграблено. |
| 2005 Герцен А.Г. Археологические исследования караимских памятников в Крыму//МАИЭТ. – 1998. – Вып. 6. – С. 746; Герцен А.Г. Хазары. – С. 104, 107; ср. Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврики – С . 70. 2006 Евреи в Крыму. – С. 16, 17; Терцен А.Г. Хазары в Доросе-Мангупе. – С. 29; Герцен А.Г. Дорос-Феодоро: от ранневизантийской крепости к феодальному городу. – С. 18, 19. 2007 Невзирая на предлагаемую протяженность «хазарского периода» в три четверти столетия или больше, А.Г. Герцен в противоречие к этому пишет о «кратковременном захвате крепости хазарами», не отразившемся на материальной культуре населения (ср.: Герцен А.Г. Крепость Дорос ... – С. 119; Терцен А.Г. Хазары в Доросе-Мангупе. – С. 29,32). В.Е. Науменко ограничивает хазарский контроль «над горной частью Крымского полуострова» после восстания Иоанна Исповедника «несколькими десятилетиями», тоже отмечая, что гарнизон в Доросе был размещен на «короткое время» (Науменко В.Е. К вопоросу о характере византийско-хазарских отношений... – С. 545). 2008 Герцен А.Г. Ранневизантийские крепости Юго-Западной Таврики//Византия и Крым: Междунар. конф. – Симферополь, 1997. – С. 34; Герцен А.Г. Между Боспором и Херсоном: Хазары в Доросе. – С. 62; ср.: Баранов И. А. Таврика в эпоху... – С. 58. 2009 Герцен А.Г., Науменко В.Е. Керамика IX–XI вв. из жилого комплекса на мысе Тешкли-бурун//АДСВ. – Екатеринбург, 2001. – Вып. 32. – С. 128. 2010 Бармина Н.И. Мангупская базилика в свете некоторых проблем крымского средневековья//Византия и средневековый Крым (АДСВ. – Вып. 27). – Симферополь, 1995. – С. 81–83. 2011 Подр. см..: Барабанов Н.Д. Благочестивые заклания: Традиции публичных жертвоприношений в византийском приходском православии//ВВ. – 2004. – Т. 63 (88). – С. 94–96. 2012 Ср.: Науменко В.Е. Место Боспора... – С. 345. К тому же в отношении Саркела Константин Багрянородный отмечал, что в нем держали 300 «таксеотов», очевидно, из числа воинов регулярного царского войска, то есть наемных ларсиев (арсиев), тюрок-мусульман, которые сменялись «по времени поочередно» (kata chronon enalJassomenoi), а вовсе не «ежегодно», как обычно переводят этот пассаж (Константин Багрянородный. Об управлении империей. – Гл. 42. 22–23, С. 170–171). |
| — Как — «какое дело»? Хлопцы, наше это дело или не наше? — Наше! — закричали хлопцы. — Мы тебе сами морду набьем получше Антона! Кто-то уже бросился к Буруну. Братченко размахивал кулаками у самой физиономии Буруна и вопил: — Пороть тебя нужно, пороть! Задоров шепнул мне на ухо: — Возьмите его куда-нибудь, а то бить будут. Я оттащил Братченко от Буруна. задоров отшвырнул двух-трех. Насилу прекратили шум. — Пусть говорит Бурун! Пусккай скажет! — крикнул Братченко. Бурун опустил голову. — Нечего говорить. Вы все правы. Отпустите меня с Антоном Семеновичем, — пусть накажет, как знает. Тишина. Я двинулся к дверям, боясь расплескать море зверского гнева, наполнявшее меня до краев. Колонисты шарахнулись в обе стороны, давая дорогу мне и Буруну. Через темный двор в снежных окопах мы прошли молча: я — впереди, он — за мной. У меня на душе было отвратительно. Бурун казался последним из отбросов, который может дать человеческая свалка. Я не знал, что с ним делать. В колонию он попал за участие в воровской шайке, значительная часть членов которой — совершеннолетние — была расстреляна. Ему было семнадцать лет. Бурун молча стоял у дверей. Я сидел за столом и еле сдерживался, чтобы не пустить в Буруна чем-нибудь тяжелым и на этом покончить беседу. Наконец, Бурун поднял голову, пристально глянул в мои глаза и сказал медленно, подчеркивая каждое слово, еле-еле сдерживая рыдания: — Я… больше… никогда… красть не буду. — Врешь! Ты это уже обещал комиссии. — То комиссии, а то — вам! Накажите, как хотите, только не выгоняйте из колонии. — А что для тебя в колонии интересно? — Мне здес нравится. Здесь занимаются. Я хочу учиться. А крал потому, что всегда жрать хочется. — Ну, хорошо. Отсидишь три дням под замком, на хлебе и воде. Таранца не трогать! — Хорошо. Трое суток отсидел Бурун в маленькой комнатке возле спальни, в той самой, в которой в старой колонии жили дядьки. Запирать его я не стал, дал он честное слово, что без моего разрешения выходить не будет. В первый день я ему действительно послал хлеб и воду, на второй день стало жалко, принесли ему обед. Бурун попробовал гордо отказаться, но я заорал на него: |
| Нужно подойти совершенно незаметно, чтобы не спугнуть вора. Бурун по-медвежьи ловко переваливается, за ним семенит крошечный Шалапутин, кутаясь в свой клифт. Заключаю шествие я. Наконец мы у цели. Притаились за сосновым стволом. Высокое стройное дерево вздрагивает, у его основания — подпоясанная фигура. Ударит несмело и неспоро несколько раз, выпрямится, оглянется и снова рубит. Мы от нее шагах в пяти. Бурун наготове держит двустволку дулом вверх, смотрит на меня и не дышит. Шелапутин притаился со мной и шепчет, повисая на моем плече: — Можно? Уже можно? Я киваю головой. Шелапутин дергает Буруна за рукав. Выстрел гремит, как страшный взрыв, и далеко раскатывается по лесу. Человек с топором рефлективно присел. Молчание. Мы подходим к нему. Шелапутин знает свои обязанности, топор уже в его руках. Бурун весело приветствует: — А-а, Мусий Карпович, доброго ранку! Он треплет Мусия Карповича по плечу, но Мусий Карпович не в состоянии выговорить ответное приветствие. Он дрожит мелкой дрожью и для чего-то стряхивает снег с левого рукава. Я спрашиваю: — Конь далеко? Мусий Карпович по-прежнему молчит, отвечает за него Бурун: — Да вон же и конь!.. Эй, кто там! Заворачивай! Только теперь я различаю в сосновом переплете лошадиную морду и дугу. Бурун берет Мусия Карповича под руку: — Пожалуйте, Мусий Карпович, в карету скорой помощи. Мусий Карпович, наконец, начинает подавать признаки жизни. Он снимает шапку, проводит рукой по волосам и шепчет, ни на кого не глядя: — Ох, ты ж, боже мой!.. Мы направляемся к саням. Так называемые «рижнати» — сани медленно разворачиваются, и мы двигаемся по еле заметному глубокому и рыхлому следу. На коняку чмокает и печально шевелит вожжами хлопец лет четырнадцати в огромной шапке и сапогах. Он все время сморгает носом и вообще расстроен. Молчим. При выезде на опушку леса Бурун берет вожжи из рук хопца. — Э, цэ вы не туды поихалы. Цэ, як бы с грузом, так туды, а коли з батьком, так ось куды… — На колонию? — спрашивает хлопец, но Бурун уже не отдаем ему вожжей, а сам поворачивает коня на нашу дорогу. |
| b) Светляки в морской воде бывают более в августе, а весною и зимою близ берегов почти совсем нет. Казалось бы, что в то время, когда много бывает светляков, – при всяком ветре и особенно сильном, море должно казаться всегда светящимся; но напротив того, мне только два раза в 10 лет случилось видеть это: в первый раз на пути от островов Прибылова 1829 г. августа 28 числа, ночью, при свежем северо-западном ветре, в 60 или 80 милях от берегов Уналашки. Надобно видеть собственными глазами это чудное явление, чтобы составить о нем полное понятие: вблизи судна, которое имело очень хороший ход, море кипело огненными искрами и кристаллами; но чем далее от судна., тем неопределеннее делался свет моря и наконец вдали по всему горизонту сливался в одну белую полосу; но замечательно, что кой-где проглядывали и темные места, т. е. совсем не видно было светляков. В другой раз такое же явление было 1831 года, также августа 25, в самом заливе Капитанском, и алеуты уверяли, что они это видят в первый раз, и говорили, что это бывает признаком наводнения или необыкновенно полных вод. И в самом деле, в ту осень полные воды были более нежели на 2 фута выше обыкновенных осенних вод. с) В Унадашке, да кажется и но всему здешнему отделу, совсем нет морских древоточащих червей, напр., таких как в Ситхе, несмотря на то, что из Ситхи здесь бывало несколько не обшитых медью судов и даже два таковых здесь разломаны. d) О волнениях моря и бурунах замечено только то, что 1-е) осенью и зимою после всякого ветра, какой бы он ни был силы, волнение несколько сглаживается, и бурун бывает почти до тех пор, пока другим ветром не переменит направление волнения. Случается также, что пред сильным ветром, прежде нежели он начнет дуть, волнение возвышается и разыгрывается бурун. Напротив того, весною и летом, т. е. с мая до августа, волнение перестает очень скоро, даже после сильного ветра, а после умеренного бурун утихает почти вместе с ветром; без ветра же бурунов никогда не бывает. 2-е) Во всякое время года сильные и особливо продолжительные туманы и пасмурности, даже без ветра, воздымают волнение и делают бурун: напротив того, при ясном небе во всякое время года волнение скорее уменьшается и затихает, чем при облачном. 3-е) Летом волнение и бурун бывают более на южной стороне чем на северной, а осенью и зимою напротив. 4-е) В Уналашкинской гавани при N ветре, который дует прямо в гавань, бурун бывает меньше и волнение недолго продолжается: а при NW и особенно W ветре волнение и бурун бывают самые сильные и продолжительные. |
| Начинает светать. Мусий Карпович вдруг через руку Буруна останавливает лошадь и снимает другой рукой шапку. — Антон Семенович, отпустите! Первый раз… Дров нэма… Отпустите! Бурун недовольно стряхивает его руку с вожжей, но коня не погоняет, ждет, что я скажу. — Э, нет, Мусий Карпович, — говорю я, — так не годится. Протокол нужно составить: дело, сами знаете, государственное. — И не в епрвый раз вовсе, — серебрянным альтом встречает рассвет Шелапутин. — Не первый раз, а третий: один раз ваш Василь поймался, а другой… Бурун перебивает музыку серебрянного альта хриплым баритоном: — Чего тут будем стоять? А ты, Андрию, лети домой, твое дело маленькое. Скажешь матери, что батько засыпался. Пускай передачу готовит. Андрей в испуге сваливается с саней и летит к хутору. Мы трогаем дальше. При вьезде в колонию нас встречает группа хлопцев. — О! А мы думали, что вас там поубивали, хотели на выручку. Бурун смеется: — Операция прошла с головкружительным успехом. В моей комнате собирается толпа. Мусий Каропив, подавленный, сидит на стуле против меня, Бурун — на окне, с ружьем, Шелапутин шепотом рассказывает товарищам жуткую историю ночной тревоги. Двое рябят сидят на моей постели, остальные — на скамьях, внимательно наблюдают процедуру составления акта. Акт пишется с душераздирающими подробностями. — Земли у вас двенадцать десятин? Коней трое? — Та яки там кони? — стонет Мусий Карпович. — Там же лошичка… два роки тилько… — Трое, трое, — поддерживает Бурун и нежно треплет Мусия Карповича по плечу. Я пишу дальше: — «…в отрубе шесть вершков…» Мусий Карпович протягивает руки: — Ну что вы, бог с вами, Антон Семенович! Де ж там шесть? Там же и четырекх нэма. Шелапутин вдруг отрывается от повествования шепотом, показывает руками нечто, равное полуметру, и нахально смеется в глаза мусию Карповичу: — Вот такое? Вот такое? Правда? Мусий Карпович отмахивается от его улыбки и покорно следит за моей ручкой. Акт готов. Мусий Карпович обиженно подает мне руку на прощанье и протягивает руку Буруну, как самому старшему. |
| — Отстань, — говорит Халабуда, — я еще вас научу… Строй колонистов выравнивается на одной стороне поля. В рожь выносится знамя — здесь будет связан первый сноп. К знамени подходят Бурун, Наташа, и наготове держится Зорень, как самый младший член колонии. — Смирно! Бурун начинает косить. В несколько взмахов косы он укладывает к ногам Наташи порцию высокой ржи. У Наташи из первого накоса готово перевесло. Сноп она связывает двумя-тремя ловкими движениями, двое девчат надевают на сноп цветочную гирлянду, и Наташа, розовая от работы и удачи, передает сноп Буруну. Бурун подымает сноп на плечо и говорит курносому, серьезному Зореню, высоко задравшему носик, чтобы слышать, что говорит Бурун: — Возьми этот сноп из моих рук, работай и учись, чтобы, когда вырастешь, был комсомольцем, чтобы и ты добился той чести, которой добился я, — косить первый сноп. Ударил жребий Зореня. Звонко-звонко, как жаворонок над нивой, отвечает Зорень Буруну: — Спасибо тебе, Грицько! Я буду учиться и буду работать. А когда вырасту и стану комсомольцем, добуду и себе такую честь — косить первый сноп и передать его младшему пацану. Зорень берет сноп и весь утопает в нем. Но уже подбежали к Зореню пацаны с носилками, и на цветочное ложе их укладывает Зорень свой богатый подарок. Под гром салюта знамя и первый сноп переносятся на правый фланг. Бурун подает команду: — Косари и вязальщицы — по местам! Колонисты разбегаются по намеченным точкам и занимают все четыре стороны поля. Поднявшись на стременах, Синенький трубит сигнал на работу. По этому знаку все семнадцать косарей пошли кругом поля, откашивая широкую дорогу для жатвенных машин. Я смотрю на часы. Проходит пять минут, и косари подняли косы вверх. Вязальщицы довязывают последние снопы и относят их в сторону. Наступает самый ответственный момент работы. Антон и Витька и откормленные, отдохнувшие кони готовы. — Рысью… ма-а-арш! Жатки с места выносятся на прокошенные дорожки. Еще две-три секунды, и они застрекотали по житу, идя уступом одна за другой. |
| — Играют по глупости. У нас в колонии многие колонисты голодают, не едят сахара, хлеба. Овчаренко из-за этих самых карт ушел из колонии, теперь ходит — плачет, пропадает на толкучке. — Да, с Овчаренко… это нехорошо вышло, — сказал Митягин. Я продолжал: — Выходит так, что в колонии защищать слабого товарища некому. Значит, защита лежит на мне. Я не могу допускать, чтобы ребята голодали и теряли здоровье только потому, что подошла какая-то дурацкая карта. Я этого не допущу. Вот и выбирайте. Мне противно обыскивать ваши спальни, но когда я увидел в городе Овчаренко, как он плачет и погибает, так я решил с вами не церемониться. А если хотите, давайте договоримся, чтобы больше не играть. Можете дать честное слово? Я вот только боюсь… насчет чести у вас, кажется, кишка тонка: Бурун давал слово… Бурун вырвался вперед: — Неправда, Антон Семенович, стыдно вам говорить неправду!.. Если вы будете говорить неправду, тогда нам… Я про карты никакого слова не давал. — Ну, прости, верно, это я виноват, не догадался сразу с тебя и на карты взять слово, потом еще на водку… — Я водки не пью. — Ну, добре, конечно. Теперь как же? Вперед медленно выдвигается Карабанов. Он неотразимо ярок, грациозен и, как всегда, чуточку позирует. От него несет выдержанной в степях воловьей силой, и он как будто ее нарочно сдерживает. — Хлопцы, тут дело ясное. Товарищей обыгрывать нечего. Вы хоть обижайтесь, хоть что, я буду против карт. Так и знайте: ни в чем не засыплю, а за карты засыплю, а то и сам возьму за вясы, трохы подержу. Потому что я бачив Овчаренко, когда он уходил — можно сказать, человека в могилу загоняем: Овчаренко, сами знаете, без воровского хисту (таланта). Обыграли его Бурун с Раисой. Я считаю: нехай идут и шукают, и пусть не приходят, пока не найдут. Бурун горячо согласился: — Только на биса мне Раиса? Я и сам найду. Хлопцы заговорили все сразу. Всем было по сердцу найденное соглашение. Бурун собственноручно конфисковал все карты и бросил в ведро. Калина Иванович весело отбирал сахар: |
| Восьмой сводный остановился против нашего строя. Из строя выходит Лапоть и говорит: — Восьмой сводный! За то, что вы хорошие комсомольцы, колонисты и хорошие товарищи, колония наградила вас большой наградой: вы будете косить наш первый сноп. Сделайте это как полагается и покажите еще раз всем пацанам, как нужно работать и как нужно жить. Совет командиров поздравляет вас и просит вашего командира товарища Буруна принять командование над всеми нами. Эта речь, как и все последующие речи, неизвестно кем сочинена. Она произносится из года в год в одних и тех же словах, записанных в совете командиров. И именно потому они выслушиваются с особенным волнением, и с особым волнением все колонисты затихают, когда подходит ко мне Бурун, пожимает руку и говорит тоже традиционно необходимое: — Товарищ заведующий, разрешите вести восьмой сводный отряд на работу и дайте нам на помощь этих хлопцев. Я должен отвечать так, как я и отвечаю: — Товарищ Бурун, веди восьмой сводный на работу, а хлопцев этих бери на помощь. С этого момента командиром колонии становится Бурун. Он дает ряд команд к перестроению, и через минуту колония уже в марше. За барабанщиками и знаменем идут косари и жатки, за ними вся колония, а потом гости. Гости подчиняются общей дисциплине, строятся в ряды и держат ногу. Халабуда идет рядом со мной и говорит бритому: — Черт!.. С этими одеялами!.. А то и я был бы в строю… вот, с косой! Я киваю Силантию, и Силантий летит на хозяйственный двор. Когда мы подходим к намеченному полугектару, Бурун останавливает колонну и, нарушая традиции, спрашивает колонистов: — Поступило предложение назначить в восьмой сводный отряд в бригаде Задорова пятым косарем Сидора Карповича Халабуду. Чи есть возражения? Колонисты смеются и аплодируют. Бурун берет из рук Силантия украшенную косу и передает ее Халабуде. Сидор Карпович быстро, по-юношески, снимает с себя пиджак, бросает его на межу, потрясает косой: — Спасибо! Халабуда становится в ряд косарей пятым у Задорова. Задоров грозит ему пальцем: — Смотрите же, не воткните в землю! Позор нашей бригаде будет. |
|
|
