| В какой-то момент 1929 года в стенах Кримкаба появился старый революционер и философ Александр Александрович Мейер — глава известного петроградского кружка «Воскресенье» (об этом кружке см. в воспоминаниях Н. П. Анциферова и многих других). Это был не только человек необыкновенной образованности, но оригинально мысливший, постоянно проповедовавший свои воззрения философ. С его появлением стала к нам в Кримкаб заходить его первая жена Ксения Анатольевна Половцева, приносившая ему еду в каких-то маленьких кастрюлечках. Об А. А. Мейере и К. А. Половцевой должен быть особый раздел в моих воспоминаниях. Жизнь Мейера состояла не во внешних событиях (их, конечно, было у него, как у старого революционера, много), а в борьбе с самим собой, в сменах своих взглядов, в росте этих взглядов, в постоянных философских спорах с окружающими, а их было в нашем кабинете и с приходившими к нам предостаточно: Александр Петрович Сухов — профессор педагогического института им. Герцена, Гавриил Осипович Гордон, Павел Смотрицкий (художник), скульптор Аносов, а главное — Юлия Николаевна Дан-зас, доктор Сорбонны, статс-фрейлина государыни Александры Федоровны, уральский казак во время первой мировой войны, ученый секретарь Дома Ученых у Горького, автор многих книг — и до Соловков, и после ее освобождения Горьким и отъезда в католический монастырь на юге Франции. Но о ней должен быть особый очерк, хотя кое-что есть и в эмигрантской литературе. С Юлией Николаевной Данзас мы работали в одной комнате не менее двух лет, но работала она сама по себе, составляя вырезки из газет на разные темы для лагерного начальства. Благодаря этому мы могли читать, хоть и с запозданием, различные газеты (какие именно, не помню). Заходили в Кримкаб Ширинская-Шихматова (светская беседа с ней очень занимала А. Н. Колосова), редактор Дома Книги в Ленинграде Щурова, уже упомянутая Лада Могилянская (Лидия Михайловна, поэтесса из окружения Коцюбинского в Чернигове), так и сгинувшая в лагерях; ведший до революции светскую хронику в парижских и петербургских газетах Дмитрий Янчевецкий. Он был нашим единственным сотрудником на Анзере. Он был стар, и работа в Кримкабе просто продлевала ему жизнь. |
| К нему, как, впрочем, и ко многим другим черносотенцам, с полным основанием можно отнести слова думца, либерала и масона В.А. Маклакова: «..В своих предсказаниях правые оказались пророками. Они предрекали, что либералы у власти будут лишь предтечами революции, сдадут ей свои позиции. Это был главный аргумент, почему они так упорно боролись против либерализма» [clxiv] . Стоит также вспомнить и о посещении заседания Совета министров 25 февраля 1917 г. группой известных правых членов Государственного Совета (А.А. Ширинский-Шихматов, А.Ф. Трепов и Н.А. Маклаков), настойчиво предлагавших ввести в Петрограде осадное положение [clxv] . Однако всё это факты единичные . Современным авторам, пишущим о черносотенцах и разделяющим провозглашавшиеся ими благородные принципы (которыми, к сожалению, многие из них сами не следовали), конечно, очень бы хотелось видеть их героями без страха и упрека, «Донкихотами Самодержавия» [clxvi] . Но, увы, не получается... Дурной шуткой выглядит обложка недавно вышедшей книги «Последние защитники Монархии» с шестью медальонами-портретами черносотенцев. Два из них принадлежат В.М. Пуришкевичу и А.Н. Хвостову, роль которых в крушении Русского Царства вряд ли кто из находящихся в здравом уме и твердой памяти станет ныне отрицать. А вот названия некоторых очерков в юбилейном сборнике к 100-летию Союза Русского Народа «Воинство Святого Георгия» [clxvii] : «Верный Богу, Царю и народу» - о А.И. Дубровине, пакостившем перед лицом чекистов ангельский образ Царицы-Мученицы Александры Феодоровны (причем, как это явствует из библиографии к очерку, автору его эта публикация протоколов хорошо известна). «Крестный отец Союза Русского Народа» - о профессиональном клеветнике на Царя, Царицу, всю Их Святую Семью генерале Е.В. Богдановиче. «Русский крестоносец» - о другом клеветнике на Царскую Семью и Их Друга, священнике Bлaдuмipe Востокове, в марте 1917 г., Великим Постом служившего по случаю переворота благодарственный молебен, облачившись в пасхальные красные ризы. |
| Попечителю Московского Учебного Округа Князю Ширинскому-Шихматову, что он обратился в духовный учебный Комитет с своим ходатайством о дозволении ввести его в руководство во всех Гимназиях Московского Округа. Не знаю, какой ответ последует на это из Духовного Учебного Комитета. Но я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не признаете ли Вы полезным ввести этот очерк в руководство по Церковной Истории в Вашей духовной Семинарии. С своей стороны я премного был бы благодарен Вам за это». Желая оказать услугу доброму товарищу, я поручил Семинарскому Правлению рассмотреть составленную о. Лавровым книгу и о последующем представить с мнением. Правление, рассмотрев книгу, представило мне 23-го Февраля следующее постановление: «Хотя отзывы Коммиссии, рассматривавшей, по поручению Правления, сочинение священника Лаврова «Краткий Очерк Истории Христианской Церкви» и говорят в пользу этого сочинения, свидетельствуя о пригодности его к употреблению в качестве учебника для учеников Семинарии по предмету Церковной Истории, но, в виду недавнего Указа, из Св. Синода, от 15-го прошлого Января за 6, которым определяется, что, в ожидании нового более удовлетворительнаго руководства по Церковной Истории, Наставникам следует держаться по этому предмету руководства Архимандрита Иннокентия, Правление Семинарии не находит удобным введение вышеозначенного сочинения священника Лаврова учебным руководством в Семинарии по Церковной Истории». Уведомляя об этом неблагоприятном отзыве Семинарского Правления своего доброго товарища, я писал ему: «Очень сожалею, что Ваше желание относительно Вашего Очерка Истории удовлетворено быть не может, но Вы сами можете из представленного мне Семинарским Правлением мнения усмотреть, в чем заключается препятствие к удовлетворению Вашего желания. Вашему семейному лишению тем живее сочувствую, что я сам, как Вам известно, испытал подобное горе. Не следует ли и Вам последовать моему примеру? Но да подкрепит и да утешит Вас Господь в этом горестном лишении Своею Благодатию! С любовию вспоминаю я о моем пребывании в знатном граде Ярославле 392 и о моем с Вами свидании. |
| Князь А. А., как я уже отмечал, был насквозь русским человеком. Он редко ездил за границу, предпочитая свое иностранному, чутьем прозревая фальшь западноевропейской культуры, которая, в противоположность русской, с ее духовными устремлениями, убивала дух и культивировала земные влечения и настроения. С этим западным направлением, все чаще проникавшим в различные области русской жизни, князь упорно боролся. Обладая свойствами природного начальника, великолепно разбираясь в людях и никогда не ошибаясь в их оценке, князь сумел окружить себя выдающимися помощниками. Пригласив в свои сотрудники г. Орлова в качестве регента и композитора Кастальского для заведования музыкальной частью, князь А.А. коренным образом преобразовал Синодальное училище, которое, как я уже отметил, превратилось в музыкально-певческую академию, расширил курс училища, доведя его до десяти классов (шесть певческих и четыре регентских), повысил общеобразовательную программу до уровня среднеучебного заведения, а программу музыкальную – до высшего. При вновь реорганизованном училище был образован наблюдательный комитет, дававший направление церковно-певческому творчеству и на рецензию которого Святейший Синод направлял все поступающие на его цензуру церковно-музыкальные сочинения. Таким образом, князь А.А. создал новую эпоху в церковном пении, которое стало отныне русским и только церковным. Влияние Московского синодального училища весьма быстро распространилось по всей России. В самом скором времени из стен училища вышли блестящие композиторы, прекрасные регенты, весьма ценные преподаватели, заполнявшие по всей России вакантные места регентов и учителей музыки и пения при архиерейских хорах, духовных академиях, семинариях, гимназиях и проч.». Известный регент П.А. Александров, окончивший в 1912 г. Синодальное училище, отмечая значение С.В. Смоленского, В.С. Орлова и А.Д. Кастальского, пишет: «К этому еще надо прибавить удачное назначение в 1894 г. на должность прокурора Московской синодальной конторы князя А.А. Ширинского-Шихматова, который одновременно стал управляющим Синодальным училищем и главным начальником Синодального хора. Как глубоко русский человек, князь хорошо понимал, что задачи Синодального училища и его хора не исчерпываются только обслуживанием большого Успенского собора в Москве. Он считал, что это учреждение должно давать надлежащий тон повсеместно в России, пропагандируя национальные начала в церковном пении и борясь с иноземным итало-немецким духом » (.Александров П.А. Церковная музыка в России в конце XIX и в первой четверти XX века//Православная жизнь. Джорданвилль, 1962. 8–10). |
| Государь и Государыня, даря друг другу в дни семейных праздников иконы, просили князя приобретать старинные образа по его выбору. Война возложила на князя и другие обязанности. Он был назначен вице-председателем комитета помощи семьям запасных, призываемых на войну. Председательницей комитета состояла Великая Княжна Ольга Николаевна. В конце 1916 г. князь был поставлен во главе сенаторской ревизии, в составе трех сенаторов, для борьбы со злоупотреблениями при освобождении от воинской повинности. Множество лиц зачислялось в различные общественные организации, считавшиеся работавшими на войну. Эта среда заключала в себе людей, которые вели противоправительственную и антидинастическую пропаганду на фронте и в тылу. Будучи приглашен князем на должность помощника управляющего делами ревизии, знаю, какое сочувствие в широких кругах вызвало само известие об этом предстоявшем расследовании и сколько заявлений стало туда поступать. Работа началась за несколько дней до революции, после же нее все было прекращено. Назначенный в мае 1914 г. из Чернигова в канцелярию министра внутренних дел, я все последующее боевое – во всех отношениях – время находился в близком общении с князем, разделяя полностью его убеждения. Горячо переживалась им война, в которой приняли участие два его сына. С тревогой, все нараставшей, убедился он вскоре, что война, как и японская, используется левой общественностью, цену которой он знал по своей деятельности, для осады власти. Борьбу с левыми пришлось ему вести даже в Государственном Совете, где создалось негласное отделение так называемого Прогрессивного блока. Позднее величайшее возмущение вызывало у него настроение высшего светского общества столицы и даже некоторых Великих Князей, направленное против Государыни Императрицы Александры Феодоровны, которую он хорошо знал и почитал, – то настроение, которое Государь, в разговоре с французским послом Палеологом в конце сентября 1915 г. определил как «срам». И назначение возглавителем сенаторской ревизии, с возможностью непосредственного доклада Государю, князь принял именно для борьбы с этой разрушительной деятельностью. |
| О, если бы он подольше держался подобных взглядов! . На дворе снег на пол-аршина, идет уже несколько дней. Санная дорога установилась. Такая ранняя зима бывает очень редко! Кажется, уже если не по календарю, то в действительности началась зима. Суббота. 4-е октября. Посетил меня проездом из Омска преосвященный Сергий (Петров), переведенный из самостоятельных архиереев в викарии Виленские 591 . Какая причина – не ведаю. Он говорил, что по болезни просился оттуда, но я не думаю, чтобы – в викарии. Он – лет моих; выглядит несколько болезненным, – говорит, что у него неврастения. Он говорил, что и теперь хотел было с месяц поехать на юг, о чем просил Саблера, который ответил, что замедление нежелательно. Признаюсь, это меня очень покоробило и унизило сразу в моих глазах Преосвященного. Зачем он обращается к Саблеру? Какое ему дело? Болен, так проси надлежащим образом у Синода разрешения на отпуск. Вот тем и сильны разные Саблеры, что к ним обращаются с подобными просьбами, которые они поэтому и не удовлетворяют./ Понедельник. 6-е октября. Был у меня прокурор Московской синодальной конторы князь А.А. Ширинский-Шихматов, брат моей доброй знакомой графини Камаровской, деятель по устройству саровских торжеств и т.д. Он теперь возвращался из Ярославля, где гостил у своего товарища – губернатора Роговича 592 . Это – тип духовного чиновника. До саровских торжеств очень много говорили о нем как о будущем обер-прокуроре. После торжеств фонды его, как слышно, упали: хлеба не стало для богомольцев! Затем вышел конфликт с известным протоиереем Ф. Орнатским 593 , которому он сделал замечание за то, что тот произнес поучение в храме в присутствии Царя. Митрополит Антоний, которому пожаловался отец протоиерей, сделал приличное назидание не в свое дело вмешавшемуся прокурору. Говорят, будто митрополит после богослужения, приветствуя Царя с принятием Святых Тайн, как будто невзначай спросил о впечатлении от проповеди, на что Государь ответил: – Как кстати и хорошо произнесено было поучение! – Прикажете передать эти милостивые Ваши слова отцу протоиерею? |
| 144. Встреча у Олениных — в 1819 г. Ермолай Федорович — муж А. П. Керн. Вульф — Алексей Н. Анна Николаевна — Вульф. 146. Выкуп…, рукописи — см. письмо 118. Заикин — А И. или И. И., один из братьев-книгопродавцев. 147. См. примеч. 130. 148. Ср. письмо 147. Рокотов — И. М., помещик, сосед Пушкина. 149. Ваш брат — А. Н. Раевский. Соседка — П. А. Осипова. Старушка-няня — Арина Родионовна. Моя трагедия — «Борис Годунов». Филоктет — герой трагедии Лагарпа «Филоктет». Озлобленный у Байрона — Дж. Лоредано, герой драмы «Двое Фоскари»; «он заплатил» — его реплика. 150. Малютка — двухлетняя Е. И. Осипова, дочь Осиповой. 151. «Я писал князю Вяземскому…» — см. письмо 138. 152. Анна Богдановна — экономка Осиповой. Керн — Е. Ф., муж А. П. Керн. 153. «Я из Михайловского не тронусь…» — намек на неудавшиеся планы уехать в Дерпт и за границу (ср. примеч. 130). Твой Байрон — см. примеч. 140. Покойного поэта Вяземского — намек на то, что Вяземский перестал писать стихи. «Что нужды…» — первый стих эпиграммы Вяземского на П. П. Свиньина, напечатавшего в 1818 г. посвященную Аракчееву «Поездку в Грузино». «Я не поэт…» — стих из этой эпиграммы, почти совпадающий со стихом Рылеева «Я не поэт, а гражданин» («Войнаровский»). 8-й стих — «И лучше в Грузино пойду путем доходным» (Грузино — имение Аракчеева и центр военных поселений, см. примеч. 9). Жуковский хлопотал о лечении аневризма Пушкина (ср. примеч. 130). Кюхельбекер безуспешно пытался устроиться на службу. Разбор Кюхельбекера — поэмы С. А. Ширинского-Шихматова «Петр Великий». Анти-критика Полевого — заметка «К читателям Телеграфа», вызванная полемикой с «Северной Пчелой». Разбор новой пиитики ... статья Вяземского «Жуковский. Пушкин. Новая пиитика басен». «Когда-то мы возьмемся за журнал…». См. примеч. 112. «смотри хоть за Полевым» — Вяземский принимал деятельное участие в новом журнале Н. А. Полевого «Московский Телеграф». 154. Малютка — см. примеч. 150. Слухи — см. письмо 152. Пещуров — А. Н., опочецкий предводитель дворянства. Двоюродный дедушка — Петр Абрамович Ганнибал. |
| И даже из Государственного Совета был арестован Председатель, впрочем это понятно, он известный реакционер, и даже из членов один – Ширинский-Шихматов, тоже понятно, он известен своими правыми убеждениями. Присутствующим здесь такой ужас не грозил, но не могли же они быть равнодушны к судьбе отечества, и обсуждали разные слухи и сведения относительно событий в Петрограде и возможность прихода с фронта правительственных войск. И обсуждали, что если вот прервётся электричество, и водопровод, и забьются клозеты – так никто и не поможет. Вдруг раздался очень резкий дверной звонок, как порядочные люди не звонят. Переглянулись, не без испуга. Однако что ж поделать иное, как не открыть. Все остались сидеть за столом, а горничная пошла открыть. За дверью она увидела с револьвером маленького невзрачного электротехника, вчера проверявшего у них этот самый звонок. Он без спросу вступил в прихожую, а за ним вваливалась целая толпа распущенных солдат, женщин и каких-то совсем уличных подозрительных типов. Горничная растерялась и вымолвить ничего не могла. Тем временем маленький электротехник прошёл в столовую, так же с револьвером перед грудью, и объявил хозяину: – Ваше превосходительство, вы арестованы! Онемели и тут, жена и дочь не сразу спохватились. Страшные догадки проносились в голове Карпова, почему именно его берут. Адмирал же сообразил, что о его присутствии здесь не знали, арестовывать его не могли, – и он поднялся от стола и позади солдатских спин стал пробираться к двери. Однако электротехник заметил этот манёвр и направил револьвер на адмирала: – И вы арестованы тоже. Тогда адмирал со всей важностью и вальяжностью запротестовал. Электротехник и слушать не стал, а скомандовал резко обоим: – Сдать ордена и патроны! Адмирал был без револьвера. Но стал отвинчивать ордена. У Карпова же, напротив, имелся револьвер с патронами и, боясь сокрытия, он велел жене принести и отдать. Тем временем один из солдат с обнажённой шашкой приблизился к столу, лезвием её от большого окорока отрезал толстый розовый ломоть, другой рукою взял и стал есть. |
| Любовь да будет в нас свободна, Сия одна Тебе угодна, Угодна паче тучных жертв; Кто ближняго не любит – мертв! О, даруй нам вкусить любви Христовой сладость, За злобу воздавать любовь, Охотно изливать за братий нашу кровь, Любовию прейти от смерти в жизнь и радость. Ты, Боже! нас избрал от самых юных дней, Преплавать бурную стихию, За веру ратовать на ней, Громами защищать Россию И прославлять ея Царя; Исполни убо нас и мужества и знаний, И Сам споспешник будь всех наших начинаний; Тебя послушают и ветры и моря, Вели смириться им пред нами, И мы, отвергнув всякий страх, Летя на ветреных крилах, Россию сопряжем с далекими странами. Когда же Ты, Творец! восхитив тишину, Смутишь морскую глубину, Пучина воскипит волнами И пеной одождит воздушный мрачный свод, Увиди нас средь ярых вод, Дай твердость нашему притрепетному духу, Сойди с небес по облакам И скоро нам явись, Твоим ученикам, Ходя по морю, как по суху, И бурю словом укроти, Свяжи бунтующую бездну, Яви нам радугу любезну И Сам соплавай нам в пути. Мы все, Твоей рукой водимы, Поправ надменные валы, Ко Храму Твоему достигнем невредимы И там судьбы Твои всечтимы Прославим жертвою хвалы. Спаси, спаси Царя, о Боже милосердный! Помазанника Твоего, Да будет Он Царь сил, оплот России твердый. Коль брань востанет на него, Да не успеет ничего И лишь умножит нашу славу; И ад, коль с нами Бог, не может нам вредить. Даждь отрокам Твоим державу, Погнать, постигнуть, победить Надменных, дерзких и кичливых Врагов России на водах. Венчай нас торжеством поверх зыбей бурливых, Даждь нам терпение в бедах, Безсильным силу, слабым крепость, Надежду вкорени в сердца, Будь нам столп крепости от вражия лица; Вдохни в нас храбрость – не свирепость, Смири противников, предай под нашу власть, Или – конечная напасть Да будет жребий их, упорствующий в споре: Дух бурный, жупел, огнь – их часть, И гробом их да будет море Окровавлено в их крови; Остави нам в корысть твердыни их огромны, Их казнью устраши народы вероломны И миром нас благослови. Как к матери своей младенец отдаенный |
| Соделать Богом человека, Ты Сам, Превечный Бог! стал смертный человек, Не возгнушался язв, болезней, мук и срама, Учил святыни чад Адама, Тогда Ты с кротостью изрек: «Оставьте приходить ко Мне Детей нельстивых и незлобных; Небесно Царствие – наследство им подобных, Кто сердцем не дитя, извержен будет вне». Изрек – с любовию сердечной Объял, облобызал сих ангелов земных, И руки возложив на них, Благословлял их к жизни вечной. И мы спешим к Тебе; Тебе святим сей день, Спешим, послушные небесному глаголу, К святому Твоему престолу, В Твою таинственную сень, В селение Твоей невидимыя славы, (О коль возлюбленно оно!), И в жертву мы несем не дары величавы, Несем – усердие одно; Приносим мысли нелукавы, Простую искренность души; И Ты внемли мольбу смирену, И благости Твоей хвальбу неухищренну Из уст младенцев соверши. Уже, Тобою вразумленны, Познали мы, что Ты велик, И се! составив тихий лик, Возносим гласы умиленны К Тебе в превыспренность небес: Отверзи нам Свое богатство, Открой закона все изрядство. Явление Твоих словес Да просветит средь смертной ночи Душевны темны наши очи! Премудрость свыше ниспошли, Тебе во славе приседящу, Во тме сияющу, светляшу И рай творящу на земли; Ее пролей Ты нам без меры, Пролей в сердца, в умы, в уста, Да мы познаем духом веры Тебя и Твоего Христа. И к нам, против соблазнов мира, Пристави Ангела с пылающим мечом, Да в жизни сей тебя не огорчим ничем, И в вечности вкусив от жизненного пира, Как солнце, возблестим, златясь Твоим лучом. О Боже! д а руй нам дышать Тобой единым, К Тебе парить умом невинным, Тобою возрождаться вновь; Ты Сам вселися в нас – зане Ты Сам Любовь! Всесиль – и даруй нам, со святостью согласно, Всем сердцем, всей душой, всей мыслию всечасно, Любить, любить, любить Тебя, Любить и ближних, как себя: Да нову Новаго Завета Небесну заповедь Твою Глубоко внедрим в грудь свою, Научимся блюсти в цветущи наши лета, Возлюбим каждого и всех, И сим союзом совершенства, Достигнем, смертные, до вечного блаженства, Достигнем, бренные, до ангельских утех. |
|
|
