| Антония это огорчило так, что он не знал что и делать. В этом горе, чтобы рассеяться, вздумал он сходить в Белую-Криницу, взяв с собой для компании о. Иоасафа. Павел белокриницкий рад был гостям, особенно Антония принял ласково. Посещением его он хотел воспользоваться, чтобы произвести на него впечатление, располагающее к Белокриницкой иерархии. Так он ему показывал архиерейские облачения; потом подвел его к архиерейскому месту и сказал: вот это архиерейское место, и т. п. Антоний приемом Павла остался весьма доволен; просил его к себе. Павел в скорости это исполнил. Так завязалось между ними знакомство. Чрез одного климоуцкаго поповца (инока Тарасия), жившего по соседству с нами, завелась между ними даже секретная переписка. Антоний стал уже при братстве понемногу защищать Белокриницкое священство, и братия приметила в нем намерение перебраться в Белую-Криницу. Беспоповские монахи стали его уговаривать, чтобы он сначала съездил ко мне в Пруссию посоветоваться. Антоний на это, по-видимому, согласился, и они его отвезли в Черновцы, откуда он должен был отправиться в Пруссию, для чего при них же нанят был им почтовый дилижанс до Львова и деньги заплачены. Но, как видно, у Антония был уже составлен план потихоньку уйти от беспоповцев. Простившись с провожавшими его монахами, он нанял извозчика-немца и возвратился из Черновиц назад, прямо в Белую-Криницу, где его и перемазали в поповщину 115 . Разумеется, в Климоуцах узнали об этом очень скоро и поспешили уведомить меня. Я еще не знал об огорчении, нанесенном Антонию от его крестника, и потому стал укорять Михеича за Антониев переход в поповщину: это, – говорил я, – твои обиды ему вынудили его так поступить, – в этом ты виноват! Я предложил Михеичу вместе со мною ехать в Австрию, извиниться пред Антонием, и сделать все, что ему желательно: авось, – говорю, – Антоний воротится назад. Михеич, правда, с неохотой, однако согласился ехать. Итак, после Пасхи 1852 года оба мы с Михеичем, в сопровождении Андрея Шульгина, отправились в Австрию. |
| Просьба была подана в Черновцах г-ну гофрату, чтоб позволено было липованским обществам иметь своего епископа, независимого от иных религий, на собственном своем содержании, не требуя от правительства никакой помощи, одно позволение, потому что мы без священства быть не можем, а хотя и бывают у нас священники, но по кратком времени паки возвращаются или в Бессарабию, или в Молдавию к нашим единоверным христианам. Итак тоже нужда бывает в священстве за неимением оного. Потом правительство черновицкое потребовало протоколы с каждого инока и бельца, которые в том монастырьке жительствовали, наконец потребовало и устав, касающийся до религии: как веруют в Бога? и прочая сим подобная, чтоб подробно было все описано и представлено правительству. И таковая сочиненная книга называемой Устав сочинялся и толмачился по-немецки в Черновцах с протоколами жителей монастырька более года. Потом кончивши Устав подали в Черновцах в июне месяце в 1841 году 8 . Дело пошло в ход, открываются противники, начинается война с сильными и правителями градов. Первый противник черновицкий волошский епископ Евгений приискал и от светских правителей губернского львовского референда Белявского, который дал Евгению слово ко уничтожению начатого дела. Вот и успели. Губерния налагает резолюцию и возвращает Устав подателям, что не принимается во уважение их просьба: получили отказ от Черновиц и губернии, чтоб больше не беспокоить правительство таковыми просьбами. Потом отправляются в столицу Вену инок Павел и инок Алимпий, составляют просьбы ко всем министрам, называемые краткие промемории, составляют рекурс, являются на аудиенцию, прежде к министрам, потом к самому императору Фердинанду, подают лично рекурс и монастырский Устав и жалобу в рекурсе на губернию, что не приняла во уважение просителей и не довела до императора. Монарх полагает сигнатуру по настойчивости просителей, чтобы всюду не задержано было дело. Итак закипело везде и в губернии и в Черновцах, являются комиссии в монастырь по Высочайшему определению. |
| Летом 1906 г. митрополит предпринял каноническое обозрение коцманецкого благочиния. Пред выездом митрополита украйно-фильская партия издала «манифеста» к народу, убеждая его не выходить на встречу митрополиту, не кланяться ему, не целовать ему руки, и при всяком удобном случае вручать ему жалобы на священников и требования раздела епархии на русскую и румынскую. Манифеста даже склонял народ к нанесению митрополиту оскорблений и предупреждал, что это не следует делать тогда, когда иерарх будет в мантии и облачении, так как в таком случае оскорбители подверглись бы тяжелому наказанию за оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей. Хотя действительность и показала, что украйно-фильский манифест не имел успеха, и народ почти во всех приходах принимал митрополита торжественно, но самый факта опубликования манифеста ясно доказывает, как далеко украйно-филы зашли в своих происках и как, в силу этого, тяжело положение православной церкви в Буковине. 1968 Иеремийчук, Пигуляк, Семака и др.). Вся прикарпатская Русь, будучи единою в племенном отношении, в вероисповедном разделяется на две группы – большую униатскую около 4-х миллионов и небольшую – православную, состоящую из 300 тысяч буковинских русских. Эти последние по мысли распространителей унии в Буковине и должны, в интересах единства, примкнуть к большинству, чтобы вместе составить «нацюнальную русскую независимую в политическом отношении церковь ». К этой мысли располагают и зарубежных русских, которые находятся якобы «в рабстве от Российского Синода». Успехам латинизации немало способствуют буковинские поляки. Их немного, всего 26 тысяч, но они имеют в стране большое значение. Польское общество в Черновцах «Полония» представляет собою прекрасно организованный союз польских интеллигентов г. Черновиц, преследующий не только сохранение польской народности среди буковинских поляков и материальную поддержку, но и колонизаторские цели среди буковинских униатов. Ревностными пособниками их в деле упрочения польской идеи в Буковине являются буковинские базилиане, закоренелые ненавистники православия и России. Глава буковинских иезуитов ксендз униатской церкви в Черновцах Костецкий. Базилиане и буковинские поляки прилагают все старания и усердие к созиданию римско-католических и униатских церквей в Буковине. Немцы, в административной зависимости которых находится Буковина, поощряют их колонизаторскую работу. И вот кроме множества существующих уже церквей и костелов, строится унишатская церковь в г. Заставне; в построении ее своими пожертвованиями принимает участие и Галичина с Андреем Шептицким во главе. Окончен постройкой костел в с. Качице, строится униатская церковь и в Черновцах. 1970 – Как австрийское правительство относится к религиозным нуждам православного русского народа в Буковине, об этом свидетельствует следующее характерное сообщение «Православной Буковины». Жители села Залуче три года тому назад перешли из унии в православие. Не смотря на громадное число принявших |
| Митрополит Владимир не посмел отказать в просьбе, обращенной к нему от имени Государя, но при встрече со мной с возмущением говорил о причиненном ему затруднении изыскивать средства для вознаграждения заместителей о. Титова по разным, брошенным им, должностям. По адресу Титова при этом было сказано достаточно горьких и, – надо сознаться, – справедливых слов. Получив согласие Государя и ответ митрополита, я назначил о. Титова своим помощником по униатским делам. Затем, по моему представлению, было учреждено тридцать штатных священнических вакансий для Галиции, которые я мог замещать по мере надобности. Совместно с о. Титовым мы принялись после этого подыскивать сотрудников для предстоящей работы, поставив за правило привлекать к делу только образованных и идейных священников. Начатое летом 1916 года нашими войсками на Галицийском фронте наступление увенчалось успехом, хотя и меньшим, чем ждали. Более успешным оказалось продвижение на левом фланге: в наших руках оказалась почти вся Буковина. С занятием Буковины выдвинулся вопрос об управлении Буковинской церковью. Буковинским митрополитом в то время считался Владимир Репта. При первом занятии нашими войсками в 1914 году г. Черновиц (столица Буковины), митрополит Владимир остался на месте. Когда Черновицы снова перешли в руки австрийцев, последние, в наказание за общение митрополита Репты с русскими, наложили на него пеню в 75 тысяч крон, в то время сумму – очень внушительную. Чтобы не подвергнуться еще худшему, митрополит Владимир, при вторичном приближении наших войск к Черновицам в 1916 г., бежал в Вену. Бежали с ним и некоторые из его сослуживцев-членов Консистории. Оставшиеся члены Консистории сторонились от управления, опасаясь подвергнуться в будущем каре. Фактически Буковинская церковь осталась без управления. Не выпускал из своих рук вожжей лишь один секретарь Консистории, о котором, однако, ходили недобрые слухи, как об австрийском шпионе и хищнике. Положение вопроса об управлении Буковинской церковью еще осложнялось тем, что там издавна соперничали две партии – румын и русинов, каждая из которых старалась получить перевес в управлении. С отъездом митрополита этот спор еще более обострился, ибо теперь обе партии лишились примиряющего центра. |
| Еще более удивился и огорчился он, узнавши, что Жигарев не только не дождался его, а уже находится теперь в Белой Кринице. Но его огорчение достигло высшей степени, когда Гурий Ильич объявил, что теперь, после неудачи с Жигаревым, уже нечего и обращаться к смотрителю таможни для получения пропуска через границу, – что и поклажу, которой ждут в монастыре, надобно отправить и ему самому отправиться, если хочет, ночью, контрабандным способом. Видя крайний испуг Василия Васильича, Гурий предложил ему прожить до пасхи в Грозенцах, обещая на пасхе найти случай благополучно доставить его в монастырь; но он решился даже перенести все страхи тайного перехода через границу, лишь бы только в торжественные дни страстной недели и в светлый праздник не оставаться одному и без церковной службы, – стал просить, чтобы перевели через границу и его так же, как перевели Жигарева. Ночью явился Тимошка, забрал товар, согласился, хотя не очень охотно, взять и Василья Васильича: под его руководством, с великими страхами и опасениями, трусливый московский посол благополучно переправился через границу, – даже и наполненную водой канаву удалось ему перейти по каким-то мосткам. Неподалеку стояли дроги, высланные для перевозки его товара, а на большой дороге ждала его пара откормленных монастырских коней с экипажем, на которых он и доехал удобно, впрочем для большей безопасности переряженный в липованский кафтан и липованскую шапку, вместо московского картуза, сначала до Черновиц, где останавливались отдохнуть, а потом и до Белой Криницы. Въехав в монастырь, Василий Васильич был очень смущен неожиданной встречей: по монастырю ходил в спальном халате, распевая пьяным голосом: Слава в вышних Богу, его спутник Жигарев... Зато утешил его радушный прием инока Павла. Павел дал ему помещение в кельях архимандрита, пустовавших за отсутствием Геронтия, с участием расспрашивал о путешествии и особенно интересовался получить сведения о пребывании Геронтия в Москве. Устроив Василия Васильича, Павел однако же немедленно занялся разбором и сортировкой привезенных специй и трав для мироварения, которое надлежало начать с великого понедельника. |
| Наступило 6 августа. По плану этого дня Вавилов с группой местных научных работников и агрономов на трех машинах собирался совершить поездку из Черновиц в горный район Путивля. До Карпатских высот предстояло проехать километров 120–150. Погода стояла солнечная, настроение у членов экспедиции и хозяев было отличное. Однако очень скоро, еще в предгорьях, одна из машин, на которой ехал Лехнович (Бахтеев остался в Черновицах), получила несколько проколов, отстала и вскоре повернула назад. «На обратном пути, — рассказывал В. С. Лехнович, — нам повстречалась такая же, как и наша, черная «эмка». Встречные остановили нас. Четверо мужчин стали допытываться, где находится академик Вавилов. Мы объяснили, по какой дороге поехали две другие машины. Спросили, зачем им нужен Николай Иванович. «Он захватил из Москвы какие-то документы по экспорту хлеба, — последовал ответ. — Эти документы очень нужны». Черная «эмка» двинулась дальше, разыскивать Николая Ивановича, а мы вернулись в Черновицы». Вечером, поужинав в столовой, Лехнович и Бахтеев вернулись в студенческое общежитие, где ночевал отряд Вавилова. Темнело. У ворот их остановил пожилой служитель. «Он сказал, что недавно на своей машине возвратился профессор (Н. И. Вавилов) и хотел пройти к себе в общежитие, но в этот момент подъехала другая машина, и вышедшие из нее люди пригласили его ехать вместе с ними для срочных переговоров с Москвой. Тогда, — продолжал привратник, — профессор оставил рюкзак и попросил передать остальным товарищам, что он скоро вернется…» Ночь стояла тихая, лунная. В чистенькой с белеными стенами комнате общежития тоже было тихо. Шофер лег спать. Двое ученых, изредка перебрасываясь замечаниями о событиях дня, продолжали ждать руководителя. Никаких причин беспокоиться не было. Директора ВИРа часто вызывала по телефону столица по делам государственным. Это даже хорошо, что в Москве помнят о Вавилове. Говорят, теперь в ВИРе все изменится к лучшему… Бахтеев разбирал собранные за день растения. Осторожно достал из рюкзака Николая Ивановича какой-то злак. |
| 76 Конон Новозыбковский летом 1858 г. отправился из Москвы в Белую Криницу, но за неимением надлежащего вида, дальше Черновиц пропущен не был. Здесь он виделся с Алимпием и вручил ему привезенные из Москвы 850 руб. денег. Тогда-то, вероятно, было предложено, чтобы Конон перешел в турецкие владения; но он отправился назад в Россию и здесь на пути из Киева в Куреневский монастырь, 16-го октября 1858 г., взят полицией. 78 В одном письме Аркадия Васлуйского (от 7-го карта 1860 г.) сказано: «старец Иаков прокислай (sic) туда (то-есть в Суздаль) из Турции послал епископов в узах седящих посетить, между тем и самого посадили туда же.» Этот Яков-прокислый был однакоже скоро выпущен на свободу и даже на казенный счет довезен до Одессы, так как имел при себе законный вид, полученный от турецкого правительства. 79 Аркадий уроженец селения Куницы в Бессарабской области, куда его родители переселилась из Ветки вскоре после так-называемой «второй ветковской выгонки», бывшей в 1768 году. Отец Аркадия простой поселянин по прозванию Лысый. Аркадий, будучи еще шестнадцати лет отг роду оставил родительский дом и ушел за границу. Это было в 1824 году. Он жил сначала в Яссах мальчиком в лавках тамошних старообрядцев, потом несколько времени был послушником в старообрядском Мануиловском монастыре, что в Молдавии. В 1829 году Аркадий воротился в Россию, жил в Лаврентьеве монастыре (Гомельского уезда Могилевской губернии). Отсюда в партии монахов и бельцов ходил он в странствие по разным местам Востока отыскивать небывалых старообрядских архиереев. Возвратясь из странствия, Аркадий поселился в Молдавии. Мы слышали от достоверных людей, имевших случай по делам службы быть в тюремном отделении Суздальского Спасоевфимьева монастыря года через два по заключении туда Аркадия, что он доволен своим положением, так как, говорил он, постоянною целию его было жить отшельником где-нибудъ в уединенной келье. 81 В Турцию известие об этом принесла некая схимница Таисия. Аркадий Васлуйский, от 7-го марта 1860 г., писал к Кириллу: «Епископ Алимпий помер. Сказывала нам инокиня схимница Таисия, которая ездила в Суздальский монастырь с женою Федора, бывшего попа тульчинского, кой взят в Россию, для разыскания онаго.» Алимпий умер 25-го августа 1859 г. после двухнедельной болезни. |
| Переговоры о вхождении Буковины в королевство Румыния состоялись в 1918 г. в резиденции архиепископа Владимира в Черновцах. С церковной точки зрения они были фрагментом становления национальной румынской православной Церкви, которое завершилось при аншлюсе Трансильвании и образовании Бухарестского патриархата в 1925 г. Преемника архиепископа Владимира в качестве правящего епископа Черновиц митрополита Нектария (Николая) Котлярчука (1924–1935), пожалуй, можно было бы (в том, что касается его происхождения и духовного образования) с тем же успехом представить себе на этом посту и во времена Габсбургов. Родившись в 1875 г. в Буковине, он изучал богословие в Черновцах и получил здесь докторскую степень перед тем, как его направили для продолжения учёбы в Вену, Бонн, Вюрцбург и Мюнхен. В 1901 г. он получил в столице Баварии степень доктора философии за представленную на немецком языке диссертацию “Право усыновления и церковный патронат в княжестве Молдова и в Буковине. Историко-догматическое исследование восточного церковного права”. Эта работа была напечатана в 1907 г. в Штуттгарте и переиздана в 1965 г. в Амстердаме. Казалось бы, тем самым Нектарий классическим образом добился соответствия тем научным условиям, которые тогда требовались в Черновцах от кандидата на кафедру богословского факультета. Однако ему пришлось (неясно, по каким причинам) вместо этого долгие годы довольствоваться местом простого академического библиотекаря, пока в 1919 г. его не назначили директором университетской библиотеки. Между тем с 1916 г. он обладал правом преподавать практическое богословие, а с 1919 г. это право было даже увенчано званием почётного профессора. Он использовал остающееся время на сочинение целого ряда не только канонических работ, но и исследований по психологии и по истории литературы, которые обеспечили университету в Черновцах на протяжении значительной части ХХ века добрую славу на межрегиональном и даже международном уровне, причём именно в области богословия. Предоставим другим право объяснить нам, что же привело к тому, что именно библиотекарь Нектарий Котлярчук занял 7 ноября 1924 г. престол митрополита Буковины. Известно, что он питал особое пристрастие к англиканству. Возможно, что он считал, как и другие его братья по вере в ту пору — можно вспомнить хотя бы известного Мелетия Метаксасеса, который занимал последовательно престолы Афин, Константинополя и Александрии, пока не скончался скоропостижно в 1935 г. —англиканскую Церковь и близкие ей Церкви “Православием Запада”. Во всяком случае митрополит Нектарий поспешил после Первой мировой войны установить дружеские отношения с Кентербери и сознательно привлекал в Черновцы ряд студентов-англикан. |
| По поставлении Антония в епископа, я виделся с ним дважды в Москве, – последний раз у Бровкина случайно: туда я пришел к Илариону Егоровичу Ксеносу, туда же приехал неожиданно и Антоний. При обоих свиданиях Антоний был со мною любезен. Вот, что я знаю об Антонии, то вам и написал. Воспользуйтесь написанным, как благорассудите. 110 Молодых людей держать на Кладбище тогда уже было воспрещено. На ночь они уходили из Кладбища на особую кладбищенскую квартиру, которая нарочно для этого имелась в Преображенской слободе. Чтобы мне иметь возможность безвыходно жить на Кладбище, для этого меня записали в число служителей при богадельне. 112 О. Филарет, иеромонах (ныне игумен) Никольского единоверческого монастыря, бывший в расколе архидиаконом Белокриницкого митрополита. Отец его, Захария Ульянов, был поставлен во священники для климоуцких поповцев самим Амвросием, в присутствии московских послов В. В. Борисова и Жигарева, 18 мая 1847 г. (см. Памятник происх. дел в прилож. к Ист. белокр. иер. стр.114, и Поездку за миром, стр. 37 и 38). Ред. Бр. Сл. 113 Павел написал и другую против меня книгу, – так называемые «Десять посланий к беспоповцам». Собственно говоря, они написаны не против моих сочинений, а против сочинение о. Прокопия. Когда уже Антоний перешел в поповщину, а я после того опять возвратился на жительство в Пруссию, тогда в Австрии, в беспоповском монастырьке, вместо меня жил для управления о. Прокопий (ныне иеромонах Никольского единоверческого монастыря). Он любил составлять сочинения против поповцев: обыкновенно писал их на больших листах и вместо картин налеплял на стены. К нему приходили беспоповцы и читали их; знали об них и поповцы. Против этих-то картин Павел и составил свои послания; но считая для себя низким объявить, что писал их на опровержение картин отца Прокопия, сказал в предисловии, что будто они писаны против меня. Архим.Павел. 115 О переходе Антония белокриницкие отцы стали рассказывать такие чудные события: Антоний из Черновиц приехал в Бело-Криницкий монастырь в такое время, когда Павел был у службы. Уходя, Павел запер келью; а пришедши, нашел ее отпертой, и в ней Антония. Спрашивает: как он мог взойти в запертую келью? Антоний ответил, что нашел келью отпертой. Если это не сложено, то, разумеется, могло быть, что Павел забыл запереть двери; но поповцы считали это великим чудом и начали им хвалиться в Климоуцах пред беспоповцами. Беспоповцы нашлись на это дать ответ. Они говорили: «Антоний, когда вошел в монастырь, еще не был помазан миром, к вам еще не присоединялся и благодати от вас еще никакой не получал: значит, если он заслужил того, что ему отворяются запертые двери, то заслужил у нас. А пусть теперь, по присоединении к вам, покажет, отворяются ли пред ним запертые двери!». И потом, насмехаясь над поповцами, говаривали им: «ну что же, – Антонию теперь у вас отворяются ли двери-то ?». Этого не стоило бы, конечно, писать; но так как сам Антоний в Москве этим часто похвалялся, то я и рассудил написать. |
| У сына пробыл недолго. Здесь, в Одессе, прошел слух, что скоро должна быть у нас с Турцией война. Этот слух я на всякий случай принял к сведению и в конце декабря пошел в Кишинев. 1853–1856 В Кишиневе я встретил большое движение, — говор и суету на улицах: ждали и приготовлялись к войне. 16 марта с одним рублем в кармане я отправился пешком в Черновиц для того: не получу ли от поверенного моего Ламиковского за розовое масло деньги, в которых мне предстояла теперь настоятельная надобность. Через города Оргеев и Бельцы я пришел в пограничное местечко Новоселицу. Здесь отыскал одного комиссионера, по обыкновению еврея, к которому у меня было рекомендательное письмо из Кишинева. Еврей прочитал письмо, посмотрел мой паспорт и сказал, что он может препроводить меня за границу; только я должен заплатить ему за это 10 рублей. — Хорошо, — согласился я. — Но у меня теперь нет денег. Как возвращусь из Черновца — заплачу. Вот извольте посмотреть мои бумаги, зачем я иду в Черновиц. Еврей не хуже меня читал по-русски, но понимал, разумеется, по-жидовски. Он просмотрел бумаги и согласился исхлопотать мне пропуск за границу. В таможне меня держали недолго, и я пошел в местечко Буяны. Переправившись на легкой лодочке через реку Прут за 3 крейцера, я стал подниматься в Черновиц. День был прекрасный. Мне повстречался молодой человек, по-видимому, студент, который прогуливался по зеленому лугу. Как умел, я начал спрашивать его о моем поверенном Ламиковском — по-польски, по-немецки, наконец по-молдавански. Молодой человек на последнем наречии отвечал мне, что поверенный мой здесь, в Черновце, живет в собственном доме, и показал мне с горы его дом. Но дома я Ламиковского не застал; встретился с ним на улице. Он совсем не узнал меня. И то сказать: ведь не видались около 20 лет. Потом он сказал: — Я бы рад просить вас к себе в дом; но у меня большое семейство. Остановитесь в трактире под названием «Золотая грушка», я скоро приду к вам. Пошел я в указанный трактир, занял номер за 20 копеек в сутки и спросил себе чаю да порцию супу. |
|
|
