| 597 Первое море, окружающее Сумеру, имеет такое же пространство в окружности, как и высота горы Сумеру, т. е. 84 тысячи иодшанов или 3 360 000 верст, второе 42 тысячи, третье 21,-пространство следующих затем морей уменьшается, в такой же пропорции. 598 Форма этих частей земли не одинакова, и имеет вид – полукруга (на востоке), трехугольника (на юге), круга (на западе) и квадрата (на севере). 600 Напрасно, как справедливо замечает по этому поводу Кэппен, в этих континентах видели указание на то, будто буддисты знали о существовании Америки, раньше европейцев. Все это – чисто фантастические представления и не имеют никакого отношения к географическим понятиям и сведениям. 601 Явления света, при этом, объясняются также из отношений солнца и других светил к горе Сумеру. Наступает ночь, когда солнце становится ниже Меру, – полдень, когда оно на той стороне, которая обращена к известному континенту и известной части земли. 602 У северных буддистов 18, у южных 16. В каждом из первых трех отделов по три неба, а в последнем, четвертом,– девять. 604 Фантастическое представление об этих мирах форм и бесформенности, равно как и о классах существ, – что будет изложено далее, – составилось под влиянием психических представлений о созерцании, о различных Дианах или Дьянах, как ступенях созерцания. Но эти мистические понятия с психического процесса перенесены на мир внешний, объективный. Мы будем говорить об этом особо в другом месте, – для большей раздельности и ясности в изложении буддийского учения. 606 Ламы нынешние ни о чем столько не говорят, как об аде, и ни в чем так не изобретательны, как в легендарных и чудовищных рассказах о жизни в аде. Труды членов Пекинской миссии, т. I. В легендах этих ад представляется под формой моря с раскаленными, жгучими водами, адские существа стремятся выйти из него; хватаются за железный вал, окружающий море, но снова падают в него. Но мучения представляются и под формой страданий от холода. У северных буддистов принимается 8 холодных и 8 жарких областей ада. Это, впрочем, только – подземный ад; существуют еще сферы адских мук в воздухе, в воде, в пустынях, в горах. Есть также мрачная область подле ада, преддверие его. Здесь также муки, хотя менее жестокие, – горячая вода, ядовитые черви, раскаленные угли, колючие и жгучие растения. Царь адской области у всех буддистов – Яма, известный в браминстве. |
| Да! Каждый из нас бывает в известный момент и до известной степени буддистом, – эта истина всеобщая. Но никто и никогда не был до такой степени и так безнадежно проникнут подобным мрачным взглядом на жизнь, как основатель буддизма. С этим словом о ничтожестве жизни, как мы видели, является он на проповедь , с этим же словом и умирает. Это первое и последнее во всей системе его учения. О жизни, о мире, новый индийский мудрец, по видимому, ничего не знает, кроме того, что он – ничтожество. В легендарных сказаниях о его жизни ничто так не характеристично, как рассказ о поражавших его чувство явлениях старости, болезни, смерти. Скоротечность явлений жизни, горе, смерть – вот все, о чем говорит он. «Всякое бытие в сущности есть ничтожество (имеет образ ничтожества), всякое существование имеет конец, все, что сложено, должно разложиться на части, все рожденное должно умереть, все возникшее (во времени) скоротечно, всякое рождение соединено со страданиями, все существа, все предметы мира ничтожны»: вот главная тема Шакъя-Муни. «На что ни взглянем, – на небо ли, или на землю, на горы, или долины, – все одинаково напоминает нам о своей временности и о своем ничтожестве. Жизнь необходимо и неизбежно связана со смертью, рожденное необходимо должно умереть и ни море, ни горы, ни пещеры не скроют нас от смерти. Без следа исчезают наши дни и годы, как радуга или молния в воздушных высотах, как звук грома в пространстве. Всюду царит этот закон разрушения. Утром мы видели цветок, – к вечеру он уже исчез. Тело наше – скудельный сосуд, распадающийся на части. Жизнь то же, что созревший плод, готовый упасть при первом порыве ветра; при первом роковом случае течение её прекращается. Так исчезают звуки арфы, когда лопаются струны» 577 . Бытие в самом корне, в самой основе своей, есть зло, мучение. Смерть есть следствие рождения, в рождении – причина смерти. Рождение, в свою очередь, есть следствие бытия (вообще); его не было бы, если бы не было бытия. Страдания и скорбь – неизбежный результат самого существования. |
| Koeppen. 320. р. Происхождение всех этих и подобных рассказов, составляющих любимую тему легендарных буддийских сказаний, приписывается самому Будде. По преданию, Шакъя-Муни знал прежние перерождения и свои, и чужие, и объяснял из этого судьбу каждого человека и его положение в обществе. Он все объяснил и оправдал предшествующими событиями. Но большая часть этих вымыслов, имеющих чисто сказочный характер, впрочем очень занимательных и назидательных для массы народа, – позднейшего происхождения. Вернее всего, что Будда сам брал подобного рода рассказы из народных преданий и пользовался ими для выражения своих нравственных истин, сближая события давнего времени с происшествиями, которых он был очевидцем. Нельзя думать, чтобы сам он выдумывал подобного рода басни. Жизнеописание Будды, Арх. Палладин. 618 Некоторое незначительное различие они получают только сообразно с периодом мировой жизни, в какой являются. Возраст их жизни и масса тела незначительно разнообразятся под влиянием возрастов самого мира. 619 Впрочем учение об этих предшествовавших Буддах неопределенно у самих буддистов. Ближайших предшественников Шакъя-Муни считают то 53, то тысячу, даже 3 тысячи. В Китае поклоняются 3053 Буддам, имена и доблести которых известны. Труды членов Пекинской миссии т. II. Обеты буддистов. 620 По мнению некоторых буддистов, Будды также неисчислимы, как песок на берегу Ганга. Koeppen. р. 310. 622 Будда-Майтрея признается всеми сектами и школами буддистов. Учение о нем, по-видимому, явилось довольно рано. Koeppen. S. 327. 623 Легендарные рассказы о рождении Будды, вышеизложенные, составлены под влиянием позднейших воззрений на достоинство и значение Будды. Жизнь Будд, – предшественников Шакъя-Муни, так-же служит предметом подобных легендарных сказаний. 624 «Малы, ничтожны все боги небес сравнительно с Буддой. Нечист и невежда пред ним всякий из богов». Труды Пекинской миссии, т. II. Обеты буддистов, стр. 237. 625 Не удивительно, поэтому, что в верованиях буддистов встречаются и космогонические рассказы о творении мира, в которых творцом мира является Будда, вопреки воззрению первоначального буддизма. Так, в ламайстве «Абида», т. е. Будда, – творец и верховное существо мира. См. Буддизм. Арх. Нила. 626 «И все живое способно достигнуть постепенно состояния Будды». Труды Пекинской миссии, т. II. Вышеуказанная статья. Человеческая форма существования дает право на непосредственный переход в звание Будды. 629 Будда, очевидно, становится при этом отвлеченной идеей бытия или мировой сущностью, как Брама в индийской религии. Он, как выражаются буддисты, есть «чистейшее состояние природы. Все живое имеет в себе Будду».-Труды Пекинской миссии, т. II. Обеты буддистов. 631 Ibidem. Будда сравнивается в некоторых сутрах с ребенком, который не может ни прийти, ни уйти, – термин, показывающий, что предметы мира не существуют, что все, как и сам Будда, есть только призрак. Васильев 1. стр. 150. |
| Обычный прием Будды – сравнения и подобия. С этой последней стороны он сходен с другими мудрецами и учителями его времени. История буддизма, после смерти его основателя, очень темна и запутана. Она наполнена у самих буддистов разноречащими известиями и преданиями 564 . Первый период её, от смерти Будды до признания его учения господствующим в некоторых владениях Индии и распространения его за пределы Индостана, причем произошло разделение буддизма на южный и северный, – есть период догматических споров, разделения на школы и секты, редакции и определения значения св. книг и общих собраний буддийских духовных, с целью решения этих споров и недоумений, и вообще – утверждения и раскрытия буддийского учения. Но обо всем этом буддийские сказания говорят сбивчиво и разноречиво. Буддисты не согласны и относительно времени и числа самых собраний буддийских духовных, в видах установления общего вероучения и решения спорных вопросов. Южные буддисты считают три общих собрания: первое – вскоре после смерти Шакъя-Муни, второе 100 лет спустя, третье – в 218 или 225 году по его смерти. Северные – в этот промежуток времени – признают только два собрания: одно в год смерти Будды, другое 100 лет спустя 565 . Достоверно одно, что буддизм, по смерти своего основателя, пережил множество фазисов и изменений, что, с одной стороны, он развивал и осложнял учение Шакъя-Муни, с другой – уклонялся в сторону и более или менее удалялся от его идей и взглядов. Простота первоначального буддийского учения и отсутствие в нем сложных теорий давали простор мысли дальнейших его последователей. «Все, что согласно со здравым смыслом, то только и мог преподавать Будда, но поэтому же все, согласное с истиной, и должно быть принято за руководство»: – вот идея, высказанная на первых порах последователями Шакъя-Муни и открывшая обширное поприще для развития буддизма впоследствии 566 . Явилось, таким образом, еще на самых первых порах множество сект, партий и философских школ в буддизме. Безыскуственность и простота первоначального учения Шакъя-Муни исчезла и сменилась диалектикой и софистикой буддийских мудрецов, не уступавших в этом браминским богословам и философам. |
| «Если, – говорит он, о высоте умственного достоинства воззрений судить по степени ясности и глубине, с какою понята и разрешена человеком проблема его существования, то во сколько раз выше европейцев стоят индусы и древние египтяне! Парсы, иудеи и магометане молятся Творцу мира; индусы и буддисты, напротив, миропобедителю (Ueberwinder) и мироразрушителю или мироуничтожителю (Wellvernichter). Новозаветное, подлинное христианство принадлежит, очевидно, к этому же второму, более совершенному, высшему классу религий; но, – замечает он с сожалением, на своем историческом пути оно сильно смешалось с одной из религий первой категории и самым непоследовательным образом» 546 . Доныне было странно и не понятно, как в буддизме, с отрицанием всякого бога, всякого начала мировой жизни, связывается религиозное и нравственное учение. Шопенгауэру это совершенно ясно; ему все понятно в этой странной религии: «мораль не нуждается ни в какой догме». Тоже воззрение на религию вообще и на христианство в частности выражается и у Гартмана, который еще резче проводит пессимистический взгляд на мир, раскрывая далее начала, положенные в основе Шопенгауэровой философии, и проповедуя вместе с тем, во имя своих пессимистических начал, саморазрушение (Selbstzerslorung) христианства. Но не напрасно называют эту современную пессимистическую философию патологическим состоянием европейской мысли. Против нее – и логика и здоровое чувство. Своим явлением она доказывает только, что и в области движения мысли во все времена одни и те же причины или посылки дают одни и те же следствия или выводы. Повторение в наше время теории, так поразительно сходной с воззрением разочарованного мудреца Индии, есть последствие предшествовавшего хода в развитии новейшей европейской философии, которая приняла в основу пантеистическое начало и развивала в логической форме то же мнимо созерцательное воззрение, какое раскрывалось в браминстве. Вместе с тем как Гегель приходит к заключению, что основа мира есть идея, сама в себе равная нулю, зарождается философия Фейербаха, выясняющая, что этой основы в смысле идеальном, т. |
| Поразительно новое и вместе с тем в высшей степени утешительное учение вносила в мир эта благая весть (Евангелие) о спасающей человека любви Божией. Тяжким, безотрадным представлялось в большей части религии древнего мира состояние человека, подавленного грозным могуществом богов. Божество было страшной, губительной силой, требовавшей кровавых жертв для своего умилостивления, иногда даже жертв человеческих. Беды и зло жизни были тяжелым и неизбежным гнетом для человека, который всюду видел безжалостную власть слепой, бездушной судьбы. Если он мечтал, как грек, о мире и дружбе с богами, то такой мечтой жил недолго и только затем, чтобы впоследствии совсем разочароваться и впасть в отчаяние. Для самого избранного еврейского народа бесконечный и святый Иегова долго был Богом страха, и только обетования и пророчества о Мессии открывали ему благость Божию и светили надеждой на избавление в будущем. Но вот проносится по миру чудная евангельская проповедь о беспредельной милости Божией к человеку. Божество, о котором до того времени были только смутные и, что всего важнее, страшливые представления, которое жило в какой–то неопределенной дали от человека, или вернее, совсем не жило, а было, как для брамина, какой–то мертвой всеобщей сущностью, от которого, как думал буддист, ничего нельзя было ждать человеку кроме смерти и ничтожества, Божество, мысль о котором наполняла человеческое сердце ужасом или пустотой, которому напрасно приносились для умилостивления кровавые жертвы из скотов и самих людей, Божество низошло с небес на землю в кротком образе самого человека, вочеловечилось, приняв нашу душу и наше тело, жило между людьми, разделяло их радости и горе, плакало вместе с людьми над гробами близких умерших, – жило в убожестве, не имея, где приклонить голову, всех и все прощало и миловало, наконец, пролило свою неповинную кровь на кресте за грешный человеческий род, вкусило смерть вместе с преступниками, стало само жертвой за грехи мира, все в жизни человека хотело освятить собой и завещало грешному миру одну любовь, любовь полную и безграничную. Вот религия, против которой ничего не могло возразить человеческое сердце и в которой, напротив, оно находило свой, так давно желанный, мир и покой. Понятно, почему перед ней скоро преклонились и скептицизм афинской мудрости и гордость мистической философии неоплатоников, а вслед затем поник головой и сам вечный город, это вместилище политической жизни и славы всего древнего мира. |
| Притом, растения получают свою сгораемость от солнца, которое питает их своими лучами, ими же согревается воздух; эти же лучи обращают воды земли в невидимые пары и затем в облака, из которых является молния (р.208). Таковы те сложные соображения, какие Бюрнуф предполагает у первобытных арийцев в объяснение происхождений трех главных богов их: agni – огонь, súria – солнце и roudra – ветер, и их взаимной связи и единства. Солнце (súria) есть отец всего; его небесный огонь есть всеобщий двигатель и источник жизни, земной огонь есть его вечный сын: он первый из него, т. е. из его лучей рождается; от него же исходит и другой, его вечный содеятель (cooperateur) – воздух, приводимый им в движение и называющийся и ветром, и духом (р.211). Также легко, по словам Бюрнуфа, древний ариец пришел к заключению о том, что и мысль есть двигатель жизни, нераздельно с ней связанный и исходящий из тех же начал. Такое убеждение, по его мнению, породил в нем факт смерти, когда вместе с уничтожением телесных движений исчезают и сознание и мысль. Огонь и свет, двигатели жизни, заключал из этого первобытный ариец, одно с началом или силой мысли. Вот почему потом он обожал ее под формой Брама вместе с отвлеченными типами Вишну и Шиву, заменившими ветер и огонь, рудру и агни. Идея огня, бывшая прежде физическим началом, стала одушевленной или психологической силой и, наконец, превратилась в метафизический принцип мысли. Р. 212, 213. 387 Частностей в изложении взгляда Бюрнуфа на образование христианских догматов мы не касаемся, потому что это не имеет непосредственного отношения к нашей задаче. К тому же в вопросе о первоначальной истории христианства, как мы и заметили уже, он излагает мнения чужие, по-крайней мере, совершенно сходные со взглядами тюбингенской школы. И у него, как у критиков рационалистических школ, послание апостола Павла к Евреям признается произведением христианина из александрийских иудеев (р. 109). И у него, как в тюбингенской школе, предполагаются в первоначальном христианстве два направления: иудейски-законническое и эллинствующее (Петрово и Павлово), а их взаимная борьба полагается исходом в развитии христианских догматов. |
| Но на основании подобных же умозаключений можно было бы и обритие головы считать таким же остатком древнего жертвоприношения или самоуничтожения и убийства 281 И в этом обряде посвящения первенцев Альм видит остаток древнего обычая приносить в жертву детей по подобию жертв, какие были приносимы Молоху. В законе, по его словам, не делается никакого различия между первенцами человека и животных: Мои они, – говорится там ( Исх.13:2 ). А у пророка Иезекииля сказано, что Бог попустил евреям в пустыне учреждения недобрые, от которых они не могли быть живы, и они стали оскверняться жертвоприношениями, проводя через огонь всякий первый плод утробы (20:25,26). Из этого Альм заключает, что первоначально и сам закон Моисея требовал посвящения Богу первенцев в смысле жертвы всесожжения (Theolog, Briefe. B.I. s.570). Но пророк, очевидно, говорит о жертвах Молоху. А что значило, что первенцы принадлежат Иегове, это ясно в законе и из замены их служению Иегове служением левитов и из постановления о принесении их в 40–й день для посвящения. В том общем смысле, что они должны быть посвящены Богу, как и все первенцы животных, закон не различает их; но самое посвящение их имеет значение жертвы не видимой, а духовной. 285 Что такое проказа домов и одежд, хорошо неизвестно; кажется, на домах – лишаевидные наросты, сходные по виду с сыпью проказы на теле, а на одеждах, быть может, пролежни от сырости и недостатка проветривания. Кейль. Археол. ч. I. стр. 340, 341. 286 Труп человека делал нечистым дом, живущих в нем и непокрытые в момент смерти сосуды на 7 дней. Труп, издохшего животного делал нечистым человека до вечера, а пресмыкающиеся (8 пород) сообщали нечистоту и сосудам и печам и одеждам. Нечистота излияний из тела оскверняла мужчину и женщину до вечера, a болезненная – изгоняла, как и проказа, на время из общества. Женщина в известном положении и кровоточивая делались нечистыми на все это время; все, что соприкасалось с ними, место их сидения и постель также считались нечистыми. Родильница при рождении девочки была нечистой 14, а при рождении мальчика 7 дней; да и после этого она не могла приходить к святилищу еще 66 дней в первом и 33 дня во втором случае ( Лев. 12:2–5 ). |
| Нигде, ни в одной из древних религий мы не находим этого безусловного монотеизма, и только у семитов, долго имевших одни общие первоначальные предания, сохранились с большей или меньшей ясностью следы этого высокого представления о Боге. Но для выяснения идеи о единстве Божием в Ветхом Завете нам нужно полнее доказать, что действительно в еврейской религии нет никаких стихий политеистических. То, что говорим мы решительно и положительно, для новой библейской рационалистической критики – еще вопрос спорный. Многие из новых экзегетов и критиков не признают, чтобы религия евреев в отношении к идее божества была исключительной, не похожей на другие религии, и утверждают, что, подобно всем прочим религиям древности, и она дошла до понятия о единстве Божием в сравнительно позднейшее время, что и евреи сначала были, как и другие народы, политеистами, что и библейскому монотеизму некогда предшествовал политеизм. Основанием для таких заключений служат по преимуществу различные наименования Бога в Ветхом Завете и их неодинаковое значение. В некоторых из этих имен божества находят явные будто бы следы прежних более древних политеистических воззрений, которые с течением времени сменялись новыми, более чистыми и возвышенными верованиями. Многие из имен Божьих в Ветхом Завете сходны с общесемитскими названиями божества, как отчасти мы это уже и видели. Самые известные и употребительные из них: Elohim (), Eloah (), El (), Elijon (), El Schaddai ( ) 7 . Elohim есть множественное от Eloah, которое употребляется, особенно в древнейших священных книгах, очень редко и почти только в поэтической речи. El – одно из древнейших еврейских имен Бога, почти тождественное с семитическими Ilou, Il и подобными, от глагола – быть сильным, крепким 8 , и значит тоже что Ilou, Il и Bel, т. е. владыка, dominus Eloah, сродное с El по корню, сродно и по значению и выражает идею могущества или частнее, предмет почтения, страха 9 . El Schaddai, от корня разрушать, быть крепким, указывает на откровение божественного могущества и силы в мире 10 . El Elijon – Бог всевышний, Владыка неба 11 .Таким образом, все эти наименования Божии по своему значению более или менее сродны, хотя некоторые из них указывают на особые, частные свойства Бога, как El Elijon и El Schaddai, первое – на возвышение Его над природой, последнее – на Его нравственную силу вседержительства. |
| Словом в еврейском язык обозначаются творческие действия Божии в отличие от действий человеческих. Таково значение этого древнего слова по преимущественному употреблению его в Библии. Оно содержит в себе понятие не просто образования, формирования, а создания творческого 122 . В высшей степени замечательно при этом, что бытописатель, кратко повторяя историю творения, делает различие между словом – сотворить и словом – создал (2:2), которое очевидно относится к тому, что мы назвали creatio secunda. В связи со словом – в начале 123 , которое может быть понимаемо только в таком смысле: когда еще ничего не было, несомненно выражает мысль о создании мира из ничего. Правда, эта последнияя формула, которой мы ныне определяем понятие творения, в библейском сказании не дана прямо и ясно. Формула эта, говоря строго, предполагает собой, сверх положительной мысли, еще отрицание всех противоположных библейскому воззрению учений о творении, следовательно, анализ и сравнение библейского учения с этими воззрениями, чего сама Библия, конечно, не имела в виду и не могла иметь. Выражением ех nihilo – из ничего, в первый раз высказанным, по–видимому, Августином, отрицается происхождение мира из Бога и из вечной материи, т.е. – и пантеизм и дуализм, и выражение это до известной степени – плод богословской мысли. Мир ни из Бога, ни из предвечной материи, как предполагают и как можно предполагать. Откуда же или из чего он? Не из чего. Но тот же смысл определенно высказан и в первой строке книги Бытия. Подле Бога или вместе с Богом в начале ничего не было, и само первовещество мира обязано своим явлением творческому слову. В библейском сказании нет также речи ни о каком рождении или происхождении мира из Бога. Последующие священные писатели раскрывают туже мысль, говоря, что мир явился не вследствие необходимости, а по свободной воле Божией, что он создан не от вечности, а во времени, или вместе со временем, что и время также создано Богом. Самые основания земли положены Богом ( Иов.38:4 ; Пс.89:3 ). |
|
|
