| – Мотивы сектантских песен, сообщается в «Киевск. Епарх. Ведомостях», во многом сходны с мотивами песнопений православной церкви. Так, напр., 52 и 55 из книги «Духовных песен» поются, как – «о Всепетая Мати». – О. миссионер Зубов по поводу мотивов сектантских песен передает следующее: «одна песня крестьянином Кардашевского прихода, Елизаветградского уезда, жившим 12 лет в штунде, пропета была на мотив – «По синим волнам океана», другая – «Куда ты идешь? скажи мне! 639 . Молитвенное настроение выражалось сектантами не одинаково. Об этом предмете существуют несколько свидетельств. Самое раннее из них относится к 1872 г. «Стоя на коленях, говорит автор этого известия, штундисты слушают молитву, и сперва плачут, потом всхлипывают и, наконец, рыдают. Это действие происходит у них, замечает автор, весьма легко, вследствие привычки от частого повторения его» 640 . Одно официальное лицо, присутствовавшее в 1873 г. на молении штундистов, в м. Ряснополе, Одесского уезда, передает следующее: «собравшиеся на моление крестьяне, после прочтения каждой главы из Библии , приходили в исступление... Они рвали на себе волосы, били себя кулаком в грудь, падали ниц на землю и кричали: Христос! дай нам, дай нам, Христос спаси нас»! Автор статьи «Елиз. штунд.» сообщает: «молитва сопровождается (у сектантов) общим плачем, биением себя в грудь настолько сильным, что постороннему слушателю становится как-то жутко» 641 . В январе 1877 года священник села Григорьевки, Тираспольского уезда, Херсонской губ., рапортовал епархиальному начальству, что в его приходской деревни, Воробьевой, сектанты, во время молитвы, «плачут, поют, целуют пол комнаты» 642 . – Автор статьи «Малорус. штунд.» говорит, что «штундисты при общей молитве часто экзальтируют себя и в таком состоянии доходят даже до исступленно-восторженного состояния, в роде того, которым вообще характеризуется молитва и фанатизм восточных факиров. Необыкновенно нервное раздражение сопровождалось глубокими вздохами, восклицаниями, слезами, истериками и даже глубокими обмороками. |
| едва ли было значительно, потому что баптизм начал в ней распространяться, по сообщению Лясоцкого, только с 1876 года. На Волыни, по сообщении «Всепод. Отчета Обер-Прокурора Святейшего Синода», секта появилась в 1879 году 278 . В газете «Русские Ведомости» есть известие, что штунда занесена была в 1877 г. в Житомирский уезд, Волынской губ. 279 . Таким образом, секта, разрастаясь в местах первоначального своего появления, с 1876 года по 1879 включительно, проникла в губернии Екатеринославскую и Волынскую. Начавшийся в Херсонской губ. переход штундистов в баптизм, произвел на некоторое время оживление в отношениях местной высшей административной власти к сектантскому движению. О перекрещивании Цимбала своевременно сообщено было местной духовной и светской властью центральным учреждением. В октябре 1869 и 1870 г. херсонский губернатор посетил центры сектантов Одесского уезда – дер. Основу и Игнатовку. Губернатор лично здесь говорил с сектантами. Побывал он также и в колонии Рорбах, у Бонекемпера. О результате своих бесед он сообщил генерал-губернатору и министру внутренних дел. По мнению губернатора, пастор Бонекемпер является самым важным двигателем религиозного брожения 280 . Духовенство зараженных штундизмом местностей, по сообщению г. губернатора, не в силах было справиться с усиливающимся религиозным брожением. Поэтому он рекомендовал – как лучшую меру для противодействия штундизму – назначение в села, соседние с колонией Рорбах «умных священников». В конце 1869 года высокопреосвященнейшему Димитрию было прислано отношение от синодального обер-прокурора, в котором, согласно предложению министра внутренних дел, рекомендовалось – в противодействие влиянию пастора Бонекемпера – назначить в соседние с колониями Рорбах и Старый Данциг умных и способных священников. Возникла, таким образом, мысль о локализации секты 281 . Согласно этому, епархиальное начальство сделало распоряжение о том, чтобы собраны были благочинным сведения относительно тех священников, которые живут в ближайших к означенным колониям селах 282 . Благочинным Кириаковым сообщено было в силу этого распоряжения следующее: «не в далеком расстоянии от колонии Рорбах находятся следующие села: Ряснополь, Тишино, Новопокровское и Березовка; в первом из этих сел – священник окончил курс семинарии, говорит проповеди, не энергичный и не владеет твердым выговором; во втором – хотя окончил курс, но старец; в третьем – священник предприимчивый и сметливый, печатные проповеди читает, околичных прихожан, где их мало и далеко, посещает редко; березовский священник – очень хорошего поведения, благочинный, имеет огромное семейство» 283 . |
| В недавнее время к гр. Александру Петровичу Толстому прислано слово неизвестного писателя, 17 или 18 века, о покаянии, переведенное с греческого языка на русский Стефаном Панели, напечатанное в 5 и 6 Херсонских Епархиальных Ведомостей нынешнего года и отдельной книжкой. Слово это обращает на себя особенное внимание по глубине и строгости воззрения на таинство покаяния вообще, и в частности на исповедь. По-видимому, оно есть плод духовной опытности автора, и, как кажется, находит для себя полное оправдание и в слове Божием и святоотеческих писаниях. Полагая, что эта книга может быть очень полезна для наших пастырей, граф желал бы для возможно-большего распространения ее между ними, войти, с кем будет нужно, в сношение о напечатании ее вновь, в достаточном количестве экземпляров и оказать в этом деле зависящее содействие. Между тем, кажется неоспоримо и то, что эта книга производит на читателя довольно тяжелое чувство. Во-первых, в ней встречается подразделение покаяния на такое, которое ограничивается освобождением кающегося от грехов, содеянных им от исповеди до исповеди, но неизменяющее поврежденной природы человеческой, и на второе покаяние, вполне очищающее, перерождающее нашу греховную природу, и, следовательно, спасающее и отверзающее нам двери рая. Согласно ли такое понятие о таинстве покаяния с учением православной Церкви? и во-вторых, в некоторых местах этой книги будто как наводится сомнение в возможности, для всякого грешника достигнуть второго покаяния, что может вести к ослаблению надежды на спасительную силу этого таинства, а некоторых – даже и к учению о предопределении. Вообще же кажется в духовниках наших незаметно, при исповеди, чтобы они были знакомы с подобным взглядом на нее. Потому, предварительно нового издания слова о покаянии, граф желает разрешения возбуждаемых им вопросов и недоумений! Примечание. От имени графа, бывшего обер-прокурором, писал, по всей вероятности, о. Климент Зедергольм , служивший в то время чиновником у графа. Е.В. (Ответное письмо преосвященного Феофана). |
| – Николай Семенович, какими судьбами? – воскликнул я. – Я умер, и вот видишь… – отвечал он. Лицо его сияло, глаза блестели, грудь и шея были обнажены. Я бросился к нему, чтобы поцеловать его, но он отскочил назад и, отстраняя меня руками, сказал: «Я умер, не приближайся». Я как будто поверил, что он на том свете, и испугался. Взглянул на него, заметил, что лицо его было весело, и страх мой пропал. Веселое прошел мимо меня, я пошел с ним рядом, не дотрагиваясь до него. – Я жив, хотя и умер, умер и жив все равно, – сказал он. Слова его показались мне так логичны, что я ничего не мог возразить на них. Когда мы приблизились к старому пирамидальному памятнику, Веселое сказал: «Прощай, ты пойдешь домой», – и указал мне на отверстие. Я полез и тут же проснулся» (Прибавление к «Херсонским епархиальным ведомостям», 1891, 11). В 1871 году состоявший в певческом хоре А. Я., прожив не более двадцати четырех лет, – рассказывает ярославский архиепископ Нил, – умер от холеры. Через десять дней после смерти, именно утром 16 июля, явился он мне во сне. На нем был знакомый мне сюртук, только удлиненный до пят. В момент явления я сидел у стола гостиной своей, а он вошел из залы довольно скорым шагом, как это и всегда бывало, выказав знаки уважения ко мне, приблизился к столу и, не сказав ни слова, начал высыпать на стол из-под жилета медные деньги с малой примесью серебра. С изумлением спросил я: – Что это значит? – Он отвечал: – На уплату долга. (Надобно заметить, что накануне приходили от фотографа Г., объявив, что по книгам значится за Я. четыре рубля). Это меня очень поразило, и я неоднократно повторил: – Нет, нет, не нужны твои деньги, сам заплачу твой долг. При сих словах Я. с осторожностью сказал мне: – Говорите потише, чтобы не слыхали другие. На выраженную же мною готовность уплатить за него долг, он не возражал, а деньги не замедлил сгрести рукою со стола. Но куда положил он их, не удалось мне заметить, а, кажется, тут же они исчезли. Затем, встав со стула, я обратился к Я. с вопросом: |
| Умирает отец и оставляет семью; нужно непременно ввести в эту семью нового работника для поддержания семьи, – хотя на время, хотя бы только на тот срок, когда притупится острота вдовьего и сиротского горя. Нет, предлагают совсем противоположное, чтобы очистить место для свободного человека». – Впрочем, пр. Димитрий и после указа нередко прибегал к старинному способу обеспечения сирот, особенно когда не представлялось к тому других средств 334 . Не делая формального закрепления мест, он находил достойных кандидатов на открывавшиеся вакансии, которые охотно соглашались жениться на сиротах и принимали в свой дом близких родственников жены, не давая, разумеется, никаких подписок и обязательств, но связывая себя честным словом пред лицом архипастыря. Бывали случаи, когда применение такой меры, при всем старании архиерея, оказывалось невозможным, и, к сожалению, такая невозможность являлась именно там, где многочисленнее оставалось осиротевшее семейство и где очевиднее была беспомощность: тогда слезы сиротские обыкновенно смешивались со слезами самого архипастыря, для которого единственным, до времени, утешением оставалось – помогать вдове и сиротам из своих же средств. Иное отношение было у Димитрия к тем мерам, которые приносили очевидную и скорую помощь духовенству: он радовался при получении официальных извещений о таковых мерах, и радость свою спешил сообщить всем, кого должен был обрадовать. – В 1866 году правительство признало возможным удовлетворить давнишней потребности – приравнять духовенство к другим служилым сословиям и за долголетнюю полезную службу положить ему пенсионные оклады из государственного казначейства. Правда, сроки выслуги новым положением определены очень большие – 30 и 35 лет, а оклады пенсии сравнительно малые; но и это было истинною отрадою для беззаветных тружеников. Как только в Одессе получен был указ о таковой Монаршей милости к духовенству, немедленно – вместе с опубликованием в епархиальных ведомостях указа и правил для определения прав на получение пенсии – со стороны преосвященного последовало распоряжение собрать чрез консистории и благочинных точные сведения о всех, имеющихся в епархии, заштатных и вдовах, с обозначением их материального положения. |
| викарием. (За тем, в предложении изложено 15 пунктов по делам более важным, который должны приводиться в исполнение с утверждения епархиального архиерея, – и 20 пунктов по делам, решаемым пр. викарием). Сообщая об этом херсонской духовной консистории, предлагаю ей: 1) принять в руководство выше изложенное распределение дел между мною и пр. викарием; 2) представлять мне на рассмотрение и те из дел, которые предоставлены на окончательное решение пр. викарию, в том случае, когда в резолюциях своих он не согласится с определениями консистории, а консистория не признает возможным изменить или дополнить сии определения по его резолюциям, и 3) опубликовать настоящее предложение мое чрез Херс. Еп. Ведомости для сведения и руководства подведомому духовенству и светским лицам Херсонской епархии, с тем, чтобы – 1) бумаги по делам первого разряда адресовались мне, а по делам второго рода представлялись пр. викарию, и 2) чтобы все другие бумаги по делам с дополнительными сведениями, объяснениями, доказательствами, опровержениями, а равно и по другим делам, не указанным в сем распределении, адресовать в Духовную Консисторию и Епархиальное попечительство, по принадлежности» 481 . Это предложение пр. Димитрия нельзя не считать мудрым решением вопроса, который в то время не определялся точно ни уставом консистории ни другими общими законоположениями, – вопроса о правах и круге деятельности викарных архиереев. Почему пр. Димитрий предоставлял такое участие в епархиальном управлении второму викарию – это объясняется тем, что епископ Елисаветградский жил в Одессе же, где находится консистория, а первый викарий имел постоянное пребывание в Херсоне. Вскоре однако, и пр. Израилю, первому викарию, Димитрием было поручено важное и нелегкое дело – обозрение церквей в епархии. В августе 1882 г. консисторией был составлен и Его Высокопреосвященством утвержден маршрут для обозрения пр. Израилем 55-ти церквей в уездах Херсонском, Елисаветградском и Александрийском, с назначением Архиерейского служения в городах: Николаеве, Вознесенске, Елисаветграде, Новомиргороде и Васунске. |
| «Не сбылось мое сердечное желание, видеться с известным мне и тебе Владыкой. Цель сию предполагал себе единственным утешением и отрадою: но по дороге моей поскольку везде нашел я рассыпанные слухи, что ждут меня, ждут в Твери, сюда и поворотил прямо, успев только побывать в Москве и Сергиевой Лавре». «В Лавре видел множество стариннейших рукописей, о коих сообщил уже некоторое понятие Николаю Никифоровичу 1 . По Твери для археолога быть может много также занятия, к которому однако я еще и пальца не придвинул, крайне утеснен будучи епархиальными делами с присовокуплением к тому непрестанного почти священнослужения. Уже если не более тысячи, то не менее того перечитал бумаг консисторских. Судите, есть семинаристы, кои шатаются, конча курс еще в 1838 году и когда место откроется, по пять и по шесть человек вдруг просятся. Тем-же утруждают и вдовы с сиротами». «Дабы видеть Владыку, я думал тотчас отправиться на границу к нему: но страшная, везде свирепствующая холера и в этом чинит мне препону. В Твери не малое число погибло и особ духовных, не исключая кафедрального Собора. Мой дом бережет еще Господь. Вместо чаемого изобилия нашел я здесь скудость. Не мудрено быть ей в доме Херсонском, ибо существование его простирается не далее десяти лет; а здешний дом существует целые столетия. Слышно однако-же, что преемник мой большое имеет предубеждение относительно меня; и если правда, вы как беспристрастный свидетель, защитите меня, где можете». «Прося Вас одолжить меня рукописанием своим, есмь и прибуду Вашего высокородия Препокорный слуга, почитатель и богомолец Гавриил А. Тверской и Кашинский». __________ 17 августа 1848 г. Филипп Илларионович! «Говорят: старый друг лучше нового. В тебе не сходится сия пословица с правдой. С тобой познакомился я не так давно: но ты превзошел уже старых друзей любовью ко мне. И да благо ти будет!... По сию минуту я здоров; и холера миновала, не только меня грешного, но и дома моего не коснулась. Успокоилось волнение и в городе. Мурзакевич что-то ко мне не пишет и не отвечает. Если точно печатаются мои замечания о церквах Херснских, то подобную ведомость я потщусь составить и о церквях теперешней моей паствы, в коей много суть древнего. |
| Епископ Никанор о вреде железных дорог, пара и вообще об опасностях слишком быстрого движения жизни (1885 года) Воспоминания мои о Лессепсе и других европейских «индустриалах» относятся к 73-му году. Я жил тогда в Константинополе. Незадолго до этих знакомств или встреч, важных для меня не по значению самих этих людей, а по роду мыслей, которые они в уме моем тогда пробуждали, мне случилось прочесть в «Московских ведомостях» маленькую заметку об открытии где-то в России новой железной дороги и об освящении вокзала епархиальным архиереем. Где, в какой губернии – не помню. Преосвященный говорил по этому поводу небольшую речь; содержание ее было передано газетой, в нескольких строках без всяких замечаний и оговорок. Но эти несколько строк были таковы, что я бросил газету и мысленно воскликнул... «Боже мой! и архиерей... и архиерей русский глаголет то же и всё то же!» – Ускорение сообщений, цивилизация... даже и благоденствие... Да, я помню, было даже и благоденствие!. . – Господи! – подумал я тогда, – на что же всё это епископу?.. Именно – епископу на что! Его долг по всякому подобному поводу, напротив того, или напомнить нам притчу о том богатом, который сказал душе своей: «Пей, ешь и веселись» – и в ту же ночь умер; или посоветовать молиться усерднее, садясь в вагон, на случай внезапной гибели; или сказать вообще, чтобы мы не носились с человеческим «разумом», как наивные дурни с писаной торбой, что уметь видеть мрачную сторону всех этих высокоумий научных есть тоже разум, и даже самого высшего порядка. Размышляя так, я даже старался вообразить, какого рода проповедь или поучение сказал бы я сам в этом случае на месте епископа, рискуя даже возбудить против себя то светское начальство, которое пригласило меня освятить вокзал. После всех этих печальных размышлений прошло двенадцать лет. Во многом я оказался пророком и седины мои теперь многим утешены! Но ничто, кажется, из всех событий, перемен и знаменательных зачатий за последние четыре года не восхитило меня так глубоко, как то, что преосвященный Никанор Херсонский осуществил прошлого года мою давнюю и словно как бы несбыточную мечту о русском иерархе, громящем пар и всю эту оргию «обмена» на каком-нибудь вокзале, то есть в самой берлоге беспощадного чудовища. |
| Ни заботливые меры духовенства, ни энергические действия администрации не в силах были остановить развитие штундизма: его последователи сразу появились не только во многих селах Таращанского уезда, но и в уездах Сквирском и Звенигородском. Кроме Балабана, с 1870 года по 1876 год действовали многие другие энергичные и дерзкие пропагандисты штунды, как, напр., Лясоцкие, которые также фанатически вели пропаганду по всему югу России и управляли всеми делами штунды в качестве «старших братьев» или «пресвитеров», находясь в постоянных сношениях с немецкими колонистами и херсонскими штундистами. В 1878 году, по официальному заявлению, сделанному в «Киевских Епархиальных Ведомостях», в селах Чаплинке и Косяковке, уже не оставалось ни одного человека, не подпавшего сектантской заразе. Здесь распространению штундизма весьма много содействовали, также, Григорий и Ян Синицкие, Яков Коваль и др. В восьмидесятых годах прошлого столетия штундизм охватил уже весь юг и центральные губернии России. Штундистские общины (и даже в значительном числе) существовали уже, как это видно из всеподданнейших отчетов обер-прокурора Св. Синода за 1873–1885 гг., в следующих губерниях: Волынской, Подольской, Екатеринославской, Таврической, Полтавской, Орловской, Бессарабской, Воронежской, Харьковской, Калужской, Пензенской, Рязанской, Нижегородской, Тамбовской, Оренбургской, Самарской, Саратовской, Смоленской, в земле Войска Донского и даже в Москве. Впрочем, в это время штундизм еще не принял определенной сектантской организации. Происходил еще, так сказать, процесс брожения среди его исповедников. В нем царило еще несогласие и относительно вероучения, и относительно культа. Многие из увлекшихся лжеучением штунды, еще не разрывали своих отношений к православной Церкви: посещали ее богослужения, обращались к священникам, для удовлетворения своих религиозных нужд и официально еще называли себя православными, хотя уже и относились весьма критически к учению и установлениям церковным. Штундисты выделились в отдельную секту и разорвали всякую связь с Православной Церковью только тогда, когда слились с баптистами, от которых получили и свою вероисповедную систему, и свой богослужебный строй. |
| Не так думают миссионеры херсонской епархии: они усиленно хлопочут об учащении состязаний с штундистами; сами напрашиваются на эти состязания, ищут случая побеседовать с ними; пишут просительные письма к главарям штундизма о том, чтобы они устроили собрание штундистов для беседы, т. е. для состязания – и поступают так в надежде, что своими состязаниями они поколеблют закоренелых штундистов, укрепят колеблющихся православных и привлекут на свою сторону новичков-штундистов. Если и бывали случаи благоприятного для миссионера исхода состязания, то причина их не в победе над противником, одержанной силою диалектики и аргументов, а в положительном содержании беседы, в занимательности ее содержания, в сердечности отношений к заблуждающимся, в собственной искренности и теплоте внутреннего убеждения. Слово миссионера должно быть в собственном смысле словом благовестника, словом утешения, которое само привлекает т. е. производит приятное радостное впечатление и невольно пленяет 18 в послушание. Отправляясь к штундистам, миссионер пусть оставит мысль о предметах, составляющих их камень преткновения, а изберет свой предмет, свою тему для слова утешения. И если оно будет выслушано и если сами слушатели обратятся к нему со своими возражениями, тогда миссионер может удовлетворить их. Но тогда его положение будет несравненно выгоднее – ибо тогда он – сторона, отражающая нападение а не нападающая, обязанная защищать нападение аргументами. Как много значит простое слово участия к заблудшему – доказательство находим в след. прекрасной сцене, описанной в 17 херсонских епархиальных ведомостей: «Весной нынешнего года, обозревая по поручению Высокопреосвященного Сергия некоторые уезды херсонской епархии, викарий херсонской епархии, преосвященный Мемнон, в деревне Карлюговке преосвященный встречен был жителями, еще недавно обратившимися из штундизма в православие; они подходили к Владыке под благословение; между ними оказался однако же один штундист, старик 70-ти лет, Герасим Флоренко, который не желал принять благословения. |
|
|
