| Четыре порока и одна девочка. Операцию на открытом сердце Аня может не выдержать Ей поможет современная технология 20 августа, 2019 Ей поможет современная технология Мария Строганова Аня живет с мамой, папой и двумя сестрами в Муроме. У нее несколько пороков сердца. Первую операцию девочке сделали в два года, теперь нужна повторная – устранение дефекта межпредсердной перегородки. По квоте подобные операции делаются только на открытом сердце, но Анино больное сердце такую операцию может не выдержать. Аня – девять лет, светлые волосы, челка, огромные глаза и сережки-колечки в ушах – спрашивает про операцию почти каждый день. Когда рисует, во время прогулки или даже в пылу игры с младшими сестрами, Машей и Варей, она вдруг останавливается, как будто задумавшись, как будто прислушиваясь к ритму своего сердца, и задает вопросы. Когда операция будет, и надо ли ложиться в больницу, и будет ли больно, и самое главное – можно ли этой операции как-то избежать, можно ли как-то без нее. Аня с сестрами И только ночью, когда давление в артериях поднимается и ноги болят так, что невозможно уснуть, Аня шепчет: «Мам, эта операция… пусть уж поскорее». В сердце что-то не так Девять лет назад, когда Аня только родилась, Евгений и Алина даже не подозревали, что с сердцем их новорожденной дочки что-то не так. Девочка родилась в срок, здоровенькая и крепкая. Но когда Ане в полгода сделали в больнице плановое УЗИ сердца, врач вдруг сказал, что «в сердце что-то есть, какой-то шум»: «Нужно будет перепроверить через полгода, приходите». Через полгода оказалось, что у Ани порок сердца – открытый артериальный проток. Семья живет в Муроме, и, чтобы подтвердить диагноз, родители повезли Аню в ближайший крупный город – во Владимир. Во Владимире оказалось, что у Ани не один, а два порока сердца – открытый артериальный проток и дефект межпредсердной перегородки. Из Владимира Аню отправили в Москву, провели обследования и сказали, что у девочки не один, не два, а сразу четыре порока сердца. На этом снежный ком Аниных сердечных проблем вроде бы расти прекратил, но и того, что есть, уже было предостаточно. |
| На территории монастыря в течение полугода содержался пленный фельдмаршал Паулюс Между прочим, на территории монастыря с февраля 1943 г. в течение полугода содержался пленный фельдмаршал вермахта Паулюс, войска которого были разгромлены под Сталинградом; ему было даже разрешено прогуливаться по Суздалю. В следующий раз, коли Бог даст, постараемся зайти и на знаменитую Торговую площадь, на которой снималось много фильмов, начиная с «Женитьбы Бальзаминова» (а всего в Суздале снималось около 80-и кинолент!), побываем и Суздальском кремле — древнейшей части города, существующей с X в. А пока поглядим напоследок на чудесные деревянные храмы, собранные на территории Суздальского музея-заповедника деревянного зодчества, как это сделано в Малых Корелах под Архангельском, отчасти на острове Кижи, а также близ Каргополя и в Витославлицах под Великим Новгородом. Городок этот, Суздаль, дивный, словно град Китеж, для всей Руси неслучайный, ценимый и всем прочим миром, с каменными храмами и деревянными одноэтажными домиками, всегда останется с тем, кто в нем побывает, словно по слову современного поэта: «Этот город деревянный на реке –/словно палец безымянный на руке;/пусть в поречье каждый взгорок мне знаком,/как пять пальцев – а колечко на одном!» Золотое колечко Руси. Я стоял заутреню христовскую во Муромли, А й к обеденке хотел поспеть во стольный Киев-град. То моя дорожка призамешкалась… Былина «Илья Муромец и Соловей-разбойник» Утро в Муроме Уже около четырёх часов пополудни. Можно сегодня попробовать достичь Дивеева, пусть и поздно ночью. Дождь, уже ставший нам родным, то припускает, то прекращается. Едем в Муром. К сожалению, нам надо его миновать сквозняком, не задерживаясь. Последний раз быстро пересечём Оку. Ан у Господа – свои расклады по срокам. В Муроме на вопрос «как проехать к мосту» получаем неожиданный ответ, что автомобильного моста здесь никогда и не было, что «карты всё врут», что мост понтонный здесь наводится лишь когда паводок спадает, что зимой специально намораживают ледяную дорогу и берут за проезд по 15 рублей с борта. |
| После сего я уверен, что вы не обременитесь сообщить мне хотя краткое известие о ваших собственных обстоятельствах и обстоятельствах общих наших родных. Поверьте, я крайне интересуюсь всем, что касается до Мурома вообще, и до родных моих в особенности. В течение года, не прошло, может быть, дня, чтобы я не воспомянул о Муроме, особенно об участи родного семейства. Да скажите, пожалуйста, правда ли, что в Муроме открылись действия губительной язвы, опустошающей Россию? К нам, с каждой почтой, приносятся разные известия, со всех концов России, об этом всеобщем бедствии. Так наприм. с нынешней почтой получено известие из Казани, что там сильно свирепствует холера, что гибельные действия ее простерлись даже и на нашу ученую братию: два студента академии уже сделались жертвою ее, и прочие ожидают той же участи, все решительно, говорят, больны и академия с 22 сентября уже закрыта. В Москве холера действует, но еще не так сильно. Что касается до нас, то, хотя и нет еще смертности, однако же, начинают обнаруживаться некоторые признаки; и мы уже готовимся к сретению страшной гостьи. После предварительных медиц. пособий, положено прибегнуть к высшим, духовным средствам. 19 числа предписано преосв. Митрополитом совершить вокруг всего посада крестный ход. С 20 у нас в академии начнется пост и общественная молитва . При этих спасительных средствах и при заступлении угодников Божиих, авось минует нас страшная туча будущего бедствия. Что касается в частности до меня, то я, слава Богу, пока здоров и по мере сил, занимаюсь своим делом. Здоровье мое значительно укрепилось от продолжительного и приятного путешествия на родину. Путешествие свое я совершил благополучно: виделся со всеми родными, и всеми был принят, как нельзя лучше. Почему я не приехал в Муром, вопреки крайнему желанию своему, причина вам, конечно, известна. На обратном пути с родины был я во Владимире; являлся к Преосвященному. Владыка принял меня благосклонно; о многом расспрашивал, и между прочим, спросил, где я провел вакацию; хвалил так же мою решимость оставить мир в пользу наук. И действительно по собственному уже опыту могу сказать, что для молодого вдового священника, разумеется, сколько-нибудь расположенного и способного к занятию науками, самое лучшее и безопаснейшее убежище в академии. Сравнивая прежнюю мирскую жизнь (я разумею состояние вдовства) с настоящей, много, очень много находишь преимуществ на стороне последней. Здесь совершенно свободен от всех сует и неприятностей, какие необходимо встречаются в мире при многоразличных отношениях. В академии и отношения и занятия гораздо простее». |
| вас, своих правителей милостивых, благовернии Петре и Февроние, вы же смирение истинное возлюбивше и похвалы человеческия небрегше, гордынею неуязвлени пребысте, и тем показасте нам образ вышшаго смирения, емуже поучаяся, с любовию вопием вам таковая: Радуйтеся, славу человечу ни во что же вменившии; радуйтеся, смирение Христово усердно возлюбившии. Радуйтеся, заповедей Господних вернии исполнители; радуйтеся, учения Евангельскаго истиннии последователи. Радуйтеся, раби Бога Вышняго, волю Его сотворшии; радуйтеся, веру Христову до конца соблюдшии. Радуйтеся, христоименитым людем благочестия учители; радуйтеся, хотящих богоугодно жити богомудрии наставницы. Радуйтеся, молитвами вашими спасающии нас от всяких бед; радуйтеся, вся благая прошения наша исполняющии. Радуйтеся, в недузех страждущих благодатнии врачеве; радуйтеся, милостивии страны Муромския покровителие. Радуйтеся, святии и преславнии чудотворцы Петре и Февроние. Кондак 6 Проповедницы веры православныя и ревнители благочестия не словом токмо, но всем житием своим бысте во граде Муроме, прехвальнии Петре и Февроние; темже и святая Церковь достойне почитает подвиги и труды ваша, имиже трудистеся во славу Бога Вышняго, немолчно воспевая Ему: Аллилуиа. Икос 6 Возсиясте во граде Муроме светом добродетельнаго жития вашего, яко звезды богосветлыя, преблаженнии Петре и Февроние, и память ваша в нем с похвалами до днесь, яко и по смерти своей не престаете озаряти нас, многая чудесы совершающе, и теми светлую зарю безсмертия нам от мощей ваших возсиявающе, да ублажаем вас благохвалениями сицевыми: Радуйтеся, чина и уставов святыя Церкве вернии хранители; радуйтеся, служителей олтаря Господня благоговейнии почитатели. Радуйтеся, благих обычаев и преданий святоотеческих ревнители; радуйтеся, обычаев злых и суемудрий языческих искоренители. Радуйтеся, суды нелицеприятны людем вашим творившии; радуйтеся, суды ваша с милостию соединившии. Радуйтеся, кротцыи и |
| Таково является, по источникам, состояние дружины и войска вообще. Что касается до остального народонаселения, городского и сельского, то города Северо-Восточной Руси в описываемое время представляются нам с другим значением, чем какое видели мы у городов древней, Юго-Западной Руси. Усобицы между князьями продолжаются по-прежнему, но города не принимают в них участия, как прежде, их голоса не слышно; ни один князь не собирает веча для объявления городовому народонаселению о походе или о каком-нибудь другом важном деле, ни один князь не уряживается ни о чем с горожанами. За Владимир и его область борются князья – переяславский и городецкий, московский и тверской, но расположение владимирцев к тому или другому сопернику никогда не кладется на весы для решения спора, как некогда расположение киевлян; ценя важность Владимира и его области, борясь за них, князья, однако, перестают жить в стольном городе отцов, остаются в своих опричнинах, это обстоятельство должно было бы дать владимирцам большую независимость при обнаружении своего расположения в пользу того или другого соперника: но ничего подобного не видим. Начинается усобица в Московском княжестве между дядею и племянником; один изгоняет другого из Москвы, как некогда из Киева, но о голосе москвичей ни слова, ни слова о том, чтоб князья-соперники прислушивались к этому голосу, спрашивали его; говорится о заговоре многих москвичей, бояр, гостей и чернецов в пользу Шемяки против Василия Темного, но ни слова о вече, о гласном выражении народного мнения, о распре сторон между гражданами, как это мы видели в старину на юге; два раза Москва, лишенная князей, предоставляется себе самой: во время Тохтамышева нашествия и после Суздальского боя, и ни в том, ни в другом случае ни слова о вече; летописец говорит только о волнении, которое в первом случае было утишено прибытием князя Остея. Три раза упоминаются веча, или восстания: два раза веча простых людей на бояр – в Костроме, Нижнем, Торжке, один раз – вече в Ростове на татар; упоминаются и прежде советы на татар в городах, причем видим и участие князей; но в старых городах, Смоленске, Муроме, Брянске, жители вмешиваются в княжеские усобицы: смольняне не хотели иметь своим князем Святослава Мстиславича, и последний должен был силою сесть у них на столе; брянцы сходятся вечем на князя своего Глеба Святославича; в Муроме обнаруживаются две стороны, из которых одна стоит за князя Федора Глебовича, а другая – за Юрия Ярославича. |
| При этом Г. Вилинбахов писал мне: „Исполняя желание Ваше иметь некоторые записки, касающиеся последних преобразований по духовному ведомству, я покорнейше прошу Вас, Преосвященнейший, благосклонно извинить меня в том, что я не сделал этого ранее, и верить, что причиной тому послужила не забывчивость, а позднее получение мною двух, из прилагаемых у сего записок“… Выражая свою признательность за доставление мне этих любопытных записок, я писал 3-го марта почтенному Афанасию Петровичу: „Приношу Вашему Превосходительству искреннюю благодарность за доставление мне очень интересных для меня записок. Читая Свод мнений Епархиальных Начальств по предложенному им вопросу, я, к удивлению, не вижу никакого по этому вопросу отзыва со стороны Полоцкого Епарх. Начальства. Видно, что оно или вовсе не представляло отзыва, или этот отзыв оказался незаслуживающим внимания. Дай Бог, чтобы как эта реформа относительно священно-церковно-служительских детей, так и прочие, касающиеся вообще духовенства, послужили ко благу и церкви и Государства“. 21-го ч. писал я к новорукоположенному (18-го января) Епископу Муромскому, викарию Владимирской епархии, Преосвященному Иакову 1279 : „Преосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат! Усерднейше приветствую Вас с новым высоким званием Епископа. Да дарует Вам Пастыреначальник Господь И. Христос достойно ходити сего звания и право правити слово истины! Наименование, присвоенное Вашей епископской кафедре, —272— 1870 г. очень близко и любезно моему сердцу. В Богоспасаемом граде Муроме, и, именно, при Вашей настоящей кафедре, суждено было мне, как не безызвестно Вашему Преосвященству, начать служение Христовой церкви в сане иерейском. Когда Господь приведёт Вас совершать святительское служение в Вашем престольном храме, не лишите и меня, смиренного некогда служителя сего храма, Вашего молитвенного воспоминания. В Муроме остаётся ещё в живых моя тёща – старица, и при ней и около её многочисленное семейство. Покорнейше прошу не оставить эту старицу и её чад Вашим Архипастырским вниманием. |
| Всё, свободное от служебных занятий, время, хотя его было очень не много, – я посвящал чтению книг. При соборе была очень порядочная библиотека, состоявшая преимущественно из святоотеческих творений в славянском переводе. Из неё я прочитал беседы Златоуста о покаянии; нашёл, впрочем, в ней первое издание проповедей знаменитого проповедника Филарета, 1820 года, когда он был ещё архиепископом Ярославским. Эта книга почти не выходила из моих рук. С 1843 года начали издавать при Московской дух. академии журнал: „Творения св. Отцов в русском переводе“. Напечатаны были, как известно, прежде всего творения св. Григория Богослова : их я прочитал от начала до конца. Одна духовная дочь моя, именно супруга городничего, преемника Макова, М. М. Пасенко привезла мне из Москвы в дар три тома сочинений известного витии, архиепископа Иннокентия, изданные в 1843 году Погодиным. Эти ораторские произведения были изучены мною почти наизусть. С светской литературой я меньше имел возможности знакомиться. —191— 1842 г. Помню только, что я, познакомившись с штатным смотрителем Муромского уездного училища, О. Я. Яковлевым, брал у него из училищной библиотеки Описание отечественной войны 1812 и следующих годов, Михайловского-Данилевского, и с увлечением читал оное, сделавши из него несколько листов выписок, которые и доселе целы у меня. Я не читал газет, но меня убедил читать их учитель уездного училища Иван Тихонович Остроумов, выпущенный из Петербургской дух. академии в 1831 году за какие-то непристойные выходки, с званием студента, хотя по своим дарованиям он мог быть в числе первых магистров. О. протоиерей Троепольский, любя сам читать медицинские книги, дал мне из своей библиотеки и рекомендовал прочитать сочинение Гуфеланда: „Искусство продлить человеческую жизнь (Макровиотика)“. В Муроме я начал заводить свою собственную библиотеку. Впрочем, основание её было положено ещё в семинарии. Кроме тех книг, которые я ежегодно получал в награду за успехи в науках, я приобрёл там на свои скудные средства славянскую Библию с параллельными местами, в четырёх томах. В Муроме же куплены были мной следующие сочинения: 1) Правила высшего красноречия, соч. М. Сперанского, СПб. 1844 года; 2) О воспитании детей в духе христианского благочестия, архимандр. Евсевия, М. 1844 года; 3) Письма о должностях свящ. сана, А. Стурдзы, Одесса, 1844 года и др. |
| По окончании службы была братская трапеза. Она была убогая, так, кое-что, но и в ней сладость духовная была неизъяснимой. Она была отзвуком “вечери любви” первых христиан. Впрочем, нашлись люди, которые уязвились этим и позавидовали нам. Следствием этого было появление заметки в одной из центральных газет о том, что в такой-то церкви совершаются “объядения и упивания” и “как это нехорошо”. Но это нас не смутило, и мы продолжали идти своим путем. Одна забота — приободрить своих спутников. 27 июля 1926 г. Дорогая Душенька. В жизни часто так бывает: рассчитываешь, надеешься, и даже предвкушаешь удовольствие, а забываешь, что все это человеческое и что обстоятельства нашей жизни могут так сложиться, что от наших самонадеянных расчетов не останется и следа. Так и с нами случилось. Не знаю, известно ли тебе, что Олег сбежал с парохода на первой же пристани. Мы были так взволнованы этим событием, что ничего другого не могли придумать, как со второй пристани отправить на розыски его Волю. После этого происшествия все вплоть до Рязани были крайне опечалены. Я даже заболел и вынужден лежать в душной каюте. Теперь у меня одна забота приободрить своих спутников. Мало-помалу это удается. Возвращение Воли с хорошими вестями всех успокоило. Особенно воспрянул духом Всеволод Иванович. На него нашло вдохновенье, и он целыми днями пишет стихи. Сегодня ночью будем в Муроме. Дальше наше путешествие будет посложнее. Немало грущу и о том, что ты, дорогая сестра, с нами не поехала. Будь здорова. Твой брат В. Из воспоминаний м. Серафимы (Л. Савельевой): В Муроме мы должны были пересесть с парохода на поезд. В ожидании поезда вышли на привокзальную площадь, выложенную булыжником. В., сделав несколько неуверенных шагов, от острой боли в правом боку потерял сознание и упал лицом на мостовую. Тут же перенесли его в близлежащий дом. Там он пришел в себя. Как мы ни убеждали его воздержаться от дальнейшей поездки, он не согласился с нами, и на другой день мы поехали дальше. Поездом доехали до Арзамаса, а оттуда до Сарова оставалось 60 верст. Все шли пешком, а В., когда у него иссякали силы, садился на телегу, на которой были наши пожитки. Но от тряски на телеге боль не стихала, и В. кое-как снова брел за нами. |
| С начала XIX века исполнительный орган городской думы Мурома расположился в центре города, в двухэтажном каменном здании, где в настоящее время находится художественная галерея музея. С 1785 по 1870 год (до новой городской реформы) в Муроме на посту городского головы побывало двадцать два представителя из состоятельного муромского купечества, но только благодаря неутомимой деятельности городского головы Алексея Васильевича Ермакова город начал по-настоящему благоустраиваться. Кроме этого, Алексей Васильевич очень много сделал для развития в Муроме культурных, образовательных и благотворительных учреждений. В должности городского головы А. В. Ермаков состоял шесть лет, с 1862 по 1869 год. Но еще до вступления в эту должность был активным меценатом – попечителем городской больницы (до передачи ее в ведение земства), а также содействовал открытию в городе женского училища. Встав во главе местного самоуправления, Ермаков в первую очередь приложил все силы для устройства в городе водопровода, постройка которого была насущной необходимостью для горожан. Колодцы имелись лишь во дворах у некоторых домовладельцев; остальные жители за водой ходили на реку. 26 августа 1864 года состоялось торжественное открытие водопровода. До настоящего времени в городе от ермаковского водопровода сохранились водонапорная башня (в центре города), водокачка (на берегу Оки) и водоразборная колонка (на ул. Первомайской). Передавая водопровод городскому обществу, А. В. Ермаков поставил условия: все жители должны пользоваться водою из фонтанов бесплатно; водопровод не должен сдаваться в аренду с целью взимания платы за право пользоваться водой; первые три года водопровод содержат сами жители, а затем городская дума. Деятельность Ермакова по благоустройству преобразила Муром: все площади расчищены от ветхих покосившихся лавок; городская ярмарка переведена из города на выгон, где были построены новые торговые места; центральные улицы и площади замощены и с них убран вековой мусор и грязь; устроен Спасский съезд к Оке. |
| б) «О причинах быстрого успеха Монголов в завоевании Руси». в) «Разбор духовного завещания Димитрия Донского». г) «Характер и цель сношений России с западом Европы при Иоанне III». д) «Нравственные свойства Русских XV и XVI века по отзывам писателей иностранных». При постоянном посещении всех классов и внимательном выслушивании ежедневно трех и четырех лекций, я не мог серьезно заниматься сочинениями, при утомленных силах. Между тем как мои юные товарищи спокойно и без зазрения совести опускали большую часть классов, и, следовательно, больше моего сберегали времени и сил для занятия сочинениями, – моя священническая совесть не дозволяла мне делать эти упущения, к оскорблению почтенных наставников. 25 апреля писал ме Абакумовский друг мой, М.Д. Граменицкий: «Милый, незабвенный, любезнейший Иван Михайлович! Христос воскресе! Не буду теперь объяснять вам причин и обстоятельств, по которым не мог доселе отозваться на ваше искреннейшее, сладостное и утешительное послание; спешу только, хотя кратким образом, сообщить вам мое усерднейшее к вам почтение, чистосердечное уважение, любовь и преданность. Несколько раз собирался писать к вам подробное уведомление обо всем, но собраться доселе не мог, и теперь пишу наскоро; пообстоятельнее беседовать с вами питаюсь надеждой, удостоиться лично, во время каникул. Если намерены побывать в Муроме, а, кажется, нельзя утерпеть вашему сердцу, чтобы не оросить слезой искреннего сожаления священного праха вашей подруги, при первой возможности: то, друг, не лишите прежнего знакомца, много вас уважающего, не лишите своего посещения, уделите, назначьте несколько дней для моего осчастливления. Как бы я ожил душой, как бы воспрянул сердцем! О, друг, мое сердце не то, что было прежде; оно испепелилось от неприятностей. Это все вам сладостно желал бы сообщить лично... Но только прошу вас уведомьте одной чертой, могу ли я надеяться и когда ожидать вас?.. Пред Рождеством Христовым был я в Муроме. Поклонившись в соборе святым чудотворцам, грустно воспоминал о вашем здесь служении, вышедши из собора – со смятенным сердцем долго смотрел на дом, где так счастливо наслаждался мирной жизнью с доброй подругой мой искренний друг, – и теперь ударом рока лишен счастья и блаженства земного – к скорейшему достижению блаженства небесного 104 . |
|
|
