| 57 См.: Симеон Полоцкий . Избранные сочинения... С. 104–105; Русская силлабическая поэзия... С. 11З; Симеон Полоцкий . Вирши. Сост., подг. текстов, вступ. ст. и коммент. B. К.Былинина, Л.У.Звонаревой. Минск, 1990. С. 266; опубликованные в указанных изданиях фотографии подписей не являются автографами Симеона Полоцкого . Факты подписания C. Медведевым от лица Симеона Полоцкого отмечены также в списках ’’Псалтири рифмотворной’’, см.: Т.Н.Протасьева. Описание рукописей Синодального собрания. С. 112. 58 БАН, 16.14.24. Л. 176–183 об., запись С.Медведева – в верхнем углу л. 176. Иногда одни и те же стихотворения читаются в разных рукописях (в автографе или писцовых списках). Так, «Стиси на некия образы» имеются также в рукописи ГПБ, Л. 211 об.. «Трон истинный» – в рукописях: ГИМ, Син. 731. Л. 9–12 об.; Син. 877. Л. 55 об.–58; ЦТ АДА, ф. 381, 390. Л. 124–124 об. Пополнившие список В стихи извлечены, как и ранее при формировании текста автографа, из рукописей, содержащих сочинения Симеона. К примеру, стихотворения «Предложение Вифлеем», «Проскомидия хлеба», «Хлеб предложения», «Копие», «Блюдо», «Вино», «Вода», «Чаша», «Сосудохранителница», «Антимисий», «Покров чашы», «Покров блюда», «Воздух», «Кадилница» читаются в рукописи ГПБ, Л. 123–123 об.; стихи «Чювства» («Обоняние», «Видение», «Вкушение», «Слышание», «Осязание») и «Седми добродетелей богословских и главных начертание» («Воздержание», «Любы», «Правда», «Надежда», «Разум», «Крепость», «Вера») содержатся в рукописи ЦТАДА, ф. 381, 390. Л. 128. 60 См.: И.Забелин. Домашний быт русских царей в столетиях. М., 1915. Т. 1. Ч. 2. С. 603. 61 D.Anastasijevid. Die paränetischen Alphabete in der griechischen Literatur. München, 1905; H. G.Beck. Geschichte der byzantinischen Volksliteratur. München, 1971. S. 192. 64 См.: D.Ciievskij. Aus zwei Welten: Beiträge zur Geschichte der slavisch-westlichen literarischen Beziehungen. s " -Gravenhage, 1956. S. 89; E.R.Curtius. Europäische Literatur und lateinische Mittelalter. 10 Aufl. Bern; München, 1984. S. 324–327. |
| Одним словом, Симеон своей наклонностью к католичеству вызвал не только сильный антагонизм со стороны раскольников, но и могущественное, и притом победоносное, противодействие себе, и своей деятельности со стороны архипастырей и истинно-православных богословов; и так как у Симеона, как и у Медведева, пропаганда католицизма сливалась с его общей просветительной деятельностью, и католицизм их коренился в их западническом просвещении, то, понятное дело, противодействие Церкви и раскольников простерлось на все западное просвещение, и даже, общее, на все западническое. С этой точки зрения Симеон не только не двинул Россию по пути к западному просвещению, но даже затормозил давно начавшееся в ней движение по этому пути. Не «величайшую силу сообщил он западническому направлению», а напротив, – своими трудами он подорвал доверие и расположение к нему в русском обществе. Что в конце жизни Симеона и особенно, после его смерти, просвещение на Руси двинулось в сторону «греческого учения», это признает и г. Татарский (341 с.). Это движение тем замечательнее, что оно началось именно при конце жизни Симеона и после его смерти, и тем характернее, что Византия, давно павшая под ударами Турок, не могла снабдить Россию достаточным количеством ученых, и тем более, не могла доставить ей «мастеров» разного рода. Это движение есть не что иное, как сильная реакция против западнического просвещения в том его виде, в каком стремился распространить его в России Симеон. Что это движение было кратковременно, это не ослабляет силы наших слов: сила противодействия всегда равна силе действия, против которого оно направлено; притом Византия, в значении источника просвещения для России, была слишком ничтожна, а с другой стороны, необходимость для нее помощи от западных иностранцев и польза западного просвещения были сознаны настолько ясно, что неумелая деятельность не только одного, но и многих Симеонов могла только на короткое время отклонить Россию от ее движения к западному просвещению. В виду этого, начавшееся с первых же годов 18 в. |
| Основным методом работы Симеона как писателя был детально проработанный в могилянской традиции авторизованный перевод-адаптация католических сочинений. Так, «Венец веры кафолической» был составлен, главным образом, на основе труда бельгийского иезуита Ж.Маршана 364 , а «Псалтырь Рифмотворная» написана под влиянием аналогичного сочинения польского поэта Яна Кохановского 365 . За 16 лет своего пребывания в Москве Симеон неизменно пытался создать просветительское православное учреждение, «училище», которое бы давало систематическое духовное образование. Старания эти, однако, так и не увенчались успехом. Официальные педагогические достижения Симеона ограничились преподаванием латинского язык для придворных и сотрудников Тайного приказа. При этом вокруг Симеона в Заиконоспасском монастыре мало-помалу устроился учёный кружок, с членами которого полоцкий инок охотно делился своими обширными познаниями. Лучшим и любимейшим среди учеников был Сильвестр Медведев, которому Симеон и завещал свою огромную библиотеку. В конце 1670-гг. Симеон начал работать над проектом создания в Москве высшего образовательного учреждения по образцу европейского университета, Академии 366 (напомним, что Киево-Могилянский коллегиум получил статус академии только в 1701 г.), однако этот план так и не был исполнен, поскольку Симеон Полоцкий скончался в 1680 г. Отношения Епифания Славинецкого и Симеона Полоцкого были довольно просты. Симеон с самого своего появления в Москве признал старшинство Епифания (что было оправдано как возрастом, так и объемом знаний последнего) и никогда не пытался его оспаривать. Два западнорусских интеллектуала волею судеб оказавшихся в Москве, вероятно, остро ощущали свою близость. Объединяла их и общая задача. Московская интеллектуальная элита второй половины XVII в. испытывала острую потребность в рецепции европейской риторической культуры. «Социальный заказ» на удовлетворение этой потребности выражался в вполне конкретных заказах на переводы, поступавшие со стороны церковных и светских властей и вельмож. Не случайно оба они, и Епифаний Славинецкий, и Симеон Полоцкий , посвящали практически всё своё литературное творчество переводам и адаптациям, выступая посредниками, знакомящими московскую элиту с европейской риторической культурой в различных её изводах. Различалась лишь тематика: если Епифаний Славинецкий, как более учёный, переводил сочинения, требовавшие высокой образованности, то Симеон Полоцкий занял нишу «популяризатора». |
| Многосторонняя деятельность Симеона Полоцкого при царском дворе и в московском обществе (он завязал знакомства со многими боярскими семьями и с духовенством), его растущая популярность свидетельствовали об усилении влияния западной культуры в Москве. Его монашеский клобук, бывший для него случайностью, проповеди , исполненные риторики и пафоса, дипломатическая ловкость в общении с суровым патриархом Иоакимом, который по своему характеру и убеждениям был антагонистом Симеона,— все это ставило его вне подозрения со стороны консервативных кругов Москвы. Свое «правоверие» он сумел доказать в сочинении «Венец веры» (1670). «Венец» был, так сказать, опытом изложения православной догматики. В основу этого изложения Симеон положил не никео-цареградский Символ веры, а «апостольский Символ» (главы 4–16), что, странным образом, поначалу не вызвало подозрения у московских консерваторов, хотя в Москве уже одно это могло сойти за «еретический уклон», правда, Симеон резко критикует здесь римо-католическое учение о Filioque. Лишь в позднейшей полемике инок Евфимий поставил ему в вину и эту ошибку, и то, что он использовал доказательства, почерпнутые из сочинений Ансельма, Дунса Скота, Фомы Аквинского и Беллармина. Тогда все «латинские отклонения», содержащиеся в проповедях Симеона, были собраны Евфимием в качестве обвинительного материала . Ясно, что все мировоззрение Симеона было не московским, и люди, которые общались с ним или учились у него, постепенно становились приверженцами западного просвещения, а отчасти и его «латинского уклона», тем более что не один Симеон Полоцкий распространял в Москве подобные воззрения. Среди тех, кто решительно отказался от культурного консерватизма Москвы и признал превосходство западной культуры, был, конечно, и иеромонах Симеон Медведев, известный под своим мирским именем Сильвестр, личность замечательная не только своей трагической судьбой, но и своим характером. Важность роли, которую он играл в богословских спорах своего времени, побудила его восторжествовавшего противника инока Евфимия составить биографию духовного становления Сильвестра, впоследствии дополненную другими исследованиями . |
| Татарского. Из спора Симеона с Епифанием о времени пресуществления даров в Евхаристии видно, что Симеон, в оправдание своего заблуждения, ссылался на авторитет киевских ученых. Епифаний легко разбил этот довод, указавши на то, что киевляне черпают ученость из латинских книг, откуда они заимствуют и католические заблуждения, а греческих книг, в которых содержится истинное православие, они читать не умеют и потому не имеют возможности исправить свои заблуждения. Таким образом, Епифаний убедительно показал ничтожество того авторитета, на который ссылался Симеон Полоцкий . Но нам думается, что ссылка Симеона на этот авторитет была не искренняя, что он сам мало верил в его значение. Симеону нужно было, так или иначе, оправдываться; а какие серьезные оправдания мог он представить? Не мог же он, в самом деле, сослаться на авторитет католиков или иезуитов, которые напитали его католическими мнениями? Оставалось указать на киевских богословов: я де из числа русских православных не один так учу. Симеон отлично знал, что в Киеве и в Киевской Академии униаты имели силу только до 1625 года. А с 1625 г. постепенно водворяется в тамошнем училище православие, благодаря энергической деятельности Петра Могилы , этого ревнителя православия, который в противовес ученой деятельности иезуитов, наводнявших Малороссию католическими сочинениями, создал и воспитал целую школу истинно-православных ученых. Симеон Полоцкий учился там в сороковых годах, следовательно, к концу долголетней деятельности Петра Могилы , когда, можно думать, Киевская Академия сделалась строго православной школой. Лазарь Баранович был учителем Симеона по Киевской Академии, а он, когда патриарх Иоаким спросил его мнения о времени пресуществления даров, высказал православное об этом предмете учение. Поэтому есть все основания полагать, что Симеон Полоцкий не в Киевской Академии и не от киевских ученых воспринял католические заблуждения, а в польских иезуитских коллегиях. Следовательно, он кривил душой, когда ссылался па авторитет киевских ученых. |
| До самой своей смерти в 1680 г. Симеон был уважаемой персоной, признанным ученым и известным литератором. Многосторонняя деятельность Симеона Полоцкого при царском дворе и в московском обществе (он завязал знакомства со многими боярскими семьями и с духовенством), его растущая популярность свидетельствовали об усилении влияния западной культуры в Москве. Его монашеский клобук, бывший для него случайностью, проповеди, исполненные риторики и пафоса, дипломатическая ловкость в общении с суровым патриархом Иоакимом, который по своему характеру и убеждениям был антагонистом Симеона, — все это ставило его вне подозрения со стороны консервативных кругов Москвы. Свое «правоверие» он сумел доказать в сочинении «Венец веры» (1670). «Венец» был, так сказать, опытом изложения православной догматики. В основу этого изложения Симеон положил не никео-цареградский Символ веры, а «апостольский Символ» (главы 4—16), что, странным образом, поначалу не вызвало подозрения у московских консерваторов, хотя в Москве уже одно это могло сойти за «еретический уклон», правда, Симеон резко критикует здесь римо-католическое учение о Filioque. Лишь в позднейшей полемике инок Евфимий поставил ему в вину и эту ошибку, и то, что он использовал доказательства, почерпнутые из сочинений Ансельма, Дунса Скота, Фомы Аквинского и Беллармина. Тогда все «латинские отклонения», содержащиеся в проповедях Симеона, были собраны Евфимием в качестве обвинительного материала. Ясно, что все мировоззрение Симеона было не московским, и люди, которые общались с ним или учились у него, постепенно становились приверженцами западного просвещения, а отчасти и его «латинского уклона», тем более что не один Симеон Полоцкий распространял в Москве подобные воззрения. Среди тех, кто решительно отказался от культурного консерватизма Москвы и признал превосходство западной культуры, был, конечно, и иеромонах Симеон Медведев, известный под своим мирским именем Сильвестр, личность замечательная не только своей трагической судьбой, но и своим характером. |
| Названные произведения принадлежат к весьма экзотическим для современного читателя жанрам – zodiacum, horoscopium (поэтическое предсказание по небесным светилам и явлениям), или, скажем,– genethliacon (стихотворный отклик на рождение человека с нередко астрологически «обоснованным» прогнозом на будущее). Генетлиакональными являются, например, стихотворное «Благоприветствование царю Алексею Михайловичу по случаю рождения царевича Симеона» (1665), включающее «Беседу со планиты», и позднейшие «Вирши на рождение царевича Петра Алексеевича» (1672), написанные совместно с Епифанием Греком (Славинецким). В этих «Виршах», между прочим, говорится: Радость велию сей месяц май явил есть, А преславный царь Алексей царевича Петра родил есть... И ты, плането Аррис и Зевес, веселися, Во наше бо сияние царевич родися. Четвероугольный аспекут произыде, Царевичь царствовати во вся прииде. Четвероконечный знамя проявляет, Яко четырми частьми мира обладает. От бога сей планете естество дадеся, Лучши бо прочих планет в действе обретеся (...) 10 Особую тематическую группу составляют ранние стихи Симеона Полоцкого , посвященные вопросам природоведения. Сюда прежде всего относятся эпиграммы «4 czci dnia» («4 части дня», позднее переработано под заглавием «День и нощь»), «О czterech czci rocu pogody) («О четырех временах года), «4 ywioy у skutki onych» («4 стихии и их действия», поздний вариант– «Стихии четыре»), «Nowoznaleziona rzeczy» («Новооткрытия»). Дальнейшее развитие природоведческая тематика получит в церковнославянской поэзии Симеона, широко представленной в сборнике «Вертоград многоцветный». Вполне самостоятельный раздел «ученой поэзии» Симеона образуют стихотворения с философско-богословским содержанием: «Aenigma» («Загадка»), «Sokrates» («Сократ»), «3 prawa...» («3 права...»), «Czistoci stróów 6» («Чистоты стражей 6»), «Triumph cierpliwoci...» («Триумф терпения...»), «Fiat mihi secundum verbum tuum» («Да последую слову твоему») и ряд других. Это и не удивительно, ибо в системе средневековой схоластики богословию принадлежало самое почетное место. |
| Здесь есть обидный для тирана меткий словесный выпад, есть, как и в «Фацециях», комическая нота. Однако шутовской диспут Симеона Полоцкого нимало не соблазняет. Что же его интересует? «Честь и место» придворного философа (XVII век не делал различий между философом и поэтом), его отношения с монархом. Для Симеона это была не отвлеченная, а живая и житейская проблема: ведь сам он — первый в истории Москвы придворный стихотворец. Близ царя еси; честь ти сотворися, но тощно вины всякия блюдися: Ибо тяжко есть оттуду падати и неудобно есть паки востати. 120 Анекдот о Дионисии и Аристиппе разыгрывается в античных кулисах. Но изложен он чисто по–московски: когда Симеон Полоцкий писал эти стихи, тема «чести и места» была едва ли не главной темой столичных разговоров. Близилась отмена местничества; однако русскому поэту–профессионалу этот акт не мог ни повредить, ни в чем–либо поспособствовать. Новая в московском обществе фигура, он стоял «вне мест». Он принимал постриг, но не соблюдал иноческую субординацию. Он, как мы помним, дерзал пренебрегать самим патриархом, ибо хотел творить свободно, без «свидетельствования» церковной власти. Но высшая степень свободы для лояльного московского подданного XVII в. — прямая, без посредников зависимость от государя. Это, конечно, касается того, кто не намеревался рвать связи с обществом. В противном случае были и другие пути: открытая борьба с официальной культурой — путь Аввакума; уход в «прекрасную пустыню», к лесным старцам, в юродство, в гулящие люди или даже в бунт; наконец, бегство из России — путь Гришки Отрепьева, Тимофея Акундинова и Котошихина. Но профессиональный поэт таких поползновений не обнаруживал: он жил в обществе и для общества, ибо ощущал себя просветителем. Конечно, в России XVII в. встречается и герметизм, но лишь как исключение; просветительство же бесспорно господствует. Итак, освободившись от вериг, налагаемых церковной властью, «трудник слова» попал в зависимость от власти светской и от самого царя. Наивно, конечно, рисовать отношения поэта и монарха в идиллических или патронально–сервильных тонах. Наивно представлять дело так, будто первый воспевает второго, а тот благосклонно внимает звукам лиры, осыпая певца высочайшими милостями. Хотя в литературной жизни абсолютистской Европы (включая Россию) раболепие перед монархом никого и не шокировало, тем более что его узаконили авторы первого ряда — Джон Барклай в «Аргениде» и Бальтасар Грасиан в «Герое», всё же в паре поэт — монарх с самого её появления в официальной культуре Москвы ощущался драматизм. Панегирическая поэзия Симеона Полоцкого проблемна. Наряду с проблемой поэта она ставит и проблему царя. Эту традицию продолжал и XVIII век (оды Ломоносова и Державина). Покончил с нею лишь Пушкин: в 30–х гг. XIX в. поэт наконец сбросил путы высочайшей опеки. |
| Во гласе трубнем Онаго хвалите, в псалтири, в гуслех честь Ему творите. Хвалите Его в лице и тимпане, хвалите Его в струнах и органе. В доброгласных си кимвалех хвалите, восклицания в кимвалех славите. Всяк дух да хвалит вся создавша Бога, везде и всегда слава Ему многа. Псалом 151 Аз во братии моей бех юнейший и в дому отца моего малейший. Пастырь бех стада овец мя родивша, то ми вручивша. Руце ми орган художне счиниша, и персты моя псалтир составиша. И кто Господу возвести моему да служу Ему. Сам мя услыша, изволи послати ангела от стад отчих мя из[’]яти. Елеем главу помазал есть мою во службу Свою. Братия мои добри и велицы, в очесех людских бяху человецы. Но не бе воля Богу их избрати, силу прияти. Аз в стретение иноплеменнику изыдох смело, чуду превелику. Иже проклят мя идолы своими всепроклятыми. Аз же исторг меч преострый от Него, в силе Господней обезглавих его. От Израиля от[’]ях ругание и стенание. 1 В.Ш.: Симеон Полоцкий (Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович; 1629–1680) – выпускник Киево-Могилянской академии и, вероятно, Виленского иезуитского коллегиума; талантливый польско-литовский (белорусский) православный проповедник, ученый полемист и богослов, переводчик, «дидаскал» и педагог, организатор школьного образования и книгопечатания, вошедший в историю как один из наиболее выдающихся восточнославянский поэтов XVII в., явившись в России во многом основоположником поэзии (силлабического стихосложения) и драматургии как новых видов литературы. Поэтический стиль Симеона отличает панегиричность и дидактический аллегоризм, стремление к логическому переосмыслению образов, книжная эрудированность и искусственность в целом барочного, стилистически и лексически многообразного языка, схоластическое восприятие античной литературы и т.д. По словам И.П. Еремина, стихотворения Симеона Полоцкого «производят впечатление своеобразного музея, на витринах которого расставлены в определенном порядке… самые разнообразные вещи, часто редкие и очень древние. Тут выставлено для обозрения все основное, что успел Симеон, библиофил и начетчик, любитель разных «раритетов» и «куриезов», собрать в течение своей жизни у себя в памяти» (Еремин И.П. Поэтический стиль Симеона Полоцкого //ТОДРЛ. Т. 6. М.; Л., 1948. С. 125). |
| Лилеева, считаю его достойным степени кандидата богословия». 24) О сочинении студента Лобанова Василия на тему: « Симеон Полоцкий , как проповедник». а) И. д. доцента В.П. Виноградова : «Задача, которая была поставлена г. Лобанову, состояла в анализе проповедей Симеона Полоцкого со стороны источников. Автор предпочел совершенно уклониться от этой задачи. Не счел он нужным и вообще утруждать себя обстоятельным и детальным изучением произведений, ограничившись поверхностным ознакомлением; по крайней мере, сочинение не дает ни малейших поводов заподозривать автора в излишнем внимании к первоисточникам. Главное свое внимание автор отдает ученой литературе своего предмета. Эту литературу г. Лобанов изучил с удовлетворительной для студенческой работы полнотой и с достаточным трудолюбцем. Почти все цитаты здесь он счел долгом проверить по самим памятникам по изданиям, имеющимся в академической библиотеке. —361— В результате получился довольно толковый компилятивный труд, свидетельствующий, что автор использовал год со значительной пользой для себя хотя и не для науки. Из других недостатков сочинения автору следует особенно поставить на вид, что проверка чужих цитат не дает еще ему права выдавать их за свои (с. с. 15, 16, 19, 20, 23 и др.), а отсутствие тех или иных изданий в академической библиотеке не уполномочивает на списывание цитат без понимания их значения (например, с. 37 прим. 1). В плане сочинения наблюдается несоразмерность: автор уделяет больше, чем следует, места второстепенным сторонам предмета (например, отдел о суевериях с. 64 и след.) и очень мало и совершенно бесцветно изображает более важные (например, догматический и нравственный элементы в проповедях Симеона, с. 77 и след.). Степени кандидата богословия автор может быть удостоен». б) Экстраординарного профессора Д.И. Введенского : «После общих биографических сведений о Симеоне Полоцком , студент Лобанов говорит о состоянии проповеди в северной Руси до прибытия в Москву Симеона Полоцкого и о внутренней и внешней сторонах проповедей последнего. |
|
|
