| Но рекомендация Партийной канцелярии не устроила Инспекцию по делам военнопленных ОКВ, которая считала необходимым следовать указаниям, данным в начале войны, и не хотела допускать в лагеря даже антибольшевистски настроенных эвакуированных. В то же время чиновники инспекции в 1944 г. уже понимали, что решать проблему как-то надо, и, возможно, в предложении митрополита увидели приемлемое альтернативное решение. Поэтому 22 апреля они запросили у РМО отзыв о митр. Серафиме и необходимости духовного окормления военнопленных, подчеркнув в своем письме: «Для примерно 800 000 советских военнопленных имеются в распоряжении только 8 военнопленных советских священников. Поэтому душепопечение практически невозможно. В целом существует большая потребность в духовной опеке среди советских военнопленных… Так как согласно существующим определениям душепопечение советских военнопленных разрешено только военнопленным священнослужителям, имеется причина сделать пригодных представителей духовенства священниками… Подготовка гражданских священнослужителей не решит вопроса, так как их не допускают в лагеря военнопленных» 587 . Ответ из РМО от 5 июня 1944 г. (проект которого написал руководитель религиозной группы К. Розенфельдер) был резко враждебен как по отношению к митр. Серафиму лично, так и к РПЦЗ в целом: «Она монархически ориентирована и представляет русских эмигрантов. Карловацкий Синод рассматривался как патриархом Тихоном, так и его преемником нынешним патриархом Сергием в качестве находящегося в схизме. Прочие самостоятельные Православные Церкви воздерживаются от поддержки эмигрантской Русской Церкви. По этим причинам использование митр. Серафима для душепопечения военнопленных нежелательно». В своем стремлении опорочить РПЦЗ министерство взяло на себя роль защитника церковных канонов и даже сослалось на позицию проживавшего в Москве Преосвященного Сергия (Страгородского) , назвав его патриархом (!), что, естественно, никогда не признавалось нацистскими ведомствами. Впрочем, под влиянием военных поражений и изменения советской религиозной политики (о чем говорилось в проекте письма) и РМО считало теперь необходимым изменить прежний порядок: «Я прошу еще раз изучить вопрос, можно ли, не изменяя существующий до сих пор порядок, все же допустить некоторых из этих [эвакуированных с Украины] однозначно антибольшевистски настроенных священников в качестве душе попечителей военнопленных» 588 . |
| Нам представляется, что ревизия, оценив скорее внешнее состояние академических корпораций, уклонилась от всестороннего анализа причин академических настроений и не побудила к этому анализу. Она еще более усилила противостояние между академическими корпорациями и церковной властью, направив усилия последней опять-таки на путь административного усмирения и наказания. Одним из проявлений начавшейся кампании по усмирению высшей духовной школы служит факт опубликования архиепископом Антонием (Храповицким) своего «Отчета» о ревизии КДА, которая, по его мнению, «отдавала старой Могилянской бурсой, большой семинарией, не похожей на высшую школу» 2180 . Датированный 9 октября 1908 г. «Отчет» издан в типографии Почаевской лавры спустя год (в конце 1909 г.), накануне заключительной стадии обсуждения в Синоде нового академического Устава. Свой «Отчет», отпечатанный в количестве трехсот экземпляров, архиепископ Антоний разослал как частным лицам, так и в редакции многих газет и журналов, а также направил главам всех автокефальных православных церквей 2181 . Опубликование «Отчета» имело четко обозначенную цель – обоснование необходимости нового Устава соответствующего направления и формирование общественного мнения в надлежащем духе, но главное – оно носило характер «публичной порки» всех академий (на примере Киевской). Публицистический характер документа подтверждает и другой факт. Как ни парадоксально, никто из профессоров, которых архиепископ Антоний подвергал в первой части своего «Отчета» уничтожающему разносу (и восхвалял во второй), не пострадал. По результатам ревизии не был уволен ни один профессор КДА, дело ограничилось предупреждениями и отстранением профессора В. П. Рыбинского от должности инспектора (с оставлением в Академии). Более того, «Отчет» находился в полном противоречии с информацией, помещаемой на страницах печати по ходу самой ревизии в КДА. В частности, через несколько дней после ее завершения и отъезда архиепископа Антония из Киева, в «Колоколе» сообщалось, что в своем заключительном слове, произнесенном на заседании религиозно-философского студенческого кружка, преосвященный ревизор «выразил свое удовольствие по поводу замеченного им единения между профессорами и студентами и снова и снова повторил ранее им высказанное мнение, что Киевская духовная академия на него произвела прекрасное впечатление, что в жизни ее есть такие хорошие стороны, которые не замечаются в других духовных академиях» 2182 . «Отчет», наряду с ранее рассматриваемой нами запиской («В каком направлении должен быть разработан устав духовных академий?»), представляет интерес как отражение взглядов части церковной иерархии, во главе с архиепископами Антонием (Храповицким) и Сергием (Страгородским) , именно в эти годы пытавшимися максимально реализовать в церковной политике свои идеи, в частности в отношении духовного образования. |
| Первыми по времени были представлены митрополитом Антонием (Вадковским) «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви». Согласно «Исторической записке», 20 февраля Витте приехал к митрополиту Антонию и попросил «заготовить вопросные пункты для Комитета министров для могущего быть в заседании его рассуждения о церковной реформе» 1437 . По поручению митрополита «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной церкви» были составлены иеромонахом Михаилом (Семеновым) и «окончательно редактированы» ректором СПбДА епископом Сергием (Страгородским) ; 26 февраля митрополит Антоний лично передал текст С. Ю. Витте 1438 . В «Исторической записке» и в приложенных документах, в частности во Всеподданнейшем адресе, всячески подчеркивалось, что митрополит Антоний принял участие в обсуждении реформы по приглашению С. Ю. Витте, который не раз заявлял в заседаниях Особого совещания Комитета министров о данных ему на то Высочайших полномочиях. Такая трактовка встретила возражение со стороны К. П. Победоносцева , в одном из писем митрополиту Антонию (от 18 апреля 1905 г.) высказавшего сожаление, что он не получил заранее «редакции всеподданнейшего адреса», где встречаются неточности в изложении дела, ибо председатель Комитета министров внес на рассмотрение Особого совещания Комитета министров вопрос о церковной реформе, «не имея полномочий от Его Величества и без ведома Св. Синода, по частному соглашению с Первоприсутствующим членом» 1439 . Согласно же «Исторической записке», в Комитете министров не предполагалось «вести самые преобразования, а только ставился вопрос о желательности или нежелательности пересмотра положения Церкви по известным пунктам, и по утвердительном решении рассуждение о самом преобразовании должно перейти в особое совещание из представителей церковной иерархии с участием сведущих лиц из духовенства и мирян» 1440 . 9 марта митрополит Антоний получил приглашение на заседание Комитета министров, которое должно было состояться 16 марта. |
| И все же я согласен с мнением святителя Феофана. В наших богослужебных книгах, конечно, возможны некоторые изменения отдельных слов. Но прежде всего, их количество незначительно, и эта замена должна иметь целью не упрощение и русификацию, а прояснение смысла, что и делали все предшествующие книжные справы. Но весь вопрос заключается в том, какие конкретно люди, - кто будет проводить такую справу? Богослужебные тексты содержат в себе всю полноту православного вероучения, и их язык может и, наверное, должен совершенствоваться для достижения максимально возможной выразительности. Однако это дело настолько тонкое и деликатное, что трудно даже представить себе, кто бы сейчас за него мог взяться. Для такой работы мало знать грамматику славянского языка, надо ещё быть знатоком церковного устава и греческого языка, разбираться в византийском стихосложении и поэтике, обладать профессиональной музыкальной культурой. Но и этого недостаточно. Надо быть глубоко укорененным в православной традиции, в церковном Предании и быть их действенным защитником. Но самое важное - надо любить церковнославянское богослужение и дорожить церковнославянским языком как неоценимым сокровищем! Однако, судя по составу Межсоборного присутствия, мы вправе сомневаться, что ответственное дело исправления отдельных слов наших богослужебных книг будет возложено на людей, дорожащих церковнославянским языком. Складывается впечатление, что заниматься «новой книжной справой» будут в основном те, кто относится к церковнославянскому языку весьма критично. А посему любая значительная книжная справа сейчас несвоевременна, и нужно ограничиться составлением подстрочника к тем словам и предложениям, которые на слух могут показаться непонятными и невразумительными. Их церковнославянские синонимы и следует поместить внизу соответствующих страниц богослужебных книг, как это имеет место сейчас в Псалтири. В пункте 2 упоминается также о деятельности Комиссии по исправлению богослужебных книг, учрежденной Святейшим Правительствующим Синодом и возглавляемой архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским). |
| Из опасения попыток освобождения арестованных верующими их тотчас же отправили в Москву. 20 августа Особое совещание лишило их права проживания в ряде крупных городов, в том числе и в Вятке, и постановило на три года прикрепить их к определенному месту жительства. Владыка Виктор выбрал место поближе к своей вятской пастве: город Глазов Ижевской губернии Вотской области. Встреча с митрополитом Сергием (Страгородским) привела к назначению его епископом Ижевским и Воткинским, временно управляющим Вятской епархией. Преосвященный Виктор не счел полезной и нужной публикацию Декларации митрополита Сергия. Будучи человеком прямым, он не стал читать ее верующим, а отослал владыке Сергию с объяснительным письмом. Началась пора острой полемики… 4 апреля 1928 г. Владыка был вновь арестован. Очевидно, власти были чрезвычайно задеты тем, что в одном из его писем к пастве по поводу Декларации шла речь об исповедничестве. 18 мая последовал приговор: трехлетнее заключение на Соловках. В лагере владыка Виктор нередко тайно служил литургию на уединенных полянках. Был он, по воспоминаниям соузников, ласков и приветлив и умел утешать всех и каждого приветливым словом, а часто и подарочком, тем более что с началом навигации Владыка получал много посылок — и через несколько дней почти все вещи и продукты бывали розданы. С епископом Максимом (Жижиленко) владыка Виктор вел длительные духовные беседы, назидавшие сокамерников. 4 апреля 1931 г. кончился срок заключения, но уже 10 апреля Особое Совещание приговорило Владыку к трехлетней ссылке в Северный край, в деревню Караванную вблизи Усть-Цильмы, на берегу Печоры. Две ссыльные монахини помогали ему, хотя срок их ссылки уже кончился. Ссыльных и особенно духовенство власти преследовали еще более рьяно, чем на свободе; в конце концов все ссыльные священники и миряне были арестованы. На допросах от Владыки требовали лжесвидетельства и оговоров (первые восемь суток допросов он провел на ногах и без сна). Применялся так называемый “конвейер”: быстро меняющиеся следователи задавали одни и те же вопросы. |
| Старокатолики возражают против законности самого термина «пресуществление». «Церкви Востока и Запада, говорят они, были соединены, когда слово «пресуществление» еще не существовало», и «в богослужебных книгах Русской Церкви это слово не находится». Но, ведь, и слова «единосущный» нет в Св. Писании, не было его и в церковном предании, и, тем не менее, оно стало обязательной формулой православного догмата, когда явилась нужда выразить этот догмат с ясностью, не допускающей перетолкований. Точно так же и мы, боясь субъективизма в понимании Таинства Евхаристии, имеем право и обязанность взять для выражения нашей веры термин хотя бы самый новый, но более определенно, чем все прежние, указывающий на объективное значение Таинства. Однако, отстаивая всеми силами православное учение об объективном значении Таинства Евхаристии и удерживая у себя термин «пресуществление», мы должны принять в соображение в наших спорах со старокатоликами то особенное, совершенно своеобразное и чуждое нам освещение, какое дается термину «пресуществление» на Западе. Если для нас это случайный и лишь условный термин, с которым филологически мы, пожалуй, никакого особенного представления не соединяем; если для нас это лишь внешний знак Таинства, то для западных это вполне определенное и специально выработанное выражение известной философской мысли об отношении эссенции к акциденции. Перенося этот термин в богословие, на Западе хотели объяснить именно самый способ, каким совершается Таинство, хотели непостижимую истину сделать постижимой и представимой, хотели явлению духовному придать различимость явлений чувственного мира и чрез то впали в грубый материализм, претящий свежему религиозному чувству (вспомним у Хомякова сельского священника, который о латинском учении отозвался, что у них в рассуждениях о Причащении слышится «мясо», а не Тело Христово). Зная этот подлинный смысл термина «пресуществление», воспитанные на его буквальном применении в богословии со всеми последствиями такого применения, старокатолики психологически не могут помириться с этим ужасным для них термином и не принимают его, несмотря на всю свою готовность веровать по-православному. Наш долг, в этом случае, не требовать от них непосильного. |
| Так что в сорок дней образуется не «биомасса», а законное дитя. Кстати, патологоанатомы установили, что сердце живёт именно сорок дней. Любопытно, что до революции, когда в обществе торжествовал материализм, была создана комиссия по исправлению богослужебных книг во главе с владыкой Сергием Страгородским, архиепископом Финляндским. Её модернистская обновленческая деятельность под диктатом нового кумира – науки – нанесла большой урон содержанию ряда богослужебных книг, в частности, Триоди Цветной и Постной, написанных духом Святых Отцов и их уникальным ведением. Вот они – плоды обновленчества. Стыдно, мол, перед учёными! Как это так – сердце на сороковой день после смерти перестает функционировать? Отсталость – и мол, засмеют!.. Огромная благодарность митрополиту Питириму Нечаеву, главе Издательского отдела Московской патриархии, председателю комиссии, которая переиздала богослужебные книги в их святоотеческом текстовом оригинале. Что же касается терпимости и толерантности, то здесь иногда идёт самая настоящая понятийная подмена и смысловая эквилибристика. Мы уважаем веру других людей, исповедуем известные общечеловеческие ценности, со всеми мирно сосуществуем, всех любим, но одновременно свято чтим и исповедуем Господа нашего Иисуса Христа как Истину в последней инстанции. Это – принцип, ради которого во все века проливалась кровь христианских мучеников. Он свят и ревизии не подлежит. И здесь нет места никакой толерантности. Потому что в данном случае она – синоним частичного или полного отречения от веры Христовой в угоду расхожим идейно-политическим и далеко не всегда безупречным интересам очередной правящей элиты. Замечено – легче всего уступить и смолчать. Это выгодно и всегда удобно. Но – для совести всегда донельзя противно. Лучше не потакать веку сему, что во зле лежит. Лучше будет и для души, и для вечности. Да и противники поневоле уважать больше будут. Господу угодно, чтобы не было в нашем сердце теплохладности. Она, кстати, синоним нынешней толерантности – так, как её понимает современный мир и могущественные политики люциферианского начала, стирающие грани религий и соединяющие их в эклектическую аморфную квазирелигиозную массу. |
| В частности, критериология исихастского органона содержит специальные указания на сей счет, принадлежащие еще Евагрию Понтику (IV b.). 3) Слушатели согласятся, я думаю, что апология психоанализа — никак не моя задача в этом докладе; да она и вообще сегодня уместна разве что в комическом жанре. За действительным положением вещей могу отослать, к примеру, к недавнему специальному выпуску одного из лучших наших психологических журналов, «Московского психотерапевтического журнала». Название выпуска — «Лакановский психоанализ». А то, что инвективы в адрес психоанализа звучат от имени «науки», производит опять-таки комическое впечатление. В целом, в вопросах выражались позиции отнюдь не «научности», а партийности в науке, позиции партии или школы — притом, как на первый взгляд кажется, некой отсталой и маргинальной школы. Очень хотелось бы ошибиться в этом. 4) Последний вопрос уже не по части психологии. Даю точную справку: дискурс синергийной антропологии — научный дискурс, проводимый в парадигме участности по отношению к сфере аутентичного религиозного опыта. Это — не богословский и не конфессиональный дискурс. Как верно сформулировала австрийская исследовательница Кристина Штекль, «Синергийная антропология Хоружего не является конфессиональным дискурсом … Это не есть и религиозная антропология… Фактически, это не более (но и не менее) чем антропология, которая сохраняет независимое место для религиозного опыта в антропологическом дискурсе». ( Один из слушателей просит задать вопрос основному докладчику) О.Н. Губанов: Дайте оценку имяславию. С.С. Хоружий: По имяславию в «Библиографии исихазма», которую я привез, имеется специальный раздел, который я же составил, и который я сопроводил суммарной, резюмирующей статьей. В целом, я присоединяюсь к богословским оценкам, которые были сделаны митрополитом Сергием Страгородским и греческими богословами. Это — известные оценки в опубликованных текстах. В частности, богословское мнение, сформулированное профессорами греческой богословской школы в Халки, в последние годы не раз перепечатывалось в России. |
| При участии Издательского Совета организована выставка «Великая Отечественная война. 19 ноября 1942 — 7 ноября 1944» 13.12.2023 14:07:46 МОСКВА 8 декабря 2023 года в Выставочном зале федеральных государственных архивов в г. Москве состоялось открытие историко-документальной выставки «Великая Отечественная война. 19 ноября 1942 — 7 ноября 1944». На выставке представлены документы и экспонаты, повествующие о ключевом периоде Великой Отечественной войны: от начала советского контрнаступления под Сталинградом 19 ноября 1942 года и до освобождения от фашистов Советского Союза к ноябрю 1944 года. Выставка организована Федеральным архивным агентством при поддержке Российского исторического общества и Фонда президентских грантов. На экспозициях представлены свыше 300 документов, фотографий, аудиозаписей, фрагментов кинохроники и военных карт, которые отражают восстановление хозяйства в освобожденных районах страны, преступления нацистов и их пособников на оккупированной территории СССР, подвиги партизан и подпольщиков, материалы о деятельности антигитлеровской коалиции. В рамках выставки представлен стенд, повествующий о встрече в сентябре 1943 года председателя Совета народных комиссаров СССР И.В. Сталина с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), а также митрополитом Ленинградским Алексием (Симанским) и Экзархом Украины митрополитом Киевским и Галицким Николаем (Ярушевичем). Представлены документы об образовании Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР, а также о проведении Архиерейского Собора и избрании Святейшего Патриарха Сергия. Ряд документов публикуется впервые. Эта экспозиция дополнена личными вещами, принадлежавшими митрополиту Сергию (Страгородскому), из собрания Издательского Совета Русской Православной Церкви. В открытии выставки приняли участие: руководитель Федерального архивного агентства А.Н. Артизов, председатель правления Российского исторического общества Р.Г. Гагкуев, директор Департамента информации и печати Министерства иностранных дел Российской Федерации М.В. Захарова, специальный представитель Президента РФ по международному культурному сотрудничеству М.Е. Швыдкой, директор Департамента по архивам и делопроизводству Министерства юстиции Республики Беларусь О.Л. Воинов, руководитель Российского государственного архива древних актов В.А. Аракчеев, научный руководитель Российского государственного архива социально-политической истории А.К. Сорокин, заместитель председателя Издательского Совета иеромонах Макарий (Комогоров). |
| Что я хочу сказать: пути у различных Поместных Церквей были достаточно разными, что потом, в 60-е годы, проявилось в различном отношении к экуменическому движению и к переходу на «новоюлианский» стиль. Церковно-славянский язык, например, в значительном масштабе сохранился только в Сербской Православной Церкви и так далее. Можно на эту тему говорить много… Пономарева М.: Как вы считаете, история Русской Церкви уже достаточно изучена в мире? Или по-прежнему имеются белые пятна? Шкаровский М.В.: Конечно, имеются, и довольно много. Связано это с тем, что настоящее научное изучение РПЦ началось только в 1990-е годы, и то ближе к концу 90-х годов. Собственно, только тогда появился первый хороший сборник документов, появились первые серьезные монографии, и за десять с небольшим лет, которые прошли с того времени, я считаю, сделаны еще только первые подступы к этой теме. Существует множество серьезных проблем для дальнейшего развития церковно-исторической науки, и одна из главных – это недоступность до сих пор массы архивных документов, причем даже в 90-е годы архивы были в большей степени доступны для исследований, чем сейчас. Это касается и президентского архива, и архива ФСБ, и некоторых государственных архивов, в частности, бывших партийных архивов, в которых вновь была закрыта часть фондов, доступных в 90-е годы. К сожалению, эта тенденция ограничения доступа исследователей, в том числе церковных, к архивным материалам продолжает развиваться, причем у нее есть новые неблагоприятные симптомы: как раз в это время идет судебный процесс в Архангельске над местным историком, заведующим кафедрой истории Поморского университета Михаилом Супруном, который изучал материалы о репрессиях немцев, выселенных в Архангельскую область. Его обвинили в нарушении закона о сохранности личной тайны, который был принят в начале 2000-х годов и очень существенно ограничил доступ к материалам о подвергавшихся репрессиям. Но дело в том, что недоступна стала не только часть материалов о репрессиях, но и часть общих директивных документов партийных органов, органов госбезопасности в отношении церковной политики, причем это касается даже 1920-х годов. Назову только один сюжет – переговоры с митрополитом Сергием (Страгородским), тогда заместителем патриаршего местоблюстителя, перед его освобождением в 1927 году: на каких условиях он был освобожден, какую политику в связи с этим в дальнейшем был вынужден проводить – это в значительной степени остается неясным. Неисследованных сюжетов, ключевых для истории Православной Церкви XX века, к сожалению, еще довольно много. |
|
|
