| – Ты знаешь, сколько раз он свою «Тамань» переписывал? Ты «Тамань» давно читала? Вот тебе задание – обязательно в ближайшие дни перечитай. Он тридцать раз ее переписывал, пока не добился совершенства! А вот это – я просто с ума схожу от восторга, от этой гармонии: Прочь, прочь, слеза позорная, Кипи, душа моя! Твоя измена черная Понятна мне, змея! Я знаю, чем, утешенный, По звонкой мостовой Вчера скакал, как бешеный, Татарин молодой. Он перевел дыханье и развел руками от восторга. – И ведь, знаешь, это добивается тонкой работой, кропотливой, упорной, потом, если угодно, а ощущение – такой простоты и естественности! Боже мой, что надо человеку, что ему надо? Всего-то – «чтобы от истины ходячей всем стало больно и светло». Больно и светло – понимаешь? Ну, что скажешь? Я увидела, что Тутти крутится на одном месте, примеривается, чтобы присесть. Схватила ее под мышку, напялила куртку, дутики: – Ты куда? – заволновался Петя. Но я уже была на веранде. Вернулась, вымыла Тутти лапки, села к Пете за стол. Он все еще сидел, потрясенный только что прочитанным, и я постаралась соответствовать ему: – У Анненского есть перекличка с этим стихотворением в «Квадратных окошках». Та же тема рокового соблазна, гибели. И – ритмика. Помнишь? Молчи, воспоминание, О грудь моя, не ной. Она была желаннее Мне тайной и луной… – «А знаешь ли, что тут она?» – «Возможно ль, столько лет?» – «Гляди, фатой окутана… Узнал ты узкий след? Так страстно не разгадана, В чадре живой, как дым, Она на волнах ладана Над куколем твоим». – «Она… да только с рожками, С трясучей бородой — За чахлыми горошками, За мертвой резедой». – Нет, – сказал он. – Это все не то. Я люблю, чтоб было все проще, жестче. Чтобы – вообще как бы из ничего. Без рожек с горошками. Чтоб – больно и светло. И все. Я тут перечитывал Блока, и мне так захотелось у него поправить эпитет в стихотворении «Венеция». Мне кажется, он бы согласился. Вот смотри. В тени дворцовой галереи, Чуть озаренная луной, Таясь, проходит Саломея С моей кровавой головой. |
| 8. Индустриальной (технократический) характер цивилизации. Сегодня этот признак каинитской цивилизации не вызывает никакого сомнения. Стоит лишь обратить внимание на два принципиально новых момента. Во-первых, индустриальные мощности сегодня из стран «золотого миллиарда» перемещаются за пределы этой зоны на периферию мирового хозяйства. Территорией индустриализации становится почти вся наша планета. Что касается стран «золотого миллиарда», то они сегодня получили название «постиндустриального общества». Эти страны сами уже почти не производят промышленную продукцию и многие другие материальные блага, но при этом активно пользуются этими благами. Во-вторых, все более проявляется антигуманный, разрушительный характер технологий, потому что процесс создания и использования этих технологий контролируется современными каинитами. Например, компьютерные и коммуникационные технологии ставят под контроль («электронный колпак») все человечество. Ядерные и авиационно-космические технологии в первую очередь используются в военной сфере. Вместе с развитием техносферы растут угрозы, связанные с возможными технологическими катастрофами. Например, аварии на атомных электростанциях или разливы нефти в океане. Растут риски использования объектов техносферы для разного рода диверсий и провокаций. Обостряется экологическая обстановка во всем мире, поскольку технологии нацелены на перемалывание природных ресурсов планеты и хищническое использование биосферы. 9.Появление искусства и культуры, оторванных от Бога. Так называемые «искусство» и «культура» стали мощнейшими средствами развлечения. А точнее сказать - средствами отвлечения человека от Бога. Сегодня они не только «отвлекают», но также «привлекают». За внешней пошлостью, развратом, безвкусицей «произведений» «искусства» и «культуры» явно проглядывает образ того самого дьявола, который совратил первых людей и подвиг Каина на убийство. Все эти современные Элвисы Пресли, Джоны Ленноны, Аллы Пугачёвы, Майклы Джексоны являются «миссионерами» фарисейско-саддукейской цивилизации. Собирательный образ всей этой «творческой элиты» - Саломея, дочка Иродиады (Мр.6:22), которая вошла в историю не только и не столько как танцовщица, сколько как соучастница убийства. |
| 2. Все эти распри быстро росли, так как удобною для того почвою являлось отсутствие царя. Когда Ирод вернулся и обратился, как мы выше упомянули, с речью к народу, Ферор и Саломея немедленно явились к нему с представлением, как велика для него опасность со стороны юношей, которые-де без стеснения грозят не отлагать мщения за убийство своей матери. Вместе с тем они указывали Ироду также на то, что те рассчитывают при помощи каппадокийца Архелая предстать перед Цезарем и обратиться к нему с обвинениями против отца своего. Услышав это, Ирод очень встревожился и еще более смутился, когда ему о том же сообщили также и другие. При этом он не мог не подумать о прежде постигших его бедствиях, как он лишился своих лучших друзей и любимой жены вследствие возникших в семье распрей, а так как он предвидел, что ближайшее будущее сулит ему гораздо более тяжкое горе и несчастье, он был крайне расстроен. Дело в том, что, несмотря на дарованные ему Господом Богом и превосходившие всякие ожидания внешние успехи, он в домашней жизни был невыразимо несчастен и рознь эта доходила до таких пределов, что никто себе этого даже не мог представить; вместе с тем он не знал, не отдать ли ему все внешние свои успехи за устранение зол в домашней среде и не лучше ли будет избавиться от такого обилия домашних неурядиц отречением от высокого царственного положения. 3. Находясь в таком смущении и столь неопределенном положении, он решил, чтобы обуздать юношей, призвать другого сына своего, Антипатра, который родился у него, когда он еще был частным человеком, и дать ему почетное положение, впрочем, не в такой степени, как сделал он это впоследствии, уступив и отдав ему все. Таким путем Ирод рассчитывал сократить притязания сыновей Мариаммы и думал, что они тем скорее придут в себя, чем скорее поймут, что не они являются единственными господами положения и что не им одним и притом обязательно предстоит унаследование царской власти. Поэтому он ввел при дворе Антипатра в качестве их соперника, рассчитывая не без основания на целесообразность такой меры для себя лично и на то, что, если он поставит юношей на второй план, они со временем исправятся. Однако все случилось иначе, чем он предполагал. |
| 3. На следующий день Вар и Ирод собрались на заседание, куда были призваны также приверженцы обеих партий, родственники царя и его сестра Саломея, равно как все те, которые могли дать какие бы то ни было показания, те, которые подверглись пыткам, и схваченные незадолго до его приезда рабы матери Антипатра. Последние представили также письмо, содержание которого главным образом сводилось к тому, чтобы Антипатр не возвращался, так как царь осведомлен обо всем, и что единственным теперь для него заступником является император, где он может рассчитывать не попасться в руки отцу. Антипатр бросился перед отцом на колени и стал умолять его не произносить приговора, не расследовав дела, но выслушать его, потому что он имеет возможность оправдаться. Однако Ирод приказал вывести Антипатра в середину зала и затем стал громко жаловаться на то, что у него такие дети, от которых он уже столько страдал раньше, теперь ему на старости лет пришлось убедиться в столь ужасной гнусности Антипатра; при этом Ирод упомянул о том, как он постоянно заботился о воспитании и образовании своих детей, не жалея для этого ничего и всегда предоставляя для удовлетворения всех их желаний крупные денежные суммы. За это, говорил он, воздаянием теперь служит то, что они коварно старались загубить его жизнь и преступно домогаются царства, во всяком случае раньше, чем это дозволяется законом, желанием отца и чувством справедливости. Он удивляется Антипатру и тому, в расчете на что тот решился на столь отчаянный шаг. Ведь он документально уже назначен его преемником на престол и при жизни царя ни в чем не уступал ему, ни во внешнем блеске, ни в фактическом могуществе; ведь Ирод предоставил ему ежегодную ренту в пятьдесят талантов и дал ему на дорогу в Рим триста талантов. Вместе с тем он напомнил ему, что он теперь вполне уподобился своим братьям, если они действительно виновны в том, в чем он их осуждал; что если же они не виновны, то он напрасно взвалил на них вину и обвинил в тяжком преступлении [столь близких] родственников. Ведь все то, что постановил относительно их он сам, он постановил исключительно на основании донесений и сообщений его (Антипатра). Теперь братья считаются вполне оправданными, так как он сам навлек на себя подозрение в покушении на отцеубийство. |
| Всюду была поставлена тайная охрана. Всякого, кто казался опасным, тайно или открыто уводили в крепость Гирканию и там умерщвляли. Царь часто переодевался и под видом частного человека подслушивал общественное мнение. Он ввел также присягу в верности, но не мог принудить к ней, ни фарисейскю школу Абталиона и Шемаи, ни Ессеев. Как известно, Абталион и Шемая, при осаде Иерусалима Созием и Иродом, посоветовали сдать им город, так как Ироду принадлежит будущее. Ессеям, говорят, Ирод покровительствовал, так как один из них, Менахем, предсказал ему, еще мальчику, трон, а затем, когда он сделался царем, долгое царствование. Вероятно, он освободил их от присяги, так как наказанием этих религиозных, глубоко чтимых людей он вызвал бы слишком большую ненависть к себе, и потому что их образ жизни далекий от политики, и без присяги не мог казаться опасным. Вскоре Ирод самым чувствительным образом оскорбил иудейских законоведов, очевидно, просто вследствие неведения старинного закона. Как царь, он присвоил себе неслыханное в иудействе право самому издавать закон. И какой закон! Преступники должны были быть проданы вне государства. Это значило принудить израильтян к нарушению закона. По закону Моисея вор мог быть продан только израильтянину и то всего на 6 лет в том только случае, если он не мог вчетверо возвратить украденное. Можно себе представить, какое возмущение вызвала такая дерзость царя в народе, желавшем подчиняться только законам Божьим. В 18 г. до P. X. Ирод призвал своих сыновей, по окончании их образования, обратно на родину. Они вернулись зрелыми юношами, и народ с восторгом любовался их молодостью и прекрасной наружностью. Август еще раньше предоставил Ироду полную свободу в назначении преемника. По желанию Ирода, Август назначил своего брата Ферора самостоятельным князем (тетрархом) Переи для того, чтобы он мог быть наследником Ирода. Едва юноши успели возвратиться в Иерусалим, как сестра царя Саломея начала вести против них, как некогда против их матери, гибельные интриги. |
| Читай не так, как пономарь, А с чувством, с толком, с расстановкой. Теперь, наконец–то, и пономарь, точнее псаломщик, дождался своей реабилитации. Создалась целая философия и теология пономарства. Посуше, пожеще, построже. Выразительность — вот враг. И опять признаем, что театральная выразительность в Церкви еще неуместнее, чем в чтении стихов. Но отсюда далеко до апологии окамененного не чувствия. Борьба с эмоциональностью грозит засыпать песком все ключи живой воды и превратить эдемский сад в пустыню. «Камень веры» — и песок слов. А где же источник «воды, текущей в жизнь вечную»? Сентиментальность может быть оттенком эмоциональности: как чрезвычайное уточнение и обострение чувствительности. Но нашей эпохе до такой степени чужда чувствительность Карамзинского века, мы до такой степени огрубели и покрылись носорожьей кожей, что никому не приходит и в голову, желая поругаться, употреблять это слово в его первоначальном эстетическом значении. За то оно слышится — и при том на каждом шагу — в связи с этическими ассоциациями. Под сентиментальностью понимается теперь простое сострадание или жалость к человеку, даже всякое желание — не то, чтобы не убивать людей, а убивать их возможно меньше. Для генералов на войне сентиментальность— щадить жизнь своих солдат, если это может повредить успешности операции. Для большевиков сентиментальность — щадить жизнь своих врагов, остатки побежденных классов и даже просто людей, лишних в процессе строительства. Но у всех сейчас в крови размножаются микробы этого военного или большевистского яда. Разница лишь в том, какого цвета микробы, красного или черного, преобладают. Да и разницы, в сущности, почти нет. Все черные, ибо гасят свет. Все красные, ибо жаждут крови. Сейчас мы остановимся бегло на последнем, красном оттенке — и при этом не в чисто этической, а в отраженных сферах — в искусстве и религии. Борьба с моральной сентиментальностью в искусстве — проявляется в культивировании жестокости. Прямой садизм встречается редко; он принадлежит чувствительному веку, являясь извращением жалости. Это декаденты играли в садизм («Саломея») 432 . Наша эпоха требует естественного или деланного безразличия к человеческой жизни. Раздавил червяка и пошел дальше. Советская героическая литература, за малыми исключениями, вся построена на этой культуре холодной жестокости. Поразительно другое. Сам народ русский, русское крестьянство изображается зверем, изумительным по своей стихийной бесчеловечности. В Бунине и Горьком этот впервые привидевшийся им образ жестокого русского мужика вызывал отвращения. Для Вс. Иванова это прием героизации. Трудно сказать, насколько эти изображения правдивы. Несомненно, что революция провела какую–то неизгладимую борозду. Но сомнительно, чтобы она могла начисто вытравить жалость — в душе того народа, для которого жалость была единственной добродетелью. Озверел, вероятно, не русский народ. Озверела русская литература. |
| Еврейские законы, свободы которых просили эти представители народа, были совершенно противны римлянам, которые желали и в Палестине побороть варварство римско-эллинским духом. Август не мог, поэтому содействовать укреплению вновь этого варварства. И именно семье Ирода римляне были обязаны благодарностью за попытки эллинизировать евреев. Антоний и Ирод в течение двух поколений оказывали в этом направлении большие услуги, и император надеялся на традиции этой возвысившейся благодаря римлянам династии. Во всяком случае, он мог надеяться, что члены этой, несомненно, по его мнению, еврейской династии скорее в состоянии будут оказать благотворное влияние на народ в смысле эллинизирования его, чем какой-нибудь римский прокуратор. С другой стороны, было очевидно, что ни один из сыновей, оставшихся после Ирода, не обладает подобно ему, силой ума и характера, и именно вследствие этого явилось сомнительным, поймут ли они необходимость постоянной зависимости от Рима; и поэтому то, казалось, лучше всего последовать завещанию, оставленному самим Иродом, и разделить государство между его сыновьями. Римляне думали при таком устройстве равномернее влиять на еврейский народ из нескольких центров и надеялись, что если бы один из этих правителей оказался неподходящим, то на него легче можно было бы произвести давление или даже удалить его совершенно, чем в том случае, если бы он властвовал над всей Иудеей. Таким образом, Август, выслушав все высказанные пожелания, решил все-таки поступить сообразно последнему завещанию Ирода, но, не желая, по всей вероятности, давать повод к зависти, он не дал и Архелаю титула царя, а удержал для него, как и для Антония и Филиппа, титул тетрарха. В качестве тетрарха он управлял Идумеей, Иудеей и Самарией, с городами Иерусалимом, Цезареей, Себастой и Иоппе. Под его управлением находились также города Ябна, Асдод и Фазалис, доходами с которых пользовалась старая сестра Ирода Саломея. Кроме того, Август подарил ей еще дворец в Аскалоне. Газа же, Гадара и Гиппос были выделены из-под власти Архелая и, как эллинские города, причислены к провинции Сирии. |
| Оно было исполнением пророчеств. Да замрет в Иудее «голос торжества и голос веселия, голос жениха и голос невесты». Да не останется камня на камне от великого, стократ погибавшего в крови и пламени Города Мира. Ибо на долгий, долгий срок земля его, вся пропитанная кровью, должна была стать «терном и волчцами». Жить обычной жизнью после всего того страшного, что совершилось над ней, Иудея не могла. Долгий отдых нужен был ей. Пусть исчезнет с лица ее всякая память о прошлом. Пусть истлеют несметные кости, покроются маком могилы. Пусть почиет она в тысячелетнем забвении, возвратится ко дням патриархов... И она возвратилась. А. П. Ладинский (1896–1961) 36 Известный исторический романист и поэт Антонин Петрович Ладинский посетил Святую Землю в 1936 году по поручению выходившей в Париже газеты русской эмиграции «Последние новости», в которой он в то время работал. В предисловии к путевым очеркам, составившим книгу «Путешествие в Палестину», Ладинский писал: «...почувствовать тот воздух, очень сложный, составленный из многих ингредиентов, от бензинного газа трактора и порохового дымка до древних запахов Библии, – которым дышит эта необыкновенная и дорогая миллионам людей страна. Постараться запечатлеть этот воздух в печатных строках и являлось целью моей поездки в Палестину, Это путешествие отразилось и в других произведениях писателя, в таких, как, например, «Сотник из Капернаума» (1945) или «Саломея» (1946), а в его книгу стихов «Пять чувств» (Париж, 1938) вошло стихотворение «В Иерусалиме» (1937): Да, не прочнее камень дыма, И русским голосом грудным О камнях Иерусалима Мы с музой смуглой говорим. А у нее гортанный голос, И видел я на поле том, Она склонилась, чтобы колос Поднять, оставленный жнецом. Все розовое в этом мире – Дома и камень мостовой, Холмы и стены, как в порфире, Как озаренные зарей. Счастливец я! Бежав от прозы, Уплыв от всех обычных дел, На эти розовые розы Я целый день с горы смотрел. Из книги «Путешествие в Палестину» По святым местам Даже о святых местах приходится писать в связи с политическим положением. |
| 2. Тогда возгорелся его гнев, и прежде всего на жену Ферора, которую Саломея преимущественно очернила. Он созвал собрание родственников и друзей и, жалуясь перед ними на эту женщину, вспомнил, между прочим, ее оскорбительное обхождение с его дочерьми; дальше, что она денежными подарками подстрекнула к сопротивлению фарисеев и колдовством отвратила от него сердце брата. В заключение он в своей речи обратился к Ферору и предложил ему на выбор: отречься или от своего брата, или от своей жены. Когда же Ферор заявил, что охотнее он расстанется со своей жизнью, чем с женой, Ирод, не зная, что делать, обратился к Антипатру и приказал ему прекратить всякие отношения с женой Ферора, с этим последним и со всеми его приближенными. Этот запрет Антипатр не смел преступить открыто, но тайно он целые ночи проводил в их обществе; а так как его пугал надзор Саломеи, то он посредством своих римских друзей затеял поездку в Рим. Последние написали, что следовало бы Антипатра через некоторое время командировать в качестве посла к императору Ввиду этого Ирод немедля снарядил его в путь с блестящей свитой и большой суммой денег, поручив ему представить императору его завещание, в котором царем назначен был Антипатр, преемником же последнего - Ирод, сын Мариаммы, дочери первосвященника. 3. Одновременно с ним ехал в Рим аравитянин Силлай, не исполнивший приказов императора, ввиду того что Антипатру поручено было возобновить против него то самое обвинение, которое раньше еще было возбуждено Николаем. Кроме вражды с Иродом, Силлай находился еще в не менее сильном разладе со своим же царем Аретой, многих друзей которого, в том числе Соема - могущественнейшего человека в Петре, - он лишил жизни. Большими суммами он пытался привлечь к себе императорского домоправителя Фабата и надеялся найти в нем поддержку также против Ирода. Но последний предложил еще большую плату и отвлек от Силлая Фабата, которому также поручил взыскать с Силлая присужденную ему императором сумму. Но Силлай отказался от уплаты денег; он шея еще дальше и жаловался на Фабата императору: Фабат, доносил он, не преследует интересов своего повелителя, а служит только целям Ирода. Тогда Фабат, все еще состоя в высокой милости у Ирода, до того озлобился, что выдал тайны Силлая и открыл, между прочим, царю, что тот подкупил одного из его телохранителей, Коринфа. " Пусть только, - сказал он, - арестуют его " . Царь поверил этому доносу, потому что Коринф вырос во дворце и был араб по происхождению. Он немедленно распорядился о задержании не одного только Коринфа, но и двух арабов, из коих один был другом Силлая, а другой - предводителем одного из аравийских племен. Последние, будучи подвергнуты пыткам, сознались, что обещанием Коринфу большой суммы денег они уговорили его убить Ирода. Таким образом, и они после вторичного их допроса сирийским правителем Сатурнином были отправлены в Рим. |
| 8. Казнь своего сына Ирод пережил еще пять дней. С того времени, как он убийством Антигона достиг высшей верховной власти, протекли тридцать четыре, а со времени назначения его царем римлянами - тридцать семь лет. Прежде чем войско узнало о его смерти, сестра его Саломея вместе с ее мужем освободили всех пленных, которых царь приказал убить, заявив, что он изменил свое решение и теперь отпускает каждого на свою родину. А уже после того как те удалились, она объявила солдатам о кончине царя и созвала их и остальной народ в амфитеатр в Иерихоне. Здесь выступил Птолемей, которому царь вверил свой перстень с печатью, прославил имя царя, утешил народ и прочел царский рескрипт на имя солдат, заключавший в себе неоднократные напоминания о верности его преемникам. По прочтении рескрипта он открыл завещание и огласил его содержание. Филипп был в нем назначен наследственным владетелем Трахонитиды и пограничных областей; Антипа, как уже выше было упомянуто, - тетрархом, а Архелай - царем. Последнему вместе с тем было поручено препроводить императору перстень с печатью Ирода и запечатанные акты, касающиеся государственного правления, ибо императору представлено было утверждение всех его распоряжений, и он должен был еще санкционировать завещание. Все прочее должно было остаться без изменений, согласно первоначальному завещанию. 9. После этого раздались громкие, ликующие крики, приветствовавшие Архелая. Солдаты вместе с народом проходили мимо него группами, присягая в верности и испрашивая на него благословение Божие. Затем приступлено было к погребению царя. Архелай не остановился ни перед какими затратами; для большего блеска похоронной процессии он выставил перед народом все царские украшения. Парадная кровать была из массивного золота и украшена ценными камнями; покрывало - из чистого пурпура и пестрило узорами; тело, лежавшее на нем, было покрыто алым сукном; голову царя обвивала диадема, а над нею лежала золотая корона; правая рука держала скипетр. Парадную кровать окружали сыновья и многочисленная толпа родственников; непосредственно за ними шли телохранители, отряд фракийцев, затем германцы и галлы все в военных доспехах. Впереди шло остальное войско, предводительствуемое полководцами и командирами, в полном вооружении; за ними следовали пятьсот рабов и вольноотпущенников с благовонными травами в руках. Тело перенесено было на расстояние двухсот стадий в Иродион, где оно, согласно завещанию, было предано земле. Таков был конец Ирода. |
|
|
