| Виднэс М. Б. Неизвестный отрывок Псалтыри из Вестероса в Швеции//ТОДРЛ. 1971. Т 26. С. 352–356. Αn Early Slavonic Psalter from Rus. Vol. 1. Photoreproduction/Ed. by M. Altbauer, H. G. Lunt. Camb. (Mass.), 1978. Schenker A. Psalmen in den Hexapla: Erste krit. u. vollst. Ausg. der hexaplarischen Fragmenme auf dem Rande der Hs. Ottobianus graecus 398 zu den Ps. 24–32 . Città del Vaticano, 1982 (Studi e Testi; 295). 497 ρ. Норовская Псалтирь: Среднеболгарская рукопись XIV в. Ч. 1–2. София, 1989. Князевская О. А. [Рец.] Новая публикация славянской рукописи из ГИМ: Норовская псалтирь – среднеболгарская рукопись 14 в.//Археографический ежегодник за 1989 г. М., 1990. С. 329. Psalterii Sinaitici pars nova (monasterii s. Catharinae codex slavicus 2/N)/Sub red. Fr. V. Mares. Wien, 1997 (Österreichische Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse; Schriften der Balkan-Komision. Philologische Abteilung; 38). XXIV, 201 S. Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: С илл.: В 10 т. Т. 4. Псалтирь. М., 1997. 344 с. Фототипическое воспроизведение Псалтири из Геннадиевской Библии. Прозаические переводы с греческого и церковнославянского Псалтирь 1683 г. в пер. Аврамия Фирсова/Подг. текста, словоуказ. и пред. Е. А. Целуновой. München, 1989 (Slavistische Beitr.; 243). 652 с. Пер. еп. Порфирия (Успенского) : Образцы русского перевода священных книг Ветхого Завета 72 толковников: Образец второй: Псалтирь//ТКДА. 1869. 4. С. 37–70 [ Пс. 1–25 ]; Пятьдесят псалмов (26–75): Переведены с рукописной Псалтири 862 г.//ТКДА. 1873. 12. С. 173–240; Псалмы 76–118: Переведены с греческой рукописной Псалтири 862 г.//ТКДА. 1875. 8–11. С. 1–104. Отд. изд.: Порфирий, еп. [Чигиринский (Успенский К. А.)]. Псалтирь в русском переводе с греческого. 1 Киев, 1874 [ Пс. 175 ] – 1875 [ Пс. 76–150 ]; 2 СПб., 1893. 242 с.; 3 1906. 225 с. [на обложке: Изд. 2-е.]. Г. П. Федотов. Шестопсалмие: [Новый пер.]//Вестник Русского (Студенческого) Христианского Движения. Париж, 1952. 6. С. 21–23. Он же. Псалмы//Там же. 2001. 182. С. 101–112 ( Пс. 1–15 ); Он же. Перевод Псалтири//Там же. 2002–1. 183. С. 63–79 ( Пс. 16–30 );·2002-II. 184. С. 20–25 ( Пс. 32–35 ); 2003–I. 185. С. 96–107 ( Пс. 36–45 ); 2003–II. 186. С. 35–40 ( Пс. 46–50 ); 2004–II. 188. С. 93–103 ( Пс. 51–63 ); 2005–I. 189. С. (?) ( Пс. 64–79 ); 2005–II, 2006–I. 190. С. 19–31 ( Пс. 80–90 ); 2006–II. 191. С. 42–59 ( Пс. 91–105 ). [Продолжение следует.] |
| Итак, в первую очередь выскажу ряд замечаний по названию работы. Автор назвал свою статью «Православное образование в России после 1917 г. и в СССР», принимая во внимание, что издатели требуют от авторов статей формулировать название последних лаконично, название статьи о. Д. Конюхова не соответствует тексту публикации. Речь в статье идет по большей части о высшем духовном образовании (духовных семинариях и академиях, вопросы же среднего образования, как и воскресных школ, вынесены за скобки исследования). Частично автор касается темы обновленческих духовных заведений (которые нельзя называть православными в полной мере), и, наконец, в названии фигурирует аббревиатура СССР, хотя, за исключением упоминаний об Одесской духовной семинарии, речь в статье ведется о духовных школах, расположенных на территории РСФСР. Теперь перейдем непосредственно к тексту рецензируемой работы. Центральным вопросом работы, где автор добился наиболее существенных результатов, является обзор деятельности духовных школ в советскую эпоху. В статье обоснованно на первый план выдвигается история Московской и Санкт-Петербургской духовных школ, а также дается краткая характеристика церковным деятелям, трудившимся на административных и профессорских постах в непростой период существования Церкви. Автор, безусловно, углубляет наше представление о состоянии духовного образования непосредственно после Октябрьской революции, вскрывает новые черты взглядов прогрессивной православной общественности на реформирование духовного образования, применительно к сложившимся в стране политическим изменениям. Автор проявил умение разбираться в характере взаимодействия администрации духовных академий и семинарий с государственной властью в лице Совета по делам РПЦ, систематизировал материал по Русскому студенческому христианскому движению и обобщил его. Безусловной заслугой о. Димитрия являются некоторые уточнения существующих понятий о богословской школе и богословской науке, сложившейся в лоне Русской Православной Церкви Заграницей, а также других братских Поместных Церквах. Работа, бесспорно, проливает свет на некоторые прежде неизвестные, а также малоизвестные аспекты деятельности Учебного комитета при Священном Синоде Русской Православной Церкви, а также его председателей (митрополита Григория (Чукова), митрополита Алексия (Ридигера)). |
| Начиная с 1905 г. Зеньковский принимал деятельное участие в работе киевского Общества по изучению религии и философии (в 1910 г. стал его председателем). Замысел создания фундаментального обобщающего труда по истории русской философии также относится к данному периоду его творчества (1910 г.). Октябрьскую революцию 1917 г. Зеньковский воспринял как катастрофу, ибо «всегда считал себя монархистом, хотя и конституционным» . В мае—октябре 1918 г. в качестве министра вероисповеданий входил в состав правительства гетмана П. П. Скоропадского. Считая свой опыт политической деятельности явно неудавшимся, Зеньковский так писал по этому поводу: «Принадлежа по своему происхождению на 7/« к украинцам, я по воспитанию и чувствам всецело и абсолютно принадлежал России, — и это создавало лично для меня постоянные трудности на обе стороны. Те русские люди, которые узнавали о моем участии в украинском правительстве, нередко начинали относиться с недоверием ко мне как русскому человеку. А украинцы, хорошо зная о том, что я не только не разделяю политических идей сепаратизма, но и по своим убеждениям и чувствам являюсь русским человеком, относились и относятся ко мне с чрезвычайным недоверием, нередко награждая меня званием «зрадника» (изменника)» . В 1919 г. Зеньковский эмигрировал в Югославию (Белград), затем перебрался в Чехословакию (Прага, 1923) и, наконец, во Францию (Париж, 1926). В эмиграции энергичная натура Зеньковского проявилась в полной мере. В Белграде, куда он первоначально прибыл, — его принимали за «левого», что практически закрывало ему возможность получить место в университете. Лишь после ходатайства сербского патриарха Зеньковский смог занять должность профессора одновременно на философском и богословском факультетах Белградского университета. В белградский период Зеньковский плодотворно работал, опубликовал две книги: «Психология детства» (Берлин, 1923) и по–сербски «Русские мыслители и Европа» (русское издание вышло в «YMCA–Press» в 1926 г.). Зеньковский проявил недюжинные способности в области организации педагогической работы: был председателем Педагогического бюро по делам русской зарубежной школы в Праге (1923—1927), по его инициативе и при непосредственном участии открылся Высший педагогический институт в Праге (директор с 1923 по 1926); он один из основателей Русского богословского института имени преп. Сергия Радонежского в Париже (профессор с 1926 г. до конца жизни, после смерти о. Сергия Булгакова (1944) — декан); редактировал журнал «Вопросы религиозного воспитания и образования» (1927) и «Религиозно–педагогический бюллетень» (1927—1961). Зеньковский стоял у истоков организационного оформления Русского студенческого христианского движения (возникло в России еще до первой мировой войны) и с 1924 г. вплоть до своей кончины являлся его бессменным председателем. |
| – А как ваша семья оказалась за рубежом? Понятно, что ее к этому вынудили трагические события. – В 1917 году мои родственники уехали из России. – Успели уехать? Уже после октябрьского переворота? – Да. Часть родственников уехала почти сразу. А часть – в 1921 году. Точнее, они бежали через Одессу и Константинополь (Стамбул), потом попали в Сербию, а оттуда уже перебрались во Францию. – А как вы все оказались в Англии? – Моя бабушка, Мария Михайловна Зёрнова, вышла замуж за Густава (Гусар Гусарыча, как мы его называли) Куллманна. Он был известным швейцарским юристом, до Второй мировой войны работал в Лиге наций и очень много и активно занимался беженцами. Можно сказать, что он один из тех, кто придумал паспорт беженцам. – А, это тот знаменитый Нансеновский паспорт? – Да, Nansen passport, или status passport. Это временное удостоверение личности, введенное для апатридов и беженцев Лигой наций по инициативе Ф. Нансена. Он выдавался в 1920-х годах на основании специальных Женевских соглашений 1922 года. Но придумал эти документы как раз мой дед. И, кстати, он был активным участником многих мероприятий той части Русской Православной Церкви, которая оказалась за рубежом. Дедушкина семья поддерживала дружеские отношения с русской церковной интеллигенцией – с семьей Франка, Бердяевым и многими другими. Кстати, в 1988 году я ездил в Ярославскую область и побывал у отца Бориса Старка. И у него я неожиданно обнаружил фотографии моих родных – бабушки и дедушки, когда они были участниками Русского студенческого христианского движения (РСХД). – А родители ваши познакомились уже в Англии? – Моя мама родилась в Париже, а отец – в Швейцарии. Но познакомились они в Великобритании. Однако оба они, конечно, говорят на русском языке, потому что у нас в семье всегда поддерживали тесную связь с Россией и с Русской Православной Церковью. Меня, например, воспитывали в строго православных традициях. – А отец у вас православный? – Да, мой отец православный. Еще мой дедушка, его отец Густав Куллманн, перешел в православие. |
| А потом Лиза вышла замуж за судью, который выносил ей приговор, и стала Скобцовой... В общем, не судьба, а настоящий киносценарий. Изгнание Метания и скитания Елизаветы Юрьевны закончились предсказуемо — эмиграцией. Грузия, Константинополь, Сербия, Париж… Там, в «столице мира», никому не было дела до ее поэтических талантов, приходилось публиковать в газетах объявления вроде: «Чищу, мою, дезинфицирую стены, тюфяки, полы, вывожу тараканов и других паразитов». И действительно ходить по квартирам и выводить там клопов. А еще Елизавета шила, расписывала ткани, делала кукол, освоила плотницкое и малярное ремесла, доила коров, печатала на машинке... И параллельно публиковалась в эмигрантских журналах, участвовала в собраниях христианской молодежи и посещала богословские курсы. Познакомилась с виднейшими русскими религиозными философами и богословами — Николаем Бердяевым, Георгием Федотовым, Константином Мочульским, Ильей Фондаминским, а духовным отцом ее стал протоиерей Сергий Булгаков. Наконец, духовные поиски, желание послужить Церкви и помогать оторванным от Родины соотечественникам привели Елизавету Скобцову в Русское студенческое христианское движение — организацию, которая помогала эмигрантам. Как ее разъездной секретарь, она ездила с лекциями по всей Франции, а потом писала статьи о тяжелой жизни эмигрантов. Однажды в небольшом шахтерском городке, выступая в рабочем бараке, Елизавета Юрьевна услышала от уставшего, раздраженного рабочего: «Лучше бы вы нам тут полы вымыли, чем доклады читать!» — и, не раздумывая, взяла тряпку и начала мыть пол. А закончив, спросила только: «Напомните, на чем мы с вами остановились?» Смущенные рабочие усадили ее за стол, принесли обед... И разговор пошел уже совсем в другом тоне: оказалось, один из шахтеров был на грани самоубийства. Елизавета отвезла его к знакомым, и он смог восстановить душевные силы и вернуться к жизни. Постриг После смерти младшей дочери Елизавета Юрьевна решилась на церковный развод с мужем, чтобы безраздельно отдать свою жизнь на служение ближним во славу Божию. И с благословения духовного отца и митрополита Евлогия (Георгиевского) приняла монашеский постриг с именем Мария — в честь Марии Египетской. Так закончился запутанный квест Лизы Пиленко — Кузьминой-Караваевой — Скобцовой, и началось монашество в миру. |
| В связи с сокращением деятельности Педагогического института из-за прекращения государственной субсидии, Зеньковский воспользовался представленной ему Рокфеллеровской стипендией и поехал на девять месяцев в Соединенные Штаты для изучения постановки религиозного воспитания в Америке. С 1927 года Зеньковский жил в Париже, заняв кафедру философии в Православном Богословском институте, а с 1944 года, после смерти о. С. Булгакова , стал его деканом. Вскоре по приезде в Париж Зеньковский создал Религиозно-Педагогический кабинет с его совещаниями и издательской деятельностью, а также Высшие женские богословские курсы – любимое дело о. Василия, высоко ценившего участие женщины в христианской миссии. С этого времени о. Василий принимал активное участие в различных международных экуменических встречах и имел возможность познакомиться с жизнью неславянских православных церквей. В самом начале второй мировой войны, в нервной предгрозовой обстановке, по каким-то необоснованным подозрениям Зеньковский, в числе других русских эмигрантов, был арестован французскими властями и провел 40 дней в одиночной камере Парижской центральной тюрьмы, а затем больше года в лагере для интернированных на юге Франции. Вот в это время у Зеньковского созрело желание принять священство. Вскоре по возвращении в Париж, в марте 1942 года, Зеньковский был рукоположен митрополитом Евлогием во иереи. Священническая деятельность о. Василия проходила в домовой Введенской церкви Русского Студенческого христианского движения в Париже. Он был замечательным пастырем и проповедником. Вот как писал о нем недавно скончавшийся маститый писатель Борис Зайцев: «Не удивительно, что, будучи всегда христианином, он в некую минуту, из профессора христианской философии, психологии обратился в священника о. Василия, в рясе и с крестом на груди. Ряса не помешала ему впоследствии написать ни «Апологетику», ни недавно вышедшего «Гоголя», ни разное другое, но она еще приблизила его к человечеству, на природную его склонность наложила особый высше-миститический оттенок. Вот он исповедует перед причастием, он должен ободрять, укреплять, утешать – тут особенное поле его делания. И это чувствуют. Сразу почувствовали в нем «пастыря доброго». Мягкость, сочувствие, излучение какого-то природного оптимизма, человечность – как нуждается в этом несущее крест человечество! |
| До начала 1990-х гг. в отечественной историографии опыт публикации документов делопроизводства высших партийных органов был связан с изданием материалов В.И. Ленина, направленных вождем в ЦК РКП(б) и ставших частью его делопроизводства. Эти документы, в том числе по «церковной» тематике, были частично введены в научный оборот в «Полном собрании сочинений» Ленина и в «Ленинских сборниках» 2 . У истоков данной работы стоял крупнейший археограф и источниковед С.Н. Валк, блестящий ученик петербургской школы дипломатики частных актов А.С. Лаппо-Данилевского. Несомненно, составленные Валком правила издания ленинских документов, а также его опыт их источниковедческого анализа, являются наивысшим достижением в этой области за весь советский период 3 . В отличие от отечественных, в распоряжении зарубежных историков оказались материалы личного архива Л.Д. Троцкого, включавшего документы делопроизводства Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП (б) первой половины 1920-х гг. Публикуя в 1971 г. часть этих материалов из Хогтонской библиотеки Гарвардского университета США (параллельно русский текст и его перевод на английский), издатели впервые обнародовали и несколько «церковных» документов Троцкого, пришедших в начале 1922 г. в ЦК партии 4 . Годом раньше в Париже в журнале «Вестник русского студенческого христианского движения» было напечатано знаменитое ныне письмо В.И. Ленина В.М. Молотову «для членов Политбюро» по поводу шуйских событий от 19 марта 1922 г. 5 Как оно попало на Запад, осталось неизвестным: публикаторы не раскрыли тайну получения его текста. Комментируя эту сенсационную публикацию, редактор журнала Н.А. Струве основное внимание уделил доказательству подлинности текста данного документа. Он сделал ссылку на «Полное собрание сочинений» Ленина, где это письмо упоминалось, и дал шифр хранения документа в Центральном партийном архиве (ЦПА) (не совсем правильный). При этом сам текст письма был передан достаточно точно, с незначительными разночтениями по сравнению с оригиналом, но дата под письмом оказалась ошибочной: 10 февраля 1922 года. |
| И тогда же – в августе 1922 г. – по промыслительному совпадению – впервые зашла речь об открыли русской православной Духовной Академии за границей. Инициатива тоже исходила снизу. Для основания Академии нужны были средства. С просьбою о средствах группа русских профессоров ( А. В. Карташев , П. Б. Струве, П. И. Новгородцев) обратилась к председателю Всемирной Христианской Студенческой Федерации Д-ру Мотту. Это первое совещание не имело конкретных результатов. Не имело их и второе публичное выступление в пользу открытия Академии, доклад А. В. Карташева в октябре 1923 г. на конференции русских христианских студенческих кружков в Пшерове под Прагою. На Пасхе 1924 г. в Праге состоялось новое совещание с д-ром Моттом. В нем приняли участие с русской стороны новые люди: проф. В. В. Зеньковский , который к этому времени занял положение руководителя русского христианского студенческого движения, и высланный из России известный богослов, философ и экономист прот. С. Н. Булгаков. Инициатива опять исходила снизу. Переговоры приняли конкретный характер. Был поставлен вопрос о месте основания будущей Академии. Были высказаны и отвергнуты разные предложения: Академии на Балканах, Академия в Англии, Академия в Америке. Остановились на Праге. Таково было положение вопроса к моменту приобретения Сергиевского подворья. С приобретением Сергиевского подворья все прежние проекты отпали окончательно. Территориальная база для Академии была создана в Париже. Частная инициатива, исходившая снизу, получила благословенье и поддержку Высшей церковной власти в лице Митрополита Евлогия. Призывая православный народ нести жертвы на создание Сергиевского Подворья, Митрополит Евлогий говорил и об основании Богословской школы. История приобретения Сергиевского Подворья с помощью д-ра Мотта наглядным образом доказала, что инициаторы дела находились с самого начала на правильность пути. Но соотношение русских и иностранных пожертвований свидетельствовало и о другом – русские беженцы сознали дело основания Высшей духовной школы за границею, как свое национально-русское Православное дело. |
| – Опубликовано: Вестник русского студенческого христианского движения. 1970. 98. С. 61–63; Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 188, 190; Протоиерей В. Цыпин . История Русской Православной Церкви. 1917–1990. М., 1994. С. 231, 232. 23–2 Протокол 1 совещания в ГПУ о проведении кампании по изъятию церковных ценностей 8 марта 1922 г. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ПРОТОКОЛ 1. Заседания тт. УНШЛИХТА, БАЗИЛЕВИЧА, ГАЛКИНА, МЕДВЕДЯ. Председательствует УНШЛИХТ. СЛУШАЛИ Информационный доклад т. БАЗИЛЕВИЧА о несостоявшемся докладе т. ГАЛКИНА в доме ПЕЧАТИ и информация т. УНШЛИХТА о письме ТИХОНА верующим и обсуждение его во время богослужения целом ряде церквей. ПОСТАНОВИЛИ В виду опубликования постановления ВЦИК " а об изъятии церковных ценностей из действующих церквей проводить таковое решительно. Но, учитывая, что Политаппарат агитации не проявил максимума работы для подготовки масс к тактовремя как аппарат духовенства, возглавляемый Тихоном, разворачивает все шире и шире свою работу, момент практического проведения изъятия отдалить до получения решительных результатов нашей политагитации. Сама Политагитация может быть поставлена на должную высоту только тогда, когда ЦК возложит на местные Губкомы обязанность выделить специально для этой работы максимальное количество своих лучших работников, обязав их еженедельными докладами о практических достижениях в этом направлении в Центральную Комиссию идейно-политической подготовки к изъятию ценностей. Просить ЦК утвердить постоянный состав Центральной Комиссии: председатель тов. СТЕКЛОВ, члены: т.т. УНШЛИХТ, ГАЛКИН, ВОРОНСКИЙ, СОСНОВСКИЙ, БАЗИЛЕВИЧ, АШМАРИН. Обязать редакции всех газет ежедневно помещать статьи по вопросу об изъятии ценностей. Привлечь к этой работе аппараты Госполитуправления. Возложить на Губкомы организацию докладов-диспутов с широким привлечением групп голодающих. Диспуты такого рода проводить надо более организованным порядком с мобилизацией всех |
| Прот. Борис Бобринский : Я был пятым ребенком у своего отца Алексея Алексеевича Бобринского. Это графский род, который берет начало со времени царствования Екатерины Великой, конец XVIII века, а затем можно упомянуть целый ряд моих предков, которые трудились в России. В частности, упомяну своего деда, Алексея Александровича, археолога, который в течение 25 лет был бессменным председателем Императорской археологической комиссии. Он был очень известен, сейчас готовится целый сборник, посвященный его памяти, и через 2 года будет юбилейное собрание, посвященное его памяти. Он выехал за границу во время революции и скончался в Ницце в 1927 г. Я сам родился в Париже в 1925 г. Моя мать, урожденная графиня Ферзен, скончалась от болезни Паркинсона, когда мне было 30 лет. Я ее сравнительно мало знал, я жил в русских общежитиях и закрытых школьных заведениях. Очень рано выявилось во мне желание священства, хотя я, конечно, мало мог понимать, в чем оно заключается. У меня было такое чувство, что я хочу быть священником. Таким образом, закончив среднее образование осенью 1944 г., я смог сразу же поступить в Париже в Свято-Сергиевский богословский институт. Наш богословский институт в Париже был основан в 1924 г. митрополитом Евлогием, который возглавлял русские православные приходы за рубежом. Таким образом, эта школа уже выросла в значительное высшее учебное богословское учреждение, и я смог в него поступить. Я застал тогда главных основателей этой школы, ее профессоров. Не буду сейчас об этом распространяться. Скажу только, что я благодарю Бога за то, что я смог в этой школе учиться, получить полное богословское образование, а через несколько лет смог уже и преподавать там и даже находиться на ответственном посту декана в течение 12 лет до прошлого года. А моя семейная жизнь, как Вы только что слышали от моей жены Елены Юрьевны, урожденной Дистерло, сложилась так, что мы с будущей женой встретились в рамках встреч русского студенческого христианского движения. Там собиралась воцерковленная и воцерковляющаяся молодежь. Мы довольно быстро подружились и поняли друг друга и, с Божией помощью, решили соединить наши жизни. Мы повенчались в январе 1957 г. и недавно отпраздновали золотую свадьбу. И после 50 лет совместной жизни я очень благодарю Бога за то чудо встречи, любви, единства, взаимопонимания, взаимослужения, которое Господь нам дал пережить вместе. У нас трое детей, семеро внуков. Господь благословил нашу жизнь. Когда я предложил Лене Дистерло быть моей женой, напомнил о моем желании стать священником и спросил, согласна ли она с этим, она сказала, что согласна. Я тут перекрестился, поцеловал ее руку и сказал, что, значит, Господь нас благословляет на совместную жизнь. И так пошла вся наша жизнь вместе вот уже 50 лет. |
|
|
