| В дальнейшем мы будем говорить не о историко-религиоведческом подходе к феноменологии (оставим без возражений притязания религиоведов на это название, хотя заметим, что лучше было бы заменить его словом «типология»), но исключительно о ее философско-религиозных перспективах. В свете философско-религиозных подходов феноменология религии – сложносоставная дисциплина, предлагающая науке о религии постметафизическую, и даже больше, постсистематическую перспективу чистого и непосредственного видения, опытного знания, т.е. по-знания. Такое познание находит в известной оппозиции к вульгарности систем и «объективной» рациональности. Здесь уместно напомнить апостольские слова о предмете христианской веры и сути христианской религии как жизни, которая явилась: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, – ибо жизнь явилась нам, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем ам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, – о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом» (1 Иоан. 1:1-3). Этот фрагмент апостольского послания вполне может считаться феноменологическим вариантом христианского кредо: жизнь явилась, ее видели, рассматривали, освязали; в Сыне жизнь Отца стала доступной людям; в общине происходит общение с Богом. Здесь апостол Иоанн, автор «философского» Евангелия, говорит предельно просто, даже плоскостно, помещая начало веры, события Пришествия и Спасения в обычное физическое пространство человеческой истории, драмы отношений, общины и общения. Это забытое феноменологическое кредо вновь становится актуальным, на него есть и философский, и теологический спрос. Очевидно, религия как система была неизбежным этапом и формой, при которых религиозная жизнь сберегалась и рационально расходовалась Церковью и обществом. Но со временем религия начинает работать уже на воспроизводство себя, присваивая «жизнь» (в том числе собственный духовной, социальный, культурный потенциал) или даже заглушая ее. На (не)определенном этапе жизнь становится знанием о жизни, а религия – знанием о религии; Откровение – теологией, живое Слово – чужой цитатой. |
| “Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного” (Мф. 7. 21). Действительно, отнюдь не всякая религиозная вера приводит человека к спасению. Более того, даже правая вера, усвоенная формально, а потому и не производящая реальной внутренней перемены, не спасает человека. Так, многие люди время от времени посещают храм, однако их религиозная жизнь ограничивается лишь внешним исполнением обрядов. Евангельская истина не становится для них жизненным стержнем. В лучшем случае они могут почитаться христианами раз в неделю, когда посещают воскресную службу, а вся остальная их жизнь как бы выносится за скобки религиозных убеждений. Нравственные ценности христианства могут восприниматься такими людьми лишь умом, чисто теоретически, не воплощаясь в конкретные дела любви, милосердия и сострадания, в искреннее и самоотверженное горение духа. Наличие христианских убеждений проверяется жизнью, в которой верность заповедям Господним должна присутствовать при решении проблем в личной, семейной, профессиональной, общественной сферах. Находясь у станка, за письменным столом, у компьютера, за прилавком, за рулем, перед телекамерой, за профессорской кафедрой, на трибуне, в семье, на людях, — повсюду и всегда истинный христианин “ходит пред Богом”, поставляя себя пред очами Господа, стремясь оставаться верным Его заповедям. Находясь, к примеру, на совещании, где решается какой-то конкретный вопрос, такой человек обязан, конечно, действовать как профессионал. Но он не должен забывать и о своей принадлежности к христианскому миру, так что если предлагается решение, противоречащее религиозно-нравственным принципам христианства, его долг верующего состоит в том, чтобы непременно сказать себе: “Нет, такого решения я не подпишу, это против моей совести”. Христианская религия — это не только философско-этическая система. Это принцип жизни, способ бытия и твердое его основание: “Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое” (Мф. 7. 24–27). |
| А.В. Карташев , по-видимому, думает, что говорить в защиту национальной идеи значит – плыть против течения. Надеюсь, он убедился по тому впечатлению, которое речь его произвела на слушателей, что не он плыл против течения и что мне говорить еще труднее. Кажется, впрочем, все наше видимое разногласие происходит от того, что сейчас больше, чем когда-либо, смешиваются два религиозно-несовместимых понятия – национальность и национализм. – Я старался их не смешивать. «Что такое национализм? Утверждение национальной правды, частной и относительной, как абсолютной, всеобщей и всечеловеческой». Таковы слова из моей речи буквально. Что такое национальность? Особое индивидуальное, личное служение нации правде всечеловеческой. Народы суть часть единого целого, члены единого тела – человечества. Утверждая целое, нельзя отрицать частей; утверждая человечество, нельзя отрицать национальностей. Христианство и утверждает их, как средство, как путь к человечеству и Богочеловечеству. Христианство отрицает не национальности, а национализм, как самодовлеющую цель. Тут между нами нет никаких разногласий. А.В. Карташев признает, что я не отрицаю национальности, но упрекает меня в том, что живое начало национальное я утверждаю безжизненно, аскетически. Упрек в ложном аскетизме я готов принять на себя лично. Но ведь есть же в христианстве и аскетизм не ложный, праведный, святой. Аскетизм – начало жертвенное, а без жертвы нет христианства. В аскетизме, поскольку он свят, мученичество предпочитается идолослужению, отречению от истины, кажущееся небытие – смерть – несомненному ложному бытию. «Кто не оставит отца своего – кто не оставит отечества своего – не может быть Моим учеником» 41 . Это одна сторона аскетизма, а вот и другая: «Нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем – жизни вечной». Мгновенное лишение – вечное приобретение не только там, в веке грядущем, но и здесь на земле, сейчас «среди гонений». Через кажущееся отрицание – к действительному утверждению, через кажущееся небытие – к действительному бытию, через кажущуюся смерть – к действительной жизни – таков путь святого аскетизма. |
| В другом случае, осудив суетность и развращенность религиозных языческих культов, за самими, однако, верованиями язычников он оставил значение «веры в Бога» вообще. «Но как они, – свидетельствует Апостол о язычниках, – познав Бога, не прославили Его, как Бога и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, – то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сквернили сами свои тела. Они заменили истину Божию ложью и поклонялись, и служили твари вместо Творца... И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства» ( Рим.1:21–28 ). Следовательно, по свидетельству Св. Писания, и в ложных языческих религиях выразилось принципиальное добро и правда человеческой личности, именно – обращение человека к Богу, чрез что никогда не закрывались в душе человека самые источники добра – набожность и священие воли Божией, как Абсолюта и Верховного закона для воли человека. При всем том, однако, язычество неизбежно вело лучших из людей к крушению их духа и к отчаянию, худших – к окончательному крушению нравственности и к практическому безбожию. И это, как увидим, вполне и в своей ужасающей силе произошло в языческом мире ко времени пришествия Иисуса Христа на землю среди тех народов, духовные очи которых, через работу философской мысли, раскрылись настолько, чтобы видеть и понимать суетность и извращение религиозных языческих культов. В этом случае, т. е. с крушением положительных верований в глазах их исповедников, являются, обыкновенно, три последствия: или искание новых положительных верований и стремление к перемене религии и вообще – искание выхода в области верований же; или мрачное и отчаянное миросозерцание безнадежности и проклятия самой жизни и самого существования человека; или же практическое безбожие в его страшной, отравляющей и разлагающей все функции воплощения личной, семейной и общественной жизни народа силе. И к несчастию, последнее направление не только практической жизни, но даже и мысли поражает собою большинство, так как самое безбожие лежит корнем зла в человеческой природе. И в какой бы форме оно не являлось: в каинитском ли направлении воли и мысли, в спекулятивных ли атеистических теориях и учениях, в практическом ли безбожном направлении воли человека, уходящего как бы в себе самом от мысли о Боге, – во всех сих случаях действует в душе человека один и то же диавольский яд – быть без Бога, «быть себе яко бог». |
| По этому поводу Козьма пресвитер говорит: «мнози мнят я (т. е. еретиков) за правду страждущих и хотяще нечто благо восприяти от Бога за узы». И не только невежественная народная масса заражалась учением богомилов, но и «правоверные попы» (Козьма) и даже православные епископы. 248 (Продолжение будет). Из миссионерских летописей, дневников и записок Н-в. М. Еще по поводу доклада в Философском обществе о гр. Л.Н. Толстом//Миссионерское обозрение 1901 г. 4. С. 507–518 Итак сказали Ему: что нам делать, чтобы творить дела Божии? Иисус оказал им в ответ: вот, дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал ( Ин.6:28–29 ). …Без меня не можете делать ничего ( Ин.15:5 ). Многие обольстители пришли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист ( 2Ин.1:7 ). Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине ( 1Ин.1:6 ). Чтение г. Мережковского в Петербургском философском обществе о Л. Н. Толстом и его религиозно-философских воззрениях выдвинуло на газетные столбцы, важнейшие вопросы веры, мысли и жизни. В чём сущность христианства? В каком отношении стоит оно к эллинизму? Что такое с точки зрения христианства учение Толстого? Приложимо ли к Толстому название «христианина»? Возможно ли творить волю Отца Небесного, отрицая догматические положения Церкви? Эти и многие другие вопросы взволновали значительную часть нашего общества. Конечно, вполне удовлетворительного ответа на них трудно ожидать от кратких газетных статей. Истинно интересующиеся названными вопросами могут обратиться к крупным и серьезным трудам, имеющимся в нашей богословской литературе, каковы: «Духовные основы жизни» Влад. Соловьева, «Оправдание добра» его-же, «Апология христианства» Лютардта, «Учение о нравственности» Мартенсена, творения еп. Феофана, Учение о спасении архимандрита (ныне епископа Сергия) и др. Я с своей стороны хочу поделиться с читателями одним, недавно мной прочитанным, письмом бывшего толстовца, который отвечает на запрос своей родственницы, сельской учительницы. О письме этом я невольно вспоминаю, читая заметки г. г. Розанова и Мережковского, напечатанные (16 и 20 февраля) в «Нов. Вр.», и отчет о заседании философского общества, помещенный в «России» (8 февраля). |
| Таким образом, по Гоббсу, государство возникает вследствие договора между людьми. Правда, этот договор был длительным процессом, который шел под руководством естественного закона. Об этом же законе говорится в Библии. И вообще, естественный закон и наравственный закон – это одно и то же. «Установленный нами основной естественный закон, а именно нужно стремиться к миру, составляет сущность божественного закона, это явствует из следующих мест… Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими», – утверждает Гоббс (5, т. 1, с. 320). Он приводит в подтверждение своим словам и другие заповеди из Священного Писания, например: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если вы не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» ( Мф. 6, 14:15 ), «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» ( Мф. 7:12 ) и др. Отождествление Гоббсом естественного и Божественного законов приводит его к выводу о первенстве государства перед Церковью. Даже в церковных, богословских вопросах государственная власть имеет приоритет: именно власть может указывать, что является грехом, а что не является, как толковать Священное Писание и т.п. Гоббс считал себя истинным христианином и не выступал против официальной религии. Но, тем не менее, религиозность Гоббса проще назвать термином «деизм» (мир создан Богом; Бог дал миру некоторые законы, в том числе и принципы общественного устроения, но в дальнейшем Бог не вмешивается в дела мира и людей). Бога Гоббс понимает как некое философское существо типа аристотелевского Бога, а не как Бога Вседержителя и Промыслителя. Другим объектом его критики являются суеверия, которые возникают вследствие страха перед природой. Этот страх следует изгонять посредством знания. Истинное (с точки зрения Гоббса) христианство есть и истинная религия, основанная на знании, которое позволяет избегать суеверий и бороться с ними, позволяет удерживать общество в состоянии общественного договора, ибо дает человеку те нравственные принципы регулирования, которые и изложены в Св. Писании. §6. Джон Локк |
| Большое количество сносок (примечаний), используемых в основном тексте книги и в ее приложениях, хотя и создает некоторое неудобство при чтении, оправдано, по нашему мнению, тем, что способствует более полному раскрытию определенных аспектов данной тематики. Поскольку вопросы, касающиеся данной тематике, тесно связаны с вопросами греха, особенностей наследственной преемственности и другими антропологическими аспектами, рассматриваемыми в выпусках серии «Очерки православной антропологии» то, для удобства чтения, в настоящей работе, вместо соответствующих ссылок на эти выпуски, приведены необходимые материалы из них. Цитаты из Священного Писания представлены на русском языке, в соответствии с Синодальным изданием Библии: «Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Российское Библейское общество. Москва, 2004». Исключение составляют нескольких цитат, которые даны в оригинальном изложении для лучшей передачи их смысла. Так как данная работа адресована широкому кругу читателей, автор стремился сделать ее содержание, с одной стороны, популярным, а с другой – сохранить при этом систематичность и строгость изложения. Насколько это удалось – судить читателю. Необходимо отметить, что предлагаемая читателю тема относится к дискуссионным и полемическим и нуждается в дальнейшей проработке. Автор будет благодарен за высказанные замечания, рекомендации и пожелания по улучшению содержания и оформления книги. Свои пожелания можно присылать по электронному адресу автора: Bogoclovie06@yandex.ru . Полученная от читателей информация, по возможности, будет использована при подготовке других книг популярной религиозно-философской серии «Христианская антропология и современность». Петр Добросельский «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились». ( Быт. 2:21–25 |
| В стихотворении «Я не Тому молюсь» автор прямо заявляет, что он молится не Христу-Богу, а Христу-человеку. У Надсона дух противоцерковный чувствуется ясно. Как можно видеть отчасти из приведенных образцов, в русской литературе последнего времени происходит какое-то передвижение идеалов: верховные идеалы низводятся до низших слоев, а подонки поднимаются на высоту. В области религиозно-философской это делают новохристиане, уравнивая дух с плотью и дьявола со Христом. В области непосредственно наблюдаемой жизни это исполняют те писатели, которые идеализируют подонков общества, преступников возводят на высоту героев и сверхчеловеков. Если бы в этом процессе происходило сближение низших слоев и высших для действительного подъема на духовную высоту низших слоев, то это был бы счастливый процесс. Но здесь происходит обратное явление: низшие сами не поднимаются на высоту, а между тем умаляют в своем сознании достоинство высших духовных светочей, чем совершенно теряют их для себя. И таким образом последствием всего процесса является непроницаемая духовная тьма. Позволительно после всего опять спросить: может ли человек, не верующий в Бога или маловерный, уразуметь и изобразить пред другими сокровеннейшие проявления веры и духовной жизни? Послушаем ответ на сей вопрос у святого апостола Павла: душевный человек (который все хочет познать своим умом) не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный (проникнутый верой) судит о всем, а о нем судить никто не может ( 1Кор.2:1415 ). Святитель Димитрий Ростовский дает к сему такое разъяснение. «Как человек, не учившийся у людей, не может как должно разуметь учения человеческого, так и душа, не наученная от Бога чрез умное деланье, чрез молитву и сердечное умиление, не может научиться Божественному разуму и всему Божьему. Но, научившись от Бога Божественному, может разуметь и все человеческое, не учившись никакому учению человеческому» (Алфавит духовный. Ч. 2. Гл. 4). Таким образом, специалист греховных состояний и человек неверующий, безусловно, не может сам разуметь и других поучать тому, что касается веры и благодатной жизни хотя бы с той стороны их, которая граничит с обыкновенным естественным состоянием. |
| е. весь народ, есть хранитель благочестия» 82 . « Церковь утверждена, основана на камне, отверженном некогда зиждущими, как непригодный для здания, представлявшегося их умам; но для земли она не создана раз навсегда, не представляет из себя законченного, готового творения, а созидается и будет созидаться в меру деятельности каждого из членов этого тела», «к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» ( Ефес. 4: 12 – 13 ). Никого из верующих, составляющих и созидающих тело Церкви, не устраняет и не исключает апостол из общего зодческого труда, призывая всех к созиданию Церкви через воздействие друг на друга. «Увещевайте друг друга и назидайте», т. е. надстраивайте друг друга, говорит апостол (1 Фессал. 5: 2). «Увещевайте друг друга каждый день, пока еще можно говорить», наставляет тот же апостол ( Евр. 3 : 1З). «Служите друг другу, говорит апостол Петр, каждый тем даром, который получил, как добрые строители многоразличной благодати Господней; говорит ли кто, говори, как слово Божие; служит ли кто, служи по силе, какую дает ему Бог» ( 1Петра 4: 10 – 11 ). « Церковь созидает себя во всей полноте своих членов, через них и от каждого из них получает приращение для созидания себя в любви, и если ни один из членов церкви, как тела, не устранен и не освобожден от общей работы домостроительства, то, разумеется, и мирянин – человек народа, единица народа, что и обозначает самое слово, не устранены от нее» 83 . В статье: «Православное христианство и мир» Н. П. Аксаков касается до некоторой степени злободневного и модного вопроса, служащего для каждого богослова излюбленным местом приложения филологических познаний или философского анализа, вопроса об отношении между «Царством Божиим» и «Церковью». После различных экзегетических и филологических соображений Аксаков говорит: «Слово « церковь » на первых порах употреблялось в посланиях апостолов в обращении к христианам из язычников, которым в виду развития юридическо-общественной жизни у них оно было более знакомо, чем выражение «Царство Божие», и наоборот не употреблялось в обращении к христианам из иудеев, для которых понятие о церкви: «εκκληςα» было менее знакомо, чем родные для них – царство Божие, народ Божий, дом Божий. |
| Закрытие «Богословского вестника», произошло, конечно, не просто в силу политических событий, по злой воле определенной темной силы. В мире на всех уровнях бытия действуют незыблемые законы Творца, отражающие Его первосущное Бытие. И если Им утверждается вся вселенная и всякое бытие ( Деян.17:28 ), то, естественно, отступление от Него грозит распадением, смертью , тлением. Это – самый фундаментальный, первичный закон и жизни человеческой. Поэтому, когда видим мы господство «зверей полевых» и «хищных птиц» ( Иез.39:4 ), мерзость запустения, стоящую на месте святом ( Мф.24:15 ), то ясно: произошла духовная катастрофа. Звери и птицы бывают разного порядка: где тирания и рабство, где плутократия н свобода всем страстям и мерзостям человеческим – по болезням и хищники. И непобедимы они до тех пор, пока не исцелены сами болезни. «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы» ( Мф.24:28 ). Закон духовный состоит не в «ветхой» формуле: «Око за око, зуб за зуб» ( Лев.24:20 ), но в Откровении первичности закона —8— любви, осуществленного в полной мере на Кресте. Бог никому не мстит (наказывает), но подает средства исцеления тому, кто еще способен к жизни. Мертвых (часто «благоденствующих») Он не касается, они сами по закону смерти погребут друг друга ( Мф.8:22 ) в свое время. И то, что происходило с Церковью Русской, подтверждает незыблемость этого духовного закона. Мысль эта, являясь одной из аксиом религиозного опыта и Откровения, оказывается, однако, часто слишком тяжелой и неприемлемой для сознания, оценивающего предреволюционную эпоху в русском богословии и религиозно-философской мысли (и не только в них) едва ли не как высочайший взлет в их истории. В этом неприятии есть своя логика, своя правда, но только не церковная. И основная причина несовпадений двух правд и двух логик состоит в том, что Церковь и «мир» имеют совершенно различные и, по существу, взаимоисключающие критерии в оценке всех явлений жизни. Чем характеризуется так называемый «мирской» критерий? Апостол Иоанн Богослов дает исчерпывающий ответ на этот вопрос в Своем первом Послании. Он пишет: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» ( 1Ин.2:15–16 ). Под «миром» апостол подразумевает не человечество, не общество и государство, но дух и направление жизни человека и общества, противоположные евангельским. Мирской критерий, таким образом, вполне очевиден: хорошо для человека то, что удовлетворяет его похоть плоти, что приносит материальные блага, что питает его гордость (власть, слава). |
|
|
