| Но кем является человек, чье сознание в основном руководствуется страхами? Это уже было в истории. Это первобытные люди, которые боялись всего, что не понимали, страхи у них обрастали фантазмами, а эти фантазмы превращались в примитивные верования. Аналогами вот таких первобытных верований заполняется сегодняшнее информационное общество, оставаясь в то же время технократическим, но все более отчетливо являющее нам примитивную религиозную изнанку секулярности. Одним из последствий этой архаизации общественного сознания становится утрата привычки к рациональности, то есть в известном смысле — прогрессирующая нехватка философской «школы». Страх — самый мощный мотиватор. Но, как известно, «боящийся в любви несовершенен». «Человек боящийся», а точнее, запуганный отказывается от своего призвания, перестает быть человеком. В этих условиях интегративные, монотеистические религии обязаны выступать в защиту рационализма и философии, а те в свою очередь — поддержать религию. Концепции цифровых моделей социума также враждебны философии. Их столкновение с философией — это результат борьбы неолиберального миропорядка с авраамической традицией, с культурой книги, слова-логоса. Эти идеи — и Маршалл Маклюэн в этом был прав — как бы возвращают общественное сознание к дописьменному состоянию. Отсюда засилье визуального контента, спектакля и перформанса в культуре, поведенческих стереотипов, подчиненных примитивным фетишам: потребительским, утилитаристским, трайбалистским (этноплеменным), властным. Философия же, напротив, возвращает общественному сознанию логоцентричность, текстуалистский принцип иерархии, привычку к верификации — в пику пропаганде и информационной обработке. В истории мысли, как мы знаем, имело место воцерковление философской премудрости, «христианизация эллинизма», согласно линии Климента Александрийского и его последователей в рамках Александрийской школы. Сбой на этом пути привел к номиналистскому повороту, затем к натурализму, материализму и биологизму и наконец к позитивистской догматике и дигиталистским трансгуманистическим доктринам, являющимся, в сущности, вариантом современного гностицизма и пантеизма. Круг замкнулся. Этот круг так или иначе предстоит разрывать, и без философской школы, конечно, здесь не обойтись. Поэтому новое время философов не за горами, а с ним и время новых «больших проектов» и «больших мировоззрений». |
| Конечно, нельзя сказать, чтобы эти философские выводы и предположения были совершенно безразличны для самой его научной схемы; не- —383— которые из них связаны с нею довольно органически; – но, во всяком случае, сколь бы сильной и даже сокрушительной мы ни признали собственно философскую оппозицию, научное достоинство книги остается непоколебленным. Автор может не настаивать на общеобязательности не только своих политических и религиозных взглядов (что само собою понятно), но и на свободе воли (потому что и детерминист может быть идеалистом и признавать духовно нравственную личность социальной силой) и на Лейбницевской философии (потому что для людей, ищущих выхода от крайностей позитивизма и материализма, не сошелся же свет клином на Лейбнице, есть немало и других систем, даже более отвечающих этой нужде). Но его «усовершенствованная логическая схема», нам думается, должна быть принята социологами. Мы, не владея нужными знаниями по статистике и ее методам, не беремся, разумеется, судить о том, насколько эта схема практически осуществима, и насколько плодотворными окажутся обещаемые П. А. Некрасовым положительные результаты ее применения; – вдаваться в подробную научную оценку ее мы и не собирались, предоставляя это специалистам социологии и статистики 383 , а хотели лишь познакомить своих читателей с теми новыми горизонтами, какие открывает для наук об обществе эта «схема»; – но принципиально мы считаем себя вправе высказать свое полное согласие с этой схемой, и оставаясь на чисто философской точке зрения. Мы не думаем, чтобы материалистическое понимание социальных и исторических процессов можно было серьезно и научно отстаивать во всей его исключительности. Мы намеренно подчеркиваем указанное выше разграничение научной и философской стороны в книге П.А. Некрасова. Критики его книги обязаны иметь в виду это различие и полемику против философских выводов и —384— предположений отнюдь не выдавать за опровержение обставленного этой философской арматурой собственно научного содержания. |
| § 24. 1) Общее собрание рассматривает отчеты и сметы общества. 2) Ежегодно избирает ревизионную комиссию из 3-х членов. Прим . В состав ревизионной комиссии не могут входить члены Совета. Заседания § 25. Заседания могут быть закрытые и публичные. а) Закрытые заседания состоят из членов почетных, действительных и соревнователей. б) В публичные заседания допускаются гости. в) Представители печати допускаются на публичные заседания, на закрытые заседания же – лишь с разрешения Председателя. § 26. Вопросы об изменении Устава, исключении членов или ликвидации общества решаются на закрытом заседании 2/3 голосов действительных членов, находящихся в С -Петербурге. § 27. Общество имеет свою печать. А.А. Мейер. Петербургское религиозно-философское общество Трудно оценивать с точки зрения «плодов» дела сравнительно недавнего прошлого. Но мне кажется, что десятилетняя деятельность Петербургского Религиозно-философского общества не прошла бесследно для русской общественной мысли. Много было недовольных деятельностью Общества. Едва ли кто-либо из посещавших его отказывал себе в удовольствии побранить «деятелей» Общества за неверный тон, который они, по мнению большинства, придавали его работе. По крайней мере, мне много раз приходилось слышать жалобы на то, что в Обществе говорят «не о том», что там «только говорят и говорят», что из собраний люди уходят не только не удовлетворенными в своих запросах, но с сознанием большей неясности и спутанности в мыслях. Само собою, разумеется, что оснований для подобных жалоб было достаточно. Но, несмотря на все это, нельзя счесть правыми тех, кто слишком низко оценивал деятельность РФО. Теперь уже никто не станет отрицать, что к двадцатым годам текущего столетия в широких кругах нашей интеллигенции устанавливается иное, более культурное, чем раньше, отношение к религии вообще, и к христианству в частности. Известную роль в смысле влияния на эту перемену сыграло, несомненно, и ПРФО, – хотя бы уже одним тем, что помогало нашей интеллигенции выйти из состояния полного религиозного индифферентизма. И, быть может, еще большее значение имела именно та особенность его, которая вызвала сильнейшее недоумение, а подчас и негодование – настойчиво проводимое им стремление связать темы религиозные с вопросами общественными. Связывая общественно-идеологические искания интеллигенции с проблемами религиозными, РФО вовлекало даже весьма далеких от религии людей в обсуждение религиозных тем, и эти темы помалу делались для сознания их менее чуждыми и менее одиозными, чем это бывало прежде. |
| С.М. Половинкин Школы, общества, течения Философский контекст московской философско-математической школы Сравнивая философские интенции ХПІ-ХІХ вв. и XX в, можно составить следующие оппозиции: абстрактность, отвлеченность – конкретность; универсализм, тотальность – персонализм; рационализм – фидеизм, интуитивизм; детерминизм – телеологизм; непрерывность, монолитность – разрывность, трещинность; прогресс – кризис, катастрофа; утопия – апокалиптика; эволюция – революция, креационизм; аналитика – аритмология. Риккерт говорил о преобладании «генерализирующего» метода в науках естественных. В ХІІІ–ХІХ вв. под влиянием естественных наук «генерализирующий» метод преобладает и в науках общественных, в том числе и в философии. Представители Московской философско-математической школы указывали, что именно в естественных науках повлияло на «генерализирующий» метод общественных наук: преобладание в математике и, соответственно, в естествознании непрерывных и гладких функций с неограниченно большими областями определения. Были, конечно, и исключения. «Индивидуализирующий» метод в полной мере был развит в романтизме, охватившем в первую треть XIX в. почти все страны Европы и Америку. Он был реакцией на «генерализирующую» эпоху Просвещения. Человека романтики полагали средоточием и конечной целью естественного процесса и одновременно начальным пунктом сверхъестественного откровения. Движущей силой человеческой души стало у них чувство, фантазия, интуиция, а не мышление. Художник-творец стал венцом творения. Исторические силы были персонифицированы и мифологизированы. Исторические эпохи понимались как индивидуальные организмы. Все культуры, бываше и настоящие понимались как неповторимые и равноправные индивидуальности. Романтики идеализировали Средневековье, многие из них были правоверными католиками. Они видели разрушительную сторону прогресса, особенно тотальной капитализации Европы. Идею «индивидуализации» как задание провозглашал Кьеркегор (1813–1855): « " Единица» – та категория, через которую должны пройти в религиозном смысле наше время, история, род человеческий». Кьеркегор просил написать на его могиле – «Единица». |
| 571 Велланский Данило Михайлович, наст.фамилия Кавунник (1774–1847) – натурфилософ, последователь Шеллинга и Окена. Назвать его «солидным ученым», как это сделал С.Л.Франк , можно лишь в весьма определенном смысле – человек, обладающий большой ученостью. Но как натурфилософ, он оказал значительное влияние на некоторые явления русской мысли, например, на умонастроение кружка любомудров. Павлов Михаил Григорьевич (1793–1840) – физик, агробиолог и философ, занимавшийся вопросами методологии научно-философского познания и разработкой общих принципов натурфилософии. Как лектор оказал большое воздействие на формирование философского мировоззрения русского общества 40-х гг. 573 «Русская философия в духовных академиях – доселе почти не исследованная, ... не породила никакого философского движения идей». – Это суждение С.Л.Франка – даже при согласии, что и сегодня она изучена недостаточно – нуждается в некоторой корректировке при учете позднейшего суждения о ней прот.В. В.Зеньковского , который в своей «Истории русской философии» говорит о том, что «именно в Духовных Академиях впервые возникает идея своей национальной философии, опирающейся на учение Церкви, и, в то же время, в свободном синтезе использующей идеи западно-европейской философии». «Не должно – пишет далее В. В.Зеньковский – закрывать глаза на ... бесспорную самостоятельность, которая присуща целому ряду академических философов...». (Зеньковский В.В. История русской философии. 2-е изд. Париж, 1989. Т.1. С.305:306). 574 Юркевич Памфил Данилович (1826–1874) – православный философ, преподаватель Киевской Духовной академии, а с 1861 г. – Московского университета. С 1869 г. – декан историко-филологического факультета. В историю русской мысли вошел, прежде всего, как яркий критик материализма Н.Г.Чернышевского, хотя его самостоятельные идеи, выраженные в первую очередь в работах «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия» (1860), «Идея» (1859) имеют, по оценкам историков русской философии, вполне самостоятельное и выдающееся значение, однако, не замеченное современниками. |
| Но Вл.Соловьев, при всей значительности его философских трудов, был натурой слишком универсальной – одновременно и интимно-мистической, и общественно-действенной – чтобы чистая философия могла стоять в центре его творчества. Вл.Соловьев все же в гораздо большей мере был богословом и религиозным публицистом, чем философом. Систематическая теоретическая философская мысль, как таковая, его сравнительно мало интересовала и, при всей ее остроте, у него она все же не стоит на уровне его религиозно-мистических интуиции; иногда она даже исполняет у него, по средневековому образцу, роль внешней «служанки» богословия, когда он пытается осуществить невозможное и ненужное дело философского «выведения» догматов веры. Вл.Соловьев сам сознавал недостаточность систематического философского обоснования своего мировоззрения: смерть застала его за разработкой «Теоретической философии», от которой сохранилось лишь вступление, свидетельствующее о значительном, но, к сожалению, неосуществленном замысле 575 . В противоположность Вл.Соловьеву – натуры, в иных отношениях неизмеримо более духовно одаренной и глубокой – Л.М.Лопатин был образцом чистого теоретика-философа. В этом смысле Лопатин стоит в русской философии особняком, занимает свое особое место и нашел своих продолжателей лишь в русских философах-систематиках XX века. Лопатин первый в России создал систему теоретической философии. Эта система выражена в главном труде его жизни – в двухтомной книге «Положительные задачи философии», вышедшей в 1868–1888 годах (по сравнению с которой все остальные его работы являются лишь короллариями и «парергами») 576 . Философская значительность этого классического труда доселе еще не оценена надлежащим образом русской мыслью (на Западе она остается до сих пор просто неизвестной). В эпоху величайшего упадка философии на Западе, когда в Германии, например, среди господства материализма и всяческой безыдейности лишь возникали первые робкие попытки возрождения философского идеализма в лице новокантианства первой формации (Риль, Лаас 577 , первая книга Когена 578 ) – модная в то время, философски малозначительная «философия бессознательного» Гартмана не может идти в счет – Лопатин создал и критически обосновал в своем труде целостную систему спиритуалистической метафизики. |
| В. Розанов прислал председателю Общества следующее письмо 655 , которое и было доложено ближайшему Общему собранию без всяких комментариев: Господину Председателю Религиозно-философского общества в Петербурге Милостивый Государь Антон Владимирович! Благодаря Вас за присылку повестки и официальной бумаги от имени Совета Общества, – я из первого документа усмотрел, что между прочими лицами баллотируется «в действительные члены» нашего Общества г. С.О. Грузенберг. Не находя никакой возможности находиться в одном Обществе с г. Грузенбергом, по моральным причинам, существо коих, после киевского процесса 656 должно быть Вам ясно, честь имею покорно просить Вас одновременно с принятием в действительные члены названного выше лица, исключить меня из действительных членов Религиозно-философского общества. О чем прошу Вас официально доложить Совету Общества. Примите уверение в совершенном моем к Вам почтении. В. Розанов С.-Петербург, 15 февраля 1914 г. Сознательно или нет, в данном письме В. В. Розанов смешал имя С.О. Грузенберга с представлением об известном защитнике Бейлиса – О.О. Грузенберге. Существа дела и того законного вывода, какой сделал из этого Совет, вычеркнув имя Розанова из списков членов Общества 657 и прекратив ему с того момента посылку повесток, – это, конечно, нисколько не меняет. Если О.О. Грузенберг и не состоит в настоящее время членом нашего Общества, то, конечно, во всякий момент он может войти в него, если только пожелает. Приведенной мотивировкой своего выхода из Общества В. В. Розанов встал на совершенно тождественную с Советом и большинством Общества точку зрения и открыто подписался под принципиальной правильностью всей постановки его дела в Религиозно-философском обществе. В. В. Розанов с некоторым запозданием признал и для себя обязательным то элементарное правило общежития, по которому не только сидение рядом, но даже зачисление в списки какой-либо организации не есть факт безразличный для характеристики и общественной деятельности любого члена Общества, все равно правого или левого направления. |
| Решили также небольшой группой собираться, хотя раз в месяц по средам для обсуждения всех этих дел и движения церковной жизни в разных направлениях. Пришел домой уже около 1 часу ночи. Сегодня служил заупокойную литургию по И.А.Шляпкине. Пред панихидой сказал речь. В Академии наук познакомился с присланной из Вытегры А.А.Борнацким статьей об Олонецких антрацитах, необходимостью сделать окончательное доследование их пригодности ввиду нынешнего топливного кризиса. Статья – обстоятельная, ярко рисующая дело и А.Д.Шидловскому следовало бы, помимо напечатания ее скорейшего, использовать ее в виде доклада сначала в кругу специалистов, а потом на Съезде по Северу (с 16 мая), словом бить тревогу. Это, тем более, что вообще отдел Севера у нас не блещет докладами. Надо ему при свидании сказать это. Вношу завтра на обсуждение совета доклад об организации религиозно-философского общества: «Обстоятельства времени настойчиво выдвигают основные религиозные и философские вопросы и повелительно требуют их разрешения. Образуются различные общества и ассоциации, ставящие себе задачей обсуждение и разрешение этих вопросов. Но все эти общества и ассоциации стоят большей честью на основе материалистического мировоззрения и, таким образом, подходят к разрешению этих вопросов односторонне. В противовес такого рода обществам и ассоциациям было бы необходимо создать такое религиозно-философское общество, которое бы разрабатывало и обсуждало религиозно-философские вопросы, выдвигаемые жизнью, – на основе идеалистического мировоззрения и таким образом людей, искренно ищущих истины, ближе подводило бы к Церкви. Богословскому институту, имеющему задачей (§3 Положения) «распространять в обществе христианские понятия», было бы естественно принять на себя инициативу в деле создания такого религиозно-философского общества в Петрограде». 3/16 июня 1920 г. Среда. В воскресенье вечером был у меня Преосв.Евфимий (Лапин – Л.А.), новый епископ Олонецкий. Просидел с 7 до 11 часов. Беседовали об Олонии. Говорит, что рекомендовал ему повидаться со мной Преосв. Сергий Владимирский (Страгородский – Л.А.), который и прислал мне поклон. Сообщил ему, что мог, о лицах, которых в Петрозаводске и в епархии он мог бы иметь в качестве хороших помощников, дал характеристику других, обрисовал общее положение дела и настоятельные нужды. Из первых указал на: о.о. Хазова, Венустова, Дроздина, Крючкова, Черненского, Стручкова, Даманского, Вознесенского, Вифлеемского, Ильинского, отчасти Дмитриева и др. Указал на необходимость хотя каких-нибудь пастырских курсов и на возможность привлечения Громова и Бурцева. Хочет познакомиться с заправилами. В общем – ничего, так себе; пороха не выдумает, но желание работать есть. Видимо материально ждал большего, чем я ему рассказал. |
| В. Розановым . В заседании Совета от 14 ноября 1913 г. 584 постановлено следующее: «Находя недавние выступления В. В. Розанова в печати несовместимыми с общественной порядочностью и считая невозможной совместную работу с ним в одном и том же общественном деле, Совет постановил обратиться к В. В. Розанову с просьбой поступить на основании параграфа 8 Устава Общества». Данный параграф гласит: «Желающие выбыть из числа членов объявляют об этом Совету». В исполнение этого постановления председателем Общества послано было Розанову следующее письмо: «Милостивый Государь, Василий Васильевич. Исполняя поручение Совета Религиозно-философского общества, извещаю Вас о следующем постановлении Совета, принятом на его заседании от 14 ноября 1913 г.». Далее следует буквально то, что прочитано мной. «Сообщая», – продолжается текст письма, – «вышеизложенное, я надеюсь, что Вы пойдете навстречу желаниям Совета и не принудите меня огласить настоящее постановление в Общем собрании Общества» 585 . В ответ на это председателем Общества получено было от Розанова 26 ноября совершенно частное письмо 586 , начинающееся так: «Я предпочел бы, чтобы меня исключили из Общества формально и по такому-то параграфу, так как это представляет свой интерес» 587 . В конце письма Розанов просит действовать, – «как бы я ничего не писал Вам и не подавал голоса». Тогда председатель Общества обратился к Розанову со вторым письмом, от 30 ноября 1913 г., такого содержания: «Милостивый Государь, Василий Васильевич. В ответ на Ваше письмо ко мне от 26 ноября, уведомляю Вас, что я не довел его до сведения Совета Религиозно-философского общества исключительно ввиду Вашей просьбы считать его частным. Но так как я обратился к Вам официально ина основании постановления Совета, то покорнейше прошу и Вас ответить мне, не позже 10 декабря, официальным же письмом, которое я мог бы доложить в ближайшем заседании Совета. В противном случае я буду считать себя вправе огласить в Совете и в Общем собрании членов упомянутое письмо Ваше» 588 . |
| Все стало новым с 1907 г., когда настоящее Общество открылось по действующему закону об обществах. Лично я тогда всеми силами противился открытию этого Общества. Мне оно представлялось каким-то незаконнорожденным и мертворожденным, без живой души, без ясного лица, без права на существование. Зачиналось оно не органически, а по механическому подражанию старому: были Религиозно-философские собрания – пусть опять будут Собрания. Опыт прошлых Собраний инстинктивно подсказывал мне, что слов уже было сказано достаточно, что наступило время молчать, думать о выполнении сказанных слов и копить силы для новых выступлений. Но люди новые, учредители этого Общества, С. А. Алексеев и Н.А. Бердяев , не имевшие опыта, «рвались в бой». Глубоко раскаиваюсь в том, что я не только смирился пред наличностью чужих и, как мне казалось, религиозно немудрых пожеланий, но и позволил себя уговорить председательствовать на открытии Общества. Меня упрекали тогда, что я произнес вступительную речь каким-то мертвым, упавшим голосом и сказал что-то очень пессимистическое. Но откуда было взяться вдохновению, вопреки убеждению? Я старался быть объективным, сказать о том, что есть, не преувеличивая, подчиняя свои чувства желанию большинства. Но, очевидно, внутренняя безнадежность выявилась в моей полусаркастической характеристике ближайшей возможной деятельности Общества. Я сказал, что открывается в сущности религиозно-философская говорильня. Действительно, слишком разношерстны были учредители по своим религиозным устремлениям, никакого единого духа среди них не чувствовалось, никакой широкой общественной потребности момента не чувствовалось в этом предприятии; то была потребность небольшой группы лиц. Что действительно единого в этом сочетании: правоверный чиновник Святейшего Синода В.А. Тернавцев и свободный философ С.Л. Франк ? Получалась неизбежно одна теоретическая говорильня. Вообще я не против такого учреждения. Говорить можно и о религии. Но Религиозно-философское общество говорильней быть не должно, как не может быть ею никакое общество, причастное к религии, ибо бесконечная говорильня в религии есть кощунство. И правы те наши критики, те, кому и нынешние наши разговоры о религии кажутся пустословием, развратом и т.п., правы, если действительно нет за этими разговорами каких-либо действий. Я разумею религиозную жизнь, заправляющую всей жизнью, всем поведением человека, его делами личными и общественными. И вот таких-то действий за спиной нового Общества тогда, в 1907 г., не нарождалось; оно долгое время было томительной говорильней. |
|
|
