| Г.Э. Конюса. Сношения Степана Васильевича с Петербургом начались давно, еще со времени его наездов сюда для участия в разных комиссиях. Главным официальным центром для него являлся, конечно, К.П. Победоносцев , покойный обер-прокурор Св. Синода, участие которого в служебной карьере Смоленского мы видели уже из переписки с Рачинским. Вслед за тем начинается сближение его с графом С.Д. Шереметевым, председателем Императорского Общества любителей древней письменности, в царствование императора Александра III занимавшего пост начальника Придворной капеллы. Несомненно, что петербургский период деятельности Смоленского в значительной мере освещается сношениями с просвещенным С.Д. Шереметевым. Одно время после ухода из Певческой капеллы Степан Васильевич, как известно, жил даже в прелестном садовом домике Шереметевского дворца на Фонтанке. Таким образом, не без основания можно предположить, что в деле перехода Смоленского в Капеллу граф С.Д. Шереметев принял весьма близкое участие. Это выясняется тем более, что одновременно Степан Васильевич становится деятельным сотрудником Общества любителей древней письменности: сюда он из Москвы приезжает еще в январе 1901 года, чтобы прочесть в заседании общества свой первый реферат «О древнерусских певческих нотациях». 16 мая 1901 года Рачинский писал, между прочим, Смоленскому: «Наконец узнал я вчера из «Православного вестника» о назначении вашем и графа А.Д. Шереметева». Младший брат С.Д. Шереметева, известный меценат и учредитель «общедоступных концертов», был одновременно назначен начальником Придворной капеллы. Однако дальновидный Рачинский в том же письме высказал и справедливое опасение. «Но радость эта, – добавляет он, – сопряжена с немалым страхом. Подводных камней много». Близость этого заключительного «петербургского» периода и другие, вполне понятные, обстоятельства заставляют нас лишь в общих чертах обрисовать деятельность Степана Васильевича за это время. Она распадается на три самостоятельных отдела: директорство в Придворной капелле (1901–1903), участие в научных работах Общества любителей древней письменности и основание собственного Регентского училища (1907). |
| В качестве обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцев был озабочен тем, чтобы Московский Синодальный хор не только сохранил свою независимость от Придворной капеллы, но даже сравнялся бы с ней по музыкальным качествам и стал бы образцовым хором именно как богослужебный хор, а не только как хор, поющий в церкви. Т.е. Синодальный хор должен был стать хором, который совершает богослужение вместе со священнослужителями, и притом хором, не зависящим от вкуса и взглядов владельца (как это имеет место с личным хором императора – Придворной капеллой) или от взгляда и вкуса «публики» – каковыми, по необходимости, были частные хоры, певшие по найму илидоговору с церковными старостами в разных храмах Москвы и Петербурга и в других городах России. Желаемого синтеза литургичности, музыкальной хоровой техники и своего, русского, искони богослужебного, не опирающегося на чуждое и инославное музыкальное или певческое искусство, удавалось в большой степени достичь в Синодальном хоре благодаря исключительно удачному сочетанию триумвирата: С.В. Смоленский, В.С. Орлов и А.Д. Кастальский. Можно с полным основанием сказать, что к началу XX в., благодаря энергии и административному таланту С.В. Смоленского и его основательным знаниям русской богослужебно-певческой старины, а также благодаря исключительному регентскому таланту В.С.Орлова, Синодальный хор в последние два десятилетия XIX в. не только совершенно оправился от разгрома, учиненного ему в начале XVIII в., но стал весьма серьезным конкурентом хору Придворной певческой капеллы, что особенно характерно для следующего периода нашей истории 751 . Отделение Синодального училища церковного пения от Синодального хора, при сохранении самой живой связи между ними ,имело громадное значение для развития всего хорового богослужебного пения Русской Церкви и особенно для выработки своего особого, русского стиля церковного пения. Училище теперь перестало быть только вспомогательной школой и властной рукой нового директора, С.В. Смоленского, становилось самостоятельным учебным заведением специального назначения, воспитывающим не только техников-регентов, но и стилистически образованных регентов, сведущих и в вопросах русской певческо-литургической старины. |
| К концу XIX века эти два направления стали «смешиваться», это было связано с ростом национального самосознания и всё большей популярностью древнерусского искусства. Все остальные регентские курсы, классы и училища по всей России были лишь побочными ответвлениями двух главных регентских образовательных центров — «капелльского» и «синодального», они никак не могли конкурировать с Регентскими классами Придворной певческой капеллы и Синодальным училищем, но, тем не менее, приносили несомненную пользу. Библиография Вторые Летние Регентско-учительские курсы в С.-Петербурге в 1912 г.//Хоровое и регентское дело. – 1912. 1. Гарднер И. А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви. – Сергиев Посад, 1998. Государственная академическая капелла имени М. И. Глинки. – Л., 1957. Два адреса Московскому Синодальному училищу, по случаю его 25-летняго юбилея, от Придворной певческой капеллы и Регентскаго училища в С.-Петербурге//Хоровое и регентское дело. – 1911. 11. Из истории Московского Синодального училища церковного пения//Хоровое и регентское дело. – 1911. 12. Известия и заметки//Хоровое и регентское дело. – 1914. 7-8. История церковного пения в России//Русская музыкальная газета. – 1907. Летние Регентско-учительские курсы в 1913 году в С.-Петербурге//Хоровое и регентское дело. – 1912. 11. Летние Регентско-учительские курсы в Москве, организованные Обществом Взаимопомощи регентов церк. хоров по постановлению 1-го регентскаго съезда//Хоровое и регентское дело. – 1910. 2. Металлов Василий, прот . Синодальные, бывшие патриаршие певчие. Исторический очерк//Русская музыкальная газета. – 1898. 10, 11. Народно-певческие хоры в Перми: Отчет Пермскаго Губернскаго Комитета Попеч. о нар. трезвости в 1902 г.//Русская музыкальная газета. – 1904. 16. Народно-певческое дело: Летние регентские курсы в Вятке//Русская музыкальная газета. – 1904. 17-18. Новое положение о регентских классах Придворной певческой капеллы//Хоровое и регентское дело. – 1911. О регентском Училище в г. С.-Петербурге//Хоровое и регентское дело. – 1909. |
| В учебном процессе самое серьёзное внимание уделялось преподаванию пения. Здесь формировалась певческая школа весьма высокого уровня. Этому без сомнения способствовала высокопрофессиональная, ответственная и творческая постановка обучения пению. Так, в 80-х годах по инициативе епископа Филарета (Филаретова) (1877-1882) в семинарии начинает работать выпускник Императорской придворной капеллы регент Рижского Петро-Павловского кафедрального собора . Им было подготовлено немало талантливых регентов-подвижников, которые создавали прекрасные хоры при сельских храмах. Пение в семинарии преподавал ещё один выпускник Императорской придворной капеллы К.М.Курлест. Преподаватель пения А.А.Асет, окончивший Рижскую духовную семинарию, впоследствии был директором эстонского отделения созданного в 1891 году Рижского общества православного духовного пения. Инспектор Рижской Духовной семинарии И.И.Вознесенский был крупным знатоком древле-православного пения. В его работе " О церковном пении православной греко-российской Церкви " нашли отражение вопросы построения и развития мелодий знаменного распева. Статья положила начало для обсуждения состояния духовного православного пения и его преподавания в учебных заведениях и приходских школах. Эти вопросы обсуждались в Рижской Духовной семинарии и получали воплощение в освоении традиций древле-православного духовного пения в хоровой деятельности семинаристов. Именно в семинарии в 80-х годах был основан один из первых латышских мужских хоров " Perkona koris " . По инициативе архиепископа Арсения (Брянцева) (1887-1897) в семинарии вводится предмет " медицина " , с целью научить выпускников оказывать первую медицинскую помощь в несчастных случаях, проводить санитарно-оздоровительную профилактическую работу среди населения. Преподавание этого предмета осуществлялось на столь высоком уровне, что некоторые выпускники семинарии поступали на медицинский факультет. Изменения произошли в отношении семинаристов к учению. Всё большее значение приобретали самостоятельные занятия, самообразование, особенно по богословским предметам, в изучении изящной словесности, гражданской истории, другим гуманитарным предметам. Этому во многом способствовала деятельность семинарской библиотеки. Особое участие в ней принял епископ Филарет (Филаретов) , который организовал её по плану и подарил множество книг из своей библиотеки, дарили книги и другие рижские архипастыри. |
| Ритм и гармонизация напевов. С творческой практикой соприкосновенны ритм и гармонизация церковных напевов. Что касается до ритма древних греко-византийских и наших распевов, то он, гл. обр., есть словесный, для восстановления которого не требуется особых трудов и усилий. Он должен остаться в том же виде, в каком изгаляется ныне в наших одноголосных певческо-богослужебных книгах, без применения к нему правил однообразного последования сильных и слабых времен (т. е. деления на равные такты), и разве только тщательное деление мелодий на строфы, периоды, строки (колена) и главные мелодические обороты, потребуют некоторых работ. Но столь легка гармонизация древних мелодических распевов греко-восточного происхождения для многоголосного исполнения. В этом отношении не мало делалось опытов и у нас в России и за границей, но вообще без желаемого успеха, потому что западная гармонизация, как искусство новое и строго формальное, не легко мирится с древним весьма свободным мелодическим голосоведением, с обширными мелодическими украшениями (кратиматами, терерисмами), а особенно, – в греческом пении, – с энгармоническим и хроматическим родами пения, заключающими в себе четверти, трети и еще более дробные доли целых интервалов. Поэтому в бывших доселе в европе опытах гармонизации древних греко-восточных напевов по необходимости приходилось или изменять и сокращать мелодию для гармонических выводов, или же нарушать чистоту, а иногда и основные правила европейской гармонии. Подобное сему затруднение встречено и русскими музыкантами при гармонизации древних русских распевов. Их диатоническая гамма, большие мелодические украшения (фитные лица) и древний мелодический характер, представляли не мало затруднений для применения к ним европейской контрапункции. Причем, то гармония, то чаще всего мелодия, утрачивали важную часть своих свойств и достоинств. Из иностранных переложений в гармонический вид греческого церковного пения особенно известны переложения г. Рандхартингера, изд. в Вене, южно-славянского пения – К. Станкевича в Вене же и испанца И. Де-Кастро в Риме. К опытам переложений древних русских напевов в России должно причислить троестрочное пение, господствовавшее особенно в XVII веке, труды придворных певцов Петра Великого, переложения прот. Турчанинова и директоров придворной капеллы: Д. С. Бортнянского и А. Ф. Львова; затем в новом направлении, – чисто в диатонической гамме, труды: М. И. Глинки, H. М. Потулова, Д. Н. Соловьева и Московского Общества любителей церковного пения и наконец, опять придворной певческой капеллы. |
| Питомцы Синодального училища воспитывались в богослужебной атмосфере Большого Успенского собора, и вообще в атмосфере традиционной, любящей церковность и старину Москвы. Был учрежден наблюдательный совет «для наблюдения за благоустройством церковно-музыкальной части в училище и для направления Синодального хора к преуспеянию в духе древнего православного церковного пения» 752 . Членами этого совета были протоиерей Д.В. Разумовский; бывший в то время директором Московской консерватории Н.А. Губерт, П.И. Чайковский (после 1889 г. – директор Московской консерватории В.И. Сафонов, затем – А.С. Аренский, С.И. Танеев) и, по положению, директор Синодального хора и училища, регент хора с его помощником и некоторые преподаватели музыкальных предметов. По словам В.М. Металлова 753 , «...началась новая жизнь его (т. е. Училища), выступили новые деятели во всеоружии научно-музыкальных познаний, богатого и широкого опыта и эрудиции, сильной энергии и таланта, с ясно намеченными целями, обдуманными планами, с чуткой, отзывчивой душой на требования современности, с высокими задачами в церковно-певческом деле, с неумолимыми требованиями к церковно-общественному служению и назначению Синодального училища и хора». Вместе с этим новым течением и новым направлением в деятельности Синодального училища богослужебное пение Русской Церкви стало мало-помалу возвращаться в ведение Церкви и в руки церковных властей: гегемония светского учреждения, Придворной капеллы, шла на убыль. Самый чувствительный удар этой гегемонии нанес проигранный капеллой процесс, возбужденный капеллой против нотного издателя П.И. Юргенсона в Москве, издавшего «Литургию» П.И. Чайковского (ор. 41) без разрешения цензуры капеллы, с одним только разрешением духовной цензуры. Об этом процессе мы скажем немного далее; он отчасти явился поводом ухода Н.И. Бахметева с поста директора Придворной певческой капеллы, – с его уходом в значительной степени ослабело тормозящее направление цензуры капеллы и все стилистическое направление ее деятельности. |
| Вследствие этого в 1804 г. он выразил желание, чтобы в церквах вводимо было пение простое, но благопристойное, чтобы для обучения такому пению всех церковников епархиальные Начальства вызывали их поочередно по нескольку человек в города и по надлежащем обучении снова отсылали на места с обязательством обучать тому же искусству и других одноприходных и соседних своих товарищей. Св. Синод с своей стороны разослал по епархиям указы, чтобы причетники отправляли в церквах пение по напевам, изданным в нотных книгах, чтобы посторонние певцы допускались на клирос только с согласия причта и только имеющие довольное искусство в церковном пении, чтобы пред праздниками сами священно-и-церковно служители делали до службы предварительные спевки, певческие хоры, где таковые имеются, пели благопристойно, не делая отнюдь бесчинного вопля; положено так же обучать нотному пению по новым напевам в духовных школах. Распоряжения эти имели значительное влияние на постепенное улучшение церковного пения даже в отдаленных епархиях. В исправлении церковного пения при Александре много потрудился директор придворной капеллы, известный композитор 45 концертов, 8 херувимских, 8 трио и более 50 др. церковных музыкальных произведений, Вортнянский († 1825), старавшийся исправлять в мотивах партесного пения искажения на иностранный лад, какие введены были в него в прежнее время разными Сарти, Галуппи и др. известными и неизвестными композиторами. В 1815 г. партесное пение по рукописным нотам было запрещено во всех церквах и велено петь по одним печатным, одобренным директором придворной капеллы. При императоре же Александре начал свою церковно-музыкальную деятельность другой знаменитый композитор дух. пьес, который пошел еще далее в сближении партесного пения с древними церковными мотивами, П.И. Турчанинов, регент (с 1809 г.) митрополичьего хора, потом (1814) придворный протоиерей при стрельнинской церкви. В том же 1804 г., когда началось дело о церковном пении, св. Синод, тоже по желанию государя, издал указ, которым духовенству велено было наблюдать, чтобы миряне стояли в церквах, как благопристойность и святость служения требует, стараться о сохранении порядка при всех священных действиях, особливо во время свадеб, внушать приходящим, чтобы не стесняли места священнодействия, не разговаривали и не переходили с места на место, упрямых же приводить к порядку чрез полицию, да и самим членам причта держаться как при служении, так и при крестных ходах и других церковных процессиях благоговейно и пристойно под опасением строгого осуждения; для удобства священнослужителей и лучшего благочиния мирянам не велено занимать при богослужении алтарь, где любили стоять более видные прихожане, и солею, так как стоящие на ней особенно в большом количестве заслоняли собой иконостас и мешали проходу дьяконов и причетников; в следующем году в предотвращение этого беспорядка св. |
| Собственно, в историю русской музыки Кругликов вошел как музыкальный критик, сотрудничавший с самыми разными московскими периодическими изданиями: газетами «Современные известия», «Новости дня» «Русское слово», журналом «Артист» и т. д. Во второй половине 1890-х годов он был консультантом Частной русской оперы С. И. Мамонтова и способствовал появлению в ее репертуаре сочинений своих петербургских друзей. Одновременно с журналистикой Семен Николаевич совершенствовался в педагогике, за короткий срок превратившись из самоучки в профессора Московского Филармонического училища: он начал там преподавание в 1881 году, в 1898–1901 годах был директором. Однако вернемся к 1885 году и остановимся на истории первого – неудавшегося – назначения Кругликова директором Синодального училища: эта история проливает свет на участие в его реформах двух ведущих композиторов того времени, Балакирева и Римского-Корсакова. Дело в том, что преобразование Синодального училища имело прецедент в стенах Придворной певческой капеллы, куда в 1883 году были приглашены на работу названные композиторы. Действующих лиц реформы в Капелле Римский-Корсаков охарактеризовал в своей «Летописи». Забегая вперед, скажем, что почти тот же круг лиц стоял и у истоков реформы, которую намеревались осуществить в Москве. «Перемены, возникшие со вступлением на престол Александра III, коснулись и Придворной капеллы, директором которой был Бахметев, – писал Римский-Корсаков. – Последний получил отставку. Положение Капеллы и штаты ее были выработаны вновь. Начальником Капеллы сделан граф С. Д. Шереметев (даже и не дилетант в музыкальном искусстве). Должность эта была как бы только представительная и почетная, а в действительности дело возлагалось на управляющего Капеллой и его помощника. Управляющим Шереметев избрал Балакирева, а последний в свои помощники – меня. Таинственная нить такого неожиданного назначения была в руках Т. И. Филиппова, бывшего тогда государственным контролером, и обер-прокурора Победоносцева. Балакирев – Филиппов – гр. Шереметев – связь этих людей была на почве религиозности, православия и остатков славянофильства. Далее следовали Саблер и Победоносцев, Самарин, пожалуй, и Катков – древние устои самодержавия и православия. Собственно, музыка играла незначительную роль в назначении Балакирева; тем не менее нить привела к нему, действительно замечательному музыканту. Балакирев же, не чувствуя под собой никакой теоретической и педагогической почвы, взял себе в помощники меня, как окунувшегося в теоретическую и педагогическую деятельность в консерватории. В феврале 1883 года состоялось мое назначение помощником управляющего Придворной капеллой» 133 . |
| Властное расширение контроля капеллы над всем церковным пением в России, в ущерб голосу церковных властей – Синоду – было возможно только благодаря мощной поддержке Львова государем Николаем I. А.Ф. Львов был очень добросовестным и исполнительным службистом. До своего назначения в капеллу он был, по-видимому, далек от церковно-певческих интересов. Его отец Ф.П. Львов был более занят административной частью. Певческая же, практическая часть была в руках опытных учителей капеллы и помощников, воспитывавшихся еще при директоре Д.С. Бортнянском и прочно придерживавшихся установленных им принципов. А то, что делалось вне капеллы, выходило из кругозора ее директора; за выполнением указа 1816 г. должно было следить епархиальное управление и приходское духовенство. До своего назначения в капеллу на место своего умершего отца А.Ф. Львов, конечно, был более или менее хорошо знаком с капеллой вообще и с ее хором. Но вопросами церковного пения у него у него не было особенных причин заниматься: его поглощала светская музыка. С назначением его и.д. директора Придворной певческой капеллы положение должно было измениться, и волей-неволей Львову пришлось ближе соприкоснуться с церковным пением. Начало новому стилистическому направлению в деятельности хора капеллы было дано самим государям. При назначении М.И. Глинки капельмейстером капеллы (1837) Николай I сказал: «Глинка, я имею к тебе просьбу и надеюсь, что ты не откажешь мне. Мои певчие известны всей Европе и, следовательно, стоят того, чтобы ты занялся ими. Только прошу, чтобы они не были итальянцами» 567 . С этими словами государь указывал общее стилистическое направление деятельности своего личного церковного хора: прочь от итальянщины! Обстоятельства так сложились, что Глинка через два года ушел из капеллы (о его значении для русского церковного пения будет подробнее сказано в этой главе дальше). Но директива государя была сочтена Львовым обязательной и для себя. При этом возникала следующая проблема: хор Придворной капеллы был стилистически сильно итальязирован, а богослужебные придворные напевы не были нотированы, если не считать упоминавшегося в предыдущей главе издания для двух голосов. А в свободных композициях кроме подражания итальянскому стилю да, быть может, следов партеса и канта, не выработалось еще своего особенного русского церковного стиля. Таким образом, возникал вопрос: если не продолжать с певчими капеллы прежнего стилистического курса, а русского стиля свободных композиций еще не выработано – то в каком же стилистическом направлении вести хор Придворной капеллы? |
| В ст. «Регентское образование» (ХРД. 1911. 3-5), отметив историческое преимущество в России церковного хорового пения перед светским, К. рассматривает программы муз. подготовки регентов в гос. и частных учебных орг-циях. Как наиболее полную он выделяет утвержденную в 1910 г. программу Синодального уч-ща церковного пения (10-летний курс муз. образования), содержащую общемуз., дирижерские и регентские предметы. К. выделяет наличие в ней курсов богослужебного чтения и уставного пения, упоминание о необходимости применения к богослужебным песнопениям различных муз. форм, «подбора пьес по характеру и тональностям» и использования полных авторских циклов литургии и всенощной. К. критикует требование использовать в качестве тем для задач по гармонии и контрапункту (западным в своей основе) рус. обиходные мелодии и народные песни, как могущее отвести буд. церковных музыкантов «от начавшегося было намечаться пути созидания русского, народного стиля», и программу методики церковного и школьно-хорового пения как поверхностную и неполную. О программе 5-летнего курса регентского класса Придворной певческой капеллы К. пишет как об утратившей «все связи с церковно-певческой жизнью» и сведенной «к узко-практическому изучению... некоторых частностей нескольких предметов». Это проявилось, напр., в изучении в капелле гл. обр. мелодий придворного Обихода и концертов Д. С. Бортнянского , в излишней краткости и схематичности курсов истории церковного пения и музыки, а также богослужебного устава, в том, что не изучались разнообразная хоровая лит-ра, хороведение, методика обучения и дирижирования, постановка голоса, рус. народная песня и особенности рус. церковной музыки (в курсе теории музыки). Положительную оценку К. в программе капеллы получил курс сольфеджио. Из частных организаций К. выделяет с.-петербургское Регентское уч-ще (5-летний курс) и появившиеся во мн. городах летние регентско-певч. курсы. К. считал необходимым ввести регентское образование для женщин. Решение проблем обучения регентов и певчих К. |
|
|
