| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Умирание искусства «Умирание искусства» — самая известная работа Владимира Вейдле. В «Умирание искусства» Вейдле предпринимает попытку проанализировать кризис современного западного искусства с христианских позиций. «Метафизическое основание» кризиса западного (пост/а/христианского) искусства — потеря опыта «чудесного». После выхода этой книги за Вейдле закрепилась репутация «знатока искусства, историка культуры, мастера-эссеиста… христианина в гуманизме, посла русской, но и европейской истинной России на Западе» (Иваск). Ходасевич откликаясь на «Умирание искусства» писал: «причины общеевропейского упадка коренятся в глубоком культурном кризисе, постигшем Европу вообще, что и наша поэтическая катастрофа обусловлена не только чисто русскими, но и событиями гораздо более широкого и трагического характера… Верен и прогноз Вейдле… что европейская, в том числе русская, литература обречена гибели, если в ней, как во всей современной культуре, не воссияет свет религиозного возрождения». Вейдле писал: «Возрождение чудесного, возвращение искусства в мир, где ему было бы легко дышать, недостижимо полностью ни на одном из отдельных, казалось бы — ведущих к нему путей, недостижимо даже и через их слияние. Одним возвратом к детству человека или мира еще не вернуть искусству утраченной цельности и полноты, хотя бы потому, что возврат этот сам никогда не бывает целостным и совершенным. Одним раскрепощением случайностей, культом непредвиденного, магией риска и азарта, безоглядным погружением в ночную тьму не добиться прорыва в тот подлинно чудесный мир, где законы нашего мира не опрокинуты, а лишь оправданы и изнутри просветлены. Искусства у цивилизации нельзя отвоевать хотя бы и самым отважным набегом в забытую страну, где оно когда-то жило, где ему хорошо жилось. […] воссоединение искусства с религией, если ему суждено осуществиться, будет не только спасением искусства, но и симптомом религиозного возрождения. Когда отвердевшая вера станет вновь расплавленной, когда в душах людей она будет вновь любовью и свободой, тогда зажжется и искусство ее собственным живым огнем. К этому в мире многое идет, и только это одно может спасти искусство. Другого пути для него нет и не может быть, — потому что художественный опыт есть в самой своей глубине опыт религиозный, потому что изъявления веры не может не заключать в себе каждый творческий акт, потому что вам, мир, где живет искусство, до конца прозрачен только для религии. |
| В.В. Виноградов Искусство, искус Искусство, искус. Хотя в предисловии к пятому тому семнадцатитомного Словаря было выражено стремление редакции к более четкому раскрытию исторической перспективы при определении значений слова, это стремление чаще всего не находит своего полного и убедительного воплощения. Например, в слове искусство отыскиваются три значения, и показываются они в такой последовательности: 1) «творческое отражение, воспроизведение действительности в художественных образах» (цитаты из Гоголя, Чернышевского и Ферсмана); 2) «отрасль творческой художественной деятельности» и 3) «умение, мастерство, необходимое для ведения какого-либо дела» (5, с. 470). Здесь возбуждает сомнение и последовательность расположения значений и формулировка исходного, первого значения, основанного на поэтической системе реализма. Историко-лексикографические справки, указывающие на «Лексикон» Поликарпова 1704 г., на «Вейсманнов Лексикон» 1731 г. и на «Российский Целлариус» 1771 г., противоречат семантическому раскрытию предполагаемой или предлагаемой истории значений слова искусство. Характерно, что в «Словаре языка Пушкина» (2, с. 241–242) употребление слова искусство в значении «система приемов, методов в какой-либо практической деятельности» отмечено 52 раза, а в значении «художественное творчество» – 21 раз; вообще же оно встречается 107 раз. Возникает вопрос, можно ли первое значение слова искусство, выдвигаемое семнадцатитомным Словарем в качестве исходного, применить к такому общеизвестному месту из пушкинской трагедии «Моцарт и Сальери»: Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству. Вот некоторые материалы для семантической истории слова искусство. Морфологические критерии распознавания и выделения древнеславянизмов нередко вступают в конфликт с семантическими, внутренними, формами слова. Несмотря на то, что слово может быть этимологически разложено на древнеславянские морфологические элементы, несмотря на то, что оно носит печать книжности и история его употребления в прошлом тесно связана со стилями книжно-славянской речи, все же квалификация его как старославянизма, славянизма или церковнославянизма может быть грубым историческим анахронизмом. Ко многим словам этого типа скорее приложимо название западноевропеизма на древнеславянской основе. |
| Но как раз в сфере отрешенности и проходит основная грань различия между мифологией и поэзией. Ни выразительность формы, ни интеллигентность, ни непосредственная наглядность, ни, наконец, отрешенность, взятые сами по себе, не могут отличить миф от поэтического образа. Только по типу этой отрешенности, а не по ней самой как таковой можно узнать, где миф и где поэзия, где мифическая и где просто поэтическая фантазия. – 1. Уже первоначальное всматривание в природу мифической отрешенности обнаруживает с самого начала, что никакая отрешенность, никакая фантастика, никакое расхождение с обычной и повседневной «действительностью» не мешает мифу быть живой и совершенно буквальной реальностью, в то время как поэзия и искусство отрешены в том смысле, что они вообще не дают нам никаких реальных вещей, а только их лики и образы, существующие как-то специфически, не просто так, как все прочие вещи. Кентавры, сторукие великаны суть самая настоящая реальность. Мифический субъект бросается на сцену, а не сидит, занятый безмолвным ее созерцанием. Поэтическая действительность есть созерцаемая действительность, мифическая же действительность есть реальная, вещественная и телесная, даже чувственная, несмотря ни на какие ее особенности и даже отрешенные качества. 2) Это значит, что тип мифической отрешенности совершенно иной, чем тип поэтической отрешенности. Поэтическая отрешенность есть отрешенность факта или, точнее говоря, отрешенность от факта. Мифическая же отрешенность есть отрешенность от смысла, от идеи повседневной и обыденной жизни. По факту, по своему реальному существованию действительность остается в мифе тою же самой, что и в обычной жизни, и только меняется ее смысл и идея. В поэзии же уничтожается сама реальность и реальность чувств и действий; и мы ведем себя в театре так, как будто бы изображаемого на сцене совершенно не было и как будто бы мы в этом совершенно ни с какой стороны не заинтересованы. Для мифа и мифического субъекта такое положение дела совершенно немыслимо. |
| Одно из этих апокрифических сочинений, именно Беседа трех Святителей 18 , получило особенно важное значение в нашей древней литературе, относительно развития и распространения в ней поэтических элементов смешанного, полухристианского характера. Беседа эта, по своему происхождению, относится к отдаленной древности, и первоначально занесена к нам, вероятно, из Болгарии, вместе с заговорами на лихорадки, с Зелейниками и другими отреченными книгами; потому что эта беседа встречается в рукописях Болгарских, в которых не видно следов русского влияния 19 . Но усвоенная Русским народом, она получила у нас местный колорит, и пустила глубокие корни в древнерусской поэзии. Состоя в теснейшей связи с народными суевериями, загадками, приметами и с различными мифологическими воззрениями, эта Беседа дала содержание многим народным песням, сказкам, наречениям и в свою очередь, вероятно, многое заимствовала из этих народных источников. Это обоюдное влияние всего лучше говорит в пользу присутствия поэтических элементов в нашей древней письменности. Для того чтоб познакомить вас, Мм. Гг., с этою знаменитою Беседою, приведу из нее несколько более любопытных мест, в связи с фактами из истории нашей народной поэзии, как мифологической, так и смешенной с понятиями христианскими. С этой целью буду рассматривать эту Беседу, во-первых, в отношении древнейших мифических преданий, и во-вторых, в связи с народными духовными стихами, с загадками и сказками: причем постараюсь объяснить вообще художественный стиль этой Беседы. 1) Начну с языческих представлений характера космогонического. Сюда принадлежит миф глубокой древности о том, что земля, в символическом образе коровы, происходит от быка 20 . Этот миф не только вполне согласен с древнейшими представлениями индоевропейских языков, по которым понятия о земле и корове выражаются одним и тем же словом 21 , но и глубоко входит в основы мифических и поэтических преданий родственных народов. По мифологии северной два господствующие поколения мифических существ – великаны (Турсы, Иоты) и боги Асы – ведут свое происхождение от двух космических начал: от чудовища Имира, тело которого пошло на построение всего мира, и от коровы Аудумблы. От Имира произошли великаны с карликами, а от Аудумблы – Асы. |
| 2 . Элегия и ямбическая поэзия. Элегический дистих (в частности, это размер эпиграмм) и ямб, ведущий свое происхождение из культовых ритуалов, сформировались в Ионии VII века, где жив был дух гомеровских поэм. Их языком стал ионийский диалект; даже спартанец Тиртей и афинянин Солон пишут элегическим стихом по-ионийски. 3 . Мелическая лирика. Так называется поэзия для сольного исполнения под лиру или флейту. (Не следует забывать, что поэтическая стихия была еще почти всегда неотделима от стихии музыкальной: лирические стихи представляли собой, по существу, песни). Величайшие лирики, Сапфо и ее современник Алкей, разработали эолийский поэтический язык на основе лесбосского диалекта, под некоторым влиянием гомеровского. Впоследствии лирика также была эолийской. Даже Анакреон, любимец поэтов более поздних времен, хотя и писал на ионийском диалекте, обнаруживает в своем поэтическом языке эолийское влияние. 4 . Хоровая поэзия. В аристократическом обществе Спарты VII века развивалась, в частности, поэтическая культура. Искусство хоровой лирики обязано своим происхождением также и поэтам из других краев (так, музыкальную школу в Спарте основал Терпандр с Лесбоса), но стало достоянием лаконских поэтов, творивших на дорийском диалекте. Самый крупный из них в эту эпоху – Алкман. Из более поздних хорошо известен Пиндар, дорийская лирика которого дошла до нас в гораздо большем объеме, чем произведения подавляющего большинства других древнегреческих лирических поэтов. 5 . Трагедия. Классическая греческая трагедия имеет ритуальное происхождение; ее развитие и расцвет связаны с Аттикой и Афинами. Язык трагедии – аттический диалект. Но если о диалогических сценах, написанных ямбом, это можно сказать без оговорок, то хоровые партии, с их сложным размером и строфикой, многим обязаны хоровой лирике, и в их языке чувствуется дорийское влияние. 6 . Проза. Прозаическая литература моложе, чем поэтическая. Это легко объяснить, если вспомнить, что литература зарождается в дописьменный период, а после введения письма также долгое время может быть исключительно устной (напр., если существуют религиозные запреты на запись песен, сказаний). В бесписьменный же период литературные тексты поются или рецитируются вслух и передаются с помощью заучивания наизусть; в таких условиях литература неизбежно оказывается более или менее поэтически организованной. Проза – литература письменная, так сказать, по определению. |
| Иное дело если бы новые слова и словосочетания служили выражением понятий несомненно позднейшего происхождения, не свойственных цветущему периоду Давидова времени и характеризующих собою эпоху упадка и вырождения языка, как это замечается в писаниях халдейского периода; но ничего подобного не замечается в рассматриваемых псалмах, так как язык их, не смотря на привнесение новых слов и выражений, по общему сознанию лучших филологов-гебранстов, отличается классическою чистотой и свежестью поэзии, и вообще содержит в себе все качества древнего стиля лучшей цветущей эпохи развития какою справедливо признается образцовое в истории псалмопения время Давидово 413 . Этому нисколько не препятствует ни разнообразие строфического построения псалмов, ни алфавитное расположение Пс. 34 -го (у нас 33-го), точно также как довольно искусственное развитие параллелизма членов и строфического расположения частей в песни Деворы и других несомненно древних песнях не требует непременного низведения их к позднейшим временам: замечаемая в том и другом случае искусственность представляет лишь новую ступень естественного развития формы в области свободного поэтического творчества, а не внешнее только украшение, в замен истинного поэтического вдохновения, свойственное тому времени упадка поэзии, когда она перестает быть плодом живого творческого духа народа, и возделывается только лишь искусственно. Что касается сходства в мыслях, образах и выражениях с другими писаниями, то свободное пользование древнейшими из них, особенно Моисеевыми писаниями, свидетельствует только о глубоком уважении к ним писателя псалмов, а не может, конечно, служить признаком несвойственного Давиду недостатка свободного поэтического творчества или оригинальности, так как ни в одном из рассматриваемых псалмов не видно никакого рабского подражания, характеризующего собою более позднюю эпоху; а параллельные места в позднейших псалмах и также пророческих и исторических писаниях, выставляемые новейшею отрицательною критикой за доказательства того, что псалмопевец пользовался этими писаниями, как источником, при ближайшем рассмотрении и сличении тона, языка и характера тех и других писаний, еще более дают основания к обратному заключению, что псалмы наши служили образцом для этих писаний и, следовательно, древнее их по своему происхождению. |
| 7. Сущность мифического отрешения Как же это возможно? Что это за миф, который не связан существенно с поэзией и, следовательно, не содержит в себе ни ее смысла, ни ее структуры? Мы уже знаем, что основное отличие мифического образа от поэтического заключается в типе его отрешенности. Выключивши из мифического образа все поэтическое его содержание и оформление, – что мы получаем? Мы получаем именно этот особый тип мифической отрешенности, взятый самостоятельно, самую эту мифическую отрешенность как принцип. Взятая в своей отвлеченности, она, действительно, может быть применяема и к религии, и к науке, и к искусству, и, в частности, к поэзии. Здесь удобно сказать несколько слов об этой мифической отрешенности как принципе особой формы или специфического слоя в тех или других формах. Никакое другое сопоставление и отграничение из тех, которые были рассмотрены выше, не давало нам возможности сосредоточиться на этом моменте специально. И только сопоставление с поэзией, точнее же – выключение всего поэтического из мифа, обнажает теперь перед нами во всей непосредственности этот мифически-отрешенный образ. Не забудем, что, выключивши поэзию, мы выключили все богатство ее форм и содержания, выключили всю стихию выразительности, словесности, картинности, эмоциональности и т. д. Мы уже говорили об отличии мифического отрешения от поэтического. Стало быть, если в нем и содержатся какие-нибудь черты поэтической отрешенности, – выключим и их и оставим голую и беспримеснуюмифическую отрешенность. Что она такое вообще – мы также говорили уже. Что она такое в окончательной своей роли, об этом мы будем говорить, когда переберем все составные элементы мифа и когда поймем истинное положение ее среди всех этих элементов. Сейчас же необходимо поставить только такой вопрос: какова структура этой чистой и беспримесной мифической отрешенности? Это и не вопрос об ее общем смысле, на который мы уже ответили, и не вопрос об ее диалектическом месте в системе цельного мифического образа, о чем мы еще будем говорить. Это вопрос средний между тем и другим. Какова структура чистой и голой мифической отрешенности? |
| Пока в школе никого. Только уборщицы и рабочие добросовестно надраивают полы и красят стены. Выглядит оригинально: по светлому фону в коридоре идут разноцветные огромные ромбы, как рамы окаймляющие двери кабинетов. – Мы затеяли дизайнерскую покраску стен, переоборудуем столовую – теперь там можно будет отдохнуть на диванчиках, подзарядить телефон, сделать уроки. Учителя по искусству, которые сами заканчивали наш лицей, придумали интересный дизайн. Потом развесим картины. Будут еще магнитные доски, на которых ребята и учителя смогут обмениваться информацией. Репродукции, которые вы видите на стенах, создатель лицея Михаил Геннадьевич Мокринский покупал в различных поездках и просил делать то же самое учителей и родителей. Со временем собралась внушительная коллекция, которую решили развесить в коридорах лицея. На одном этаже ты как будто попадаешь в Лувр или Прадо. А на другом – словно идешь по Пушкинскому музею и тебя окружают вещи импрессионистов, собранные Сергеем Щукиным. Название «лицей» сейчас официально отменили, но самое главное, что было и остается – это среда, атмосфера. Ребята чувствуют себя лицеистами, и самое важное, что дети с разными потребностями могут выбрать себе дело по душе. Личность ребенка формируют не взрослые, не учитель, не родители, а именно среда. Все выпускники в один голос отмечают атмосферу лицея. Среда может быть скучная и догматическая, а может быть интенсивная и яркая. От того, насколько среда эмоционально богата, зависит, насколько выстраиваются равные, партнерские отношения между учителем и учеником. На «поэтической» лестнице – А вот наша главная лестница, мы называем ее «поэтической». Перед последней пятницей каждого месяца совершенно стихийно на доске объявлений появляется тема будущей «лестницы», и – понеслось. Стихи, свои и чужие, читают школьники и учителя. Зачем? Да ведь это самое главное: поэзия, красота, романтика, любовь – это именно то, для чего мы живем! Возможно, немного странно это слышать от директора школы, в которой 90 процентов выпускников сдают три экзамена ЕГЭ с результатом 270+, а олимпиадники занимают первые места на всероссийских и городских соревнованиях. Но выпускники вспоминают не бесконечную гонку подготовки к экзаменам, а первый день в школе, чтение стихов на «поэтической лестнице», «Ночи в лицее», благотворительные ярмарки, поездки в Пушгоры, в Питер и в Армению. А еще – посиделки в соседнем кафе или то, как учительница литературы напоила на перемене кофе, а математик опоздал на урок и, весело прищурившись, извинялся: «Простите, ребята, проспал немного, сейчас все наверстаем». |
| У Евреев никогда не было известно драматическое представление, – равно как и у других семитических народов; – наконец, драма никогда не являлась ранее эпоса; а эпоса, как замечено, у Евреев не было и не могло быть, – значит, и драмы, – даже начатков драмы, как не было начатков и эпоса. 4) За отсутствием эпоса и драмы остаются в Еврейской поэзии, как мы сказали, лирическая и дидактическая поэзия. К первому роду, который можно назвать Еврейским словом thehilla, относятся все те песни, в которых вдохновенные поэты высказывали свои чувствования и сердечные размышления о Боге, Божием мироправлении, судьбах народа и прочем, например, песни Моисея и Деворы, некоторые из речей Иова, большая часть псалмов, плач Иеремии и некоторые песни в пророческих книгах; ко второму роду, который можно охарактеризовать Еврейским словом maschal, относятся те поэтические произведения, в которых священные Еврейские поэты заключили учение об истинах религии и правила мудрости человеческой, облекши их в поэтические формы, – чтобы живее и тверже напечатлеть их в памяти народной. Этот род поэзии Еврейской имеет, главным образом, двоякий характер: её произведения частью принадлежат к области так называемого сравнительного искусства, раскрывающего мысли чрез описание других подобных или противоположных предметов, сравнений, подобий и пр., – частью суть обширные поучения, выраженные в поэтических округленных изречениях, или же краткие изречения, имеющие вид пословиц, загадок и апофегм. Таковы – книга Иова, Екклезиаста, Песни Песней и Притчей. Впрочем, трудно отделять лирико-поэтические произведения от дидактических, потому что, с одной стороны, и дидактика часто прерывается лирикой, и лирика часто принимает вид поэзии дидактической. Нечто среднее между собственно лирическими и дидактическими произведениями занимают обличительные и увещательные речи пророков: от чисто лирических песней они отличаются тем, что выражают не одни лишь чувства пророков, не одну скорбь о беззакониях Израиля, не одно благоговение их пред величием, святостью и другими совершенствами Иеговы, – не одно погружение в судьбы Божественного мироправления и пр., но, вместе с тем, имеют прямую цель подействовать на умы и сердца народа, – что сообщает им характер дидактической поэзии; от чисто дидактических произведений отличаются они тем, что в них преобладает сила чувствований над спокойным размышлением и высокая живость картин над простотой изложения. |
| Фестиваль поэтического рока с участием православной молодежи и священников состоялся в Подольске 17 февраля, 2012. Новостная служба Большинство участников фестиваля верующие, воцерковленные люди. Это находит отражение и в их творчестве, не теряющем, впрочем, присущих данному музыкальному стилю черт. Так в жизни этих людей пересекаются вера, подкрепленная делами, и творчество, за которым стоит стремление послужить Богу и ближним. 17 февраля. ПРАВМИР. 12 февраля в Подольском дворце молодежи состоялся очередной фестиваль поэтического рока «Выход есть», сообщает сайт Московской епархии . Большинство участников фестиваля верующие, воцерковленные люди. Это находит отражение и в их творчестве, не теряющем, впрочем, присущих данному музыкальному стилю черт. Так в жизни этих людей пересекаются вера, подкрепленная делами, и творчество, за которым стоит стремление послужить Богу и ближним. Примечательно, что в фестивале принимали участие и бывшие профессиональные музыканты, а ныне священнослужители. Например, клирик Воскресенского храма г. Подольска диакон Алексий Абрамов был участником Национального академического оркестра народных инструментов России им. Н. П. Осипова, а настоятель Благовещенского храма села Матвеевское Подольского района в прошлом — лидер молодежной рок-группы. Все выступления встретили живой, неравнодушный отклик зала, но самые бурные аплодисменты достались совместному выступлению подольской группы «Гроссхоперес», в которой играет приходской миссионер Георгиевского храма г. Подольска и ансамбля скрипачей «Сувенир» Львовской поселковой школы искусств, которые исполнили несколько классических произведений в рок-аранжировке. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 |
|
|
