| М. Истрина , считавшего, что при Ярославе Мудром, после учреждения митрополии в 1039 г., «главным образом на основе славянского перевода византийской Хроники Георгия Амартола, был создан сокращенный хронограф (Хронограф по великому изложению), очищенный от каких бы то ни было богословско-догматических рассуждений. Вскоре к нему было добавлено продолжение, излагающее историю Древнерусского государства. Только после смерти князя Ярослава, в конце 50-х годов 9 века этот византийско-русский хронограф подвергся переработке, в ходе которой русская часть была отделена от византийской, распространена за счет новых известий, доведена до смерти Ярослава и снабжена введением. Из этой первоначальной русской летописи и возникла путем постоянных дополнений Повесть временных лет… Вторая редакция древнерусской летописи была создана только в 1113 г. Нестором, который, подражая Георгию Амартолу, снабдил ее вводной частью» 6 . О. В. Творогов, правда, считал, что концепция А.А. Шахматова более достоверна и что «к Хронографу по великому изложению обращался только составитель Начального свода, а составитель Повести временных лет обращался исключительно к Хронике Амартола» 7 , однако это не должно принципиально сказаться на выводах дальнейшего анализа. Преимущество концепции Истрина в данном случае заключается лишь в том, что, поставляя очищенный от богословских рассуждений «Хронограф по великому изложению» связующим звеном между «Хроникой» Амартола и «Повестью», она позволяет более наглядно поставить вопрос: что из богословского содержания хроники Амартола вновь прижилось на новой почве, а где она, эта почва, дала ростки из собственных семян? При этом я буду опираться на принципиально важный методологический постулат Рикардо Пиккио, подчеркивавшего, что современные исследователи ищут различий и контрастов там, «где время, повторение и непрерывные переделки покрыли произведения унифицирующим лаком… Таким образом, можно реконструировать историю древнейшей русской литературы. Но это будет история произвольная, искусственная, если мы действительно поверим в функциональную независимость отдельных индивидуальностей… Отделив страницу для того, чтобы лучше расшифровать ее, мы должны будем вновь поставить ее на место, предназначенное для нее временем, если мы действительно желаем познать историю» 8 . |
| 262 И сде старший в Ладоз Рюрикъ ...въ Изборьсц. – В Л город, в котором обосновался Рюрик, не назван, в М – «седе Новегород». В И и в Р местом княжения Рюрика названа Ладога. Исследования последних лет позволяют допустить такую последовательность событий: в IX в. варяги (Рюрик) были приглашены в Ладогу (или захватили ее); затем Рюрик перенес свою резиденцию в Городище (так называемое Рюриково городище) – укрепленное славянское поселение на правом берегу Волхова, выше Новгорода по течению. Сам Новгород возник позднее: новгородская крепость («детинец») построена около 1044 г. Княжеская же резиденция была перенесена в начале XI в. на противоположный, правый берег Волхова, на Торговую сторону («Ярославово дворище»), но в XII в. князь вновь перебрался в Городище. Таким образом Новгород как укрепленный городской центр возникает лишь в середине XI в., хотя славянские поселения (особенно на северо-западном берегу озера Ильмень и в междуречьи Волхова и Веряжи) существовали здесь ранее, по крайней мере с середины IX в. (См.: Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 170–205). 263 ...мы сдимъ род ихъ... – Исправлено по Л, в И ошибочно «въ город ихъ». «Род» – «родичи, потомки». То, что легенда подчеркивает непосредственную связь между Кием и его братьями и киевлянами IX в., как кажется, свидетельствует о том, что в представлении летописца время основания города не отстояло далеко от описываемых событий. 264 Иде Асколдъ и Диръ ...Михаила цесаря. – Поход на Византию имел место в 860, а не в 866 г. Кто был его предводителем, не ясно: в Начальном своде в сообщении о походе русичей Аскольд и Дир не упоминаются (Новг. перв. лет. С. 105), впервые они называются воеводами в ПВЛ. Не знали имен русских военачальников и византийские историки, хотя само событие упоминается в ряде источников. Русских преданий о походе, видимо, не сохранилось: летописи воспроизводят сообщение Хроники Амартола (см. с. 511), Начальный свод – через посредство «Хронографа по великому изложению», составленному на основе Хроники Амартола (См.: Творогов О. В. Повесть временных лет и Начальный свод (Текстологический комментарий)//ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30. С. 11–15). |
| Как бы то ни было, автор «Повести временных лет», впервые высчитав годы от потопа до воцарения Михаила (III, Пьяницы), проставил несколько годовых чисел без всякого обозначения событий, чем самым подтвердил существующее мнение о составлении первоначальной летописи из древнейших пасхальных таблиц, – и только под 858 годом внес заметку о войне болгар с греками и крещении первых, а под 859 г. сообщил такое извести: «Имяху дань Варязи из заморья на Чуди и на Словенех, на Мери и на всех Кривичех; а Козари имяху на Полянех, и на Северех, и на Вятичех, имаху по беле и веревице (вариант: белой веревице) от дыма» 44 . Откуда взялись тут «Варяз из заморья», кто были они и в чем состояли отношения их к чуди, славянам, мери и кривичам, до обложения данью этих разнородных, но взаимно соседних племен, – на такие вопросы нет положительных ответов, ни в «Повести временных лет», ни в ученом остроумии ее истолкователей. Не впутываясь в лабиринт этимологических мудрований, навязывающих загадочным варягам многие происхождения и Отчизны, поверим на этот раз только «Повести временных лет», автор которой, вслед за известием об имании варягами дани на северно-русских, а козарами на южнорусских племенах, проставляет еще два пустых рядовых числа, но зато под третьим говорит: «В лето 6370 (862). Изгнаша Варяги за море и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и воста род на род , быша в них усобице и воевати почаша сами на ся» 45 . Случились ли все эти события в одно и то же «лето 6370 (862)», или, что вероятнее, заняли собою и два предыдущих «лета», вышепроставленные одними цифрами, но продолжая верить только тексту «Повести временных лет», узнаем, что племена, изгнавшие варягов, т.е. одни северные, «реша сами в себе: “поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву”». Куда же направились искатели «собе князя»? – «Идоша, ответствует «Повесть», за море к Варягом к Руси» – и поясняет, что «сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свое, друзии же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте; тако и си» 46 . |
| а) В Повести временных лет говорится об одном столпе, но переменившем три места; отсюда при сокращенном, сравнительно с Повестью, изложении (а оно очень сокращенное: не говорится не только о громе и молнии, но и о том, что столп или столпы были огненные) Поли карпу легко было допустить указанную неточность. б) Существенное отклонение в толковании причины чудесного явления столпов, без сомнения, было сознательное. Поликарпу, всемерно заботившемуся о прославлении киево-печерских угодников, желательно было связать чудесное явление в Печерской обители с фактом кончины многострадалъного Пимена, что он делает, но так как делает вопреки источника, на который сам же ссылается, то выражается очень осторожно, ставя как бы вопросительный знак. «Съвесть же Господь, – говорит он, – знамение сие показавый или сего ради блаженнаго или ино какое смотрение Божие бысть». Последние слова явственно показывают, что Поликарпу известно было и иное толкование явления, а отсюда, при указанной ссылке, на летописец (=Повесть временных лет) явственен и его источник. Разумеется, сказанным отнюдь не отрицается возможность существования летописи и Печерского монастыря. А затем я позволяю себе обратиться к вам, Алексей Александрович, как авторитету высокому, с покорнейшей просьбой выслушать следующие мои «умствования» по вопросам, имеющим отношение к нашей первоначальной летописи (Повести временных лет). А) По моему мнению, прекрасное исследование Бестужева-Рюмина (О составе русских летописей) не чуждо и существенного недостатка – односторонности. Автор исключительно сосредоточивает свое внимание на выяснении составных частей летописи (зачастую довольствуясь при этом, – что неизбежно, – приблизительной вероятностью) и совсем отказывается определить степень личного участия составителя летописи при его работе, считая это даже невозможным («степень личного участия составителя в этом труде, – т. е. Повести временных лет, – определить пока невозможно»). Но внимательное изучение нашей первоначальной летописи не оправдывает такого скептицизма. «Личное участие» составителя первоначальной летописи довольно явственно выступает в нескольких местах, в особенности тех, где он прибегает к приемам, так сказать, дипломатическим. Крупнейший из таких приемов летописи выяснится при дальнейшей беседе моей с E. Е. Голубинским . Теперь же отмечу его дипломатический прием размеров более скромных. |
| Со всем тем Археографическая комиссия 1837г., приступая к изданию Полного Собрания Русских Летописей, признала древнейший из списков «Повести временных лет» Лаврентьевский, сделанный в 1337г., для в. кн. Константина Суздальского, основным, а из прочих списков согласилась подводить к первому только варианты, – и в таком виде Лаврентьевский список начал собою первый том Полного Собрания Русских Летописей, напечатанный в 1846г. Следовательно, ответов на вопросы «откуду есть пошла русская земля» и «откуду Русская земля стала есть» – надлежит искать, прежде всего, в «Повести временных лет», автор которой, кто бы ни был он, уже потому заслуживает особое доверие, что в его творении, вообще свободных от всяких произвольных заключений, почти не встречается разглагольствий о чудесах и сверхъестественностях всякого рода, столь любимых современными ему хронистами христианской Европы. Не соблазняясь в этом отношении даже примером византийских хроник, преисполненных баснями и хорошо известных на Руси XI в., автор «Повести временных лет», как видно, постигал ту непреложную истину, что моменты зарождения народов естественно неуловимы, а потому остерегся возводить одноземцев своих к мифам доисторическим и начал «Повесть временных лет» сказанием, по крайней мере, библейским – о событиях «по потопе» и разделении всей земли между тремя сынами Ноевыми, взаимно обязавшимися «ни приступати никому же в жребий братен». Самый выбор такого общепринятого наукою исторического события, как потоп, за исходную точку, – уже достаточно рекомендует критический такт автора «Повести временных лет», тут же потрудившегося не только указать пределы владений каждого из сынов Ноевых, но и поименно перечислить страны и народы племени Иафетова. «Афету же – говорит он – яшась полунощныя страны и западныя: Мидия, Алъванья. Армения малая и великая, Кападокия, Фефлагони, Галат, Колхис, Воспория, Меоти, Дереви, Сармати, Тавриани, Скуфия, Фраци, Македонья, Далматия, Молоси, Фесалья, Локрия, Пеления яже и Полопонис наречеся, Аркадия. |
| " Поучение " отдельно не переписывалось и не читалось. Сохранился его единственный экземпляр в составе Лаврентьевского летописного свода. Для самообличения и покаяния пред Высшим Судьею этого было вполне достаточно. Единожды начертанное Слово бесследно не исчезает. На что обращали внимание летописи? (Знамения) Если окинуть общим взором все летописные своды XIV-XV вв. (начальной частью которых стабильно выступает " Повесть временных лет " ), то становится заметным особое внимание летописцев к различным небесным знамениям - затмениям солнца и луны, " кровавым " звездам и кометам, и природным катаклизмам - землетрясениям, засухам, наводнениям и прочим. Известия о них - это не простая констатация факта, но и попытка разобраться в их назначении. " В си же времена бысть знаменье на западе, звезда превелика, луче имущи акы кровавы, всъходящи свечера по заходе солнечнемь, и пребысть за 7 дний. Се же проявляше (предвещало) не на добро, посемь бо быша усобице (вражда) многы и нашествие поганыхъ на Русьскую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи (предвещала) крови пролитье " , - замечает " Повесть временных лет " под 1065 г. Стало быть, небесное знамение, посылаемое Богом людям, является предзнаменованием какого-то события. " Знаменья бо в небеси, или звездах, ли солнци, ли птицами, ли етером чимъ, не на благо бывають, но знаменья сиця на зло бывають, ли проявленье рати, ли гладу, ли смерть проявляют " (С.72),- поясняет далее летописец. И когда в январе-феврале 1102 г. было кряду несколько знамений: с 29 по 31 января восстала " пожарная заря от въстока и уга (юга) и запада и севера, и бысть тако светъ всю нощь, акы от луны полны светящься " , а 7 февраля " бысть знаменье в солнци: огородилося бяше солнце в три дугы, и быша другыя дугы хребты к собе (хребтами одна к другой) " , то наблюдая эти знамения " благовернии человеци со въздыханьем моляхуся к Богу и со слезами, дабы Богъ обратил знаменья си на добро... " (С.117). Но чаще всего отмечаемые летописцами знамения предвещали " злые " события: засуху, голод, мор, нашествие врагов ит.д. |
| Но, давая столь меткую характеристику старого бытописателя, А. А. Шахматов, вслед за своими предшественниками, не подметил той грани, которая отделяет личное отношение писателя к текущим событиям от того средневекового идейно-тенденциозного творчества, которое, будучинеразлучным с религиозной легендой, церковным летописанием, с житием и, отчасти, с эпическим сказанием, вызывало в области летописания изобретение причудливых историографических построений, приноровленных к потребностям и мировоззрению своего времени, но, ничуть, не к правдивому сообщению о минувших делах. Между тем, следы работы не сводчика, а историографа с особенной отчетливостью виднеются в той первой части Повести временных лет, в которую включено и Сказание о преложении книг на словенский язык и которая заканчивается 1037-м годом или ближайшими к нему годами. Эта часть, как и у всех западных хронистов того времени, не могла остаться без легендарных страниц, так как редактор здесь волей или неволей должен был обнаружить свое историческое умозрение для того, чтобы осветить дальнейшие судьбы своей родины. На первых страницах своего свода он не мог, прежде всего, умолчать о том, »откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда русская земля стала есть«, так как решение этих вопросов, как видно из заглавия, и составляло первичную задачу труда. 37 Но, в конце 11 в., редактор свода не мог миновать и другого, хотя и дополнительного, но не менее серьезного для церковника и монаха вопроса: откуда есть пошла русская вера, т. е. вопроса о начале " истинной» веры на Руси. Редактор Повести временных лет (или его предшественник) отнесся к решению обоих вопросов критически, обнаружив при этом свою большую заинтересованность и, вместе с тем, и сложность проделанной им ученой работы. Только в двух местах Повести временных лет мы встречаем полемические выходки летописца против несведущих людей, которые распространяли ложные исторические сведения, вызвавшие с его стороны особые опровержения. 38 Это, во-первых, вопрос о занятиях и звании родоначальника киевских полян, положивших начало »русской земле« и киевскому княжению, и, во-вторых, вопрос о месте крещения Владимира, просветившего всю русскую страну. Летописец решительно отвергает предание о том, что основатель Киева и родоначальник полян занимался перевозом: 39 " Ини же, не сведуще рекоша, яко Кий есть перевозник был, у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя стороны Днепра, тем гдаголаху: на перевоз на Киев. Аще бо бы перевозник Кий, то не бы ходил Царюгороду, но се Кий княжаше в роде своем; (и) приходившю ему ко царю, яко же сказают, яко велику честь приял (есть) от царя, при котором приходив цари» (Лавр. 3 , 9). |
| вскоре после утверждения в Киеве митрополии и прибытия из Греции духовенства, сопровождавшего митрополита Феопемпта (А. А. Шахматов. Разыскания, стр. 416–417). Что же касается происхождения Сказания в отдельном виде, то в своей печатной статье А. А. Шахматов высказал предположение, что оно составлено в школе славянских первоучителей (стр. 180), а в рукописных материалах, подготовленных им для второго тома критического издания Повести временных лет (Библ. Акад. Наук), пояснил, что оно возникло в среде оставшихся в Моравии или Чехии последователей славянского обряда, где естественнее всего могло зародиться сознание единства славянской народности. 34 Эта мысль не могла зародиться в Болгарии, находившейся наокраине славянских поселений. Если бы Сказание появилось в Болгарии, то мы имели бы и более точную дату нашествия угров, отнесенного к 898 г., тогда как они в первый раз появились в Болгарии в 893 г. 35 Точно также притязанию на то, чтобы «апостола» Павла назвать учителем словен, естественнее всего было явиться на Западе, в пограничной области, где происходила борьба греческого и латинского влияния (см. статью А. А. Шахматова, в названном «Zbornik " ’e, стр. 180). В русские пределы из западных земель Сказание проникло в 11 веке, также, как перешли сюда Легенда о Вячеславе Чешском и некоторые другие памятники, возникшие в Чехии. Ссылка Нестора на житие Вячеслава показывает, что оно было известно в Киеве до 1079 г., 36 когда Нестор составлял свое Чтение о Борисе и Глебе (рукоп. матер, для II тома Повести временных лет). Таким образом, по мнению А. А. Шахматова, до самого начала 12 в., или, точнее, до 1116 г., литературная судьба рассматриваемого Сказания не была связана с историей нашего летописания. Сказание вошло в состав летописного свода позже, чем Корсунская легенда о крещении Владимира и киевлян, находившаяся уже в Начальном своде (1095 г.) и перешедшая отсюда почти без изменений в Сильвестровскую редакцию Повести временных лет (А. А. Шахматов. Разыскания, стр. 134 и сл.; Он же. |
| Но, насколько автор Паннонской легенды о Константине Философе был заинтересован победой «правой веры», настолько автор рассказа об Ольге и летописной похвалы крещению Руси (но не Владимира) под 6496/988-м годом (т. е. – Лавр. 3 , 116, 15–118, 17) уделял внимание обряду крещения, не обнаруживая своей заинтересованности в вопросе о правоверии (ср. Лавр. 3 , 15, 16–18). Поэтому-то (как видно из Чтения Нестора о Борисе и Глебе и из Слова Илариона), в древнейшей, не дошедшей до нас, редакции летописного сказания о Владимире, его обращение также не было связано с длительным периодом колебаний, каким оно представляется в Повести временных лет, а произошло без всякой подготовки каким-либо миссионером (философом или учителем): центром внимания агиографа был, опять-таки, не вопрос о лучшей или истинной вере, а факт крещения, как спасающего средства и для Владимира, и для всей Руси. Такое исключительное значение, придаваемое этому обряду, а не новой идеологии, столь не сходной с языческими воззрениями, показывает, что она не была тогда новинкой на Руси, и потому, для ее спасения, по мнению составителя древнейшего сказания, недоставало только всенародного крещения и признания христианства господствующей религией. С этой стороны древнейшие агиографы и оценивали заслугу русского князя, которая уже позже (быть может, во второй половине 11 в., после разделения церквей) была дополнена новыми чертами, именно, рассказом об испытании Владимиром разных вер и о чудодейственном превращении киевлян-язычников в христиан, как одном из последствий принятия ими греческого учения (веры и крещения). В связи с этими изменениями, в летописи не могло, конечно, удержаться продолжение того сказания о поляно-руси, извлечение из которого уцелело в вводных статьях к Повести временных лет и в Сказании о преложении книг на словенский язык. Но, несмотря и на этот преднамеренный пробел, даже в наличном своем виде уцелевшие остатки исторического труда о поляно-руси в двух основных отношениях остались несогласованными с более поздним мировоззрением редактора легендарной части Повести временных лет, обнаруженным им при переработке ее. В то время, как автор вводных статей и Сказания о преложении книг углублял христианизацию поляно-руси до первого века и роднил русскую веру с общесловенскою, редактор Повести временных лет единственными просветителями Руси признавал греческую иерархию конца 10 в. В то время, как автор вводных статей пытался признать родоначальником киевских полян и первых русских княжений князя Кия (Лавр. 3 , 8–9: ср. 20, 4–6) и связать начало русской земли с западнославянской историей, редактор летописного свода разрывал родство киевского княжеского дома с западным славянством, производя род киевских князей, самое наименование Руси и образование ее государственности от заморских варягов. |
| 278 Леонъ царствова ...лт 26. – Говорится о византийских императорах: Льве VI (886–912 гг.) и его брате, соправителе и преемнике – Александре (912–913 гг.). 279 Сдяху бо ту преже ...землю Волыньскую. – В И ошибка: правильнее читается в Л, где – «землю словеньску». Летописец хочет сказать, что на землях, где в его время располагалась Венгрия, прежде жили славяне и «волохи», т. е. романизированное население Паннонии. Сведения о последнем могли прийти на Русь как из «венгерской, так и из собственно славянской центрально-европейской среды» (Королюк. Славяне и восточные романцы. С. 183). Исследователь полагает, что помещение статьи под 898 г. может быть связано с итальянским походом венгров 899 г. Появились венгры на Дунае еще в 839 г., а их переселение в Паннонию состоялось не ранее 892 г. 280 Селунь – Фессалоника – второй по значению после Константинополя городв Византии (на северном побережье Эгейского моря), ныне – Салоники. 281 Б бо единъ языкъ словнскъ... – Как полагают, от этих слов и до конца статьи – извлечение из «Сказания о начале славянской грамоты», одним из источников которого было Житие Мефодия (См.: Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники//ТОДРЛ. М.; Л., 1940. Т. 4. С. 80–92). 282 ...прве положены... – Чтение ошибочно, следует читать как в Л – «преложены», то есть переведены. 283 Ростислав – князь Великоморавского государства (846–870 гг.), Святополк (870–894 гг.) – его преемник. Коцел – князь Блатенского княжества (в районе озера Балатон). Посольство в Византию было послано одним Ростиславом в 863 г. 284 ...Мефедья и Костянтина. – Константин, в монашестве Кирилл (826/828–869/870) и его брат Мефодий (ок. 815–885) – создатели славянской грамоты и первые переводчики книг Священного писания и богослужебных книг на славянский язык. 285 Октоих – богослужебная книга, содержащая церковные песнопения. В течение недели они исполнялись в одной тональности, на один «глас»; всего в октоихе таких гласов восемь, отсюда и название книги, которое в переводе с греческого значит «осьмогласник» (такой термин известен в древнерусской книжности). |
|
|
