| Далее. Сетуя о забвении Печерской обителью своих угодников и желая восполнить этот пробел, Поликарп пишет Акиндину: «аще бо аз премолчю от мене забвена будуть. а к тому не помянутся имена их. яко же было и до сего дни. Се же речеся в лето твоего игуменства, еще не бысть поминовения р и лет. Ныне же твоеа ради любве утаеннаа слышана быша». О чем здесь говорится? Надо полагать, не о времени составления, не раз упоминаемого Поликарпом жития преп. Антония, – как думаете вы, – но о времени занесения в Повесть временных лет сказаний о некоторых киево-печерских угодниках. В Повесть сказания о сих угодниках, (о Дамиане и проч.) занесены под 1074 годом; присоединив к сему числу лет еице 160 (указываемый Поликарпом промежуток времени от «непомяновениа») получится 1234-й год, каковой год может считаться согласным со временем настоятельства в Печерской обители Акиндина (в Лаврентьевской летописи под 1231-м годом он упоминается как присутствовавший при посвящении в Ростовские епископы Кирилла). Если же признать вполне верным (документальным) указание преосв. Филарета о кончине Досифея, предшественника Акиндина по печерскому настоятельству, в 1219 году, т. е. за 15 лет до 1234 года, к которому по указанным соображениям («се же речеся в 15 лето твоего игуменства») относится послание Поликарпа, – то во всем и «числа сходятся» 24 . Разумеется, можно говорить, что и в предполагаемой Печерской летописи Нестора, которой пользовался составитель Повести временных лет, сказания об указанных Печерских угодниках читались тоже под 1074 годом; но рассказ составителя Повести под означенным годом имеет столь существенные отличия от несомненно принадлежащего Нестору сочинения (житие св. Феодосия), что вы, Алексей Александрович, отстаивая свою точку зрения на Печерскую летопись, должны были прийти к заключению, что последняя содержит в себе только «обрывки первоначального Несторова текста, который в Печерской летописи вообще, надо полагать, был искажен или исправлен» («Кое что в Печерской летописи было написано Нестором, что дало Поликарпу основание назвать Нестора летописцем»). |
| д. (Лавр. 3 , 6, 7–9). Если бы расселение происходило в доисторическое время, то реки получали бы свое название от пришельцев, а не наоборот. Более правдоподобным представляется предположение, что моравский источник летописи имел в виду указать сравнительную историческую давность оседлости того или другого племени для обоснования его прав на занятую территорию, с точки зрения мораванина. По летописи, мораване и чехи поселились на новых местах без внешнего натиска, т. е. заняли свои земли по праву первых колонизаторов, тогда как ляхи переселились под давлением волохов. 110 П. Шафарик. Славянские древности, пер. О. Бодянского, т. I, кн. 2, § 11, М. 1837, стр. 136. Того же мнения держался и A. Bielowski, который усматривал в польском летописании (хронике Miersuae и др.) следы влияния фрако-иллирийских традиций, унаследованных из Моравии, где они получили начало в 9 – 10 вв. (Bielowski, II, р. 149 и др.). 111 По мнению А. А Шахматова, слово «Словене» после названия Илюрика есть вставка в текст переводного отрывка из Амартоловой хроники, повторяющего ошибки ее болгарского перевода. Вставка эта принадлежит самому составителю Повести временных лет (А. А. Шахматов. Повесть временных лет, т. II, рук. Библ. Акад. Наук, стр. 39) 112 Заслуживает внимания, что и западные географы нач. 17 в., едва ли знакомые с нашей летописью, названием Иллирик обозначали словенскую землю, Славонию. Так, в труде Ф. Феррария, изданном в 1609г., читаем: «Illyricum, Schiauonia Regio Europae, nota, et ampla inter Sauum fl. qui a Pannonia eam disterminat a Septentrionibus, et Hadriaticum sinum а Meridie contenta; ab ortu Mysiae, et Macedoniae confinis ab occasu Istriae, in Liburniam; quae in occidentem Solem vergit, et Dalmatiam: quae in orientem divisa. Arsia flumen diuidit ab Italia. Drilo a Macedonia: Titus Liburniam a Dalmatia separate» .. (F. Phil Ferrarius Alexandr. Nova Topographia in Martyrologium Romanum, Venetiis, 1609, f. 63 v. – См. также Smith’s Classical Atlas, London, 1609, p. 6) В другой географии, изданной в 1608–1609 г.г. (Неизвестного нам автора, вероятно, голландца) также находится сходная заметка. «Sclavonia ... a gente Sclavouica nomen habet quae olim ad Maeotidem paludem habitavit. Dicta quoque fuit Illyricum Plin. ab. Illyrico Cadmi, vel ut alii sentiunt Polyphemi filio. Illyris Ptol. Illyria Steph.» etc. (p.546–547). 113 В списке 72 народов, перечисленных в Пасхальной хронике, иллирийцы не упомянуты, но названы норики: ν Παννωνιοι, οι χα Πιωνεζ, ν Νωριχοι, ν Νριχοι, ν Δελμται и т д. (Chron. Pasch. ed. Paris, p 32) В Библии нет упоминания о 72 народах. 114 Как видно из Сказания о преложении книг (Лавр. 3 , 25, 3 под 6406698-м годом), название Угорской земли вошло в употребление только после нашествия венгров (в конце 9 в.), т. е. не ранее 10 в. Пояснительное же выражение к словам «по Дунаеви», очевидно, принадлежит тому же редактору летописи, который, как мы видели выше (стр. 83) был современником половецкого нашествия 90-х годов 11 в. |
| См. его: Разыскания о древнейших русских летописных сводах, СПб. 1908, 8°, XX – 687 стр., и Повесть временных лет. Том I. Вводная часть. Текст. Примечания, П. 1916, изд. Археогр. Комиссии, 8 е , LXXX – 403 стр , а также отдельные статьи: 1) О начальном Киевском летописном своде, I-III, М. 1897. (Чт. в Общ. Ист. и Древн.); 2) Начальный Киевский летописный свод и его источники (Труды Этнограф. Отдела. XIV, 4°, 1–9 стр.); 3) Хронология древнейших русск. летописных сводов (ЖМНП, ч. СССХ, 1897, отд. 2, стр. 463– 482); 4) Древнейшие редакции Повести временных лет (ЖМНП, ч. CCCXIII, 1897, отд. 3, стр. 209–259); 5) Киевопечерский патерик и Печерская летопись, I-II, СПб. 1897 (ИОРЯС, т. II (1897), кн. 3, стр. 795–844); 6) Житие Антония и Печерская летопись (ЖМНП, ч. СССХ40;И, 1898, отд. 2, стр. 105–149); 7) Обозрение летописвых сводов Руси северо-восточной, И. А. Тихомирова. Критический отзыв А. А. Шахматова, СПб. 1899 (оттиск из Отчета о XLnpucyждehuu наград графа Уварова); 8) Общерусские летописные своды XI40; и XV веков (ЖМНП, ч. CCCXXXI, 1900, 9, отд. 2, стр. 90–176); 9) Сказание о призвании варягов, СПб. 1904 (ИОРЯС, т. IX (1904), кн. 4, стр. 284–366); 10) Один из источников летописного сказания о крещении Владимира, Харьков, 1904 (Сборник статей по славяноведению, посвященных проф. М. С.Дринову, стр. 63–74); 11) Толковая Палея и русская летопись, СПб. 1904 (оттиск из Сборника статей по славяноведению); 12) Корсунская легенда о крещении Владимира, СПб. 1906 (оттиск из Сборника статей в честь В. И.Ламанского); 13) Предисловие к Начальному Киевскому своду и Несторова летопись (ИОРЯС, т. XIII (1908), кн. 1, стр. 213–270); 14) Рецензия на сочинение Вл. Пархоменко «Начало христианства Руси» (ЖМНП, нов. серия, ч. LIU, 1914, отд.2, стр. 334–354); 16) Нестор Летописец (статья в Сборнике «Привит Иванови Франкови в сороклитейого письменскои праци 1874–1914», Львив, 1914, стр. 31–53); 16) Несколько замечаний о договорах Олега и Игоря (оттиск из Записок Неофилологического Общества, вып. 40;III, 1914, стр. 1–23); 17) До питания про пивнични перекази за княгиню Ольгу (оттиск из Сборника в честь П. И. Житецкого, стр. 1–12) и др. |
| От античных авторов через Византию им был унаследован принцип историков, сформулированный Цицероном: «Historia est magistra vitae» – «История – учительница жизни». История в «Повести временных лет» предстает в качестве поучения, данного не в виде общих сентенций, а в виде конкретных ярких художественных сказаний, повестей, фрагмен-тарных статей, положенных «по ряду» «временных лет». Летописец глубоко убежден в конечном торжестве добра и справедливости, отождествляя добро и красоту. Он выступает в роли страстного публициста, выражающего интересы всей Русской земли. Язык «Повести временных лет» широко отражает устную разговорную речь своего времени. Почти каждое известие, прежде чем оно было записано летописцем, отложилось в устной речи. Прямая речь исторических лиц занимает существенное место в стиле летописи. С речами обращается князь к своей дружине, послы ведут дипломатические переговоры, речи произносятся на вече, пиршествах. Они свидетельствуют о высоком ораторском мастерстве: немногословны, лаконичны и необычайно выразительны. При этом летописец почти никогда не прибегает к вымышленным речам, – он всегда точен и строго фактографичен в передаче «речей» своих героев. В летописи широко представлена специальная терминология: военная, охотничья, юридическая, церковная. Вырабатываются четкие, выразительные, образные фразеологические сочетания, как, например: «взять град копьем» – захватить город приступом, «сесть на конь» – выступить в поход, «утереть поту» – вернуться с победой, «есть хлеб деден» – княжить на столе предков, «целовать крест» – давать клятву, «ввергнуть нож» – начать раздоры. Часто летописец использует народные пословицы, поговорки: «Погибоша аки обре», «Беда, аки в Родне», «Руси есть веселье питье не можем бес того быти». Язык «Повести временных лет» свидетельствует о необычайно высоком уровне развития культуры устной и письменной речи в XI – XII вв. Значение «Повести временных лет». «Повесть временных лет» сыграла важную роль в развитии областных летописей и в создании общерусских летописных сводов XV – XVI вв.: она неизменно включалась в состав этих летописей, открывая собой историю Новгорода, Твери, Пскова, а затем и историю Москвы и Московского государства. |
| Не принадлежит ли, поэтому, и Сказание о преложении книг на словенский язык к обрывкам тех известий, какие были вытеснены из летописи варяжской и Корсунской легендами и греко-монашеской окраской свода? Такая постановка вопроса может показаться рискованно смелой и не менее сложной. Ведь, в существе дела, перед нами станет вопрос о существовании на Руси уже в начале 12 в. историографических направлений, конечно, в средневековом смысле, неодинаково освещавших древнерусскую историю. С другой стороны, при отсутствии посторонних данных, найдем ли мы средства для того, чтобы, сняв с легендарной части нашего летописного свода позднейший варяго-византийский налет, проникнуть в ту область утраченных идей, на которую указывали проницательный А. А. Куник (см. ниже) и его, не менее даровитый, соперник А. С. Гедеонов? Но, как бы ни рискованна и сложна была подобная попытка, представленные соображения дают достаточно оснований для нового пересмотра вопроса о месте, занимаемом Сказанием о преложении книг в легендарной части Повести временных лет, но не как свода, составленного компилятором из случайного материала, а как опыта средневековой историографии, в котором старый летописный материал неудачно был использован для оправдания предвзятых теорий более позднего времени. III. Утраченный источник «Сказания о преложении книг на словенский язык» и «вводных статей» к Повести временных лет и историческая задача этого источника Остановимся, прежде всего, на текстуальной связи, наблюдаемой между Сказанием о преложении книг на словенский язык и вводными статьями к Повести временных лет. В этих статьях, предшествующих в ней первому летописному году, т. е. 6360/852-му, мы находим ряд выражений, повторяющихся и в Сказании о преложении книг и отмеченных А. А. Шахматовым в его вышеупомянутом труде об этом Сказании (стр. 181–182). Вот эти места: В вводных статьях к Повести временных лет: По мнозех же времянех сели суть Словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. (И) от тех Словен разидошася по земле... и прозвашася Морава, а друзии Чеси нарекошася. Словени же ови пришедше седоша на Висле, и прозвашася Ляхове... (Лавр. 3 , 5). (И) тако разидеся Словеньский язык, тем же и грамота прозвася Словеньская (Лавр. 3 , 6). Волхом бо нашедшем на Словени на Дунайския, (и) седшем в них и насилящем им. (Лавр. 3 , 5). Посем придоша Угри Белии, (и) наследиша землю Словеньску (прогнавши Волохы, иже беша прияли землю Словеньску). (Лавр. 3 , 10). 44 |
| 935 Beck H.-G. Die byzantinische “Mönchschronik”//Beck H.-G. Ideen und Realitäten. London, 1972 (XVI). 938 Существенная неточность. Хронограф no великому изложению, как полагал еще А.А. Шахматов, был источником не Повести временных лет, а непосредственно предшествовавшего ей Начального свода 90–х годов XI в., тогда как автор Повести имел в своем распоряжении древнерусский перевод полного текста Хроники Георгия Амартола (Творогов О.В. Повесть временных лет и Хронограф по великому изложению//ТОДРЛ. 1974. Т.28. С.99–113; здесь литература вопроса). (А.Н.) 939 См. общие обзоры: Korduba Μ. Rozwój i obecný stan bada nad Latopisami staroruskiemi//Balticoslavica. 1936. T.2. S. 160–203 (состояние изучения); Дмитриева Р.П. Библиография русского летописания. Μ., Л., 1962 (библиография за 1674–1959 гг.) [Казакевич А.Н. Советская литература по летописанию, 1960–1972 гг.//ЛХ. 1976. С. 26–53. – Прим. изд. (А.Н.)]; Poppe A. Powiešé doroczna (Powiešé minionych lat)//SSS. T.4. S. 259–265; Grabmüller H.-J. Die russischen Chroniken des 11.–18. Jhs. im Spiegel der Sowietforschung (1917–1975), II: Die “Povest’ vremennych let”//JbbGO. 1977. Bd.25. s. 66–90 [см. также: Буганов В.И. Отечественная историография русского летописания: Обзор советской литературы. Μ., 1975; Клосс Б.Μ., Лурье Я.С. Русские летописи XI–XV вв.: Материалы для описания//Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР. Μ., 1976. Вып.2/1. С.78–139; Творогов О.В. Древнерусские хронографы. Μ., 1975; Лихачева О.П. Летопись Ипатьевская//СлККДР. Вып. 1. С.235–241; Лурье Я.С. Летопись Лаврентьевская//Там же. С. 241–245; он же. Летопись Радзивиловская//Там же. С.248–251; Клосс Б.Μ. Летопись Новгородская первая//Там же. С. 245–247; Творогов О.В. Повесть временных лет//Там же. С. 337–343; он же. Хроника Георгия Амартола//Там же. С.467–470; он же. Хронограф по великому изложению//Там же. С.476–477; в этих статьях – обширная библиография. – Прим. изд. (А.Н.) (Лурье Я.С. Схема истории летописания А.А. Шахматова и М.Д. Приселкова и задачи дальнейшего исследования летописей//ТОДРЛ. 1990. Т.44. С. 185–195.)] [отметим также: Лурье Я.С. Генеалогическая схема летописей XI–XVI вв., включенных в “Словарь книжников и книжности Древней Руси”//ТОДРЛ. 1985. Т.40. С. 190–205. – Прим, изд. (К.А.)]. |
| Какими хронологическими пределами ограничивался первоначально рассказ о русской земле в утраченном источнике, 55 мы не решаемся пока определять с точностью. 56 Он имел, быть может, как и Повесть временных лет, и свою погодную часть, которая следовала хронологии, опережавшей летописный счет на несколько лет (см. статью под 898-м годом=892 и т.п.). Но не сомневаемся, что к составу утраченного источника принадлежали те сказания и известия погодной части свода, на которых (как и на вводных статьях и Сказании о преложении книг) уцелели следы связи с Кирилло-Мефодиевской или западнославянской историографией и письменностью. Кроме Сказания о преложении книг, к этой группе отрывков или статей должна быть причислена часть известий, относящихся к истории обращения Руси, напр., рассказ об испытании вер (значительно искаженный), известие об обучении детей при Владимире (Лавр. 3 , 116, 8–15), под 988-м годом и рассказ под 996-м годом (Лавр. 3 , 124). Так как в последней статье упоминается князь Андрих Чешский, который правил Чехией с 1012 г. и умер в 1087 г., 57 то утраченный источник простирался, очевидно, и на события последних годов Владимировой эпохи. Имел ли он дальнейшее свое продолжение, вопрос об этом также оставляем пока открытым. Но, если заглавие Повести временных лет первоначально принадлежало не позднейшему своду, составленному в начале 12 в., а утраченному первоисточнику легендарной части, то содержание его должно было обнимать собою три главных темы: а) о начале русской земли, б) о первых русских князьях и в) об устроении русской земли. В задачу автора утраченных «Повестей» входило, следовательно, составление рассказа (повествования) о прошлом своей родины и ее населения с древнейших времен, и о начале ее государственности, т. е. задача исторического труда, не выходившего из границ местных националистических интересов, но, в то же время, принадлежавшего не к группе погодных сводов, а к типу более или менее сложных по замыслу и форме историко-литературных повествований. IV. Зависимость историографической схемы утраченных «Повестей» о поляно-руси от западнославянской хронографии |
| Армяне ополчились на грузинскую летопись Картлис Цховреба помоту что она служит обличительницей их псевдоисториков, и проф. В. В. Болотов , быть может,. догадавшись, что Повесть временных лет есть сколок с Картлис Цховреба, призвав на помощь софистическую аргументацию, старается дискредитировать ее в глазах ученых, чтобы тайна не обнаружилась и чрез то не упала с таким трудом созданного пьедестала, русская летопись. Мы же исполним свое обещание,-укажем некоторые анахронизмы русской летописи и, по возможности, в собственных же выражениях проф. Болотова вернем его отзывы русской летописи. Кроме поименованных нами попутно в IV главе анахронизмов русской начальной летописи, укажем еще на некоторые ее дефекты. 1) Космографический перечень земель в начальной летописи так спутан, что трудно ориентироваться в них. Русский летописец почти совсем незнаком с древней историей вообще, вследствие чего у него много легендарных рассказов, небылиц и детских сказок. 2) Наша Повесть временных лет не говорит ни о пятивековой карпатской стоянке славян, замечает историк В. О. Ключевский , ни о вторичной. их передвижке оттуда в разные стороны (Кур. Рус ист. ч. I, стр. 126), 3) Русская летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Понтийскую степь. 4) летописец перечисляет местности в следующем порядке: Дунай, Днестр и, Кавкасийсюя горы (лавр. стр. 3). Где Днестр, где Дунай, где Кавказские горы? Очевидно, летописец смешал Кавказские горы с Карпатскими, как это еще заметил знаменитый Шлецер (Нестор, ч. I, стр. 43). 5) «По размещении же столпа и по разделении язык, говорит летописец, прияше сынове Симови восточные страны, а Хамови сынове полуденьные страны, Афетови же прияша запад и полунощныя страны. От сих же 70 и 2 языку и бысть язык Словенеск, от племени Афетова, Нарци, же суть Словене» (лавр., стр. 4–5). Очевидно, говорит проф. Н. П. Барсов, эта заметка и предшествующий ей перечень исключают друг друга (Н. П. Барсов. Очер. Рус. Историч. Геогр. изд. 2, стр. 8). 6) Летописец говорит Афетово бо и то колено: Варязи, Свеи (свое), Урмане (Урман-лес), Готе (приурочивают к острову Готланду) Русь (приурочивается к (Скандинавии), Агняне (Англяне), Галичане (или жители испанской Галиции, или Галлы-Галаты, главное племя Кельтов), Волхва (название населения Италии), Римляне, Немци, Корлязи (Шлецер считает немцев и загадочных Корляз за одно племя), Веньдици (Венециане), Фрягове (Генуезцы) и прочии. (лавр., стр. 4). Здесь почти каждое название требует объяснения Население Италии у летописца известно под разными названиями: Волхва, Римляне, Веньдици и Фрягове, причем считает их за разные народности. Очевидно автор летописи имел весьма смутное представление о перечисленных народах. |
| Становление молодой культуры в духе христианско-эллинистического универсализма началось с перевода греческих книг «на словеньское письмо», о котором говорит «Повесть временных лет». Она связывает ранний расцвет этой переводческой деятельности с княжением Ярослава Мудрого, строителя киевского собора Св. Софии, т. е. с эпохой того же митрополита Илариона. Похвала Ярославу как продолжателю дела Владимира переходит в похвалу книжному делу, пришедшему от греков: «Отец бо его Володимер землю распахал и умягчил, то есть просветил крещением; он же насеял книжными словесами сердца верующих людей, а мы пожинаем, приемля учение книжное… Мудрость бо обретаем и воздержание от словес книжных: ведь это реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; у книг неизмеримая глубина, ими утешаемся мы в печали, они — узда воздержания» («Повесть временных лет»). Празднующая ныне свое тысячелетие русская книжная культура изначально сформирована интернациональным литературным движением, шедшим из Византии, охватывавшим южное славянство и Русь, впоследствии возродившимся и достигшим новой силы к XIV веку; а движение это (ставшее предметом обстоятельного анализа в работах академика Д. С. Лихачева ) может рассматриваться как поздний, но аутентичный плод эллинистической традиции. Вообще говоря, греческая литература, пришедшая к самоосознанию и сознательной работе над словом в феномене риторики, есть исток и парадигма для всего, что понималось как собственно «художественное» и собственно «литературное» в художественных литературах всей Европы (вспомним классический труд Э. Р. Курциуса «Европейская литература и латинское Средневековье»). В этом для нас, русских, — наше коренное единство с культурами Запада. Однако у греческого риторического искусства два уровня бытия. Один уровень — назовем его «эксотерическим» — сводится к «фигурам мысли» и «фигурам речи», к интеллектуально усвояемым техническим схемам, которые можно переносить из одного языка в другой таким образом, что с воспринявшим его языком в недрах его языковой природы ничего особенного не происходит. Второй, более «эсотерический», уровень непременно в той или иной степени связан с физиономией языка как такового. И здесь пути балкано-русского славянства и романо-германского Запада различны. Православные книжники обращались к примеру греческой украшенной речи непосредственно, минуя латинское посредничество. Они перенимали не только «фигуры мысли» и «фигуры речи». |
| В заглавии Повести временных лет, какое сохранилось в списках Троицком и в древнейшем датированном списке Лаврентьевском (1377 г.; Лавр. 3 , стр. 463 и прил. стр. 1), мы и находим довольно точное обозначение исторической задачи этого утраченного ныне труда. Это заглавие гласит: «Се повести времяньных лет, откуду есть пошла руская земля, кто в Киеве нача первое княжити, и откуду руская земля стала есть» (Лавр. 3 ,1; прил. I, стр. 1). Хотя, в сохранившихся рукописях 49 такое надписание относится не только ко вводным статьям, но и ко всему летописному своду, доведенному до 6618/1111 г. (Лавр. 3 , 274), но при сопоставлении заглавия Повести с ее составом, нельзя не прийти к выводу, что оно не соответствует известной нам Сильвестровской ее редакции, а более тесно связано с содержанием вводных статей, от источника которых оно, очевидно, и было позаимствовано. В заглавии обозначены три вопроса, решение которых должно было бы простираться на содержание свода в его целом. Между тем, уже во вводных статьях даны ответы на два первых вопроса заглавия. Из этих статей мы узнаем, »откуду есть пошла руская земля«, так как находим здесь известия о том, что она некогда входила в пределы жребия, доставшегося после потопа Афету, и была затем заселена его потомками славянами, обитавшими сначала на берегах Дуная, а затем переселившимися на русскую равнину. Точно также, во вводных статьях содержится ответ и на второй вопрос заглавия: »кто в Киеве, нача первое княжити?«. На русской земле первое княжение началось среди полян-в лице Кия и его братьи, основателей Киева. Таким образом, во вводных статьях отсутствует ответ только на один третий вопрос: »откуду руская земля стала есть?«. По своей форме этот вопрос близок к первому (»откуду есть пошла руская земля?«), как бы повторяя его, а по своему смыслу, очевидно, должен был относиться к событиям, связанным с образованием государственного строя на русской земле. Но совпадает ли с этим вопросом содержание дальнейшей части летописного свода, следующей за вводными статьями и состоящей из погодных записей с 6360/852 года по 6618/1111-ый? Из известий, содержащихся здесь, можно до известной степени извлечь косвенный ответ 50 на вопрос заглавия, но, вместе с тем, мы встречаем здесь уже не «Повесть» в точном смысле, а летопись, или анналы (точнее свод), к которым применимо название «Повести» или «Повестей» только с большою натяжкою и содержание которых шире заглавия. |
|
|
