| Не останавливаясь более на проповеднической деятельности, обратимся к юной московской академии. Нам кажется, что самое учреждение ее было вызвано, между прочим, необходимостью неотложной борьбы с протестантской агитацией. Известно, что заимствование грозящих вере немецких обычаев началось у нас задолго до реформы Петра, с первым поселением на Руси немцев-протестантов и усиливалось по мере наплыва их в Россию, что немецкая слобода в Москве была, по изображению Соловьева «передовой колонией, которую они выдвинули в самое средоточие русской жизни и с помощью которой они знакомили Россию со своим общежитием, искусствами, мастерствами, диковинками и игрушками своей цивилизации. Но увлекаясь на новую дорогу немецкой цивилизации, общество все еще страшилось своего увлечения, шло с боязливыми оглядками на каждом шагу, по старой памяти каялось в своем общении с еретиками как в грехе и все еще думало сохранить свой старую религиозную замкнутость». При том колебании, какое мы видим на Руси, между настоятельной потребностью образования и малодушной боязнью иноверия, ереси, предстоял такой исход из затруднения: прибегнуть за образованием или к юго-западным школам или к грекам и с их помощью противостать охватывавшему со всех сторон новому движению. Но приходившие из Малороссии ученые принимались на Москве с недоверием и подозрительностью. Свежее православное чувство простодушных ревнителей веры чуяло в учении южных схоластиков примесь чуждого православию элемента; жестоко наболевшее от давления латыни и польщизны, оно (чувство) нашептывало, что под одеждой православия у этих пришельцев кроется латинский дух, латинская мысль, которую они в своих латинских школах всасывали вместе с латынью. На беду, латино-польское образование получило на Москве такую гегемонию. Необходимо было поэтому обратиться к Грекам, известным своим несомненным православием , пересадить в новую академию их науку, дать ей направление славяно-греческое и с помощью их сил отразить враждебное влияние, как латино-польское, так еще более немецко-протестантское. |
| Ограничимся здесь только указанием на одно из солиднейших исследований о состоянии нашего епархиального ведомства – исследование г. Соколова: «О началах и формах духовного суда в виду современных потребностей» 961 . Можно не разделять взглядов автора, высказанных им в самом проекте нового епархиального суда и уже вызвавших против себя довольно серьезную полемику 962 , но нельзя не соглашаться с его замечательною, основанною на требованиях современной юридической науки и практических нуждах духовенства критикой того строя епархиального суда и управления, которые существовали до настоящего времени. Критика эта тем важнее, что касается не каких-нибудь случайных злоупотреблений или погрешностей частных лиц, поставленных во главе епархиального суда и управления, а самих епархиальных учреждений и уставов, в основании которых лежит та же знакомая нам крайняя централизация всей епархиальной власти около особы одного архиерея, то же смешение в его полномочиях всех функций суда и управления и вместе с тем самых разнородных элементов власти, патриархального с бюрократическим, морального и духовного с юридическим, то же знакомое нам добродушное упование исключительно на добросовестность и опытность представляющей власть личности, а не на закон, наконец то же отсутствие контроля над властью, слабость гарантий против ее злоупотреблений и промахов для подчиненных, предоставление им в случае каких-либо обид от нее права одних только частных жалоб св. Синоду. Поверка этой характеристики отживающего теперь строя епархиального управления налицо, в фактах современной жизни наших епархий. Сильная зависимость этой жизни от личностей епархиальных правителей теперь особенно резко выступает наружу, потому что дух времени и общие требования реформ значительно поколебали монотонность старых епархиальных порядков, потребовали от епархиальных начальств небывалой деятельности, а главное заставили их высказать в этой деятельности все разнообразие их личных усмотрений и обнаружили все влияние последних на епархиальные порядки. |
| Долголетнее пребывание в Риме, вблизи папского двора, в атмосфере разнообразных столичных известий и слухов, в непосредственном созерцании многих, происходивших там, выдающихся событий, не мало содействовало дальнейшему и усиленному развитию у Иоакима Печчи того живого интереса к политике, начало которому положено было в нем еще в ранние детские годы, под влиянием оживленных политических бесед за семейным столом в Карпинето. Сделавшись питомцем римской коллегии, Иоаким своими письмами к отцу должен был помогать дяде Антонио в постоянной доставке карпинетским обитателям возможно большего количества свежих политических и столичных новостей. Эта обязанность, конечно, нисколько не тяготила юношу, так как и сам он относился к политике с живейшим интересом и одним из высших для него удовольствий было отправиться в кофейную на Корсо и провести там за столиком час или два, просматривая номера газет и прислушиваясь к обсуждению текущих событий. Целая серия весьма любопытных писем Иоакима к отцу или брату представляет собою нечто в роде систематического журнала современных происшествий, где непрерывною полосой тянутся друг за другом и рассказы о крупных политических событиях, и подробные описания каких-либо церемоний, и придворные слухи, и картинки уличных сцен, и наблюдения над народным настроением, и вскользь брошенные замечания для характеристики тех или других выдающихся деятелей. То он рассказывает напр.: о последних минутах и кончине папы Льва XII, подробно описывая великолепный катафалк, воздвигнутый в храме Св. Петра по рисункам знаменитого тогда архитектора Валадье, и составлявший резкое противоречие с тою скромною эпитафией, которую написал для себя сам почивший: „здесь лежит меньший из первосвященников». По всегдашнему обычаю, в Риме и теперь ходило множество летучих лист ков, переполненных сатирой и всякого рода пасквилями на умершего папу и, сообщая об этом, Иоаким выражает лишь сожаление, что такие листки достать себе нелегко. То он сообщает о совершившемся выборе нового папы Пия VII и о том впечатлении, какое произвел в Риме этот выбор. „Как всегда бывает», пишет он, „новый папа одним нравится, а другим нет. Политики сокрушаются, вечно сомневаясь в благоустройстве папского государства; а ученые превозносят нового папу за его ученость и великие познания. Народ же, всегда безрассудный и непостоянный, радуется и обольщает себя надеждой несчастие, которого, может быть, никогда иметь не будет. В общем, однако, папа нравится. У него кривая шея, а когда он ходит, то, как будто приплясывает». То переносится Иоаким своими рассказами в далекую Францию, описывая подробности разразившейся тогда там июльской революции. |
| Другие стали мастерами на судоверфи, кто-то прислугой в домах вельмож из державной управы. Тогда и была построена небольшая православная церковка для окормления недавно переселённого народа. Сербские юноши были отобраны и отправлены в военные школы, где воспитывались будущие офицеры и визири, которых на то время было в общей сложности шесть в положении Великого Визиря. Все, таким образом, по происхождению – сербы. Также неизбежно упоминается Сокол Мехмед-паша, родом из сербской герцеговинской семьи Соколович. Его правление в положении Великого визиря, до тех пор самое продолжительное из всех предыдущих, внесло огромный вклад в развитие империи, стало целой эпохой. Всё это, как и окружающая среда, в которую он был погружён целыми днями, казалось необычным. На каждом шагу сербский язык был слышен наравне с греческим и турецким. Что же касается последнего, то Савва уже так хорошо изучил его, что без проблем общался в городе вне дома. Однажды хмурым утром, в воскресенье на Преображение, Савве сообщили, что, согласно предварительной договорённости, для «ремонта» мебели прибыл столяр. Поприветствовав и представившись, тот подмигнул Савве и сказал: - Уважаемый господин, я пришел починить скинию, потому что некоторые ящички заклинило во время перевозки морем. Сделаю быстро. Как только я закончу, позову Вас посмотреть работу. Да. Скажите, пожалуйста, как здоровье вашего отца, господина Луки? Савва прекрасно помнит ответные слова пароля: - С хорошим уходом будет ещё лучше. И с улыбкой вышел из комнаты. Serenissima послала своего «мастера» так, как и было оговорено. Вскоре он позвал Савву, сидящего перед шедрваном для омовения во дворике, и задумчиво перебиравшего чётки. Те самые, из адриатического коралла, с которыми он не расставался. Когда Владиславич вошёл в кабинет, столяр тихо прикрыл дверь. Указав на стоящий в углу комнаты табернакль, промолвил вполголоса: - Привет от сеньора Джакопо! Затем посланец Джакопо подходит к скинии для реликвий и нажимает на скрытый рычаг, вынимая ящик, на дне которого было потайное укрытие, достаточно большое, чтобы вместить маленькие документы. Савва повторяет операцию и находит в тайном укрытии бумагу, копию шифра, который он носил на серебряном кресте на шее. |
| Их нужно раздать за два дня, срок годности подходит к концу. Мы ждем, пока мужчины погрузят йогурты в джип Саши Маровой для последующей раздачи отказницам. — Вот почему нам не удается найти общий язык с бизнесменами. Им приятно прийти в детский дом на праздник, привезти фрукты, и это адресная помощь, адреснее не бывает, — ворчит Саша. — А когда мы им предлагаем оплатить работу сотрудникам и говорим: «Мы даем вам гарантию, что столько-то детей останется в семье», — это им непонятно. Помощь в принципе личное дело каждого. Но все эти апельсины и йогурты формируют позицию иждивенчества: дети выходят из детского дома с четким пониманием, что «мне все всё должны». Петр Соколов подключается к беседе, чтобы рассказать о том, как проблему сиротства решают в Германии: — В Европе детские дома упразднили еще в 1950−е годы, когда медики выяснили, что жизнь в учреждении значительно тормозит развитие малыша. С тех пор дети-отказники временно живут в приемных семьях, пока не находятся усыновители. Вдобавок таких детей на Западе значительно меньше, чем в России. По словам Петра, в Европе не спешат лишать «проблемную» мать родительских прав, а стараются ей помочь — это гораздо эффективнее, чем забирать ребенка из родной семьи, а потом устраивать его в приемную. Такая же логика работает и в отношении матерей-отказниц. — И ведь что самое странное, — Петр приподнимает плечи, — материнские обители в России есть, но все они зарубежные. Наших, русских, практически нет. Я этого понять не могу. У Петра есть приемный сын, которому четыре года и который помнит, как два года назад его возвращали из другой приемной семьи обратно в дом ребенка. — Папа, мне вот здесь было больно, — объясняет мальчик, показывая кулаком на грудь. Родственники Когда женщина соглашается забрать ребенка из роддома, работа «сибмам» не заканчивается. К психологу подключается специалист по социальной поддержке, ведь нередко обнаруживается, что она к этому совершенно не готова — не планировала она его домой нести. Возникает множество проблем, начиная с отсутствия пеленок и заканчивая оформлением справок и пособий. |
| —535— 2) Экстраординарного профессора П.П. Соколова: «Желая изучить историческую доктрину славянофилов генетически, в ее последовательном развитии, г. Ковригин прежде всего останавливается на вопросе о ее происхождении. По его мнению, источников славянофильства нельзя искать ни в древнерусском национализме, ни в том протесте против иноземных влияний, который был вызван в русском обществе и народе реформами Петра и событиями русской истории XVIII века. Согласно установившемуся в настоящее время взгляду, автор видит в этом течении русской мысли своеобразный отголосок западноевропейского романтизма и результат влияния немецкой идеалистической философии. Выяснению этого вопроса посвящена первая глава работы. В двух следующих главах излагаются философия и историческая идеология славянофилов, их учение о православии и общине, как основных устоях русской жизни, и их истолкование русской истории с точки зрения этих двух начал. В качестве представителя религиозного идеала рассматривается главным образом И. Киреевский, а в качестве теоретика общины – К. Аксаков. В четвертой главе автор излагает публицистические взгляды и политическую программу славянофилов, а в пятой – дает критическую оценку их исторических концепций. Как в изложении, так и в критических замечаниях г. Ковригина можно было бы найти не мало недостатков. Прежде всего его работа не исчерпывает темы. Под историческими воззрениями славянофилов он разумеет только воззрения старых славянофилов, – Киреевского, Хомякова. Аксаковых и Ю. Самарина. Ни о Страхове и даже о Данилевском с его замечательной в своем роде книгой «Россия и Европа» он не говорит ни слова. Равным образом он не упоминает и о близких к славянофильству философско-исторических парадоксах К. Леонтьева . Рассматривая вопрос о славянофильской общине, автору было бы так естественно припомнить Герцена, но он о нем забыл. Генетический метод, положенный в основу работы, не проведен с достаточною ясностью и сбивается на систематический. Изложение страдает чрезмерным обилием |
| Впрочем эти примечания будут иметь лишь исторический интерес, но ничего не прибавят нового относительно великой личности Митрополита Филарета. Для чтителей Святителя каждое его слово драгоценно и поучительно и без примечаний. М. Муретов Записка без титула и подписи Не все хорошо. Первоклассных Архиереев 500 р. жалованья поклепали. Подушные деньги на служителей писать, напрасно: ибо в отношении к наличным служителям это пустой бумажный счет, по которому Государство ничего не платит, а монастыри и служители ничего не получают. Мар. 5. 1829 . 1831-й год Мая 31. В начале письма речь о браке Татищева и его незаконности, а потом по делу о секретаре Московской Консистории, растратившем казенные венчиковые суммы. Спросите в С. Синоде, что по делу о венчиковых деньгах представил я о секретаре здешней консистории. Кажется, тут нечего делать иначе, как покорнейше просить Вас, оказать мне в моих затруднениях помощь, —319— переведением надежного секретаря из другой консистории. Помогите! Помогите! Видите, каково мне, когда я больным должен рыться в оригинальном деле и выводить истинную справку и заключение, вместо ложных по делу, по которому пред тем дважды делал я консистории напоминания в сильных выражениях. Консисторские-то присутствующие у меня добрые люди, но старшие плохи и уже неизучимы, средние плохи и недоучены, из младших есть надежные, но коим еще некогда было доучиться. 17 июля. Об определении Щастнева секретарем консистории. Тут же приложены: отношения С. Д. Нечаева к Ник. Петровичу Данилову – отыскать, по настоятельному требованию князя Петра Сергеевича, представление Митрополита Московского о растрате денег и сегодня же послать ему (князю), – и донесение, что, по справкам, такого представления от Преосвященного Московского не было. (Справка Данилова от 24 Июля 1831). 26 июля. Милостивый Государь, Стефан Дмитриевич! По письму Вашему, ожидаемое Вами сведение найдете в прилагаемом при сем списке с резолюциею моей, данной на представление Академического Правления. Оно представляло, чтобы взять сведение от Епархиального начальства, может ли он 312 с Епархиальною должностью совместить училищную: вопрос сей мне показался неискренним, когда протоиерей за год уже совмещал; сведение, которое имел я от Вас о достоинстве протоиерея, побуждало меня поступить решительно. |
| «Увы, моих грехов! Прежнее единомыслие (между греками и латинянами) обратилось в разномыслие, и мы сделались Иудой и Израилем, стыжусь сказать – Каином и Авелем, завидующим и подвергающимся зависти, убивающим и подвергающимся убийству из-за несогласия в жертве и различии её. Впрочем, об этом речь будет в другое время, это – предмет особого плача, но, как я уже сказал, кротость и долготерпение есть благо, тирания же и насилия есть зло, особенно у епископов, которые, по заповеди, и называются, и действительно должны быть подражателями кроткого и человеколюбивого Христа. Каковы некогда были апостолы Христа? Не говоря о других, я обращу своё слово к верховнейшему из них, т. е. к славному и знаменитому Петру. Твоё (латинского патриарха) величие, быть может, устыдится его и изменится, так как ты полагаешь, что вся твоя похвала заключается только в одном этом апостоле, и ты всецело зависишь от его учения. Между тем, этот первый апостол в своём послании к верующим рассеяния говорит: “Пастырей ваших умоляю я, пастырь и свидетель страданий Христовых, пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принуждённо, но охотно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием (Божием), но подавая пример стаду” (1 Петр. V, 1–3). Если ты любишь апостола, то соблюдай заповеди его, и надзирай не с принуждением и насилием и не спеши господствовать над наследием Христовым: ведь тебе нельзя будет и поверить, что ты ученик Петра, коль скоро ты не исполняешь его заповеди. Что же ты скажешь? Не устыдился ли ты апостола? Не узнал ли ты из Писания, каково его желание и насколько оно проникнуто любовью, сочувствием, насколько оно далеко от насилия? И я думаю, что ты устыдился, если ты только человек разумный и воспитан в божественном Писании. Итак, мы просим твоё величие, освободи наших священников, которых ты предал заключению, избавь от твоего многого насилия и не пытайся по принуждению подчинить их своей воле, – ибо в этом нет никакой пользы. Подобно тому как ветка дерева, растущая прямо и правильно, остаётся согнутой лишь до того момента, пока она поддерживается насильственной рукой, а потом снова выпрямляется и принимает нормальный рост, как только отнята бывает посторонняя сила, – так же точно ты разумей и человеческую волю, которая иногда по принуждению может совершить что-либо и не соответствующее её расположению. |
| По какому праву и по чьей воле так назойливо, дерзко тревожить Харьковского Владыку, какие данные имеешь утруждать чтением твоих писем того, чей час – минута и день исполнены забот и трудов? Если раз им выраженное желание прочесть письма приснопамятного друга 702 и брата подвигло сердце его писать тебе, то не естественно ли, что память о возлюбленном и из гроба свята, верна и тверда? Исполнила ты желание... далее умолчи. Так ли. Святейший Архипастырь, так ли говорит мой лжеименный разум? Нет. Быть не можем, чтобы не привлекли сердца Святого Владыки сугубые раны грешной и больной души? Нет. Солнце, места нечистые проходя лучом своей ясности и света, не оскверняется, а иссушает грязь, уничтожает грязь и просвещает темноту, блещет же своим собственным светом на небесной высоте; везде, везде оно – царь природы, живит, веселит своим появлением; не так ли Дар Духа Святого исполняет тишиной, радостью, благодатным утешением тех, кто, хотя весь грязь и нечистота, идёт к иерарху, исполненному сугубой благодати, никогда не оскудевающей, идёт хотя на мгновение позаимствовать освежительной чистоты, и от яркого светильника горящего воспользоваться лучом веры и твёрдости духа в тревожных состояниях превратностей земных? Не может умалить источника воды чаша влаги, почерпнутая из него, не может осквернить быстро текущей воды струя гнилой жидкости. Простите же, Преосвященнейший святый Владыко, моё неразумие; не помяните моих беззаконий и в час молитвы, вспомяните в эти великие дни праздничные имя грешной слуги Вашего Преосвященства. Примите наше общее поздравление с торжественными праздниками; да продлит милосердный Господь на долгое —887— 1879 г. и долгое время Вашу жизнь, здоровье и силу на утешение паствы Вашего Преосвященства. С глубочайшими чувствами благодарности, признательности и почтения остаюсь“. Особенный интерес имело для меня письмо из СПБ. от И.Г. Слиборского, которому, как выше было сказано., послана была телеграмма. Вот что писал мне почтенный И. Г-ч от 30-го марта: „Сознаюсь, что плохой я у Вас комиссионер! Вас хотят перевести в Тверь, а я даже не знаю об этом, не знал бы и до сих пор, если бы не телеграмма Петра Ивановича 703 . |
| Глава III. Религиозно–богословская оппозиция католической системы вероучения и обрядов в Англии до реформации Восстание против установленной в католической церкви власти, т. е. против папства и иерархии, составляющее одну из существенных сторон реформации, давно уже не было новостью в Англии. Оно началось ещё за четыре века до реформации и обнаруживалось, как мы видели, и в жалобах, и в просьбах, и в законодательных определениях, и в обличениях литературы, и даже в самовольных проявлениях народной расправы. Но, если судить по этим явлениям, восстание имело пока характер исключительно светский, политико–экономический. Англия восстаёт здесь против папы; но она смотрит на него при своём восстании только как на иностранного государя, вовсе не думая отвергать его духовный авторитет, как главы католической церкви, преемника св. Петра и наместника Христа на земле. Она восстаёт против духовенства; но видит в нем только лишь одно из сословий, подданных государства, вовсе не имея намерения отрицать его священный характер, как служителя церкви и совершителя таинств. Что возбуждает её недовольство? Почему восстаёт она? Потому ли, что злоупотребления, накопившиеся в католической церкви, соблазняют её? Потому ли, что её религиозное чувство испытывало неудовлетворённость? Совсем нет. Рассмотренные нами явления не дают исследователю никакого права предполагать что–либо подобное. О религии в них нет почти и помина. Англия возмущается лишь тем, что иностранец папа прясвояет себе в этой стране власть более королевской; что он высасывает из государства сок и истощает его посредством своих громадных поборов, что он даёт чужеземцам явное преимущество пред природными англичанами при определении на доходные должности и т. д. Англия не довольна своим духовенством потому, что оно гнетёт её своим судом, своими привилегиями, своим богатством и т. д. Какая конечная цель этого восстания? Религиозная ли реформа? Очищение ли церкви от искажающих её злоупотреблений? Совсем нет. Цель та, чтобы ослабить гнёт церкви, кажущийся тяжким, а, если возможно, и совсем сокрушить политическое и экономическое её преобладание, отобрать её имения и подчинить её служителей светской государственной власти. |
|
|
