| Вот вкратце рассказ о том, что видел и слышал в своем восхищении в раю блаженный Андрей. «Я видел, говорит он, в раю много садов с высокими деревьями; они, колеблясь своими ветвями, чрезвычайно услаждали зрение, и великое благоухание разливалось от их ветвей. Одни из деревьев непрестанно цвели, а другие были украшены златовидными листьями; иные были обременены различными плодами неизреченной красоты. Нельзя уподобить древ райских ни одному дереву земному, самому красивому, ибо Божия рука насадила их, а не человеческая. В этих садах было безчисленное множество птиц; одне из них имели крылья золотые, другия, подобно снегу, белыя; иные были испещрены различными цветами. Эти птицы пели так прекрасно, что от приятного пения их я доходил до самозабвения, и мне казалось, что голос пения их был слышен на самой небесной высоте. Так услаждалось сердце мое!.. Наконец, я узрел Господа моего, сидящего на высоком и превознесенном престоле; серафимы стояли окрест Его. Он был облечен в багряную ризу, лицо Его было пресветло, Он взирал на меня милостиво. Узрев Господа, я в невыразимом волнении духа пал пред Ним ниц и поклонился пресветлому и страшному престолу славы Его. О! здесь уста немеют, язык отказывается выражать духовные предметы, духовную радость в чувственных видах. Какая радость и восторг объяли сердце мое от видения лица Его, – изъяснить нельзя, так что и ныне, воспоминая об этом видении, исполняюсь неизреченной радости!» (Ч. М.). «Вот и другой пример духовной радости» и ее благотворного влияния, услаждающего все скорби жизни. По уверению Палладия еленопольского в обители аввы Аполлоса было братий до пятисот, и они все всегда радовались несмотря на великие пустынные лишения, и радовались такою радостию, что никто здесь на земле не укажет такой радости и веселия телеснаго. Между ними никого не было скучного и печальнаго, а авва Аполлос обычно говаривал: «не должно на пути спасения скорбеть тем, которые имеют наследовать царство небесное»; пусть стенают язычники, пусть плачут иудеи, пусть скорбят грешники, а идущие правым путем должны радоваться» (Лавсаик, 47, стр. 168, сн. кн. «Толкование послания к галатам», еп. Феофана, Москва, 1875 г., стр. 381). |
| В этой книге описаны добродетельное подвижничество и чудный образ жизни блаженных и святых отцов-монахов и отшельников пустынных для возбуждения ревности к подражанию в мужах, желающих вести жизнь небесную; также описаны воспоминания о женах-старицах и богоугодных матерях, с мужественною ревностию подъявших труды добродетельного подвижничества, в пример любви к Богу для жен, хотящих украситься венцом воздержания и чистоты, – описаны по желанию одного достопочтеннейшего мужа, и по уму многосведущего, и по нраву тихого, и по сердцу благочестивого, и к нуждающимся в необходимом щедрого, и за честность нравов возведенного на самый верх достоинств, предпочтительно пред многими отличными мужами, и несомненно хранимого силою Духа Божия. Он поручил нам, а лучше, если сказать правду, медлительный на созерцание лучшего ум наш возбудил к соревнованию и подражанию подвижническим добродетелям преподобных и бессмертных духовных наших отцов, поживших в угождении Богу и в великом изнурении тела, – поручил, чтобы мы, описав жизнь непобедимых подвижников, послали это описание к нему с изображением строгих добродетелей каждого из сих великих мужей. Любитель этого богоугодного и духовного желания есть отличнейший муж Лавс, по воле Божией поставленный хранителем богопросвещенного и благочестивого царства. Я, и необразованный языком, и слегка только вкусивший духовного знания, и недостойный описывать духовную жизнь святых отцов, убоявшись важности поручения, превышающего мои силы, не хотел было принять его, так как оно требует и внешней мудрости, и духовного ведения, но, уважив, во-первых, добродетельную ревность побудившего нас к сему труду, приняв также во внимание и пользу читателей и боясь подвергнуться опасности даже за благовидное непослушание, я приписал наперед это важное поручение Промыслу Божию и, употребив со своей стороны великое тщание, окрыляемый предстательством святых отцов, вступил в подвиги сего поприща. Однако ж описал, как бы в сокращении, только самые высокие дела и знамения доблестных подвижников и великих мужей, и не только знаменитых мужей, проводивших отличную жизнь, но и блаженных и честных жен, подвизавшихся в высоком житии. Священнолепные лица некоторых из них удостоился я видеть сам лично, а небесную жизнь других, уже совершившихся на поприще благочестия, узнал от богоносных подвижников Христовых. Для благочестивой цели с великим усердием обошел я пешком многие города и весьма многие села, также пещеры и все пустынные кущи иноков. И после того, как иное сам я увидел и описал, а другое услышал от святых отцов, изобразив в этой книге подвиги великих мужей и упованием на Христа победивших природу жен, посылаю сие описание к любящему слово Божие слуху твоему, украшение наилучших и боголюбезных мужей и слава вернейшего и боголюбезного царства, искренний и христолюбивый раб Божий Лавс! |
| Со свойственною мне краткостию начертал я знаменитое имя каждого из подвижников Христовых – мужей и жен, потом из многих и весьма великих подвигов каждого рассказал только о немногих и весьма кратко, а у большей части из них означил и происхождение, и город (отечественный), и место жительства. Упомянул я и о тех мужах и женах, которые, достигши до самой высокой добродетели, по высокомерию и тщеславию низверглись в самую глубокую бездну, на дно адово, и приобретенные долговременными и многими трудами достолюбезные и великих усилий стоившие совершенства подвижнические от гордости и надмения потеряли в одно мгновение, но благодатию Спасителя нашего, и попечительностию святых отцов, и состраданием духовной любви исхищены из сетей диавола и по молитвам святых возвратились к прежней добродетельной жизни. Письмо, писанное епископом Палладием правителю Лавсу Хвалю твое желание; ты достоин, чтобы начать письмо к тебе похвалою, потому что, когда все заняты суетными вещами, от которых не получат они пользы, ты собираешь книги и хочешь учиться. В учении не нуждается один только Бог всяческих, ибо Он самобытен и другого не было прежде Его, а все прочее имеет нужду в учении, потому что сотворено и создано. Первые чины ангельские имеют своим наставником Всевышнюю Троицу, вторые – поучаются от первых, а третьи – от вторых и так далее по порядку, до последних. Совершеннейшие в знании и добродетели учат несовершенных в познании. Итак, думающие о себе, что не имеют нужды в наставниках, недугуют невежеством, которое есть мать гордости, поэтому они не покоряются тем, кои с любовию учат их. Таким людям предшествуют на пути к погибели за этот же недуг изринутые из небесного жительства демоны, так как и они отвергли небесных наставников. Но предмет учения должны составлять не слова и склады – такое учение бывает иногда и у самых худых людей, – а добрые качества нрава: беспечалие, безбоязненность, негневливость и дерзновение во всем, которое и слова делает пламенем огненным. Если бы не так было, Великий Учитель не сказал бы Своим ученикам: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» ( Мф. 11, 29 ). Так, Он учил апостолов не красноглаголанием, а благим нравом и никого не огорчал, кроме ненавидевших учение и учителей. |
| Вторая разновидность «патериков» – «монашеские повествования» – несколько отличается от первой по своей внешней форме, хотя тесно соприкасается с ней по духу: если «Апофтегмы» представляют собой сочетания отдельных небольших рассказов и изречений, часто не связанных друг с другом одной идеей, то «повествования» являются достаточно едиными по авторскому замыслу и исполнению сказаниями. В конце IV – начале V века возникли три произведения, представляющие эту разновидность «патериков»: анонимная «История египетских монахов» на греческом языке, «История монахов, или О жизни святых отцов» Руфина, написанная на латинском языке, и известный «Лавсаик» Палладия Еленопольского 945 . Все три сочинения тесно взаимосвязаны, и не случайно в позднейшей рукописной традиции греческий текст «Истории монахов» был включен в «Лавсаик», вследствие чего возникла пространная редакция, отличающаяся от краткой (подлинной) редакции 946 . Что же касается своеобразных черт данного памятника, то, по характеристике И. Троицкого , «Лавсаик вовсе – не путевые записки, а почти бессистемный (иногда, впрочем, но только в частных случаях... есть и система) сборник разнообразных нравственно-назидательных сказаний о мужах и женах, – сказаний, заимствованных из нескольких источников: устных и письменных источников и личных впечатлений автора. Или: это исторические мемуары, записки о прошлом, но они имеют своей целью не сфотографировать только действительные факты и явления и их историческую обстановку, а желают тем самым дать еще и назидательную картину, научить. Впрочем, допустим даже, что автор фотографирует, но – необходимо заметить – с весьма большим разбором, направляя свое внимание только на некоторые стороны жизни известного лица, давая доступ в свой труд только тому, что запечатлено характером поучительности» 947 . Значение «Лавсаика» для понимания истории и самого духа древнего иночества, бесспорно, очень велико: автор его «имел весьма широкое знакомство с ревнителями аскетизма в разных странах, и «Лавсаик» заслуживает внимания прежде всего даже с этой чисто внешней стороны, как исторический документ, имеющий не местное только, а большое общее значение, свидетельствующий о чрезвычайно быстром внешнем росте и, так сказать, географических успехах аскетизма: последний – как оказывается – к этому времени, широко раскинувшись, весьма процветал в Египте, у себя на родине – куда, как и естественно, Палладий обращает свое главное внимание, успел уже захватить в сферу своего влияния и несколько областей Азии, а затем проник и в Европу – в Рим, всюду быстро укореняясь и делая большие завоевания. |
| В «Истории египетских монахов» сохранилось свидетельство, что Е. П. «часто посещал и Александрию, где заграждал уста эллинским философам» (Hist. mon. Aeg. 20. 82-83). Со временем Е. П. стал опытным монахом и наставником (аввой), получившим от Бога дар мудрости, прозорливости, чудотворения и различения помыслов и духов (Ibid. 20. 80-82; Pallad. Hist. Laus. 38. 10, 12; Socr. Schol. Hist. eccl. IV 23). В Келлиях он близко сошелся с 4 Длинными братьями, учениками знаменитого аввы Памво - Аммонием, Евфимием, Диоскором и Евсевием, в результате чего там образовался кружок ученых монахов-оригенистов. Вскоре Е. П. стал играть ведущую роль в этом кружке, приобретшем известность как «окружение святого Аммония и Евагрия» и даже как «окружение блаженного Евагрия», «общество Евагрия» или «братство Евагрия» ( Pallad. Hist. Laus. 24. 2; 35. 3-5). У него появились ученики, самые известные из к-рых - Палладий (впосл. епископ Еленопольский) и Ираклид, родом с Кипра (впосл. епископ Эфесский). По субботам и воскресеньям в келью Е. П. собирались братья-монахи, открывали ему свои помыслы, слушали его наставления до восхода солнца, а затем удалялись, радуясь и прославляя Бога, поскольку слова Е. П. были сладостны; если кто-то имел особый вопрос, он мог остаться и обсудить его с Е. П. наедине. Ежедневно Е. П. принимал у себя 5-6 посетителей из монахов или мирян, приходивших издалека, чтобы послушать его мудрые наставления ( Am é lineau. P. 114-115). Часто паломники приносили ему различные дары, к-рые он отдавал келейнику, распоряжавшемуся его хозяйственными делами. Е. П. занимался перепиской рукописей, т. о. зарабатывая себе на годовое пропитание ( Pallad. Hist. Laus. 38. 10). Он проводил жизнь в строгом посте и молитве и, по словам Руфина, был человеком «необычайного воздержания» ( Rufin. Hist. mon. 27). В день он съедал лишь 300 г хлеба с маслом, к-рое расходовал по пол-литра за 3 месяца, полностью воздерживался от овощей и фруктов и практически не пил воды ( Pallad. Hist. Laus. 38. 10, 12, 13; Am é lineau. |
| Варсануфием и учеником его Иоанном, прозорливым о предметах внутренней жизни 83 ; Палладий Еленопольский отправлялся в Фиваиду к св. Иоанну Ликопольскому, более тридцати лет подвизавшемуся на горе Ликийской, с тем, чтобы воспользоваться беседой с ним о подобных предметах 84 ; преп. Кассиан имел пространное рассуждение о свободе и благодати с аввой Херемоном 85 и о видах и действиях страстей с аввой Серапионом 86 . III. Проверенные многочисленными и строжайшими наблюдениями, разъясненные во взаимных богомудрых собеседованиях, психологические писания и замечания отцов Церкви о душе человеческой отличаются богатством глубоких мыслей и величественных, прекрасных изображений. Так св. Златоуст, полагая в бестелесности одну из причин необыкновенной красоты души человеческой, говорит: «Между телами те, которые легче и тонее и уклонились на путь, ведущий к бестелесному, несравненно лучше и превосходнее других. Небо прекраснее земли, огонь – воды, звезды – камней; а радуге мы дивимся гораздо более, нежели фиалке, розам и всем другом цветам земным. И между тем, если бы возможно видеть красоту души очами телесными, ты посмеялся бы над всеми этими примерами тел, – так слабо они представляют нам благолепие души " 87. Преп. Кассиан следующее сравнение употребляет для изображения беспрестанной изменяемости в душевном состоянии нашем: «Ум никак не может быть в одном и том же качестве, подобно тому, как если бы кто стал усиливаться плыть в ладье на веслах против течения бурной реки, то необходимо должен был бы или подниматься вверх, превозмогая силой мышц своих водное стремленье, или, если ослабеют руки, спускаться вниз по течению реки. Итак, если заметим, что мы ничего более не приобретаем, то это очевидный признак нашей утраты; и если в какой-либо день не почувствуем, что мы простерлась вперед, то не должны сомневаться, что мы непременно отступили назад» 88 . Глубина мыслей в психологических писаниях и замечаниях св. отцов Церкви состоит в том, что эти мысли сами собой приводят ко множеству других великих истин и имеют обширное приложение к деятельности нашей. |
| Палладий, еп. Еленопольский. «Лавсаик» . С. 221. СПб., 1850 Ангел изглаждает грехи из хартии Некогда один святой старец, спасавшийся на горе Олимп, беседовал с братиями о спасении души. Во время беседы к старцу подошел простолюдин, поклонился ему и молча остановился. Старец спросил: «Что тебе нужно?» Простолюдин сказал: «Да пришел к твоей святыне исповедать свои грехи, честный отче». Старец сказал: «Говори перед всеми, не стыдись». Тогда простолюдин начал в присутствии всех исповедовать свои грехи, иные из которых были столь тяжки, что неудобно и называть их. Когда он все рассказал со слезами, то поник долу и стоял унылый с сокрушенным сердцем. Старец же, после его исповеди, долго размышлял о чем-то и, наконец, сказал: «Хочешь ли принять иноческий образ?» «Ей, отче, – ответил простолюдин, – желаю и даже захватил сюда необходимые при пострижении одежды». После этого старец преподал ему несколько наставлений, облек его в ангельский образ и, отпуская, сказал: «Иди, чадо, с миром и больше не согрешай». Он же, поклонившись до земли, ушел, славя Бога. Монахи всему этому удивлялись и сказали старцу: «Что это значит, отче? Сколько тяжких грехов сейчас он назвал, и ты не дал ему никакого послушания, не наложил на него ни малейшей епитимьи?» «О, любезные дети, – сказал старец, – неужели вы не видели, что, когда он исповедовал свои грехи, близ него стоял страшный муж, лицо которого блистало, как молния, и одежды его были белы, как снег. Он держал в руках хартию грехов каявшегося, и когда простолюдин высказывал мне грехи перед всеми вами, он постепенно изглаждал их из хартии? И если таким образом простил его Бог, то как же я-то после этого смею давать ему какую бы то ни было епитимью?» Услышав это, монахи ужаснулись и возблагодарили Господа нашего Иисуса Христа, возвеличили благость и человеколюбие Его и разошлись, дивясь о преспавных делах Бога нашего. ( Гурьев В. , прот. Пролог в поучениях. С. 769. М., 1912.) Явление Ангела в пустыне авве Зенону Поведали об авве Зеноне, что он, живя в скиту, вышел однажды ночью из кельи (очевидно, пошел навестить брата) и, сбившись с дороги, блуждал три дня и три ночи. От хождения он изнемог и упал на землю замертво. И вот предстал ему юноша с хлебом и чашей воды в руках и сказал: «Встань, укрепись пищей и питием». Авва встал и помолился из осторожности, не доверяя явлению. Юноша сказал: «Ты сделал хорошо». Услышав это, авва опять помолился. Так поступил он и в третий раз. Юноша каждый раз одобрял его действия. После этого авва взял и употребил принесенную пищу. Юноша сказал: «Сколько ты ходил, настолько удалился от своей кельи, но встань и следуй за мной». И мгновенно старец очутился близ своей кельи. Старец сказал юноше: «Войди в келью и сотвори молитву о нас». Юноша вошел в келью старца и сделался невидим. ( Игнатий (Брянчанинов) , еп. Отечник. С. 127. 4. СПб., 1903.) |
| в 619 г.), известный на Руси под названием «Лимонарь» или «Синайский патерик». Как в жанровом отношении, так и в смысле внутренней структуры «Луг Духовный» – произведение на первый взгляд аналогичное «Лавсаику» Палладия Еленопольского (VI в.). В обоих случаях были собраны и литературно обработаны различные случаи из монашеского быта. Однако при сопоставлении этих, казалось бы очень похожих, сборников становится совершенно очевидной их разница – следствие разных эпох, мировоззрений и разных задач, стоящих перед авторами. Палладий писал гораздо раньше Мосха, когда идея монашеской аскезы еще требовала толкований и осмыслений. Агитационная цель определила своеобразную манеру изложения у Палладия – деловитость повествования, соединенную с непритязательностью и простодушием. От этой эпической манеры у Мосха не остается ничего. Он – лирик и дидактик, творивший в эпоху полного утверждения и апогея монашества. Его вступление гораздо лиричнее и эмоциональнее обстоятельной истории возникновения «Лавсаика» у Палладия. В свои короткие рассказы Мосх мастерски вплетает этические положения христианства, умело варьируя при этом средства эмоционального и психологического воздействия, от прямых рецептов поведения до назидательных эпизодов визионерского характера и различных случаев, из которых можно извлечь хоть малейший предлог для поучения. Если у Палладия преобладает спокойное описание аскезы, то у Мосха в центре внимания – кара за нарушение христианской этики или за отступление от ортодоксии. Так происходит внутренняя трансформация жанра. Гораздо беднее и однообразнее «Луга» произведение ученика Мосха – Софрония, ставшего впоследствии иерусалимским патриархом. Его «Семь декад о чудесах», появившиеся в результате путешествия по Египту, написаны по шаблону «Деяний святых», и разнообразие в них внесено лишь за счет географических и этнографических экскурсов. В начале VII в. в связи с постоянными войнами и эпидемиями и усилением неравенства среди населения империи в агиографической литературе утверждается тип бессребреника, щедрого милостивца, преданного аскезе, выражающейся в заботе о бедных. |
| Вот вкратце рассказ о том, что видел и слышал в своем восхищении в раю блаженный Андрей. «Я видел, – говорит он, – в раю много садов с высокими деревьями; они, колеблясь своими ветвями, чрезвычайно услаждали зрение, и великое благоухание разливалось от их ветвей. Одни из деревьев непрестанно цвели, а другие были украшены златовидными листьями; иные были обременены различными плодами неизреченной красоты. Нельзя уподобить древ райских ни одному дереву земному, самому красивому, ибо Божия рука насадила их, а не человеческая. В этих садах было бесчисленное множество птиц; одни из них имели крылья золотые, другие, подобно снегу, белые; иные были испещрены различными цветами. Эти птицы пели так прекрасно, что от приятного пения их я доходил до самозабвения, и мне казалось, что голос пения их был слышен на самой небесной высоте. Так услаждалось сердце мое!.. Наконец, я узрел Господа моего, сидящего на высоком и превознесенном престоле; серафимы стояли окрест Его. Он был облечен в багряную ризу, лицо Его было пресветло. Он взирал на меня милостиво. Узрев Господа, я в невыразимом волнении духа пал пред Ним ниц и поклонился пресветлому и страшному престолу славы Его! О, здесь уста немеют, язык отказывается выражать духовные предметы, духовную радость в чувственных видах. Какая радость и восторг объяли сердце мое от видения лица Его, – изъяснить нельзя, так что и ныне, воспоминая об этом видении, исполняюсь неизреченной радости!» (Четьи Минеи). Вот и другой пример духовной радости и ее благотворного влияния, услаждающего все скорби жизни. По уверению Палладия Еленопольского, в обители аввы Аполлоса было братий до пятисот, и они все всегда радовались, несмотря на великие пустынные лишения, и радовались такою радостью, что никто здесь на земле не укажет такой радости и веселия телесного. Между ними никого не было скучного и печального, а авва Аполлос обычно говаривал: «не должно на пути спасения скорбеть тем, которые имеют наследовать Царство Небесное, пусть стенают язычники, пусть плачут иудеи, пусть скорбят грешники, а идущие правым путем должны радоваться» (Лавсаик, 47, с. 168, сн. кн. «Толк. послания к галатам», свт. Феофана Затворника, М., 1875 г., с. 381). |
| Вот те, кого Феофил изгнал из пустыни из-за Исидора, о которых мы разговариваем уже третий день. Вот те, которыми пренебрегли священники и левиты, а мужественная жена приняла 676 , и, к стыду епископов, диаконисса оказала им гостеприимство. Похвала ей водворилась в церквах ради многих ее деяний, ей, подражающей некогда жившему самарянину, который, найдя на спуске к Иерихону полумертвого и избитого разбойниками [человека], посадил его на подъяремного, довезя до гостиницы и изливая елей человеколюбия вместе с терпким вином, исцелил его раны ( Лк. 10:30–37 ). Но довольно говорить об этом. Сколь великий преизбыток денег или имущества она раздала нуждающимся, говорить не мое дело, но тех, кто получил благодеяние, ибо, будучи чужеземцем, я не был облагодетельствован ею. Послушай же о большей добродетели. Ибо сироте, соединенной с мужем, не было позволено всезнающим Богом, видящим исходы человеческих дел, и восьми месяцев служить наслаждению плоти, царствующему над всеми, поскольку ее супруг был быстро востребован по необходимости природы. Говорят, что она, как гласит молва, осталась девой 677 , ибо могла исполнить апостольское постановление, а именно: я желаю, чтобы молодые вдовы вступали в брак, управляли домом ( 1Тим. 5:14 ), но не приняла этого на себя, хотя была украшена и родом, и красотой, и цветущим возрастом. Она, наподобие газели, отважно перешагнула западню второго брака, ибо закон положен не для праведника, но для беззаконных и оскверненных ( 1Тим. 1:9 ), ненасытных в разврате. Случилось же так, что (известие) о ее безвременном вдовстве по некой сатанинской зависти было доведено до слуха императора Феодосия, и он поспешил сочетать ее браком с неким Елпидием, испанцем, своим родственником. И после того, как он, неотступно умоляя «этого человека» 678 и потерпев неудачу, опечалился, она объявляет ему: «Если бы мой Царь хотел, чтобы я жила в браке с мужем, Он не отнял бы у меня первого, но поскольку Он знает, что я не способна к совместной жизни и не могу угодить мужу, он освободил его от уз, а меня избавил от тяжелейшего ярма и служения мужу, вложив в мой ум благое Свое ярмо 679 воздержания». |
|
|
