| Ибо, мудрость человеческая, руководствуясь одними естественными средствами, не в состоянии привести человека к чистой и совершенной истине. 3 Это показали опыты многих веков; тоже ясно – до несомненности подтверждает и история философии, из которой видим, до какой степени люди, глаголющеся быти мудры обюродеша ( Рим. 1:22 ), и как они, осуетившись помышлении своими ( Рим. 1:21 ), премениша истину Божию во лжу ( Рим. 1:25 ). Затем, истинно-божественная вера, рассматриваемая в отношении к её цели, должна внутренне преобразовывать и нравственно усовершенствовать человека, так чтобы он в самой деятельности выражал свое богоподобие. Это также одно из важнейших, отличительнейших её свойств, ибо, сколько она сама в себе чиста и свята, столько же должна быть направлена к очищению и освящению существа человеческого. Наконец, истинная, богооткровенная вера должна несомненно приводить человека и к последней, высочайшей цели – к истинному блаженству, которое главным образом состоит в ближайшем нравственном общении с Богом, в удалении от Которого для человека не может быть ни истинной жизни, ни счастье, ни спасения... Из понятия о цели истинно-божественной веры вытекают и средства, которые она должна предложить для достижения указанных ею целей. Так как главнейшая из всех, конечная цель свыше-откровенной веры – привести человека к единению с Богом, а между тем человек находится в удалении от Него, во вражде с Ним: то истинно-божественная вера имеет непременный долг предложить самые действительные средства для примирения человека с Богом и для восстановления союза между ними. 4 Действительно, род человеческий находится в состоянии падения, и мы не можем не ощущать в себе и вне себя множества гибельных следствий сего падения. В нас происходит настоящая борьба между духом и плотью, разумом и страстями, стремлениями к добру и влечениями ко злу, и в этой борьбе победа чаще остается на стороне последних: плоть преобладает в нас над духом, страсти господствуют над разумом, влечения ко злу пересиливают стремления к добру. |
| По одному уже этому признаку нельзя было бы приписать ей божественного происхождения. Излагая же правила для нашей деятельности, богооткровенная вера должна раскрыть и уяснить закон нравственный вполне и совершеннейшим образом. Мы видели, что в отношении к истинам веры откровение заключает в себе более, нежели сколько вера естественная: теперь можно ли ожидать, чтобы оно и в отношении к учению нравственному было обширнее последней? С первого взгляда это как будто представляется невозможным. Главные, коренные законы нравственности всегда одни и нисколько неизменяемы; но углубляясь более в существо дела, находим и нужду, и возможность того, что нравственное учение откровенной веры по содержанию своему может и должно быть обширнее, чем нравственное учение естественной веры. Так, богооткровенная вера должна предложить (что будет доказано в своем месте) способ примирения человека с Богом: отсюда по необходимости следует, что многие из прежних обязанностей естественных примут другой вид. Сравните поведение человека больного с поведением здорового: отношения первого к закону во многом не таковы, каковы отношения последнего. Далее, поскольку откровение сообщает нам много истин веры новых, то вместе с этим необходимо уже дается место и обязанностям новым. Возьмем пример из христианства. Здесь вводится новое лице в отношении к роду человеческому, Искупитель мира, Иисус Христос . Люди поставляются в новые отношения к Нему, которых нет и быть не может в вере естественной, именно – как к примирителю, как ходатаю и искупительной жертве за спасение рода человеческого. С введением такого лица необходимо многие обязанности изменяются, а многие даже вновь входят... Таким образом богооткровенная вера и в отношении к нравственной стороне своей должна содержать в себе нечто новое в сравнении с нравственностью веры естественной. Истинная, божественная вера должна положить как основания нравственности самые твердые, так и побуждения к исполнению закона такого рода, которые бы могли отвлекать человека от пороков и располагать к добродетели. |
| Впрочем, в ал-коране все так смешано, беспорядочно и нестройно, что трудно и едва ли возможно с точностью и определенностью высказать сущность того или другого богословского понятия, и в особенности это должно сказать по отношению к учению о всевластии Божием или о судьбе. В лжеоткровении мухаммедовом, при бесчисленном множестве мест в пользу безусловного предопределения, есть несколько мест, хотя и не решительных, и в пользу свободы человеческой. Видно, что Мухаммед колебался, совершенно ли отнять свободу у человека, или оставить ему хоть несколько оной, и склонялся более к безусловному предопределению. Потому и последователи Мухаммеда не одинаково рассуждают относительно сего пункта учения. Одни из них допускают чисто безусловное предопределение. Это вообще приписывается суннитам, а в частности секте Джабрийэ, по понятиям которой все действия человека, добрые и порочные, происходят именно вследствие неотразимой необходимости. Шииты же, и преимущественно образованный класс между ними, или вовсе не верят в учение о неизбежном роке (доказывая, что такого странного догмата пророк и не думал внушать, и вследствие того места ал-корана, в которых прямо говорится в пользу безусловного предопределения, толкуют мистически), или хотя и признают значительно смягчают его, исповедуя так: «Бог хочет в нас нечто и хочет от нас нечто: то, что хочет в нас, Он скрыл; что же хочет от нас, открыл нам. Как дурно делаем мы, когда стараемся проникнуть в то, что Бог хочет в нас, пренебрегая тем, что хочет от нас». Вообще же, надобно допустить, что учение о безусловном предопределении или судьбе составляет один из существенных догматов ислама , что подтверждается особенно практикою мусульман: они всюду видят владычество рока, как в делах житейских, так и в нравственно-религиозных действиях. Отсюда-то главным образом происходит и их нравственное и умственное усыпление... 3. Весьма важное место в мусульманской догматике занимает учение об ангелах. Коран предписывает непременную веру в бытие ангелов; по его взгляду, тот неверный, кто говорит, что нет таких существ. Собственно же учение мусульман об ангелах можно представить в следующем: ангелы суть существа высшие человека; они имеют тело чистое и тонкое, созданное из огня; они ни едят, ни пьют, ни распространяют своего рода. Ангелы имеют различные должности: одни из них служат Богу различными телодвижениями, другие воспевают Ему похвалы, иные записывают деяния людей и возносят к трону Бога молитвы их, или отправляют другие должности. |
| Таковы главные обряды, без исполнения которых не возможно быть истинным муслимом, учеником Мухаммеда и жителем рая. И жалкий мусульманин действительно верит, что без точного и мелочного исполнения внешних обрядовых действий самое чистое сердце, самая искренняя вера, самая святая любовь не достигнут того, чтобы быть приятными Богу; тогда как путешествие в Мекку или пост в месяц рамазан уничтожает всякое преступление. Потому-то мусульмане самым строгим образом, неопустительно, буква в букву, исполняют все предписания обрядового закона. Для них пятикратное посещение каждый день мечети, омовения, милостыня и т.п., суть дела первой важности, выше которых они не знают. Ими свидетельствуют они свою преданность Богу, чрез них надеются получить высшую или низшую степень райского блаженства. Последователь Мухаммеда, будучи весь погружен в одну внешность и обрядность и от того будучи не в состоянии понять высокой духовности христианской веры, отражающейся во всех действиях истинных христиан и проникающей их, не может надивиться с своей точки зрения, как христиане вообще мало служат Богу. Видя, что у христиан совершается служба три раза в сутки, и то в городах, тогда как у них производится она неопустительно пять раз в день, будет ли то в городе или селе, где есть мечеть, мусульманин отсюда заключает о забвении христианами Бога, нерадении их в отношении к Нему и, стало быть, к своему собственному блаженству. И пусть бы обряды, которые с такою точностью исполняют мусульмане, ищущие в них своего опасения, заключали в себе высокое знаменование, a то они не содержат в себе никакого глубокого смысла. Так, внешние омовения, ежедневно повторяемые у мусульман только для чистоты внешней, не заключают в себе никакого внутреннего, духовного значения: ибо, они не возрождают из естественной в жизнь духовную, как у христиан единственное, неповторяемое таинство крещения, омывающее нас от первородного греха. Равномерно и обрезание крайней плоти, служившее знамением ветхого завета у евреев до установления нового завета обетованным Мессиею, не имеет и не может иметь у мусульман никакого духовного значения: ибо, они не ожидают Мессии. Оно даже не служит им и нравственным знамением обрезания плотских страстей: ибо, нигде, как у них, не открыто более свободы для постыдных страстей... |
| Мусульманская вера недостойна Бога. Она не только не содержит истин совершенно чистых и высоких, отличающихся спасительностью и животворностью, но в ней едва ли можно найти и одну какую-либо, истину в свойственном её достоинству виде. Мало того: мусульманская вера заключает в себе много ложного. Так, например, она представляет Бога виновником заблуждений человеческих и даже зла, представляет его пекущимся об одной телесной стороне человека и т.д. Далее, учение ислама проникнуто многими нелепыми и безрассудными понятиями о самых коренных и важнейших истинах веры и нравственности, – и кроме того, дышит фанатическою злобою, столько гибельною для всех иноверных. Также чрезвычайно легкомыслен и безрассуден взгляд в мусульманстве на способ примирения падшего человека с Богом. По сказанию корана, Адам и Ева, обитавшие в раю на 4-м небе, пали оттуда, по козням сатаны, один на остров Цейлон, а другая на гору Арафат близь Мекки, и чрез 200 лет покаяния и плача о грехах своих прощены Богом, и в знак этого умилостивления Бог соединил их на Арафате, удовлетворенный их слезами. Наконец, мусульманская вера недостойна Бога и потому, что представляет в себе много противоречий. В поиске противоречий в ней затрудняться нечего. Первое противоречие касательно возможности спасения в той или другой вере. Мухаммед сначала допускал возможность спасения в христианстве, иудействе и вообще в каждой вере, только бы человек веровал в Бога, воскресение мертвых и суд. 88 Но такой взгляд стоит в явном противоречии с духом всего корана, и в частности – следующим стихом: «Истинный закон в очах Божиих есть ислам. Всякий, кто следует другому закону, а не исламу, следует напрасно: благоговение и молитвы не будут здесь приняты от него, а за гробом он будет один из вечно погибающих! Ибо, нет другого закона, кроме божественного ислама» 89 Другое противоречие в исламе – касательно распространения веры. На первых порах своего проповедничества, когда у Мухаммеда еще не было значительного числа последователей, и потому никакой внешней силы, он высказывал, в тоне скромного проповедника, довольно умеренные требования, именно, чтобы его соотечественники отреклись от идолопоклонства, признали возвещаемое им единобожие первобытной веры и уверовали в него, как уполномоченного свыше. Принуждать к вере своей он считал за грех . Но когда счастливые успехи увенчали его первое предприятие, а энтузиазм его приверженцев сообщил смелый полет и его фантазии, и его честолюбивым стремлениям: тогда он совершенно иначе стал действовать. Во имя неба он объявил войну за закон Божий и утверждал, что надобно воевать до тех пор, пока на земле не будет одной истинной веры. Тогда в коране явились стихи, дышащие убийством и кровью. Множество и других противоречий можно найти в исламе... |
| И еще: иудеи, представляя причины, почему не веруют в Мухаммеда, между прочим говорили: «Бог заключил с нами условие, чтобы мы не имели веры ни в какого посланника, пока он не совершит пред ними какого-либо, чуда, например, жертвоприношения, сведши огнь с неба». В ответ на это в ал-коране мы читаем: «Отвечай им: приходили к вам прежде меня пророки и посланники с чудными доказательствами и с тем, чего вы требуете, – почему же вы убили их, если вы правдивы? Если они подозревают тебя в обмане, то не думай об этом, они называли и прежде тебя бывших посланников обманщиками, хотя те приходили к ним с доказательствами, законами и книгами священными.» 108 Впрочем, Мухаммед невольно чувствовал, что чудеса необходимы для доказательства истинности веры. И так как он не мог представить истинных чудес, то принужден был прибегнуть к обману и хитрости. Частые припадки эпилепсии, которым он был подвержен, помогли ему утвердить мнение, будто он находится в общении с небом. Время своих припадков он выдавал за такое время, которое Всевышним Существом назначалось для его пророческих восхищений и небесных наставлений, а судороги свои объяснял не иным чем, как живым ощущением близкого присутствия Божия. 109 Сверх сего Мухаммед, как на чудо, указывал на свои победы, чрез которые он из простого гражданина сделался князем своего народа и которые будто одержаны им при пособии сонмов ангелов, сражавшихся вместе с его воинами. Но из всех чудес, кроме величайшего и постоянного чуда – корана, который выше всех чудес Моисеевых и Христовых и который один заключает в себе несколько (шестьдесят) тысяч частнейших чудес, из всех чудес Мухаммеда самое славное чудо, – это путешествие его на небо. 110 Но еще современники с насмешками приняли нелепую сказку дикой фантазии Мухаммеда об этом чуде. Эта сказка оскорбила многих до того, что некоторые даже из признавших ислам отреклись от него, и она едва не стоила жизни самому провидцу. Абу Бакр должен был клятвою подтвердить истину сказания нового пророка о путешествии его по небесам. Потому и позднейшие ученые мусульманские смотрят на это сказание различно. Впрочем, правоверные несомненно убеждены в истине сего лжечуда и повествование о нем принимают в буквальном смысле. Так Д’оссон, излагая по Омар Нéссефию члены мусульманской веры, под 28-м параграфом говорит: 111 «вознесение (мирадж) пророка несомненно: по воле Предвечного, он поднялся с плотью на самый верх неба». Но некоторые из мусульман и между ними Абульфеда, 112 самый скромный панегирист своего пророка из арабских писателей и сравнительно с ними очень добросовестный, выражают недоумение: было ли путешествие сие совершено с телом, или это только видение во сне. 113 |
| Апостолы были люди простые и некнижные ( Деян. 4:18 ). Хотя Спаситель различным образом, и словом, и делом, приготовлял их на служение Евангелию, учил их не только вместе с народом, но и особо ( Мф. 10:27; 13:18; 18:1 ; Деян. 1:3 ), нередко давал им наставления и изъяснения на те или другие свои изречения и целые притчи ( Мф. 13:36; 15:15 ; Мк. 10:10 и т.д.); при всем том будущие просветители вселенной, всемирные учители многого еще не постигали в Его учении. Они не понимали, что такое воскреснуть, не смотря на многократные им внушения и оживление мертвецов: что есть, еже воскреснути ( Мк. 9:10 )? Иногда прекословили своему Учителю ( Мф. 16:22 ) и не раз претыкались и соблазнялись о Нем. Петр видел Его Богом на Фаворе, и потом троекратно отрекся от Него. И даже, по воскресении Господа, после новых подробнейших от Него наставлений, они все еще не доуразумевали тайн Божия домостроительства и не были совершенно свободны от ошибочных мнений своих соотечественников ( Деян. 1:6–7 ). Но по сошествии на апостолов Духа Святого, они делаются как бы иными, совершенно новыми, людьми. Дух Божий, согласно обетованию Иисуса Христа, наставил их на всяку истину ( Ин. 16:13–14 ). Они уже ясно постигают и проповедуют самые высочайшие предметы веры, уже не соблазняются словом крестным, но торжественно и повсюду возвещают его. Они смело вступают в состязания с книжниками и философами, и своею проповедью, состоявшею не в препретелных человеческия премудрости словесех, но в явлении духа и силы ( 1Кор. 2:4 ), помрачают блеск учености языческой, приводят в изумление Иудею и прочие страны. Видно, что Сам Бог даровал апостолам уста и премудрость ( Лк. 21:15 ). Равно как и в нравственном отношении апостолы, по сошествии на них Духа Святого, сделались несравненно выше, чем были прежде. Велико было их самоотвержение, когда они, оставив все, последовали за Спасителем; но пример сынов Зеведеевых ( Мк. 10:35–37 ) показывает, что в сердце учеников Христовых таились остатки некоторого своекорыстия и привязанности к выгодам житейским. |
| Внешнее богослужение мусульманской веры состоит из обрядов, не имеющих никакого высокого смысла и значения, из обрядов большею частью пустых и суеверных. Внешнее богослужение мусульманской веры не достойно ни Бога, Существа достойно покланяемого, ни человека, существа, покланяющегося. Оно не возбуждает ни удивления величию Божию, ни благоговения к таинственному присутствию везде присущего Господа всяческих, не возбуждает в душе молящегося ни умиления сердечного, ни размышления разумного. Совершаемые народом в мечетях молитвословия, в которых предстоятельствует имам, состоят в монотонном чтении и пении положенных молитв и стихов корана. Они так однообразны, так стеснены числительным рядом поклонов, стояний, сидений и разных поворотов, что трудно допустить, чтобы при отправлении их могло возникнуть чувство благочестия, и чтобы ум мог углубиться в смысл произносимых слов, и это тем более, что малейшее уклонение от устава для молитвы, опущение некоторых, хотя очень не важных, слов, положение руки не на установленном месте, по понятию мусульманина, отнимает все достоинство и ценность молитвы. Моление же соединенных между собою дервишей, мусульманских аскетов – суфиев, состоящее в различных кружениях под такт голоса или музыки и оканчивающееся изнеможением и исступлением, нелепо в высшей степени и показывает только или безумный фанатизм, или жалкое изуверство. По внешнему виду своему, богослужение Мусульманской веры бедно и крайне несовершенно. Это и естественно: как скоро пусто самое содержание веры, нет в ней красот внутренних, то не может быть и внешнего благолепия. Так, например, обряд жертвоприношения (курбан), совершаемый мусульманами в месяц зуль-хидже и состоящий в принесении в жертву Богу какого-либо, животного из домашнего скота, хотя основан, по учению мусульманскому, на желании приносящего жертву выразить свою покорность Богу, свое исповедание Его владыкою всего живущего и умирающего; но как обряд, в основании которого лежит один человеческий произвол смертью благоугодить Животворящему, есть обряд суетный. Видна только здесь преемственность предания, перешедшего от отцов, но уже утратившего духовную силу вместе с духовным значением. Авраам и Измаил, родоначальники арабского племени, приносили жертвы, и Моисей установил законный их порядок для народа израильского: но что предзнаменовали сии жертвы? Ибо, по словам св. |
| И может ли быть, в самом деле, такое произведение свыше дарованным откровением, когда в нем почти ничего нет положительно твердого? Выше, при рассматривании признаков истинно-божественной веры, мы показали, что откровение естественно должно быть излагаемо таким тоном, из которого бы прямо следовало, что здесь вещает Сам Бог, иначе сказать: в откровении должен господствовать тон положительно-твердый. Напротив, в ал-коране на многие предметы веры и деятельности даются ответы предположительные, в которых нельзя быть уверенным; выражение «может быть» в нем очень обыкновенное. Если, далее, обратим внимание на самое образование корана, на побуждения к составлению той или другой его суры; то и здесь не найдем ничего такого, что бы подтверждало притязания мусульман на высокое название его божественным откровением. Почти весь ал-коран составлен, для того, чтобы оправдать то или другое предприятие Мухаммеда, и смотря потому, как изменялись его обстоятельства, так точно изменялись и получаемые им откровения. Если его занимало какое-нибудь новое дело, или если нужно было устранить возражение со стороны врагов против его и его учения, или следовало уничтожить какую-либо, трудность, или успокоить неудовольствие народа, или оправдать сделанный соблазн, в таком случае Мухаммед прибегал к архангелу Джибрилу, чтобы получить от него откровение, и тотчас являлось новое прибавление в ал-коране, которое вполне соответствовало желанной цели. Таким-то образом составлялось лжеоткровение мусульман, к которому они вовсе незаслуженно имеют беспредельное уважение. Наконец, яснее всего лже-божественность ал-корана, а вместе и ложность мусульманской веры открывается из того, что коран наводнен множеством басен, разных безрассудных историй, нелепостей и противоречий. Как именно много находится в нем мест суеверных, баснословных или совершенно ложных, то всею точностью и подробностью указано трудолюбивым Маракчи. 92 Мы не станем перечислять басни и нелепости корана: довольно их можно видеть и из представленного нами учения мусульманской веры; здесь скажем только о находящихся в лжеоткровении мусульманском противоречиях. Это тем важнее для нас, что сам Мухаммед доказывал истинную божественность своего творения отсутствием в нем всякого противоречия. |
| Впрочем, мы находим два предсказания Мухаммеда, которые, должно быть, невольно сорвались с его языка, или были высказаны им в пылу страсти: одно о личной своей безопасности в битвах, а другое о неизменном единодушии своих последователей; но то и другое предсказание решительно опровергнуты опытом, ибо, Мухаммед на многих сражениях был ранен и умер от яда, а последователи его, вскоре после его смерти, разделились на многие секты... При исследовании об истинности и божественности свыше-откровенной веры, как было показано, надобно обращать внимание и на способ её распространения, который между прочим служит также важным её признаком. Мусульманская вера не имеет и сего свойства богооткровенной веры. Способ распространения мусульманства явно показывает, что оно от мира сего и дело человеческое. Правда, ислам очень быстро распространился, в какие-нибудь пятьдесят лет наполнил своими исповедниками Аравию, Палестину, Сирию, Армению, Персию, Туркестан, всю северную Африку и некоторые острова Средиземного моря. Но это быстрое распространение мусульманской веры было следствием причин естественных и разных принятых Мухаммедом мер, большею частью, впрочем, противозаконных и неодобрительных. Укажем эти причины и меры. Мухаммед происходил от благороднейшего и знатнейшего в целой Аравии рода корейшитов. Прадед Мухаммеда спас Мекку от голода своею щедростью, пожертвовав огромным богатством на прокормление бедных граждан, а дед спас ее от сильного врага мужеством, защитив от нападения абиссинского царя Абраги. Отец Мухаммеда Абдалла был прекраснее и благороднее всех юношей арабских. У этой же, столь знаменитой между арабами, фамилии находилось во власти управление Меккой и главное попечение о величайшей народной святыне – Каабе. Знатное происхождение свое Мухаммед впоследствии подкрепил счастливым браком с Хадиджею, которая принесла ему огромные богатства, чем он очень хорошо успел воспользоваться для приобретения себе многочисленных и преданных друзей. Сверх всего этого, Мухаммед обладал редкими телесными и душевными качествами, что немало также могло содействовать к его популярности и возвышению. |
|
|
